Твист для майора Пронина
- -
- 100%
- +
Потом обратно в том же порядке сложили все, Витя на сухом спирту сургуч расплавил, обратно все запечатали, благо печать свою Польман всегда при себе держал. На все про все потратили мы пятнадцать минут.
Я Железнову говорю: «А теперь, Витя, надо будет тебе немного подстрелить меня – для пущей реалистичности постановки». Он давай отнекиваться, но потом я его все-таки убедил. Ну, он мне в мякоть бедра засадил пулю и ушел. Оставался я с Польманом на островке, пока не услышал с дороги шум моторов. Начальника своего – фон Польмана – на спину взвалил и поковылял «к своим», как мог. Да дороги-то как следует не запомнил, завяз, чуть не утонули мы. Стал кричать – услышали. Прибежали солдаты, вытащили нас из трясины, вынесли на дорогу. А от Витиного выстрела я крови все-таки немало потерял – отключился, а очнулся уже в госпитале.
Глаза открываю – лежу в отдельной палате, как офицер, на тумбочке букет цветов, коробка шоколада. Ну, думаю, прошел мой номер! Тут дверь открывается, и входит сам фон Польман – в черном мундире, на голове повязка. Я, как положено, порываюсь встать, а он меня за плечо так заботливо придерживает и говорит:
– Лежите, лежите, обершарфюрер, вам нужен покой…
И с этого времени прослыл я настоящим героем – за спасение начальника и сверхсекретных документов получил Железный крест из рук самого Гиммлера, был повышен в звании, а фон Польман подарил мне эту фляжку и сделал меня своим личным секретарем. А когда из Риги его на повышение в Берлин перевели, я отправился вместе с ним, и война для меня закончилась в рейхсканцелярии в апреле сорок пятого – тогда я уже был офицером СС. Вот такая история…
– А что с микропленкой стало? – спросил Пронина Овалов.
– Она, насколько я знаю, попала по адресу. И когда новые немецкие танки оказались на фронте, наши артиллеристы уже знали, где у них слабые места, не спасовали – наподдавали и в хвост, и в гриву фашистскому бронированному гаду!
– Скажи, Иван, – спросил Пронина писатель, когда они осушили еще по одной рюмочке, – это ведь еще не вся история этой фляжки?
Пронин изобразил на лице ироническое удивление:
– Почему ты так решил, Лев Сергеевич?
– А вот эта заплатка на чехле и запаянная дырочка на боку – это ведь тоже наверняка не просто так?
– Эх, Лев, был бы ты помоложе, взял бы я тебя к себе оперативником, – никакая мелочь от тебя не скроется! Впрочем, и для писателя наблюдательность – ценнейшее качество… А что до этой заплатки, то это история уже совсем другого времени…
– Так расскажи, Иван Николаевич!
– Ну что с тобой поделать, Лев Сергеевич, придется рассказать… Как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж…
Пронин встал из-за стола и подошел к двери в сад, остановился на пороге, задумчиво вглядываясь в светлеющее небо раннего подмосковного утра:
– Знаешь, Лев, это время суток я люблю больше всего, особенно когда нахожусь здесь, на даче.
– Почему?
– А вот смотри, сейчас все вокруг как будто спит глубоким сном. Ни птицы, ни сверчка не слышно, даже листья на деревьях не шуршат. А только появится первый лучик солнца, начинается торжество жизни – гомон, шелест, шуршание и пение. Удивительнейшее явление. Как наши поэты не сподобились еще об этом написать красивую хорошую песню? Сам бы написал, да вот даром таким не владею. Как говаривал Василий Иванович Чапаев: «Языков не знаю!»
Пронин задумчиво улыбнулся и вернулся за стол. Овалов хитро посмотрел на старого приятеля:
– А ведь у меня к тебе есть вопросы, Иван Николаич. Дело в том, что один мой товарищ из МИДа…
Пронин усмехнулся, перебивая писателя:
– Никак этот красавец Кравцов! Во времена товарища Сталина болтуна пристрелили бы в затылок, но нынче времена вольготные. И дипломаты откровенничают с писателями, как бабушки на лавочке. Кравцов? – Овалов кивнул. – Не продолжайте, я сам продолжу. Это простейший ребус для старика Пронина. Итак, работник аппарата Министерства иностранных дел коммунист Кравцов рассказал коммунисту с полувековым стажем писателю-орденоносцу Льву Сергеевичу Овалову о том, что высылка одного британского и парочки шведских дипломатов из пределов Советского Союза была результатом многомесячной радиоигры, которую вел отдел генерал-майора Ивана Пронина, эсквайра и также орденоносца. Так? – Овалов снова кивнул, приподняв кустистые седые брови. – Кравцов не обманул вас. Он был самым нахальным образом честен и правдив, что не красит ни дипломата, ни солдата партии.
