Колокольня

Глава 8

Андрей открыл глаза. Он лежал на грубом деревянном полу. Железные ребра кованного люка больно врезались в лопатки. Над ним весел колокол. Андрей попытался подняться, но не успел он встать на колени, как к нему, как громыхающий поезд, с визгом вносящийся на перрон, влетело всё: холод, боль, жестокость, сила. Он помнил, как сидел на коленках на острове, обвитым туманом, как из его рук вытек длинный нож, из того же тумана, как он вспорол себе живот, и как кровь лилась и застилала его глаза. Андрей быстро посмотрел вниз. Внизу была длинная неровная розовая рытвина. По внешнему виду, шраму было несколько месяцев. Андрей напрягся, аккуратно встал на ноги. Он был на верхушке колокольни. Она была высокой, но не той, эта была не та колокольня, поражавшая своими размерами и величием. Андрей огляделся.

Он очутился на величественной, сверкающей наполированным камнем, огромной площади. Дворцы, украшенные всевозможными орнаментами и золотом, носили на себе внушительные электрические экраны. Вся площадь, как ванна, доверху наполненная тараканами, кишела людьми. Лишь платформа, построенная внизу, вокруг колокольни, возвышалась на несколько метров. Пепел витал в воздухе и падал на людей. А люди кричали: кто-то от радости и возбуждения, а кто-то от боли. Люди на платформе горели и сгорали, визжала, извиваясь и корчась. Как только догорали, приходили солдаты, одетые в серые мундиры и черные лакированные сапоги, снимали всё, что оставалось и выводили новых, вновь разжигая костер под ногами. Это продолжалось долго. Их фуражки, такие же серые все мелькали по эшафоту. Когда солдаты скинули последнюю партию обугленной плоти, и платформа опустела, никто не расходился. Все оставались на своих местах, переводя дух от увиденного и завороженно наблюдая. Внизу загудело и завибрировало. Послышался стрекот, экраны, визжавшие от натуги, выдавали нечеткое, огромное изображение одного и того же. На всех, смотрели несколько копий юноши, лет двадцати. Его светлые невесомые кудри лениво порхали, как будто под водой. Глаза смотрели легко и пронзительно. Вся площадь опустилась на колени, опуская свой взор и шепча: «Старейшина, старейшина». На площади собрались разные люди: на коленях стояли богачи и нищие. Красное закатное солнце осветило площадь. Он заговорил неожиданно и радостно: «Еще одна сотня неверных колокольне сгорела на ваших глазах. Я не могу описать, как мне жаль их родителей, опозоренных их невежественностью и тупостью. Но я хочу вас в очередной раз успокоить! Инквизиция, посланники колокольни, носящие её цепи, непрестанно выслеживают мятежников». «Ах, так я видимо, инквизитор», – промелькнуло в голове Андрея. Татуировки напомнили о себе, стягиваясь вокруг тела Андрея с ещё большим усердием. Но он продолжал: «Рискуя своими жизнями, они вместе с нашими доблестными солдатами уничтожают целые поселения бесчувственных неверующих не во что святое варваров. Я безумно горд за каждого вступившего и служащего колокольне солдата. Короткая пауза. «Оставайтесь преданными ей, селите её в ваши сердца и вены, Боритесь с неверующими. Примите её, чтобы она видела вашу любовь». И люди начали вливать её в себя. У кого-то были золочёные многоразовые шприцы, до отказу заполненные чем-то чёрным, а кто-то, из самых нищих, просто надрезал грязным ножом руку и поливал рану тем же из маленького пузырька. Все поднялись, туман начал корежить людей, рваться наружу через поры кожи, рот, глаза. Он устремлялся в небо, и через несколько минут вся площадь потемнела, и лишь яркие мониторы продолжали светить. Туман поднимался вверх, мимо Андрея, в облака, площадь светлела, люди с блаженными лицами медленно начали расходиться, а после и экраны погасли, и тишины больше не было. Зажглись фонари, поехали повозки. И только последняя партия сгоревших еще источала тонкие струйки дыма, идущие к красному небу. Андрей, перегнувшийся через бортик, и наблюдал за площадью. Люк открылся. Из недр башни вышли солдаты в серой форме. У них в руках были винтовки.

Они спускались вниз по лестнице. Один спереди, другой сзади. Внутри башни текла кровь. Он переливалась в трубочках, которые обвивали башню, как сосуды, она скапливалась в кожаных мешках, которые набухали и становились похожи на огромных пиявок, насосавшихся крови. Они все спускались и спускались вниз. Башня продолжала себя под землей.

