Шесть раз кошмар

Эта книга посвящается тем, кто не внимателен на уроках, потому что хочет изучать то, что ему действительно нужно.

Тем, кто любит себя и стремится быть собой.

Тем, кто не боится совершать ошибки.

Тем, кто заваливает почти каждую контрольную, но при этом много знает и понимает.

Тем, кому все равно, что о нем подумают или скажут.

Тем, кто продвигает свои сильные стороны без чьей-либо помощи.

Тем, в чьем окружении нет никого, кто мог бы его понять.

Тем, кто следует сердцу, очищает свой разум от ненужного и исцеляет свою душу.

Тем, кто помогает другим не повторить свои же ошибки.

Тем, кто чувствует себя изгоем в этом мире, потому что у него все не как у всех.

И наконец тем, кто жаждет быть счастливым и только поэтому следует своей мечте.

Раз – ужас во сне.

Два – кровь из носа.

Три – потеря сознания.

Четыре – ты видишь ее.

Пять – невозвратимая потеря.

Шесть… тебе конец?

Пролог

Девочке снился сон. Он был мутный и серый. Вокруг были только тучи и черные мертвые деревья. Она шла через мертвый лес, где не было никого, лишь она одна.

Вдруг тучи начали рассеиваться. Выходит она из леса и видит большой дом в тумане, а вокруг него летают вороны с красными глазами. Они смотрят прямо ей в душу, и девочка понимает, что птицы сейчас нападут на нее. Чтобы спастись от них, она быстро забегает в дом.

Внутри дом был сумрачный и пыльный. И ни души в нем. Дошла до гостиной – там были только два кресла и один большой диван. Потом она увидела в углу кресло-качалку и решила сесть, что и сделала – и сразу же почувствовала дискомфорт. Попыталась устроится поудобнее, но не получилось. Решила встать, оперлась на ручки кресла, а подняться не может.

Ей стало не по себе, она еще раз попыталась соскочить с этого кресла, но никак. И вдруг она услышала шепот. С ужасом посмотрела на окно и увидела, что оно потихоньку растворяется, хотела закричать, и тут кресло начало качаться. Ей было очень страшно посмотреть назад, но все-таки она решилась: медленно повернула голову и обнаружила, что кресло качается само по себе, никто его не толкает. Сердце прыгнуло в пятки, и тут она опять услышала шепот, только теперь им был охвачен весь дом.

Девочка очень хотела проснутся, но не могла, словно какая-то сила не давала ей вынырнуть из сна. Закрыла глаза руками и досчитала до трех, а когда открыла, наружу вырвался крик: перед ней стояла женщина с длинным узким лицом. Ее глаза были черными и совершенно безжизненными, а зубы острыми, тело настолько тощее, что аж кости видны, а на руках проступали черные вены. Бледную кожу женщины покрывали черные пятна, а на лицо, закрывая половину, свешивались тусклые темные волосы. Девочка смотрела на нее с ужасом, слезы сами лились из серых глаз, а сердце бешено колотилось.

Женщина подходила все ближе и ближе, рот ее внезапно стал расширятся, и тут девочка поняла, что женщина собирается поглотить ее душу.

Рот раскрывался все сильные, ветер начал холодить спину. Девочка чувствовала, как душа погибает, но внезапно все исчезло, и она проснулась.

Глава

1

– Катрин, помоги мне загрузить сумки в машину, пожалуйста.

– Иду, мам.

Это был самый худший день в моей жизни. До чего же быстро пролетело время, а ведь казалась, что до переезда еще куча дней.

Сегодня мы уезжаем из Кента в Лондон, папе предложили там новую работу, и как сказала мама, нам там будет проще жить. Все этому очень рады – кроме меня. Зачем нам приезжать, ведь это наш дом? – думала я. И проще на новом месте точно не будет.

– Ну вот, вроде все собрали… Генри, посмотри, не осталось ли еще каких-нибудь вещей в коридоре.

– Хорошо, пап, – отвечает мой брат.

Ох, вот и все… так, только не переживать… Сейчас я закрою глаза, досчитаю до трех и проснусь. Раз, два….три.

О нет, это не сон, хотя это и так было очевидно.

– Дети, все в машину, – зовет мама.

– Мамочка, я уже в машине, – пропищала моя младшая сестра Айви.

– Умница, солнышко, – ласково сказала мама.

Я сажусь в машину у правого окна, Айви сидит посередине, а мой старший брат Генри – у левого окна

– Ну, все готовы? – спрашивает папа.

