Карточные фокусы

Глава 1

В ПУЧИНАХ ДРЕВНИХ ВЕКОВ

Известно: достаточно зацепиться за интригу развивающегося действия, чтобы оказаться вовлеченным в влеченным в хоровод новизны. Особенно если бурлящий сюжет начинен некой парадоксальностью. Свидетельствует английский писатель Сомерсет Моэм:

«… – Любите карточные фокусы? – спросил мистер Макс Келада.

– Ненавижу, – ответил я.

– Я все же покажу вам один.

Он показал три».

Избранная скорострельность текста призвана решить, разумеется, чисто художественную задачу – передать потрясение героя рассказа, вдруг обнаружившего, что он поступил вопреки собственному отрицательному настрою. Однако сверхлаконичность изложения можно расценить и иначе – мол, вынужденная скороговорка обусловлена ситуацией вымышленной, вот автор и дает контурный штрих-пунктир вместо подробного рассказа о событии.

Разумеется, вполне возможно и негативное толкование приведенной цитаты. Но тогда я буду вынужден стать на защиту писателя. Дело в том, что подобное случалось и в моей практике, причем неоднократно. Скажу больше – поистине дьявольская привлекательность карточных мистификаций способна затянуть праздного собеседника даже не на три, а на куда большее количество трюков.

Уверен – со мной согласился бы и герой небольшой по объему повести Михаила Прохорова, нижегородского писателя, жившего в начале XX века. Нижеследующий фрагмент извлечен из той части текста, где этот герой объясняет в письменной форме свою неявку на свидание: «…Не сердитесь, душа моя, а выслушайте. Честно спеша вчерась на договоренную с вами встречу, я под окнами Федула Егошина был завлечен помимо моего хотения в течение замысловатых кунстштю-ков заезжим, видать, фасоном. Коий обман с картами изображал до того славно, что хоть в петлю лезь, а не разгадаешь. Гонявши замысленную мною карту от одного пучка картинок к другому, он требовал угадать, куда она сея же час переметнулась, а меж тем ни в одном пучке той карты не обнаруживалось. Нашлась же она непонятно почему в моем кармане, что слева. Я удивился, а он не стал переставать. Кузьмил меня и кузьмил. Я его прислонил потом к забору и потребовал разгадки, дабы утолить свою душевную зыбкость, но он, подлец, нанес мне два синяка не скажу в какое место, отчего я еще дни три буду дома оттаивать. А вослед мне он еще и матюком бросил, что стало и вовсе огорчительным. Посему, душа моя, воздержусь ненадолго от сношениев с вами, ибо вид мой нынче вполне непотребный. Когда же возвращусь к внешности первоначальной, вытребую вас, не сомневайтесь, на крыльцо, да и расскажу, что видел у заезжего с подробностями…».

Так из сопоставления двух отдаленных друг от друга отрывков выкристаллизовывается совсем не простой вопрос – чему карточные фокусы обязаны своей неодолимой пленительностью? Отточенному ли мастерству исполнителя, закручивающей ли динамике развития, многообразию ли непохожих ситуаций – чему? Какова причина завлекательности демонстрационной мистики? Иногда отвечают – все дело собственно в картах. И объясняют, что заурядные фишки или жетоны вряд ли создали бы столь же интригующий ореол вокруг трюка. Соглашусь, но только в том смысле, что карты – реквизит и вправду особенный. Древний, с волнующе-неоднозначной историей. Тем интереснее с ней познакомиться. Итак – когда и где возникли игральные карты?

Американский исследователь Стюарт Кулин, занимавший в конце ХIX века должность директора Бруклинского музея и чрезвычайно увлекавшийся историей различных игр, написал обширную статью о ранних шахматах и игральных картах – эта работа опубликована в «Докладах Американского национального музея» за 1896 год. Хороший научный труд, обоснованный, добротный и – не без парадоксальности. Повествуя о картах, в одном месте Ку-лин утверждает, что «наиболее древними игральными картами являлись, несомненно, китайские карты», но в другом имеется иное сообщение: «прародителями китайских карт были карты корейские». Однако гадать, какие из них древнее, не приходится – Стюарт Кулин разъясняет, что речь идет о разных вещах.