Глава 9

Инквизиция представляла собой каменные катакомбы, простирающиеся подо всем городом, Его кабинет, весь заставленный клетками с птицами и мисками для еды, освобождал место посередине для огромного шкафа и металлического пыточного стола с толстыми тугими ремнями для крепления жертвы. На нём красовались старые уже не смываемые капли крови. Блондин, говоривший с экранов, непринужденно лежал на столе. В руках, обвитых знакомыми татуировками, у него вальяжно развалился огромный кот и повсюду: на полу и на шкафу, около мисок и в клетках сидели, мурлыкали, чесались и чирикали коты, собаки и птицы. Запаха не было, лишь крики эхом проносились по коридорам, отражаясь от каменных стен.

– Где я?

– Глупый вопрос. Ты в инквизиции.

Парень, развалившийся на столе, лениво растягивая слова, сам немного походил на кота.

– Нет, а в каком мы мире?

Андрея сковала уверенность молодого человека.

– Ну а что это даст тебе в теории? Много ли миров ты знаешь? Столько глупых вопросов. Поверь, в этом нет смысла, расслабься, теперь тебя ждет жизнь, не бесконечная, но чертовски долгая. Ну ладно, если с этим мы решили, то определимся с твоим трудоустройством, осталось решить лишь один вопрос, куда тебя направить.

Он аккуратно, с благоговейной нежностью поставил кота на стол, а сам подошёл к шкафу. На самом деле это был не шкаф. Это было окно, открывающее внутренности башни. Там работал механизм, который, как огромное металлическое сердце перекачивал кровь. Тем временем, парень поднялся на носочки и достал с самого верха огромный том, опять подошел, облокотился на стол. Кот аккуратно прислонился к его спине. «Итак», – пробормотал парень, листая книгу, – тебя зовут номер сто пятьдесят два и девяносто два, и ты отправляешься в вербовочный отдел на 2 мира против часовой стрелки. Хочешь посмотреть?». Номер сто пятьдесят два и девяносто два кивнул. Парень резко развернул книгу, Андрей увидел круг, похожий на циферблат, каждая отметка, которая на обычных часах обозначает минуту, была подписана маленьким шрифтом. «Мы здесь», – юноша показал на верхнюю часть круга, на зону, где бы стрелка показала двенадцать часов. «А отправляешься ты туда», – палец подвинулся левее.

– Ну, это всё, что тебе надо знать.

– А как я туда попаду? – пролепетал Андрей.

– Также, как и сюда. Колокольня видит линии судьбы. Как только я назвал место службы – твоя судьба определилась. Убив себя, ты перестанешь существовать в этом мире, и колокольня перенесет тебя туда, куда тебе суждено попасть, – быстро проговорил юноша.

Он явно говорил это не один десяток раз.

– Так вот, выйдешь из инквизиции, отойдешь подольше и вскроешь себе горло. Ты попадешь в свою бригаду, канцелярия вербовки колокольни по Москве и Московской области уже знает.

Номер сто пятьдесят два стоял. Глава, опять развалившись на столе с котом на руках, глазами показал на дверь. Андрей повернулся и направился к выходу. Он шёл медленно, боялся наступить на кого-нибудь.

Андрей уже тянулся к ручке, когда дверь сама открылась, а на пороге стояли трое. «Старейшина», – обратился к нему один из солдатов. «Боимся не выдержит, умрет раньше, чем нужно». Два солдата вели под руки грязного, немного битого старика. Узник вырывался и хныкал. «Крепите, сойдет», – небрежно сказал старейшина, легко спрыгивая на пол и аккуратно ставя кота к себе под ноги. Старик стал вырываться еще настойчивее, хныканье медленно, но верно перерастало в крик. Андрей робко стоял около порога, и не мог пойти дальше. «Ну ладно, останься, если хочется посмотреть, заодно узнаешь, как наркотик делается», – бросил старейшина в своей привычной, ленивой манере. Андрей и хотел бы сказать, что ему не хочется, только крики вырывающегося из старика, уже целиком прикрепленного к столу, заглушали мысли. Старейшина подошел к старику. У того больше не осталось сил кричать, теперь, он просто хныкал. На старике была большая просторная рубаха. Солдаты забыли её снять, когда крепли его, поэтому, чтобы не откреплять его снова, они просто срезали её, оставив старика только в просторных штанах. Оголилась худая бледная кожа, стягивающая тело. Старейшина, достал из-под стола и поставил на его край широкий и тяжелый нож и банку какой-то бурды. Кот терся о его ноги, а дед кричал и извивался, снова набрав силы. После нескольких секунд обработки ножа в банке, старейшина быстро начал обводить ребра по контуру, опираясь на нож всем весом. Дед больше не мог кричать, он только сипел и трясся. Ребра захрустели, кожа медленно начала лоскутами ползти вниз, оголяя кости, кровь лилась, по все ещё живому телу, сползала на железный стол, медленно катилась вниз, по специально выдавленной бороздке, а после текла по маленькому кранику вниз, в специальный сосуд. Дед уже перестал извиваться, и старейшина держал руку на его шее, после ринулся, к крану, и перекрыл ток. Остатки продолжали капать в сосуд, а мертвая кровь все скапливалась внизу, около ног мертвеца.