– Нет!

– О боже, Айви, что случилось?

– Мама, я забыла своего мишку.

– Айви, ну что же ты так! Катрин, будь добра, возьми ключи и принеси мишку Айви.

– Хорошо, мама.

Ну вот, чуть что, так сразу: «Катрин, иди туда, сделай то…», как будто я им прислуга. Столько народу в семье, а все делаю я одна. Ну, ничего, зато в последний раз зайду в родной дом.

Я медленно вставляю ключ и поворачиваю в замке. Внутри пусто, и не потому, что все вещи вынесли, а потому, что тут больше никого нет. Как же я буду скучать по этому месту, по этим бежевым стенам… а эти персиковые узоры на потолке, они так согревали… Боже это место прекрасно!

Ну и где же этот медведь? О, наверное, в шкафу Айви. Точно, она всегда кладет его туда днем, чтобы он прогнал всех чудовищ. Значит, придется идти наверх.

– Катрин? – слышу я голос за спиной.

– А-а-а… о боже, Генри!

– Что?

– Что, что – напугал ты меня!

– Ой, прости.

– Да ничего, переживу. Ты, кстати, что тут делаешь?

– Ты нашла медведя? А то родители торопят, да и Айви уже начинает плакать.

– Да, нашла, он все это время был в шкафу.

– Отлично, идем.

Мы быстро спускаемся по лестнице, и я запираю дверь.

– Вот, Айви, держи своего медведя.

– Ура! Мистер Снежок! Какой ты непослушный! Мы больше не будем жить с чудовищами – в новом доме их нет.

– О, я очень надеюсь, что в новом доме у тебя не будет шкафа, и ты перестанешь бегать ко мне в комнату по ночам. Хоть какой-то плюс.

– Катрин! Мы же договорились. Так будет лучше для всех нас, и не надо думать только о себе. Если тебе что-то не нравится, пожалуйста, не надо портить настроение всем, ясно? – строго говорит мама.

– Ясно, – киваю я.

– Ну что, теперь все готовы? – спрашивает папа

– Да! – хором кричим мы.

– Тогда поехали! Прощай, Кент, надеюсь, мы не скоро увидимся! – воскликнул отец, и машина тронулась с места.

Мы едем уже полчаса, Айви за это время уснула, Генри читает свою книгу, а я с каждым километром все больше скучаю по дому и городу, в котором выросла. Вот почему, спрашивается, так происходит? Когда что-то случается – все счастливы, а я одна страдаю (и не только в этом случае), и всем наплевать на мое мнение. Родители всегда гордились только Генри и Айви, на любых семейных посиделках они говорят только о них. Про то, какой Генри умный, как хорошо он успевает в школе и какое великое будущее его ждет. Или про то, как Айви хорошо играет на пианино, а когда родителей спрашивали обо мне, им просто нечего сказать. Серьезно, самое ужасное в семье – быть средним ребенком между двумя идиотами, которые бесят тебя каждый божий день. Генри, правда, не так уж сильно меня доставал в последнее время, наверное, из-за выпускных экзаменах, к которым он упорно готовился и которые, разумеется, сдал на отлично. Но Айви… она вечно меня подставляет –каждый раз меня ругают именно из-за нее.

Однажды родители пошли вечером в театр, Генри пошел в библиотеку делать проект, а мы с Айви остались одни дома. Я сидела спокойно в своей комнате, Айви сидела рядом и рисовала, потом она сказала, что хочет пойти в свою комнату и взять что-то, – я не расслышала, что именно, и выпустила ее. Прошло пять минут – слышу, что-то разбилось. Выбегаю из комнаты и вижу на полу осколки маминой любимой вазы. И это еще не самое страшное – хуже всего было то, что Айви сидела на полу и плакала. Нет, не по вазе – она порезала палец…

Я быстро убрала осколки и забинтовала палец сестре. Мне было не по себе. Хотела спросить Айви, как это случилось, но было уже поздно, родители вернулись. Айви тут же побежала к маме, честно ей все рассказала, но мама рассерженно посмотрела на меня. Папа взял Айви на руки и унес, а мама тут же стала на меня кричать, что я неблагодарная дочь, что они так много для меня делают, а я даже за ребенком присмотреть не могу. В наказание она забрала мой телефон и планшет на целую неделю! После этого случая я стала сторонится Айви, ведь у меня из-за нее одни неприятности, я даже старалась не садиться рядом с ней за одним столом – мало ли что, прольет на себя суп, и я буду в этом виновата. Мама всегда говорит, что, когда Айви вырастет, она (в смысле – сестра) мне все припомнит, но скорее я ей все припомню, чем она мне.