Да, корейские карты появились раньше китайских. Только вот игральными их назвать нельзя, поскольку дня развлечений они не применялись. Длинные (20– 150 см) и страшно узкие (1, 25 см) полоски промасленной бумаги – Древние китайские карты так они выглядели. Вроде бы ничего похожего на привычные карты. Однако их набор содержал 8 мастей (человек, рыба, ворона, фазан, антилопа, звезда, кролик и лошадь), а каждая из мастей подразделялась еще на 10 полосок различной длины. К тому же на другой стороне этих ленточек всегда имелся тот или иной рисунок. Стало быть, формальные признаки колоды – налицо. Вот Кулин и говорит: «Это – карты. Но не для игры».

А другие карты, китайские? Здесь сомнения исчезают. Изготовленные из бумаги гораздо более высокого качества, они обладают размерами, вполне приемлемыми для комфортного удержания их в руках. Более того – нанесенные на них символические рисунки (чаще всего изображавшие людей) снабжались особы ми пометками, которые определяли принадлежность данной карты к той или иной определенной колоде. Много позже заезжие европейцы скопируют эти изображения и доставят их к себе домой в качестве образцов китайской экзотики. Затем другие европейцы механически, без вникания в изобразительный смысл, перенесут их на свои карты, а еще через много лет третьи европейцы трансформируют их в королей, дам и валетов. Что до цифровых обозначений, то они красовались на другой стороне карт – в виде кружочков. Если, к примеру, восемь кружочков, то – восьмерка. Кстати, нередкими были случаи, когда такие карты использовались в совершенно другой игре – в домино.

Точная дата создания китайских карт скрыта от нас в пучинах веков. Однако одни из самых ранних карт приведены в иероглифических текстах, относящихся к эпохе династии Тан. Следовательно, к 600 году нашей эры игральные карты уже существовали. Пикантное обстоятельство – в китайской энциклопедии «Чин Цзетун», вышедшей в 1678 году, эти карты именовались «поющими деньгами». Отчего некоторые исследователи, узнав, что в те стародавние времена карты выполняли еще и финансовую функцию, моментально выстреливали вывод – ага, значит, уже тогда процветало шулерство, иначе с чего карты-деньги вдруг запели? Это не так, ибо «поющие» – всего-навсего метафора. Уж очень красивыми были разноцветные рисунки.

Такова гипотеза, предложенная Стюартом Кулином. Отнюдь не единственная.

В 1694 году Томас Хайд, профессор арабистики из Оксфорда, опубликовал «Игру Мандрагору» – серьезную работу по восточным играм и истории шахмат. Хайд доказывал, что «Mandragorias» (древнеиндийское название шахмат) изобрел индиец Нассир Дахер около 500 года нашей эры, однако – вот приключенческий сюжет! – впервые эта игра состоялась прилюдно вовсе не в Индии, а в сопредельной Персии при дворе великого шаха Косру – через несколько десятков лет после ее создания. Примерно тогда же сведения о шахматах достигли и Китая – еще один приключенческий сюжет! – об этой игре китайцам поведал безымянный изгнанник из Индии, пересекший границу и поселившийся в провинции северного Хоанг-Хо.

Хайд привел в своей монографии несколько образцов самых первых карт – изрисованные картонные и бумажные овалы, весьма напоминающие нынешние карты с сильно закругленными углами. Он же дал им название, непривычно звучащий симбиоз – китайские шахматные карты.

Несколькими десятилетиями позже в Лондоне увидела свет работа Кристи «Исследование античных греческих игр», в которой рассказывалось о тех же китайских шахматных картах более подробно. Сообщалось, например, что колода содержит 5 фигурных карт зеленого цвета, не снабженных никакими дополнительными маркировками, причем другие карты разделены на 4 масти:

1) 28 красных карт с китайскими символами и линиями, изображавшими в черном цвете небольшие, но в полный рост фигуры людей;

2) 28 белых карт, на которых были представлены цветы и символы;

3) 28 желтых карт – с рисунками зверей;

4) 28 зеленых карт – с птицами и бабочками.