Старейшина взял сосуд, подошел к шкафу и начал вливать содержимое в трубу, ведущее к механизму. «Ну, впрочем неплохо, четверть успели вытянуть», – приговаривал старейшина, аккуратно перегоняя кровь. Еще несколько животных подошли к ногам их хозяина, а Андрей всё также продолжал стоять, и смотреть на искореженного старика. «Людей привозят тысячами, причём из разных миров, этим занимается специальная служба. Малая их часть идёт на то, чтобы поддерживать страх и веру в главном живом мире колокольни. Нет, случается это редко, только на специальные даты, а остальные идут на изготовление наркотика», – между делом сказал старейшина, присев и облокотившись к стене и вытирая руки о грязную тряпку. К нему подбежала собака и самоотверженно начала вылизывать ему руки. «Кстати, интересный факт, кровь, пригодная для производства должна быть живой», – задумчиво поведал старейшина, глядя в глаза собаке. После недолгого молчания он вопросительно посмотрел на Андрея.

– Слушай, мне было чертовски приятно с тобой пообщаться, провести для тебя незабываемый урок, но тебе очевидно пора, сейчас придут люди, чтобы убрать тело и почистить стол, всё, иди, тебя проводят.

Стража, все это время стоявшая около выхода аккуратно вытолкнула его из кабинета повела по коридорам. Идя по катакомбам, Андрей видел одно и тоже: пустая комната с таким же столом, прикованный к ней человек в компании со стражником с большим ножом. Из какой-то комнаты доносился крик, из какой-то слышалось только капание крови в банку. Еще к стене, около потолка, была прилажена цепная дорога, по которой банки с кровью, покачиваясь, устремлялись в сторону механизма.

Они ещё несколько минут топали по идеально ровному коридору. Камеры и катакомбы продолжали тянуться дальше. Они свернули в один из боковых тоннелей, пошли по ступенькам наверх. Тусклый свет ламп, подвешенных к потолку, продолжал освещать ход. Ступеньки закончились, и взору Андрея предстала массивная клепаная дверь. Подойдя к ней, стражники молча открыли засов, за дверью снова показались ступеньки. Андрей неуверенно шагнул, дверь за ним захлопнулась. Был уже поздний вечер. Зажгли фонари. Кони звонко цокали по мостовой, волоча за собой карету. По улице шла процессия. Солдаты окружали повозку, на которой стоял огромный стеклянный пузырь. В нем плескалась черная кровь, продукт, вырабатываемый в стенах колокольни. Люди толпились вокруг них. Очередь аккуратно двигалась со скоростью тележки. Таких процессий было несколько на улице. Стражники следили за порядком, никто и не думал его нарушать. Очередной нищий подошел к тележке с трясущимся пузырьком. Ему налили до краев. Маленькая капелька поползла вниз. Отойдя от очереди, нищий присел на корточки, начал аккуратно стряхивать эту маленькую капельку во второй приготовленный заранее пузырёк. Каменные двух-трёхэтажные дома вычерчивали идеальные линии. Андрей шел прямо. Раздача пошла в другую сторону. Наконец, ярко освещенная улица дала оттоки. Вскоре, фонари закончились. Он очутился в тупике. В руке у номера сто пятьдесят два и девяносто два уже привычно быстро очутилось лезвие, сотканное из тумана. Он аккуратно поднес его к горлу. Резать себя не хотелось. «Ну а если не туда, то куда?», – пронеслось в голове.