Да уж, в этой семье никто не может понять, как мне трудно…

Из-за Генри я тоже страдаю. Родители постоянно сравнивают меня с ним, говорят, что он лучший ученик в классе, одни пятерки в дневнике, а у меня успехи в учебе пока не очень.

Иногда я думаю, что не должна была родиться, ведь я для семьи пустое место, меня замечают только тогда, когда хотят о чем-то попросить. Нет, я, конечно, не против помочь, но проблема в том, что для родителей я невидимка. Вот самый простой пример: на моих школьных концертах они обычно не присутствуют: либо у них работа, либо они просто забывают о них (чаще всего – первый вариант, но я всегда считаю, что именно второй). На концерты Айви или на выступления Генри они всегда ходят, а на меня у них, видите ли, нет времени. Ну да, я же пустое место.

Чувствовать себя лишней в семье неприятно, и я все время пытаюсь хоть что-то сделать, чтобы родители гордились мной. Однако это не так легко: подготовка к экзаменам становится все серьезнее, а тут еще этот переезд, а значит, новая школа. Как же я ненавижу перемены, они реально действует мне на нервы и портят жизнь!

Возможно, я не такая умная, как Генри, и у меня нет абсолютного музыкального слуха, как Айви, но зато я творческая личность. С самого раннего детства я отлично рисую, даже можно сказать, что у меня талант. Для рисования у меня есть все: гуашь, акварель, акрил, масляные, краски с блестками и самые мои любимые светящиеся краски. Также у меня есть пастель (сухая и масляная), угольки, сангина, карандаши разной мягкости и профессиональные маркеры. И бумаги самой разной предостаточно – из хлопка и целлюлозы для красок, специальная бумага для карандашей, скетчбуки для маркеров и бумага для пастелей.

Все это подарила моя бабушка Виктория –именно она обнаружила во мне талант художника, когда мне было восемь лет. Бабушка всегда делала все, чтобы моя техника рисования развивалась: на каникулах отправляла меня на курсы, где меня обучали наилучшим образом, как рисовать пейзажи, портреты, натюрморты и как правильно использовать материалы; также меня учили академическому рисунку и искусству иллюстрации. Я могу нарисовать все что угодно, тут уж мне точно нет равных, но только моим родителям все равно. А мне все равно, замечают они мой талант или нет, ведь я рисую для себя, потому что мне это нравится, и я горжусь своими навыками. Вот серьезно, у меня нет желания кому-то что-то доказывать. Зачем? Ведь это пустая трата времени – слушать тех, кто не разбирается в том, в чем ты сама разбираешься очень даже хорошо. Я не против критики, но она должна быть от тех, кто желает тебе добра, кто хочет, чтобы ты двигался вперед, кто может подсказать что-то. Насколько мне известно, полезную критику можно услышать от друзей, но у меня их, к сожалению, нет. Ибо со мной никто никогда не хотел общаться.

Глава 2

– Вот мы и на месте, – с облегчением сказал папа.

Я разбудила Айви и Генри (он тоже задремал), и мы все вышли из машины. Помогли папе вытащить чемоданы и сумки из багажника и начали осматриваться.

Дом был огромный и мрачный. Крыша темно-серого цвета. На двери висела цепь с замком, слева была небольшая веранда со скамейкой. Дом окружали мертвые деревья, а вдоль фасада росли кусты с красно-алыми розами.

– Это дом был построен в тысяча девятьсот двадцать восьмом году? – спросил Генри, глядя на фронтон где было написано «1928».

– Да, – ответил отец.

– Значит, этому дому уже… девяносто лет, – подсчитал брат.

– Так и есть. Никто, правда, не знает, кто здесь жил в тридцатые годы… Вроде тут был приют, но это неточная информация. Я сделал ремонт, заменил мебель на новую, так что внутри теперь очень неплохо.

– Надо же, приют… Какое совпадение, не находишь, Катрин? – усмехнулся Генри

– Не смешно! – с раздражением ответила я.

Мой старший братец любит пошутить, что я приемная, «приютская» и все такое. «Ботан», «заучка», и шуточки у него соответствующие.