А вот о характерных для современных шахмат объемных фигурах никаких упоминаний не содержалось. Эти объемные фигуры (король, ферзь, ладья, конь) появятся позже, некоторое время просуществуют наравне с шахматными картами (пример – знаменитая «Чатуранга», получившая широкое распространение в Индии), а затем вытеснят их, после чего шахматы приобретут нынешний вид.

Такова гипотеза номер два.

Третья версия связана с предположением Кэтрин Харгрейв, современной американской исследовательницы карточных игр. Она высказала соображение, что игральные карты впервые действительно возникли в Индии – по ее мнению, приблизительно в 800 году н. э. – только не в виде шахмат, а вполне самостоятельно, и неплохо обосновала это. Она детально описала индийские игральные карты – изготовленные в одних случаях из древесно-волокнистой или хлопчатой бумаги (бумажная ткань), а в других – из слоновой кости, они предназначались для игры с экзотическим названием «Ганджифа» и обладали неоспоримо-уникальным признаком, выделявшим их среди прочих карт – они были круглыми! Представляли собой диски небольшого диаметра – от 2 до 4 см. И составляли колоду! Образованная из 8-10 мастей (для различных колод), она открывала массу возможностей дня игрового комбинирования, поскольку каждая масть включала в себя по 12 карт – цифровые, от 1 до 10, и две особые карты. Первая из особых карт каждой масти изображала ту или иную инкарнацию (перевоплощение) индийского бога Вишну, а вторая иллюстрировала одну из перипетий, происходивших во время данной инкарнации.

Однако наиболее убедительной, на мой взгляд, является догадка номер четыре. Которая своим смысловым стержнем имеет карты Таро, пришедшие из Древнего Египта. С загадочными картами, напоенными мистикой.

Манускрипты с готическими письменами, излагавшими взгляды средневековых схоластов на соотношение между тайными знаниями и волей Божественного провидения, донесли до нас следующую притчу.

Поднялся мудрец, изучавший будущее по расположению звезд, и произнес, обращаясь к Совету Избранных:

– Звезды сулят нам недоброе. Скоро наша страна падет, и нет сил, способных отвратить нашествие чужеземцев. Но пройдет длинный цикл, и страна наша возродится – это тоже предвещают звезды. Нам же выпадает решить, каким образом доставить наши Знания сквозь громаду темных лет к дальним потомкам, чтобы они могли ими воспользоваться.

И опустился на свое место.

Взял слово другой мудрец, прославившийся философскими трактатами:

– Предлагаю наше Знание доверить Добродетели. Пусть его возьмут лучшие люди и сохранят для грядущих поколений.

Вздохнул третий мудрец, составлявший исторические хроники, и сказал:

– Когда мы начинаем искать Добродетель, то поиски редко приводят к успеху. Нет, Добродетель хрупка и ненадежна. А потому – давайте доверим Знания Пороку. Он всегда был и всегда будет, пока существует человек.

И Совет Избранных, поразмыслив, согласился с этими словами. Тогда-то и была придумана Игра – служительница Порока. И люди из века в век стали передавать друг другу изображения таинственных фигур и знаков – передавали, принимали и снова передавали, не понимая их истинного значения, не постигая заложенного в них Знания. Третий мудрец оказался проницательным человеком. Знание не пропало бесследно, оно несмотря на сложный путь попало-таки к адресату. Только в зашифрованном виде.

Впрочем, то – легенда. Скорее вымысел, нежели достоверный репортаж. Предание, в котором отсутствует имя Гения – того человека, который перевел накопленные Знания в систему кодированных символов. Однако отложим это красивое повествование в сторону. Обратимся к самым ранним текстам.

Гермес Трисмегист. Персонаж наполовину мифический. Почитавшийся древними египтянами в качестве изобретателя всех наук и искусств («Трисмегист» переводится как «Трижды Величайший»), он прославился астрологическими пророчествами и алхимическими изысканиями – исследователи утверждают, что его прогнозы всегда сбывались, а металлы в его лаборатории безошибочно превращались в золото. Его трудами, начертанными на золотых пластинках, зачитывался Рамзес II, великий фараон IX династии, живший в XIV—XIII веках до нашей эры. Его 13 изреченных основополагающих тезисов были сведены в дошедший до нас текст «Изумрудной скрижали», обнаруженный в 332 году до нашей эры знаменитым Александром Македонским, пришедшим в Египет со своим войском. «То, что внизу, подобно тому, что вверху, а то, что вверху, подобно тому, что внизу» – этот афоризм, извлеченный из «Изумрудной скрижали», наиболее популярен сегодня в оккультной среде. Во времена римского владычества, то есть с 30 года (до н. э.), в Египте воздвигались памятные колонны в честь Гермеса Трисмегисга, на них иероглифами выгравировывались созданные им алхимические рецепты. А в надписях на стенах храма, расположенного вблизи Нила, в городе Дакке, и посвященного древнеегипетскому богу Тоту, как равные указаны три имени:

Тот (изображено иероглифами), Гермес (начертано греческими буквами) и Меркурий (написано по латыни) – эти три божества, в их человеческом воплощении, как явствует из немногих старинных рукописей, представляли собой одну и ту же личность – Гермеса Трисмегисга.

Но вот даты его жизни неизвестны. Мы также почти ничего не знаем о его деятельности. Впрочем, не исключено, что жизнеописания титана были сожжены в 390 году, когда по приказу римского императора Диоклетиана огненные факелы забрасывались в книгохранилища огромной Александрийской библиотеки, а особенно тщательно уничтожались именно алхимические трактаты Древнего Египта – властитель вовсе не хотел, чтобы в его империи каждый желающий мог превращать обычные металлы в золото.

Сейчас на московских книжных прилавках можно отыскать ротапринтное издание «Священной книги Тота, или Арканов Таро». Оно воспроизведено с давнего русского перевода этой монографии, выполненного Владимиром Шмаковым на рубеже XIX и XX столетий. Так вот – автором «Священной книги Тота» считается Гермес Трисмегист, а иллюстрацией Арканов являются карты Таро. Если не отступать от легенды, то сам собой напрашивается вывод – тайные знания Гермеса Трисмегисга зашифрованы как раз в картах Таро. Что дополнительно подчеркивается сопровождающим терминологическим антуражем – слово «Арканы» происходит от латинского «Arcanum» – «тайна», а загадочное «Таро» имеет своим истоком древнеегипетское «Ta-Rosh» – «путь королей».

Сама же колода Таро в её первоначальном виде содержала 78 карт – из них 22 являлись Старшими Арканами, а 56 принадлежали к Младшим Арканам. Отправные мотивы такого разделения сейчас вряд ли уже удастся восстановить, но исследователи оккультизма сумели выработать определенную концепцию прочтения такой символики. Ее изложил Григорий (Густав?) Оттонович (Оттович?) Мебес, который жил в начале XX века и публиковал сочинения под аббревиатурой «Г.О.М.». Он полагал, что Младшие Арканы характеризуют «метафизический круговорот бытия изначального человечества до его грехопадения», а Старшие Арканы описывают тяжкое восхождение к Богу уже падшего человека.

Какие же карты присутствовали в колоде Таро? Вот они – в современной интерпретации.

Старшие Арканы касались человеческой индивидуальности.

Первые семь карт относились к интеллектуальной сфере:

I – маг (воля);

II – жрица (знание);

III – императрица (инициатива);

IV – император (авторитет);

V – иерофант (вдохновение);

VI – влюбленные (выбор);

VII – колесница (победа).

Вторые семь олицетворяли нравственные качества:

VIII – правосудие (справедливость);

IX – отшельник (благоразумие);

X – колесо Фортуны (удача);

XI – сила (нравственная мощь);

XII – время (умеренность).

Третьи семь иллюстрировали жизненные перипетии:

XV-дьявол (рок);

XVI – башня (богадельня, разрушение);

XVII – звезда (надежда);

XVIII – луна (неудача);

XIX – солнце (благополучие);

XX – Страшный суд (возрождение);

XXI – мир (награда).

Нулевая карта (0) – глупец (новичок, сумасшедший) – означала человека.

Младшие Арканы карт Таро имели 4 масти:

1) посохи (жезлы, палки) – впоследствии они станут трефами (в просторечии – крестями);

2) кубки (чаши) – позже они преобразуются в червовую масть;

3) мечи (шпаги) – через много лет они превратятся в пики (в просторечии – в вини);

4) пентакли (денарии, круги) – спустя века они трансформируются в бубны.

