Танго для майора Пронина

- -
- 100%
- +
Проезжая мимо церкви, Адам Казимирович притормозил и перекрестился на золоченые купола. Старый шофер прошептал про себя имена последнего русского царя-батюшки, несчастного царевича и его сестер. «Помяни их, Господи, во Царствии Твоем и сотвори им вечную память».
Пронин задумчиво смотрел в окно и думал о чем-то своем, но тоже, скорее всего, неземном. Может быть, о несостоявшемся своем семейном счастье или о светлом будущем, ради которого пожертвовал он этим личным счастьем. А может, просто пригрезился майору босоногий мальчуган, бегущий по ярко-зеленому лугу, опережая звонкий женский голос: «Ваня!»
Не более получаса продолжалась поездка майора по центру Москвы. Адам Васильев аккуратно припарковал большую машину к центральному подъезду дома на Лубянке. Пронин вышел из салона, оправился и четким шагом направился исполнять свои основные служебные обязанности.
И вот мы видим майора в его новом служебном кабинете. Стиль помещения мало отличается от того, что требует веление времени. Присутствует здесь и крепко сколоченный дубовый стол с зеленым сукном, и стулья под стать столу, и тяжелые габардиновые шторы, плотно закрывающие окна… На стене – портреты Дзержинского и Сталина, на столе – ничего лишнего, только скромный письменный прибор и стопка бумаги. И еще телефонные аппараты – одни с номеронабирателем, а другие – без. Пронин неторопливо вычерчивает цветным карандашом на листе бумаги то синие, то красные квадраты. Рядом со стопкой чистых листов растет маленькая стопочка листов с красно-синим орнаментом.
И капитан Железнов находится в этом кабинете. Но Виктор еще не умеет демонстрировать такое хладнокровие, как Иван Николаевич, – он то и дело садится на крокодилообразный темно-зеленый кожаный диван, вскакивает или начинает расхаживать по комнате. Краснеет до ушей, возбужденно закатывает глаза. Если разобраться, он еще совсем мальчишка, хоть и в серьезном гэпэушном мундире.
– Я не понимаю вас, Иван Николаевич! – восклицает он, едва скрывая раздражение. Он один имел право так разговаривать с майором Прониным, – Вы знаете, что где-то среди нас в Москве скрывается преступник, и относитесь к этому безучастно.
– Ты повторяешься, – со спартанским спокойствием парировал очередной выпад коллеги Пронин. – На все лады повторяешь одну и ту же фразу, и я не вижу в этом большого смысла. Я в сердцах читать не умею, и никакой Рентген не изобрел еще аппарата, с помощью которого можно было бы просветить всех людей на предмет выявления зловредных личностей, существование которых так тебя беспокоит. Некто получил от доктора Бурцева сумку с вакциной. Виноват, каюсь – не уследил. Теперь Бурцев мертв, и у нас нет никаких данных. Найди своего водопроводчика! Не можешь? Вот и я не могу найти, и оставим об этом разговор. Конечно, нет спора, преступника выявить нужно, но самое важное в нашей работе – профилактика, предотвращение преступления.
– Вот об этом я и говорю! – воскликнул Виктор. – Преступник разгуливает на свободе, и в руках у него такое страшное средство. А мы сидим здесь, в кабинете, – и бездействуем!
– И тем не менее приходится ждать, – упрямо повторил Пронин. – Тебе не хватает терпенья.
– Иван Николаевич!
– Что?
– Иван Николаевич, но ведь у нас есть улики, данные, показания… Есть версии!
– Версии, Виктор, – это наши фантазии. Вот писатель пишет романы, выдумывая персонажей и их характеры, а мы выдумываем версии преступления. Но ведь нам нужно не роман написать, а преступление раскрыть!
– А если он, пока мы ждем, использует вакцину? Могут пострадать тысячи людей!