Отец вставил ключ в замок, открыл дверь, и мы зашли.

От двери начинался светло-серый коридор, ведущий к лестнице. Слева были очень даже красивые двери с витражными стеклами. Я решила первым делом посмотреть, что там, за этими дверями. Там оказалось кухня. В центре стоял длинный стол в окружении шести стульев; через большое окно была видна веранда; на противоположной стороне от входной двери маленькая дверь вела в кладовку.

Не могу не признать, кухня выглядела уютно. Стол был застелен

белоснежной скатертью, а все остальное – разных оттенков серого.

Мое внимание привлек листок бумаги, лежащий на столе. Это оказалась записка.

Пусть в этом доме вы обретете

Жизнь

Счастье

и

никаких КОШМАРОВ!

-Софи

Хорошее пожелание, но что значит «никаких кошмаров»?

– Катрин, ну как тебе кухня? – спросила мама.

– Уютная. Тут записка, – я протянула маме листок.

Мама взяла у меня записку, прочла и сказала:

– О как мило с ее стороны!

– Софи – это кто?

– Софи Керг. Она жила здесь до нас со своей семьей. Приятная женщина. Она сделала нам большую скидку за дом, так что мы много сэкономили.

– Понятно… протянула я.

– Катрин! – неожиданно позвала меня младшая сестра, я и не заметила, как она вошла. – Катрин, иди посмотри, какие там комнаты наверху. Такие симпатичные! Только чур, самая первая комната моя – она мне больше всех нравится.

Ну вот, отлично, пока я тут рассматривала кухню, все уже выбрали себе по комнате, а мне, как всегда, что останется!

Я поднялась по лестнице и увидела Генри, стоявшего у стены.

– Ну что, ты тоже хочешь сказать, что выбрал себе комнату, а мне – самое худшее? – сухо спросила я.

– Как раз нет, Катрин. Я решил уступить тебе выбор. И, знаешь, я тебя прекрасно понимаю. В детстве у меня тоже кое-кто отнимал все самое лучшее.

Я залилась краской, вспоминая некоторые моменты, когда была самой младшей, еще до рождения Айви.

– Прости, и спасибо тебе большое. Вот уж не ожидала…

– Пожалуйста. Ты же моя сестра, да и все равно я скоро вас покину – через несколько месяцев у меня начнется своя жизнь. Хотя она уже началась, – сказал мой братец, не выражая никаких эмоций.

– Не говори так! – искренне воскликнула я

– Да успокойся ты. Я буду вас иногда навещать, и к тому же я наверняка еще успею надоесть тебе за это время.

Он обнял меня и пошел вниз.

Я вошла в первую комнату. Нет, вы не подумайте, я не забыла, что эту комнату выбрала Айви, – просто захотела посмотреть, и все. Стены тут были пастельно-голубыми, а не серыми, как во всем доме, все остальное – конфетно-розового цвета, что, по-моему, ужасно сочетается. Я просто терпеть не могу розовый, тем более конфетный, но Айви, как и все девочки в этом возрасте, предпочитают розовый. Ну что же, по крайней мере эту комнату я бы точно не выбрала.

Вторая комната была цвета темного аквамарина, что меня очень привлекло, но болотно-зеленый ковер точно не в тему. Если ковер убрать, будет неплохо. Хотя… в такой комнате не очень-то комфортно жить, меня больше привлекают пастельные тона, чем эта жесть. Значит, идем дальше. Генри все равно, в какой комнате он будет жить, ему главное – чтобы было тихо и спокойно, чтоб его никто не беспокоил. Так что ему эта комната подойдет.

Я открыла дверь третьей комнаты и… о боже! это просто великолепно! Она была в пастельно-лиловых и серых тонах. Очень красиво и просто идеально сочетается. Все, решено – я остаюсь здесь, эта комната просто создана для меня!

Я поспешила вниз, чтобы забрать свои сумки, и по пути столкнулась с Генри.

– Ну что, выбрала комнату? – спросил он.

– О да, мне понравилась третья, я в ней буду жить, спасибо тебе большое, Генри!

– Пожалуйста, – беззаботно ответил он. – Только

ты теперь мне должна! – прокричал мне вслед братец.

– Что? Ты серьезно? – остановилась я.

– А ты как думала? Я что, просто так тебе уступил?

– Ладно, ладно, позже поговорим об это, хорошо?

– Без проблем, сестричка, – засмеялся он.