Каждая масть Младших Арканов состояла из 14-ти карт:

4 фигурные – король, королева (дама), рыцарь (валет), паж и 10 числовых – от туза (туз расценивался как единица) до десятки.

Таков состав этой необычной колоды.

Протекли столетия, и колода Таро разделилась, распалась. Старшие Арканы, обособившись от Младших, образовали свой замкнутый круг, посвященный исключительно оккультным проблемам – современные исследователи запредельного широко оперируют выражением «22 Аркана Таро», когда речь заходит об эволюции мироздания. Младшие Арканы «опростились», утратив принадлежность к Великим Секретам, где-то в центре Средневековья отринули от себя пажей, обогатившись двумя джокерами («joker» переводится как «шутник»), и предстали перед нами в виде современной колоды из 54 (52 мастевых плюс 2 джокера) карт – ныне они используются для бытовых гаданий, карточных игр и фокусов.

Вот какая удивительная колода должна, по-видимому, считаться самой ранней в мире. И хотя первая книга о колоде Таро, написанная в форме диалогов, появилась в Венеции в 1575 году, но авторство в признании древнеегипетского приоритета принадлежит Курту де Гебелину – его монография «Игра Таро» вышла в Париже в 1781 году.

Если попытаться вообразить руководящие мотивы безвестных создателей карт, то среди них вряд ли отыщутся злые или извращенные намерения. Развлечь, избавить от скуки, напомнить о бренности бытия – вот что, судя по всему, занимало умы безымянных изобретателей. И вряд ли кто-либо из них заранее замысливал иссушающее и полубезумное психологическое состояние, именуемое коротким сильным словом – азарт.

Бытует поверье – тот, кто однажды возьмет в руки колоду карт, обречен: рано или поздно ему неизбежно придется взять ее в руки вторично. Расстаться с ней навсегда окажется выше его сил. Из-за того самого азарта. Из-за пагубной страсти, способной поглотить человека.

Потому-то иногда указывают на карточных фокусников – вот-де кто потворствует азарту! Вот кто своими жульническими трюками затягивает людей в колдовскую пучину! Но это абсолютно неверная точка зрения. Не спорю, карточные чародеи стремятся завладеть вниманием публики. Да, карточные волшебники стараются захватить зрителей своим искусством. Технологичность профессии тут очевидна. Однако азарт, возбуждаемый у аудитории развлекательными мистификаторами, никогда не перехлестывает запретных рамок. Он просто иного рода – неизбежно кратковременный, строго дозированный, он к тому же еще и является эстетически-окрашенным.

В отличие от азарта подлинного. Игрового. Не одерживаемого никакой эстетикой.

– Мы хотим официально ограничить его в правах! – заявили два молодца, едва появившись на пороге.

Франция. Марсель. Контора нотариуса Лорена Айкарди.

– Добрый день, господа! – Айкарди поднял голову и взглянул на шумных посетителей через очки. – Присаживайтесь. Если я правильно понял, вы пришли с жалобой? На кого?

Парни переглянулись.

– У нас не жалоба, – произнес один из них. – У нас просьба. Речь идет о Жан-Жаке, сыне здешнего купца.

– Да, это имя мне знакомо, – кивнул нотариус. – И в чем суть дела?

– Мы скоро отплываем в Александрию, – сказал второй. – Так, – откликнулся нотариус.

– А Жан-Жак – неисправимый игрок в карты.

– Он взял ваши деньги в долг и не отдает? – поинтересовался Айкарди.

– Нет, – отрицательно покачал головой первый. – Мы берем его с собой.

– В качестве партнера по игре?

– Нам не до шуток, мсье. В качестве матроса нашего торгового судна.

– Насколько мне известно, – Айкарди откинулся на спинку стула, – матросам после трудовой вахты не только не возбраняется, но даже рекомендуется получше отдохнуть. Например, путем игры в карты.

– Это так, но мы опасаемся, что он будет отдыхать таким образом весь рейс – туда и обратно. Да еще там, в Александрии, пока мы будем разгружаться. Он не выпускает карт из рук.