Пронин строго посмотрел на Овалова и продолжил почти торжественно:
– Уберите блокнот, Овалов. Этот рассказ не предназначен для стенографирования и грамзаписи. Для ваших новых произведений я лучше поведу речь о тайнах секты пятидесятников в Вильнюсе или об убийстве старухи Маковской – вдовы засекреченного академика. А эту историю даже в зашифрованном виде нельзя публиковать. Живите долго, Овалов, и лет через сорок вы напишете об этом деле замечательный рассказ. Да что рассказ – повесть! Не будем мелочиться – роман.
Лев Сергеевич Овалов – писатель-орденоносец и лауреат – поудобнее устроился в кресле и стал чутко внимать неспешному, подробному и, как всегда, захватывающему рассказу своего старого друга – генерал-майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина.
Глава 2. Тайная жизнь Леночки Ковригиной
Леночка Ковригина была воспитана в строгих правилах и никогда не знакомилась с молодыми людьми на улице. Но в этот раз ей пришлось изменить своим жестким принципам, и на то были причины.
Это странное знакомство произошло недалеко от университета. Леночка, как всегда торопливо, шла к метро после заседания студенческого комитета и думала о своих учебных, общественных и личных делах, которых в ее насыщенной молодой жизни было более чем достаточно.
– Елена Викторовна? – послышался со стороны незнакомый мужской голос.
Леночка сначала и не поняла, что это обращаются к ней, она просто еще никогда не представляла себя в роли «Елены Викторовны» – взрослой серьезной женщины с тугой шишкой затянутых на затылке волос, непременно в очках, белом халате и со стетоскопом на шее. Нет, определенно образ Леночки – веселой студентки пятого курса медицинского университета, отличницы, спортсменки и комсомолки – нравился ей куда больше.
Мужчина повторил свой вопрос. Леночка остановила свой быстрый шаг и обернулась к нему.
– Вы меня зовете, товарищ? – спросила она официальным тоном, совершенно не оставляющим шансов незадачливым «ловеласам», которые довольно часто пытались познакомиться на улице с симпатичной студенткой.
– Да, вас, Елена Викторовна, – сказал мужчина, глядя ей в глаза. В его взгляде не было и налета той циничной наглости, которая так присуща доморощенным «донжуанам», – это был открытый умный взгляд в меру самоуверенного молодого мужчины. Под стать его большим серым глазам было и лицо, на первый взгляд, грубо вылепленное, но с неуловимым налетом романтизма. Глядя на него, Леночка почему-то сразу вспомнила фотографию молодого Хемингуэя, которая стояла в ее комнате на письменном столе. Незнакомец был одет в длинное серое пальто в мелкий рубчик, на шее у него было черно-коричневое кашне из тисненого шелка, на голове – темно-синяя широкополая шляпа из дорогого велюра. Леночка оценила его наряд на «пять с плюсом».
– Кто вы, и чем я могу быть вам полезна? – не меняя строгого тона, спросила девушка.
Мужчина жестом предложил ей отойти на край тротуара, и только после того как поток прохожих остался в стороне, он заговорил:
– Елена Викторовна, у меня к вам большое и серьезное дело.
Последнее слово в исполнении его низкого бархатистого голоса прозвучало очень внушительно. За таким «делом» просто не могли скрываться какие-то легкомысленные глупости.
– Меня зовут Борис Петрович, и моя деятельность имеет самое непосредственное отношение к работе вашей мамы – Марии Сергеевны.
– Мамы? – удивилась Леночка. – При чем здесь моя мама?
– Елена Викторовна, давайте отойдем куда-нибудь в сторону, устроимся в каком-нибудь сквере, – настойчиво предложил «Хемингуэй», – и там спокойно, без суеты я все вам объясню.
– Хорошо, – покорно согласилась Леночка, и они направились к ближайшему скверику, затерявшемуся в бесконечном лабиринте московских улиц.
Майор Пронин
После того как они нашли пустую скамейку и расположились на ней, Леночкин спутник стал молча разглядывать начищенные до зеркального блеска носки своих ботинок.