– Могут. Не спорю. А если мы своими хаотичными действиями сами вынудим его к действиям? Ты не подумал об этом? Еще раз повторяю: главная наша цель – не наказать преступника, хотя и это важно, а предотвратить преступление! Витя, главное – не пороть горячку. Есть старинная восточная мудрость, она гласит: тот, кто ждет, добивается своего…
Они бы еще долго спорили, обсуждая недавние события, – Виктора не так-то легко было остудить, но беседу их прервал телефонный звонок.
– Да, – сказал Пронин – Есть. Понял. – Он положил трубку. – Начальство вызывает, – объяснил Виктору. – Покамест будем заниматься другими делами. А то так можно всю жизнь проговорить. – Он взялся за ручку двери. – Ты подожди меня. – Пронин подмигнул Железнову и вышел из кабинета.
Глава 3. Пропала бумажка
Вскоре Пронин вернулся – деловитый и напряженный. Совсем не такой, каким был утром.
– Что там? – нетерпеливо спросил Виктор.
– В Управлении архивов пропал документ, имеющий государственное значение. Оттуда только что звонил один из ответственных работников… Щуровский! – Пронин усмехнулся, представив себе эдакого архивного товарища, в пиджаке с нашитыми кожаными налокотниками. – Вот нам с тобой и придется вместо живого человека заняться поисками бумажки! Понимаешь? Бумажки!
– Когда начинаем? – спросил Железнов.
– Сразу же!
– Что, прямо сейчас? – удивился стремительности майора друг.
– Нет! – Пронин заговорщически подмигнул Виктору, – сразу же после окончания сегодняшней культурной программы. А сегодняшняя культурная программа обещает быть полезной для нашего с тобой телесного и духовного здоровья!
Пронин подошел к окну, обозрел панораму Москвы, открывающуюся из окна кабинета, вдохнул полной грудью и отошел от окна.
– Витя, а как ты к грибам относишься?
– К грибам?
– Да, как?!
– Хорошо! Пожарить с картошкой, за милую душу! А что?
– А то, что прямо сейчас, Витя, мы с тобой поедем за грибами!
– Здорово! За грибами! – закричал возбужденный Виктор. – А куда?
– Куда? Знаешь, у меня во Владимирской области лесник знакомый живет, хороший мужик. В этих местах вырос, он их как свои пять пальцев знает. Короче, без грибов не останемся, а то, что они есть, – это точно. Их, если что, там на каждом углу продают.
Пронин поднял телефонную трубку:
– Подайте, пожалуйста, авто к главному входу!
Затем майор нажал на рычаг, немного подождал и набрал еще один номер. Он давно не набирал этот номер, и чем больше он не звонил по этому телефону, тем тяжелее ему было собраться, чтобы, наконец, позвонить.
Дело в том, что это был телефон человека, которого Пронин мог назвать одним из своих учителей. Он и был учителем – учителем истории на курсах партактива, которые молодой чекист Пронин проходил сразу же по приезде в Москву.
Это был совсем пожилой человек – в прошлом преподаватель гимназии. Он был из той породы русских интеллигентов, которых называли «бессрсбрениками» и «донкихотами». Типичный энтузиаст от науки. И зимой и летом он ходил в сером поношенном плаще, в берете и с зонтиком, всегда висящим на согнутой в локте руке.
Пронин так и не мог понять, почему он именно сейчас решил позвонить этому одинокому старику и пригласить его в поездку за грибами – то ли из жалости, то ли чтобы сделать путешествие более интересным.
– Алло, алло, это кто? – в трубке раздался знакомый скрипучий голос, только со временем он стал еще медленнее.
– Здравствуйте, Иннокентий Кириллович! Это Пронин Ваня, помните меня?
– Ой, Ванечка, как же, как же?! Куда ты пропал? Я тебя так часто вспоминаю, – голос старика задрожал.
– Да дела все, дела. Вы, простите меня, дурака, за то, что не звонил, не заходил. Мне, правда, стыдно.