Я внесла в свою комнату три очень тяжелые сумки и один чемодан, в котором была вся моя одежда. Решила, что первым делом распакую сумки, а чемодан – потом. Из мебели тут были небольшой шкаф жемчужно-серого цвета, рабочий стол белого цвета (о да – белого!), полка над ним, кровать, застеленная нежно-серым одеялом и белоснежная тумбочка. Всё отлично сочеталось между собой.

В первой сумке лежали книги – детективы, ужастики и фэнтези. Я их все поставила на полку, но, к сожалению, поместились только пятнадцать книг, а у меня их тридцать три. Ну и что мне делать? Книги мне дороже всего, они должны быть всегда на виду, ведь когда я смотрю на них, мое воображение включается. Ладно, пусть пока полежат на рабочем столе и тумбочке, потом попрошу родителей повесить еще одну полку.

Во второй сумке у меня были краски, карандаши для скетчей, цветные профессиональные фломастеры, уголь, сангина, пастель (сухая и масляная), пять больших альбомов (три из них заполнены) и маленький мольберт (еле влез). Все это я разместила в ящиках стола.

О боже, а где же мои кисти? Надеюсь, я их не забыла! Я быстро осмотрела сумку. О нет… ну почему я такая забывчивая? Неужели я не взяла их? Надо посмотреть, может, они в чемодане?

Быстро обыскиваю чемодан, в котором лежала одежда и часть книги, но кистей не нашла, и моя паника усилилась.

«Так, все будет хорошо, они где-то здесь, – внушила я себе. – Ты же еще не посмотрела третью сумку».

Точно, вспомнила! Кисти я положила в сумку с ноутбуком! Расстегнула молнию, вытащила всю свою электронику и во внутреннем кармане нашла кисти. Уф… Быстро сосчитала их – да, ровно двадцать пять – и положила в ящик.

Вытащив одежду из чемодана и положив ее в пепельный шкаф, я

перевела дух и решила пойти изучать серый дом.

В коридоре висели три миниатюрные картины; на одной были изображены розы желтого и красного цвета; перед комнатой Генри висела картина с пионами, а перед комнатой Айви – с тюльпанами. Прикоснувшись к картине с розами, я убедилась, что они были нарисованы масляными красками, а внизу было написано «В. Жаккар». Очень даже

неплохо, подумала я и перешла к другой картине. Пионы нарисовал некто С. Кератри. По мастерству картина немного уступала первой, но цвета были очень нежные. Автор третьей картины, с тюльпанами, был М. Ариас. Интересно, а сколько лет этим картинам? Я сняла картину с гвоздя и перевернула ее. На обороте было написано: «5 июня 1933 года». Значит, она была написана восемьдесят пять лет назад…

Повесив картину на гвоздь, я

спустилась вниз, повернула налево и оказалась в гостиной. Обои были с узором, напоминающим засохшие ветки деревьев. Диван и кресла – темно-коричневые, из кожи. Мебель выбирали родители, все остальное было серым, но кресла с диваном как-то уж очень сильно выделялись.

Кстати о родителях. А где они? Что-то дома очень тихо…

Я вышла из гостиной и направилась прямиком на кухню.

– Ма-а-ам, па-а-ап, вы тут?!

В кухне их не было, однако на столе лежала записка:

Мы все ушли в магазин, вернемся через час-полтора.

Мама

Ясно… а меня с собой даже не позвали. Ну и ладно, зато теперь я могу побыть одна.

Я всегда любила оставаться одна дома, с самого детства, и мне ничуть не было страшно. Когда я одна, я могу фантазировать сколько угодно, чего никогда не делаю при людях, а тем более при своей семье. Невозможно предугадать реакцию людей, а ведь нам, к сожалению, очень важно, что о нас подумают. Меня никогда никто не понимал, и мне иногда кажется, что все считают, будто я сошла с ума. Но это конечно же не так, и в моих фантазиях нет ничего такого. Фантазировать можно в любом возрасте, а не только маленьким детям. Тем более что в детстве кое-кто не очень-то много имел друзей.

Весь мой внутренний мир – это мой внутренний мир. Он не имеет ничего общего с реальностью, но я хочу быть только там. Для меня это источник творчества. Я не та, кто будет следовать нормам. Мне нравится быть такой, какая я есть, но, увы, мне приходится быть скрытной, потому что я не хочу, чтобы меня судили, я очень сильно этого боюсь. Люди не должны никого осуждать, ведь это так низко и неблагородно. Слово «судить» имеет одно значение, но из-за того что все мы разные, мы вкладываем в него разный смысл, по-разному используем. Лично для себя я сделала вывод, что никогда никого не буду судить!