«Наверное, раздумывает, с чего начать разговор, – подумала Леночка. – Интересно, что же случилось?» Где-то в глубине сердца она почувствовала легкий укол тревоги.
– Ваша мама, профессор Ковригина, – неожиданно начал Борис Петрович, – работает в институте, который сегодня занят решением задач, чрезвычайно важных для народного хозяйства страны и, что самое главное, для ее обороны…
Леночка никогда не интересовалась подробностями работы Марии Сергеевны, но никогда не сомневалась в том, что работа у мамы ответственная и очень важная.
– Я имею самое непосредственное отношение к работе Марии Сергеевны, – сказав эту фразу, молодой мужчина замолчал и посмотрел Леночке прямо в глаза. В его взгляде чувствовалась настоящая забота, но тем не менее девушка вновь почувствовала укол тревоги.
– Скажите конкретно, Борис… – Леночка была так взволнована, что отчество нового знакомого абсолютно вылетело у нее из головы.
– Петрович, – напомнил ей собеседник.
– Да, Борис Петрович. – Лицо девушки залил яркий румянец. – Мы уже говорим с вами довольно давно, но я до сих пор не могу понять, в чем дело. Кто вы? И при чем здесь моя мама?
Собеседник поднял глаза, и Леночка услышала то, чего менее всего ожидала:
– Я – Борис Петрович Кайгородов, старший лейтенант госбезопасности, – он расстегнул верхнюю пуговицу пальто и достал из внутреннего кармана изящную книжечку в кожаной обложке красного цвета. – Вот мое удостоверение, посмотрите.
Леночка побледнела и негнущимися пальцами взяла протянутую книжечку. Она открыла ее и увидела фотографию своего собеседника в военной форме, его имя и звание были вписаны в линеечки удостоверения четким каллиграфическим почерком. Подпись замминистра и печать МГБ с государственным гербом выглядели монументально и вызывали в душе трепет. Леночка смотрела на самую серьезную в стране корочку – и в голове ее калейдоскопом мелькали воспоминания. Военные годы… От девочки не скрывали, что ее отец, Виктор Степанович Ковригин, погиб смертью храбрых в захлебнувшемся наступлении на Украине. В эвакуации, в Чебоксарах, они жили в бараке. Как и другие дети войны, Леночка знала цену жизни и смерти, хлебу и маслу… Потом их перебрасывали еще дальше на юг – она на всю жизнь запомнила безумную давку той дороги, переполненные людьми товарные вагоны. Тогда Ковригиным помог человек в синей фуражке, сотрудник НКВД. Раненый, он тяготился своим важным, но не героическим эвакуационным заданием. Он рвался на фронт, где уже потерял левую руку, где проливали кровь в прорывных атаках его товарищи – офицеры органов. Он стал поистине добрым гением для доцента Ковригиной и маленькой Леночки. Устроил их на отдельную полку, подальше от сквозняков, подкармливал из своего пайка. А потом исчез за поворотами войны – и они не знали, выжил он или погиб. Увидев удостоверение Кайгородова, Леночка вспомнила о том чекисте, вспомнила его пустой рукав, вспомнила, что называла его «дядя Сережа», а глаза у него были, как у Кайгородова, серые…
Леночка вздрогнула, но сразу взяла себя в руки и спросила почти хладнокровно:
– С мамой что-то случилось?
– Нет, нет, – поспешил успокоить ее чекист, убирая удостоверение в карман, – с Марией Сергеевной все в порядке… Я прошу вас, Елена Викторовна, не волнуйтесь и внимательно выслушайте меня.
Ковригин слегка улыбнулся, и его открытая улыбка мгновенно смыла все страхи, навалившиеся на Леночку.
– Да, да, я слушаю вас, Борис… Петрович!
Леночке все-таки удалось запомнить его имя.
Они улыбнулись друг другу.