– Н-да, – хмыкнул нотариус. – Значит, пока вы будете разгружаться, он станет картежничать в сторонке. И вероятно, не один, а в компании с другими матросами. Стало быть, разгружать грузы придется местным докерам. Которые, безусловно, потребуют платы. И перед вами встанет вопрос, для чего же вы набирали марсельский экипаж? Точно такая же ситуация с устранением от палубных обязанностей может возникнуть и по дороге… Скажите, каким образом у вас оказался этот Жан-Жак?

– Видите ли, мы везем товары его отца. А он очень просил нас сделать человека из его непутевого сына, привить ему вкус к коллективному труду.

– Понимаю… Что вы предлагаете?

– Можем ли мы составить официальную бумагу – да, мы берем Жан-Жака, но на таких-то условиях?

– Разумеется. Нет ничего проще. Диктуйте. В окончательной редакции текст документа выглядел так: «Жан-Жаку предписывается:

– не брать в руки карт на борту корабля;

– не брать в руки карт во время стоянки в Александрии;

– не брать в руки карт после возвращения в Марсель – в течение 8-ми дней.

В случае нарушения этого соглашения ответчик обязуется уплатить штраф – 50 флоринов золотом».

Через полчаса в ту же контору был приведен запойный картежник, и под официальной каллиграфией оказалось три подписи. Завершив процедуру, нотариус проставил год – 1381-й.

Значит, жители Западной Европы вовсю играли в карты уже в XIV веке? Не слабо.

И еще одно подтверждение. В 1393 году итальянский хроникер Жан Морелли из Флоренции предсказал опасность чрезмерного увлечения карточной игрой, назвав ее «дикостью, картежничест-вом, приводящим к окостенению мозгов». Что ж, крепко сказал. От души. В духе ренессансного гуманизма.

Стало быть, появление карточного азарта датируется второй половиной XIV века? Судя по документам, получается именно так. А как обстояли дела немного ранее? И вообще – каким образом игральные карты попали в Западную Европу? Что можно сказать о путях миграции азарта?

Бороться с исторической неопределенностью можно лишь с помощью сохранившихся рукописей. Если же таковых не отыскивается, то единственным выходом остается рассмотреть имеющиеся возможности. В нашем случае историки предлагают три варианта.

Первый вариант

В 632 году умер Магомет. И мусульмане сперва вздрогнули от горестной вести, затем пролили слезы, избывая горе, а после, оглянувшись пустыми глазами, вдруг обнаружили, сколь жестка и скудна окружавшая их огромная песчаная пустыня Аравийского полуострова, залитая жгучим безбрежным солнцем. Тогда вспомнили они, что в краях не столь от них отдаленных, располагаются иные земли – благодатные, благоуханные, нежащиеся вокруг ласковых вод Средиземного моря. И полчища сараци-нов устремились на запад. В 640 году они взяли Александрию, а в 710-м уже оказались в Испании – это был мощный и продолжительный военный марш. Лишь в 732 году европейцам удалось остановить их завоевательный набег – франкское конное войско под предводительством майордома Карла Мар-телла разгромило арабов при Пуатье, и воинственные кочевники откатились назад, по другую сторону Пиренейских гор. Так вот именно с арабским нашествием многие исследователи связывают распространение игральных карт: «карты были занесены в Европу сарацинами», – утверждают они. Об этом, например, говорит Ковелуццо, итальянский составитель хроник. В своей «Истории славного города Витербо», написанной в 1379 году и повествующей о деятельности Климента VII и Урбана VI, он с горечью сообщает о «несчастьях карточных игр, пришедших в Витербо от сарацинов». Вероятно, это и есть самое раннее упоминание о наркотической азартности карточных развлечений. Ковелуццо называет имя карточной игры – «Naib», и слово это оказывается удивительно похожим на нынешнее испанское название карт – «naipes». О том же, – распространении игральных карт именно с Востока свидетельствуют труды итальянского историка Сальвини, писавшего их во Флоренции в 1715 году, монография французского исследователя Булле под названием «Изыскания по истории карточных игр», увидевшая свет в 1757 году, и книга другого французского ученого Л'Аббе Риве «Введение в историю и критику изобретения карточных игр», изданная в Париже в 1780 году. Так, вероятнее всего, и началось распространение карточного азарта. Впрочем, это только первый вариант.