– Ой, Ванечка, да ладно, не казни себя, я же понимаю, ты – занятой человек.
– Да, да…
Пронин немного помолчал, а потом продолжил:
– Я что звоню, Иннокентий Кириллович. Я пригласить вас хочу съездить с нами за грибами.
– За грибами?! – изумленно спросил Иннокентий Кириллович. – Ваня, да ты что?! Я же старый. Да как мне ехать? Нет, нет, не смогу я поехать, извини, Ваня.
– Ну, Иннокентий Кириллович, да поедемте, ну что вы, вы же в Москве безвылазно сидите, я уверен, а там грибы, ягоды, свежий воздух. Ну, я вас прошу, давайте поедем. Я вас очень прошу, – в голосе Пронина прозвучала умоляющая нотка.
– Ну, я не знаю. А куда ехать-то надо?
– Да недалеко. По хорошей дороге – часа два. А потом окажемся в отличном месте на берегу лесного озера.
– Да-а-а, я, право, не знаю. Ну… хорошо… – сначала неуверенно пробормотал Иннокентий Кириллович, а потом более твердо проговорил: – Ну что ж, я согласен! Что делать?!
– Замечательно, Иннокентий Кириллович, вы не представляете, как я рад. Спасибо. Мы заедем за вами минут через десять. Хорошо?
– Заезжайте! Хорошо! Я сейчас быстренько соберусь.
– Вы приготовьте корзину для грибов, нож. Хорошо?
– Да, я понял. Спасибо, Ваня.
– Ждите нас, Иннокентий Кириллович. До скорого.
Пронин положил трубку, улыбаясь каким-то воспоминаниям, и, обернувшись, скомандовал:
– По коням!
– Иван Николаевич, а не поздно ли за грибами? – спросил Железнов, когда они бегом мчались по широкой лестнице.
– Не поздно, – отвечал Пронин, перескакивая через две ступеньки. – Сейчас десять, не так ли?
– Да…
– Через два часа мы будем в самом прекрасном месте, где земля сходится с небом, где цветут лилии и незабудки, где у природы никогда не бывает плохой погоды!
– Где же это, Иван Николаевич?
– В Петушках!
Виктор Железнов остановился на миг и снова ринулся вслед за Прониным:
– А где это – Петушки?
– Увидишь, обязательно увидишь, Витя. Петушки расположены в раю!
Они вышли из здания и отправились к машине.
– Поехали, Адам. Заедем на пять минут в Столешников.
– Слушаюсь, товарищ майор, – бодро отозвался водитель.
Они заехали к Иннокентию Кирилловичу, и вчетвером отправились в путешествие, которое должно было закончиться сбором обильного урожая грибов. Багажник служебного ЗИСа был забит провизией, бутылками, корзинами и грибными ножами. Больше всего Пронин переживал за старенького учителя истории. Пока ехали по Москве – все было нормально, но как только выехали из города, машину стало ощутимо потряхивать. Когда служебную машину серьезно встряхивало на очередном ухабе, Пронин с некоторым смущением поглядывал на старика, но тот, похоже, нисколько этим не тяготился. За то время, что они не виделись, Иннокентий Кириллович почти не изменился. Седой как лунь, с морщинистым лицом и несколько немощными телодвижениями, он своим совершенно детским наивным взглядом был похож на постаревшего мальчика. Всегда восторженный, всегда чем-то восхищенный. Его, Пронина, жизнь нередко сталкивала с такими стариками, и он очень любил их и легко находил с ними общий язык. А Иннокентий Кириллович балагурил вовсю, болтал без умолку, подпрыгивая на ухабах:
– Ой, Ванечка, хорошо, что я все-таки с вами поехал. Молодцы, что взяли старика! Уважили! Кхе, кхе. Я ведь за грибами лет двадцать не выбирался, а грибы я очень люблю. У меня ведь даже свое фирменное блюдо есть – баклажаны, фаршированные грибами с луком. Кхе, кхе, – старик посмеивался странным хмыкающим звуком. – Ой, а как я вкусно их готовлю – пальчики оближешь.