– Так вот, Елена Викторовна, как я уже сказал, ваша мама занята очень серьезной работой. Недавно нам стало известно, что результатами ее исследований всерьез заинтересовалась разведка одной крупной капиталистической державы. Я, по долгу службы, курирую вопросы безопасности Марии Сергеевны и ее коллег. К нам поступили сведения, что в ближайшее время враги начнут активные действия для того, чтобы проникнуть в наши секреты. Поэтому руководство уполномочило меня обратиться к вам, Елена Викторовна, с тем чтобы вы посодействовали нам в этом непростом деле…
– Каким образом? Что я могу? – вырвалось у девушки, но Кайгородов жестом остановил ее и продолжил:
– Ничего особенного делать вам не придется, Елена Викторовна. Прыжки с парашютом, стрельба из бесшумного револьвера и встречи на конспиративных квартирах исключаются, – пошутил чекист. – Вам просто-напросто надо будет внимательно приглядываться к людям, которые часто бывают у вас дома, подмечать всякие мелочи, а потом давать краткие отчеты о происходящем. Не исключено, что враги будут действовать через людей, входящих в близкий круг общения вашей мамы. Особенное внимание надо уделять тем, кто появляется у вас дома впервые, – ну, знаете, друзья друзей, знакомые знакомых. Ваша мама – очень общительный человек, и ваш дом, насколько я знаю, известен своим гостеприимством – и тем проще врагам подобраться к Марии Сергеевне.
– Скажите, Борис Петрович, только скажите честно: маме грозит опасность?
– Лукавить не буду, Елена Викторовна, враг очень коварен и хитер, а значит, от него можно ожидать всего, чего угодно. Но в случае с вашей мамой, я думаю, большой опасности нет. Мы держим ситуацию под контролем – жизни и здоровью профессора Ковригиной ничего не угрожает. – Он наставительно поднял палец. – Во многом, Елена Викторовна, безопасность товарища Ковригиной зависит и от вас!
– А что будет потом, когда вы раскроете шпионов? – с любопытством спросила Леночка.
Кайгородов снисходительно улыбнулся и ответил:
– Мы их возьмем! А возможно, проведем операцию по дезинформации врага… Но это уже оперативные тонкости – сами понимаете, Елена Викторовна, всего я сказать вам не могу… Так что вы ответите на мое предложение?
– Конечно, я согласна – это мой долг…
– Иного ответа я и не ожидал услышать от вас. Вы – мужественная девушка, настоящая комсомолка!
Леночка зарделась и опустила глаза – последние слова обаятельного чекиста ей польстили.
– Разумеется, о нашем разговоре никто не должен знать, – строго сказал Кайгородов. – Ваша миссия абсолютно секретна, Елена Викторовна.
– Даже мама не должна знать?
– Ни в коем случае! Незачем волновать Марию Сергеевну – это может отразиться на ее работе. Тем более и враги могут что-то заподозрить, а в этом случае весь наш план может оказаться под угрозой.
С такими аргументами было сложно спорить, и Леночка согласно кивнула.
– Как мы будем с вами встречаться, Борис Петрович?
– Я буду периодически звонить вам домой и сообщать место и время встречи. Причем контакт вы должны поддерживать только со мной, любой человек, который придет к вам от моего имени, если я не предупредил вас об этом заранее, – враг. Помните это! Еще – вот вам телефон для экстренного вызова, – Кайгородов достал из кармана бумажку с номером, – запомните его наизусть… Звонить по этому номеру нужно только в крайнем случае.
Леночка запомнила номер, Кайгородов чиркнул спичкой, поджег бумагу и держал ее за уголок, пока огонь окончательно не съел цифры.
Они разговаривали еще минут десять. Кайгородов подробно проинструктировал Леночку о том, на что особенно надо обращать внимание, как вести себя с незнакомцами, как систематизировать полученную информацию – отметая мелкие и незначительные вещи, не упускать при этом главного.
Они расстались, как старые друзья. Кайгородов пожал Леночке руку и сказал:
– Удачи вам, Елена Викторовна. Я уверен, у вас все получится.
Леночка кивнула новому знакомому, тихо сказала «до свидания» и пошла домой, еще раз прокручивая в голове все детали необычной беседы со старшим лейтенантом государственной безопасности Борисом Кайгородовым.
– Подожди, Иван Николаевич, – остановил писатель Пронина, – это не та профессор Ковригина, которая скончалась с месяц назад? Я помню, в «Известиях» еще некролог был…
– Да, это она самая, – сухо ответил чекист.
– Так значит, не удалось вам?
– Что не удалось?
– Ну, оградить ее, что ли… Или там что-то другое?
– Слушай, Лев Сергеевич, – с легким раздражением в голосе прервал Пронин поток вопросов, – тебе что, с конца надо все рассказывать? Экий ты нетерпеливый стал!
– Виноват, товарищ генерал-майор! Извини, Иван, рассказывай дальше.