Глава 10

Андрей проснулся в какой-то замызганной ванной комнате. Кубики льда неспешно дрейфовали в воде. Андрей, вскрикнув, выскочил из ванны. С его настрадавшихся штанов снова стекала ледяная вода. Вспоминать уже ничего не понадобилось. В этом ему очень хорошо помог холод. Андрей начал быстро стягивать облепившую его одежду. Вся комната была выщерблена потрескавшейся когда-то белой плиткой. На уровне лица, прямо в плитку был вкручен электрический нагреватель. На нём красовался комплект зимнего домоседа: бельё, поношенные спортивные штаны, белая майка и свитер. Под обогревателем пристроились белые летние кроссовки, с воткнутыми в них зимними гольфами. Голубыми. Вещи были явно не новыми, но Андрей, замерзающий на кафеле, порадовался, что они были вроде бы чистыми, быстро разделся, подбежал к тёплым вещам.

Натягивая свитер, который оказался немного мал и завязывая шнурки на кроссовках, которые оказались немного велики (благо, толстые гольфы, хорошо скомпенсировали это), он посмотрел вниз. Брезгливо швырнув свои грязные и мокрые штаны в стоящее рядом мусорное ведро. «Плевать, больше не хочу их видеть». Андрей открыл замызганную деревянную дверь. Она вела в ещё одну комнату, представлявшую собой, по всей видимости, смесь кухни, гостиной и столовой. С одной стороны находился советский холодильник и микроволновка со столом, с другой же облезлый диван, с восседающим на нем человеком с ноутбуком на коленях.

– Мм, новенький? Я номер сто сорок пять и тридцать четыре. Коротко – тридцать четвёртый.

– Я сто пятьдесят два и девяносто два, коротко – девяносто второй, – односложно ответил Андрей.

– Мм, ясно.

Голос человека на диване был сухим и тихим. Черные густые волосы с прядями седины падали на смуглое лицо с когда-то сверкавшими темными глазами.

– Ты скорее всего не понимаешь, кто ты, и что вообще происходит, но я дам тебе совет: «Делай свою работу и не думай слишком много. Со временем ты получишь всю нужную тебе информацию».

– А чем я буду заниматься?

– Мы будем – равнодушно ответил тридцать четвёртый. Вон там, в углу лежит коробка. Там есть всё, что тебе нужно для работы.

Андрей прошел туда, куда указывал тридцать четвёртый, взял увесистую картонную коробку без опознавательных знаков, поставил её на журнальный столик, стоящий перед диваном. Коробка не была запакована. Андрей нырнул в неё, вытащил запакованный ноутбук. Упаковка была глянцевой и дешевой. Через несколько секунд, показался аккуратненький ноутбук, такой же как на коленях у тридцать четвёртого. «Для бумажной работы, а большее он и не тянет», – послышался безучастный голос из-за спины. Андрей достал зарядку, направился к столу. Под ним располагалась розетка. Андрей наклонился, подключил, розетка фыркнула, но зарядка пошла, на боку загорелась синяя лампочка. Андрей вернулся к коробке. После на столе очутились: Смартфон (такого же ценового сегмента), пистолет и пачка патронов, завернутые в полиэтиленовый пакет. Все сопровождалось односложными пояснениями тридцать четвёртого. На дне ещё лежал конверт. Вскрыв его, Андрей обнаружил немного денег и сим-карту.

– Так чем мы занимаемся?

– Мы вербуем людей. Хотя вербовка не то слово. Тридцать четвёртый задумался. Короче, всем плевать на мнение завербованных. Есть механизм, по которому колокольня находит своих приспешников после смерти. Основная часть этого механизма – это самоубийство жертвы в её мире. Наша задача – помочь вербуемому с этим пунктом.

Тридцать четвёртый потер глаза.

– Открой почту, там будет письмо с документом о нашем клиенте. Ознакомься, завтра задание.

Андрей подошел к ноутбуку, включил. После загрузки открылся рабочий стол. Там, помимо стандартных иконок, находилась почта. Над ней сверкала красная единичка. Андрей щелкнул. Ноутбук подумал, поразмыслил, после впустил. В почтовом ящике находилось одно письмо. Андрей скачал, открыл. Все происходило быстро и как-то машинально. В файле Андрею объяснили, что есть некий Афанасьев Фёдор Фёдорович, тысяча девятьсот сорок шестого года рождения, ни родных, ни друзей. Всю сознательную жизнь откладывал деньги. Все его сбережения хранятся банке. Надлежит уничтожить офис банка, создать аварийную ситуацию, спровоцировать банкротство. Андрей дочитал инструкцию до конца, вопросительно посмотрел на тридцать четвёртого. Он почувствовал взгляд, тускло посмотрел в ответ.