– Ну вот, Иннокентий Кириллович, никто вас за язык не тянул, – развеселился майор. – Специально для вас найду баклажаны. И вы приготовите свое фирменное блюдо.
– Что за разговор, конечно, Ванечка! Подавайте мне баклажаны, лук, морковочку… Приготовлю – пальчики оближете!
В машине все развеселились, довольные такой перспективой.
– Ой, а приятель у меня был, Федор Иванович, светлая ему память, грибник со стажем, профессионал знатный. Он гриб за десять метров видел, хотя зрением хорошим не отличался. Бывало, я иду впереди, а он за мной, так у меня в кузове, дай бог, два гриба, а у него уже полкорзины. Он у нас всегда раза в два больше грибов собирал. Если видел, что у кого-то грибов мало, обязательно из своей корзины отсыплет. Добрый был человек.
Старик помолчал немного и продолжил:
– Так вот вспоминаю я одну историю. Было это в 1905-м году. Решили мы съездить по грибы. Осень, помню, была сырая и теплая – самая грибная погода. Поехали мы в Сокольники, там много было осиновых рощиц и, соответственно, подосиновиков – тьма-тьмущая. Набрали мы по две корзины каждый, а грибы такие замечательные, один к одному, все чистенькие, крепенькие – просто красавцы. И вот возвращаемся мы уже из леса, глядим, а на опушке люди какие-то стоят, в рабочих тужурках, в картузах, с красными бантами, с красными флагами. Ага, думаем, наверное, рабочие – «пролетариат» на сходку свою собрался, митингуют, лозунги у них против самодержавия, за освобождение, ну, и там разное. Ну, мы бочком, бочком, думаем, нечего нам здесь делать. И тут – бах, бах – выстрелы, глянули мы, откуда стреляют, а там – жандармы, человек тридцать, все с наганами да с карабинами. Ну, думаем, вот тебе, бабушка, и Юрьев день, все, пропали мы, над ухом моим пуля просвистела, даже в глазах потемнело от страха. А тут еще со стороны рабочей сходки выстрелы раздались. Ну, что делать, попадали мы, корзины побросали и ползем. Долго ползли, страшно подняться-то. Только когда выстрелы далеко позади остались, мы поднялись, все мокрые, смотрим друг на друга и хохочем. Вот, мол, и сходили по грибы. Только Федор Иванович наш горюет, «Пойду за корзинами, – говорит, – уж больно грибы хорошие». И уже двинулся, мы как на него накинулись, кое-как удержали, не пустили. Ну, он ведь всегда с сумасшедшинкой был. Да, вот такая история. Кхе, кхе.
На несколько мгновений в мчащейся по проселочной дороге машине установилась тишина. Скоро ее развеял голос Пронина.
– А у меня другая история с грибами связана, – с солидностью в голосе начал он свой рассказ. – Дело было в Гражданскую войну, в сентябре 19-го. Стояли мы тогда под Житомиром, километрах в ста, возле села Приозерское. Наша часть входила в Южную армию товарища Маньковского. Как я уже сказал, стояли мы в Приозерском, а жратвы не было, и не ели мы уже дня три. Сидим мы, значит, кумекаем, как же жить дальше. Сельские нас даже на порог не пускают, говорят, идите отсюда, самим, мол, жрать нечего. А есть хочется, спасу нет, от голода у всех животы к спине прилипли и скулы сводит – солдаты бродят по селу как призраки. И тут один мужик и говорит: «Робя, а че мы сидим, сейчас же грибов в лесу до хрена. Я сам-то из этих краев, места грибные знаю. Пойдемте, сходим». Ну, мы, конечно, согласились и спозаранку вышли. И, черт, так долго шли, идем, идем – и ни одного грибочка, даже самого завалящего, – хоть ты тресни. Мы уже на этого Степу, а мужичка этого Степаном звали, буром переть стали: мол, завел нас в какую-то глушь, а здесь нет ничего. Но Степа, упертый такой, идет и приговаривает: «Ничего, ничего, мужички, вы же видите – здесь сыро, а в сырости грибы не растут. Пойдем, пойдем, я места знаю, там грибов завались». Ну, мы верим ему, конечно, и дальше идем. А лес там – просто жуть, совершенно непролазный – валежник, бурелом, под ногами чавкает, идти тяжело, к тому же с голодухи. Идем, уже сил нету, с ног валимся. Нашли более-менее сухое место и просто рухнули. Часа два валялись, а Степа нас подстегивает: пойдем, мол, пойдем дальше, скоро низина закончится и начнется нормальный сухой лес, а значит, и грибы. Идем мы, значит, дальше и глядим – действительно, низина кончилась, чавканье под ногами прекратилось. Вот чаща расступилась, и вышли мы на большую полянку, а на краю ее домики стоят. Вокруг люди ходят, в черной одежде, я вообще сначала подумал, что это монахи, – набрели, мол, мы на какой-то монашеский скит. И когда мы поняли, кто там на самом деле ходит, причем все сразу, было уже поздно. А были то белогвардейцы-каппелевцы, все в черных мундирах. Как они там оказались? Что они там делали? Сам черт бы это все не разобрал.
Пронин на мгновение замолчал, а затем продолжал:
– Повернулись мы – и бежать. Слышим – сзади уже стреляют, крики, вопли, короче, погоня за нами. А впереди Степан бежит – быстрее всех. И мы не отстаем – страх сильнее усталости оказался. Бежим, бежим, а я думаю: ну все, конец нам. Сейчас положат – и поминай как звали. А тут еще болото впереди расстилается. Ну, Степа знающий, кричит: «Не бойся, мужики, прыгай по кочкам за мной». И самый первый по кочкам прыгает, да ловко так. Прыг-скок, а сам уже в десяти метрах от нас. Ну, что делать? Мы за ним. А сзади, слышим, валежник трещит, выстрелы раздаются. И вот мы тоже, по кочкам прыг-скок. Прыгаю, прыгаю, и хоп – ногам своим не верю. Под кочками – твердь. Я падаю, не в силах больше двигаться. Но вдруг слышу – со стороны леса душераздирающий крик. Подползаю, раздвигаю траву и вижу: посреди болота – там, где мы бежали, торчит белогвардеец по плечи и машет руками, короче, провалился он, ему дерево уже склоняют, а оно не достает. А тело его уходит все глубже и глубже, а крик все страшнее и страшнее. И вот остается одна голова, и напоследок – захлебывающийся крик, ужасный такой. Короче, утонул беляк, а остальные струхнули, чего-то кричат, слышно, нас костерят и проклинают. А мы лежим без движения. И тут белые от злости начали палить из всех винтовок по нам. Одного нашего, гады, зацепили. Палили, пока патроны не кончились.
Пронин замолчал, перевел дух и продолжал:
– И, знаете, что выяснилось, – майор обвел веселым взглядом всех присутствующих в машине, не упуская при этом из виду дорогу, – а выяснилось, что мы оказались на острове посреди огромного болота. Полежали мы еще с полчаса, тем более что и лежать-то на мягкой земле было благодатно по причине нашей усталости. В общем, поднимаемся мы потихоньку, и тут… боже мой… все просто закричали, когда это увидели, – весь лесок был усеян красными подосиновиками. Грибами мы заполнили все мешки, которые захватили с собой. Ну, грибов мы набрали, а вот, думаем, как же выбираться отсюда будем. Ну, естественно, мы к Степе. «Степ, любезный, выводи-ка нас отсюда». А он сам в растерянности, ведь понятно, что обратный путь нам отрезан. Наверняка там засада и нас там ждут. И пошли мы тогда на другой конец этого острова. Долго шли. Вышли к краю и видим – до леса примерно такое же расстояние, что и с той стороны. Но сейчас нам уже не так повезло. Идти в этот раз оказалось куда сложнее. Если прискакали мы на остров за несколько минут, то уходили с него несколько часов. Да, былая уверенность в нас уже поубавилась, и шли мы крайне медленно, но надо было торопиться, потому как быстро смеркалось. Кое-как мы добрались до леса и впотьмах стали пробираться по чащобе. Небо темнело у нас на глазах, пока мы не оказались в полной темноте. Нам ничего не оставалось, как переждать ночь в лесу. Мы развели костер, кто-то стал печь только что собранные грибы, а я так сразу заснул. Как только начало светать, мы собрались и стали пробираться к своим, все время прислушиваясь к лесным шумам. Но все было спокойно. Немного поблуждав, мы все-таки добрались до Приозерного. За самовольный уход командир хотел посадить нас под арест, но потом, увидев нашу добычу, простил нас. Где-то раздобыв картошку, Степа наварил грибницу на всю роту. Мы потом еще дня три ели эти грибы, добрым словом поминая Степу. Вот такая история вышла, да-а-а-а…
Наступила затяжная пауза. Все немного устали от поездки. Ехали уже два часа. Иннокентий Кириллович кемарил. Виктор тоже клевал носом, иногда вскидывая голову на очередной кочке. Через некоторое время уже были на месте.
Оказались они в поселке под названием Петушки. Здесь надо было найти Петра Демидовича Петракова, лесника местного леспромхоза. Две первые попавшиеся навстречу машине петушковские тетки ничего не знали. Они долго не понимали, о чем их спрашивают – настолько они опешили при виде черной гудящей машины, которая действительно выглядела несколько странно среди поселковой грязи между рядков покосившихся домов.
– Не знаем, не знаем мы таких. А? Че? Не знаем, не знаем, мала ли здеся народу-то живеть. Ничего мы не знаем.
Так ничего не узнав и чертыхаясь на этих полоумных деревенских баб, грибники двинулись дальше. Через какое-то время они увидели благообразного дедушку с седой бородой, достигавшей его пояса. Он сидел на скамейке возле забора, опершись о вырезанный из какой-то узловатой коряги посох, и смотрел своими лучистыми и бессмысленными голубыми глазами вдаль. На его лице сияла улыбка, исполненная глубочайшего умиротворения, подобная улыбке Будды. Машина остановилась. Пронин открыл дверцу и крикнул:
– Уважаемый, не подскажете, где здесь Петраков, Петр Демидович, лесник, живет?
Однако дед и ухом и не повел, продолжая смотреть так, как будто видел, что творится за горизонтом. Пронин вышел и близко подошел к бородатому деду и снова задал тот же вопрос. Дед приложил к своему уху огромную, изрезанную венами и морщинами кисть и переспросил:
– Ась?
По знакомому запаху майор понял, что дед здорово наклюкался. Пронин наклонился и в самое ухо прокричал вопрос о Петракове.
– Что? Петька Петраков? Петраковы теперича на самом краю живут, возля леска, вболыном доме. Новый совсем, его издаля видно.
Пронин поблагодарил деда, вытащил портсигар и протянул ему четыре «казбечины». Дед не отказался и аккуратно уложил папиросы в потертый кисет. Грибники двинулись в указанную дедом сторону. Дом, сложенный из новых бревен, как и сказал дед, стоял возле самого леса. ЗИС подкатил к забору. Стоило только грибникам выйти из машины, как они тут же были встречены страшным лаем огромной овчарки, которая готова была перепрыгнуть забор.
– Трезор, место, Трезор, фу, твою мать, а ну, сукин сын… назад.
Грозный окрик вперемешку с матами усмирил пса.