Глава 3

Я хотела пойти наверх и посмотреть остальные комнаты, но мне было лень снова подниматься по лестнице. Вместо этого решила пройтись вокруг дома.

На улице было довольно прохладно, похоже, только что закончился дождь. Дом окружали засохшие деревья, чуть дальше был темный лес; когда я на него посмотрела, у меня аж мурашки по коже пробежали. Местечко мне нравилось все меньше и меньше, атмосфера до ужаса мрачная. В Кенте все говорили, что Лондон – прекрасный город с прекрасными домами, но я пока ничего «прекрасного» не видела. Нет, серьезно, зачем было уезжать из нашего старого дома? Терпеть не могу перемены, это невыносимо для меня. Да еще вдобавок ко всему у меня теперь будет новая школа, к которой придется привыкать.

С другой стороны дома было повеселее – очень много кустов и живых деревьев. Неужели здесь есть деревья, которые могут цвести? Невероятно! В центре сада был маленький фонтан с фигурой красивого белоснежного лебедя. В основании фонтана я заметила золотую надпись:

Ma bonne annee 1928

По-моему, это на французском языке. Я изучала французский в своей бывшей школе, но знаю его совсем плохо Ma – значит «мой», bonne – кажется, «счастье» или «счастливый»… да «счастливый». Получается «Мой счастливый…» А annee 1928 – это, наверное, тысяча девятьсот восьмой год. «Мой счастливый 1928 год». Интересно, что же в нем было такого счастливого?

Потихоньку начинало темнеть, а я толком ничего не рассмотрела. Повернулась лицом к дому и заметила балкон на втором этаже. Витраж на дверях был выдержан в мрачных серых оттенках. Пастельно-серый, темно-серый, холодный серый и почти белый. Да, мрачно, но зато красиво и аккуратно сделано.

Ну вот, опять я отвлекаюсь… Мама мне всегда говорит, что я ни одного дела не могу сделать нормально, не переключая внимание на какую-то мелочь. Что правда, то правда, а вот к сожалению или нет, я не знаю.

Я вошла в дом и обнаружила, что все уже вернулись.

– Мама! Кэти пришла! – закричала Айви.

– Ну сколько раз тебе говорить, чтобы ты не называла меня так, это раздражает! – одернула я сестру. Когда меня называют «Кэти», меня не просто бесит – я начинаю испытывать ненависть этому человеку. Исключение – мой отец, ведь это он дал мне такое прозвище.

– Катрин, где ты была? – спрашивает мама.

– Я просто прогу…

– И почему ты так разговариваешь со своей сестрой, а? Что она тебе сделала? Ей всего пять лет! – перебила мама.

– Мама, хватит, пожалуйста!

– Вот именно, Катрин. Хватит уже так себя вести!

– Ой, всё, мам, оставь меня в покое, пожалуйста!

С этими словами я побежала в свою комнату и заперла дверь. В последнее время мы с мамой часто ругаемся, а сегодня, кажется, побили предыдущий рекорд: скандал всего за полминуты. И вот что удивительно: когда хоть кто-то из членов нашей семьи рядом, мы ссоримся, а когда мы с мамой наедине, у нас почему-то все хорошо. Вот не понимаю, как такое может быть.

За окном уже совсем темно, время полдевятого. Генри зашел ко мне и сказал, что завтра у нас будет первый день в новой школе и лучше бы мне лечь спать пораньше. Но я, как всегда, лягу в одиннадцать, ну, или в половине двенадцатого.

Как же мне не хочется идти завтра в школу, а вдруг я и там не найду друзей? В Кенте мне было очень сложно завести друзей, потому что меня никто никогда не мог понять. Но мне и одной было хорошо. Когда я одна, я могу очень много всего сделать – того, что интересно только мне. Рисование и чтение книг для меня как окна в самый лучший из миров. Мне хочется покоя, но я не знаю, как этот покой найти. Я как неприкаянная душа, как призрак… Я где-то читала, что призраками становятся люди, не закончившие важное дело при жизни, и теперь они вынуждена всюду летать. У меня нет незаконченных дел, но иногда я чувствую, что чем-то отличаюсь от других… Ну, естественно, ведь я другая. Почти все, кого я знаю, думают не так, как я. И поступают не так.