– Что?

– Так какой план?

– Завтра днем заберем снаряжение, вечером жахнем и подожжём банк. Всё спишут на пожарную безопасность, не знаю, там, скажут, что они противопожарные меры не соблюдали. Никто реально проверять не будет. Потом наши друзья раздуют историю. СМИ подхватят, найдут крайнего. Их с проверками завалят, заставят выплачивать компенсации ну, в общем, банку крышка. Андрей не понял половины слов, но что-то странное полезло из девственной белизны его сознания.

– А остальные?

– А что остальные?

– Что будет с теми, другими, кто как дед?

Тридцать четвёртый подобрал по себя ноги.

– А жильцы? А как же люди, живущие в этом доме? Что с ними? – продолжал напирать Андрей.

– Ты думаешь мне это нравится? Нет, если ты такой праведник, тогда давай, вперед!

Тридцать четвёртый завелся.

– Предложи мне альтернативу, как выполнить задание? Ты думаешь мне в кайф? Ты думаешь мне приятно заниматься этим дерьмом? А что я могу с этим сделать? Мне сверху документик приходит, а я? Ты думаешь, мне этого деда и остальных не жалко? Говорю себе: «С тобой же как-то сделали» или «Если не ты, то кто-то другой». Да вот только одно всё.

Тридцать четвёртый медленно облокотился на спинку дивана. Он явно хотел добавить что-то важное, какое-нибудь заключение или мысль. Его глаза в панике бегали, пытаясь нащупать нить, но потом, он просто замер, с каким-то выражением удивления. Андрей не решился его окликнуть.

Глава 11

Банк находился в спальном районе Москвы. В меру престижном, в меру спокойном месте. Банк был в меру чист, в меру респектабелен. Вот только почти никто в тёмную зимнюю ночь этого не видел. Фонари, неумело освещавшие улицу, держали под своим контролем только желтые пятна света ровно под ними. За внушительного вида прозрачной дверью сидел охранник. Его маслянистое, размытое жиром лицо отражало голубоватый свет мониторов. Ему было хорошо. Он сидел на хиленьком стуле возле стены. Стол с мониторами так плотно прилегал к его мягкому животу, что охранник ощущал его как часть себя, как его броню. Он взглянул на часы. «Давай, ещё пять часов до утренней смены, подожди еще не много». К монитору был аккуратно прислонен телефон. Охранник, сложив руки как школьник, уставился в экранчик. Шёл сериал. Что-то по-детски знакомое было складывать так руки и, делая вид прилежного ученика, заниматься своими делами на уроке. Охранник продолжал смотреть сериал и не заметил, как тоненький лучик теплого желтого света фонаря, проходивший через прозрачную перегородку, отделявшую его от внешнего мира, на секунду погас. Охранник заметил их слишком поздно. Стало жарко. Скользкие от пота руки поползли к красной кнопке под столом. Но нажать он не успел. Один из них ударил ногой по двери, привлекая внимание. Охранник вздрогнул. Посмотрев на человека снаружи, охранник увидел длинный пистолет, направленный на него. Человек снаружи резко махнул стволом, показывая, чтобы тот выходил из-за стола. Охранник хотел жить, он знал, что пуля без затруднений прошьет массивную дверь, а после его голову. Поэтому он медленно начал выходить. Медленно, потому что его бока, заправленные в широкую рубашку, предательски терлись о стол, тормозя движение. Выйдя из-за стола, он тревожно, как суслик, посмотрел на человека. Только сейчас, в свете фонаря, он разглядел второго. У обоих за плечами болтались спортивные сумки. Человек с пистолетом снова замахал. Охранник послушно, с трудом, медленно и нервничая опустился сначала на колени, а потом и на живот, легкие сдавило, стало трудно дышать. Прикрыв затылок, охранник продолжил наблюдать. Толи от страха, толи от любопытства, невозможно было отвести глаз. Они столпились у двери. Угрожавший убрал пистолет. Охранника посетила мысль предпринять что-нибудь. Но к своему сожалению, охранник за десять лет работы не тренировал ни свой разум, поэтому не знал, что предпринять, ни свое тело, поэтому при попытке резко встать, он, скорее всего, только бы вспахал пол своим лицом.