– Кто там? – не менее грозно спросил тот же голос.
– Петр Демидович, это я, Пронин, – громко отвечал Иван Николаевич, весело поглядывая на напряженные лица спутников.
– А, Иван Николаевич, – голос заметно смягчился, – заходите, заходите. Калитка открыта. Добро пожаловать.
Пронин и его спутники неуверенно зашли во двор. На крыльце, улыбаясь во весь рот, стоял крепкий черноволосый мужик с резкими чертами лица. Он был в одном исподнем.
– Привет, Иван Николаевич, давненько я тебя не видел.
Грозная собака, которая их так беспощадно облаивала несколько секунд назад, при виде хозяина превратилась в ласкового пса. Трезор, выгнув спину, радостно извивался перед Петраковым, виляя хвостом и подобострастно заглядывая ему в глаза, и лишь иногда сурово косился в сторону подозрительных гостей.
– Иди в будку, оглоед.
Пес взвизгнул и быстро забрался в свое жилье, поглядывая наружу взглядом, в котором мешались обида и надежда.
– Здрасьте, гости дорогие, проходите в дом.
Четверка грибников поднялась на крыльцо и зашла в избу. Спустя несколько минут лесник появился уже в штанах и в стареньком потертом френче.
– Петр Демидович, извини, что без приглашений да без церемоний заявились к тебе. Мы, собственно, приехали по грибы.
– По грибы! Прости господи, а я уже подумал, что серьезное что-то. Ха, а вы по грибы, ну что ж, отлично! Сейчас и поедем. Грибов много, очень много. Моя насолила – целую кадку, так нам больше и не надо. На дорожку поедим?
– Да, давай, Петр Демидович, а то мы с утра едем, а сейчас день за полдень уже перевалил.
– Так это, сейчас, быстро. Настасья, собери на стол.
Грибники перекусили на скорую руку, поблагодарили хозяйку и пошли к машине. Пронин немного приотстал и обратился к Петракову.
– Иван Демидович, у меня к тебе просьба, – Пронин приглушил голос: – У тебя есть баклажаны? Необходимая, знаешь ли, вещь… С нами старик забавный, очень хороший человек, уважить надо, хочется порадовать его.
– Что, баклажаны?! Это синенькие, что ли? Надобно у Настасьи спросить.
И через пять минут он, улыбаясь, протягивал Пронину несколько крупных баклажанов. Грибники выдвинулись в путь. Петраков сел рядом с Васильевым. Он сжимал в своих мощных лапах карабин Мосина. Лесник показывал, куда ехать, хотя в этом и не было особой нужды. Одна-единственная колея серпантином петляла среди вековых сосен и дубов.
Несмотря на то что Адам Васильев аккуратно объезжал наполненные, недавними обильными дождями лужи, все-таки без приключений не обошлось. Чувствовалось, что шофер непривычен в езде по пересеченной сельской местности. В какой-то момент Адам, увидев большую лужу, решил проскочить ее на скорости, но ЗИС, доехав до самой середины, крепко сел «на пузо» и, подняв фонтан брызг, забуксовал. Васильев несколько секунд погазовал.
– Пся крев, ети ее! Ну что, Иван Николаевич, господа пассажиры, давайте толкать.
Все стали вылезать из машины. Пронин, видя, как и Иннокентий Кириллович тоже стал выбираться из салона, мягко придавил его к сиденью, давая понять, что ему лучше остаться. Запасливый Адам вытащил из багажника несколько коротких толстых дощечек, подложил их под колеса. Затем расставил Пронина, Железнова и Петракова по разным сторонам и сел в машину. После того как водитель газанул, машина некоторое время под натиском людей буксовала на месте, а потом резко рванула, обдав толкачей фонтаном грязной воды. Отфыркиваясь и подбирая плавающие по луже дощечки, горемычные грибники побежали к машине. Через пять минут они были на заимке лесника.