– Еще вопросы есть? – с деланной строгостью в голосе спросил друга Пронин.
– Есть, – Овалов решил идти до конца.
– Тогда задавай…
– Скажи, Иван, а правда, что ваши ребята вот так запросто могут прибегать к помощи родственников – вербовать посторонних людей?
– Всякое бывает, Лев, – неопределенно ответил Пронин, – всякое бывает… Хотя этот случай – дело особое.
Мамы еще не было дома. Домработница Нюра, работавшая у Ковригиных уже больше пяти лет, засуетилась вокруг Леночки, по доброй традиции вздыхая и охая:
– Ой, совсем замучили ребенка в этом университете! На тебе же лица нет, Леночка. И не кушала, наверное, весь день! Ох, Господи, Царица Небесная!
– Да все нормально, Нюра, – невпопад отвечала Леночка, – все хорошо у меня…
– А и хорошо, а и хорошо… Ой, чуть не забыла дура старая – жених-то твой, Павел Викторович, весь телефон уже оборвал, звонил раз пять…
– Паша? – рассеянно спросила Леночка, – Когда?
– Да последний раз минут как пятнадцать тому… Кушать будешь, Леночка? Я супчик куриный сварила, котлеток свежих нажарила с картошечкой – как ты любишь… А? – Она так подмигнула Леночке, что отказаться было невозможно.
– Не надо, Нюра… Я потом…
Сокрушаясь и причитая, домработница пошла на кухню, по дороге сметая с мебели несуществующую пыль. Леночка зашла в свою комнату, бросила на стол свой туго набитый портфель и упала на кровать.
Мысли о беседе с Кайгородовым не оставляли ее. Раздумья девушки были прерваны резким телефонным звонком. Через минуту в дверь комнаты тихо постучали, и Нюрин голос едва слышно сказал:
– Леночка, иди, опять Павел Викторович звонят… Ой, Господи, нет покоя деточке…
Лена вышла в коридор и взяла трубку телефонного аппарата.
– Да, я слушаю, – сказала она.
– Привет, Елочка! Куда ты пропала? Я целый день тебя вызваниваю! – Пашин голос звучал весело и задорно, от него у Леночки сразу посветлело на душе. – Слушай, Ел, у меня для тебя есть потрясный сюрприз! Ты будешь в восторге!
– Какой?
– Сама увидишь – я у тебя через полчаса буду. Хорошо?
– Конечно, приезжай, Паша, я очень соскучилась…
– Я тоже! Все, до встречи!
В трубке что-то щелкнуло, и она разразилась чередой протяжных гудков.
Из двери на кухню выглянула Нюра:
– Леночка, может, покушаешь? Все свежее, горяченькое… Котлетки твои любимые…
– Конечно, покушаю, Нюрочка, – задорно ответила девушка, – сейчас Паша приедет, и покушаем тогда… Кстати, мама когда будет?
– Ой, Господи! Вечно я все позабуду, старость – не радость! Звонила Марь Сергеевна, вот-вот прибудет. Короткий день у них. Вот все вместе и отужинаете, – радостно резюмировала Нюра, – вот и слава богу!
Павел и Мария Сергеевна пришли почти одновременно – с разницей в пять минут. Профессор Ковригина – молодящаяся и довольно красивая еще женщина сорока пяти лет – поцеловала выбежавшую ей навстречу Леночку и устало сказала, обращаясь к дочери и Нюре, которая тоже оставила свой кухонный пост, чтобы поприветствовать хозяйку:
– Ой, девчонки, так я что-то устала сегодня, и есть жутко хочется! Не дадите с голоду помереть надежде советской химии?
– Все готово у меня уже, – торжественно заявила Нюра, – вот только Павла Викторовича ожидаем – сейчас обещали быть…
– Что ты говоришь, Нюра, – раскраснелась Леночка, – при чем здесь Пашка? Не слушай ее, мамочка!
– Ладно, ладно, – примирительно сказала Мария Сергеевна, – не слушаю, а все-таки зятя надо дождаться, а то потом невзлюбит тещу – это часто бывает!
Леночка было собралась уже вконец засмущаться, но тут весело заголосил дверной звонок.
Паша ворвался в прихожую, как теплый весенний ветер, мужественный запах его «Красного мака» сразу заглушил ненавязчивый аромат «Ландыша» – духов, которым отдавала предпочтение Мария Сергеевна.
Чубатое, высоколобое и румяное лицо Паши дышало молодой энергией. Он чмокнул в нос свою обожаемую Елку, Марии Сергеевне вручил увесистую коробку шоколадных конфет, а Нюре – бумажный пакетик с ее любимыми бабаевскими барбарисками.
После всех этих «дароприношений» в руках у Павла остался плоский бумажный пакет, испещренный разноцветными скрипичными ключами – эмблемками недавно открывшегося в ГУМе магазина грампластинок. Леночка сразу поняла, что содержимое этого пакета и есть тот самый сюрприз, о котором Паша говорил по телефону.
– А где мой сюрприз? – тонким капризным голоском спросила она, смешно выпучив глаза.
– Держи, держи свой сюрприз, – Павел протянул Лене пакет, который та сразу стала разворачивать, шурша бумагой.
В пакете оказалась модная новинка – долгоиграющая пластинка с записями Муслима Магомаева. Называлась она «Лучший город Земли» – по названию твиста, который слушало и под который танцевало почти все молодое население Страны Советов.
Восторгам Леночки не было предела – подарок Павла явно пришелся ей по вкусу. Пока Паша раздевался в прихожей, а Мария Сергеевна и Нюра накрывали стол в гостиной, Леночка побежала к себе в комнату, чтобы «обновить» свой подарок.
Из динамика портативного проигрывателя сначала послышалось легкое шуршание, а затем в комнату ворвалась легкая и радостная мелодия песни, зазвучал сильный голос молодого, но уже очень популярного певца:
Песня плыве-от, сердце поет!Эти слова-а – о тебе, Москва-а-а!Паша неслышно вошел в комнату и, глядя на кружащуюся в танце восторженную Леночку, громко спросил:
– Ну как, Елочка?
Сделав очередное немыслимое па, девушка на лету чмокнула парня в щеку и пропела вместе с Магомаевым:
Эти слова-а – о тебе, Москва-а-а!Пашин подарок ей явно очень понравился.
Через несколько минут Нюра позвала их к столу, и Леночка, раскрасневшаяся от быстрого танца, с легким разочарованием выключила проигрыватель. Она, не переставая пританцовывать и что-то напевать, взяла за руку улыбающегося Павла, и молодые люди направились в гостиную.
Ковригины и их молодой гость отдали должное Нюриной стряпне, а в этом деле набожная домохозяйка была большой мастерицей. За ужином говорили о незначительных вещах: Леночка рассказала что-то о своих студенческих делах, Павел припомнил какой-то забавный случай, произошедший с ним на службе, – после окончания журналистского факультета МГУ его как одного из лучших выпускников распределили на работу в редакцию «Комсомольской правды».
Мария Сергеевна смотрела то на дочь, то на Павлика и в который раз думала: «Какая прекрасная пара! Как хорошо они друг друга дополняют: строптивая и слегка упрямая Леночка и Павел – жизнерадостный, спортивный и целеустремленный. Глядишь, еще годик – и прибавится ко всем моим титулам еще один, самый, наверное, почетный – произведут меня в бабушки…»
– Мамуля, о чем задумалась? – спросила Леночка маму. – Опять какую-нибудь научную проблему в голове решаешь?
Мария Сергеевна тепло улыбнулась дочке и с показной серьезностью сказала, нахмурив брови:
– Масса Солнца равна двум биллионам тонн…
Леночка и Павел громко рассмеялись – Мария Сергеевна очень похоже воспроизвела кусочек монолога Любови Орловой из «Весны», где популярная актриса играла женщину-ученого, этакого «сухаря» в юбке, живущего в мире формул и экспериментов.
Когда Нюра принесла чай, Мария Сергеевна громко хлопнула в ладоши и строго сказала:
– Так, дети, внимание! У меня для вас есть новость! Сегодня мы в институте закончили очень большую и важную работу. В связи с этим в эту субботу у нас дома состоится праздничный прием. Надеюсь, что вы не бросите нас с Нюрой на растерзание моим ученым коллегам и поможете мне с организацией и проведением банкета.
Услышав мамино объявление, Леночка неожиданно вспомнила свой недавний разговор с Кайгородовым, о котором уже и думать забыла. На душе снова стало тревожно.
«…Ваша мама – очень общительный человек, и ваш дом, насколько я знаю, известен своим гостеприимством, и тем проще врагам подобраться к Марии Сергеевне…» – вспомнила она слова Бориса Петровича.
Леночка скрыла беспокойство, улыбнулась и ответила матери: