ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 1
(Ночь первая)
Игнат
Время тянется, словно резина, пожарных до сих пор нет.
Как только мы с Иркой транспорт отгоняем за пределы территории, без раздумий бегу обратно к дому, но уже у ступеней останавливает окрик:
– Игнат, ты что задумал? – волнуется Сергей Николаевич. Сосед, как понимаю, мать оставил на попечении Юлии Степановны.
– Деньги, документы, ценности! Всё, что у нас есть тут… – не успеваю договорить, сосед понятливо кивает и ступает на веранду. Быстро ныряю в дом, следом Сергей Николаевич.
На своё плевать! Конспекты, комп, шмотки – всё будет, а вот у мамы в кабинете самое важное. Прикрывая рот и нос рукавом, бегу через зал к двери кабинета.
Перед тем как открыть, осторожно касаюсь ручки – холодная, значит, нормально. Распахиваю дверь и врываюсь в кабинет. В помещении уже начинают клубиться серые удушливые облака.
Спешу к сейфу. Он за картиной, прямо за маминым офисным креслом. Пока вожусь с кодом, сосед сдирает занавеску, раскладывает на полу и начинает сбор ценных вещей. Причём первым кладёт на пол комп мамы. Я даже на миг перестаю цифры выставлять. Он, бля, шутит, что ли?! Но потом осознаю, что для матери нет ничего ценней «писулек». А они, мать их, как раз в этой грёбаной жестянке!
Опустошаю ячейки, сгребая драгоценности, деньги, документы в общую свалку. Пробегаюсь взглядом по кабинету. Всё остальное – ерунда. Быстро сворачиваю узел, перекидываю через плечо.
– Точно всё? – уточняет Сергей Николаевич через надсадный кашель.
– Мгм, – кивок.
Бежим прочь, и очень вовремя: кабинет начинает всё сильнее заволакивать таким едким дымом, что глаза слезятся.
Уже на выходе слышится вой сирен пожарных машин и скорой. Дом потрескивает, словно огромный костёр. Везде клубятся коптильные облака…
Далее следуют муторные часы волнения и сражения людей со стихией огня. По итогам даже нельзя точно сказать, кто победил. Остановили – да, но обугленные стены большей части дома и отсутствие второго этажа – однозначно не победа!
Мамка к моменту прибытия доблестных врачей приходит в себя, но толком ничего сказать не может – сама упала или ударили. Сотрясение, плюс надышаться успевает. Её увозят на скорой.
Я хотел с ней, но Сергей Николаевич вцепился и такими глазами на меня посмотрел, что пришлось отступиться.
Сижу на земле и стискиваю голову руками. Мысли, словно дятел долбят мозг. Что случилось? Откуда пожар? Голем?.. Шумахер? Босс? Проводка?.. Тогда откуда у матери кровь на волосах?
Твари!
Но я узнаю…
Лишь ближе к утру все расходятся и разъезжаются, оставляя меня на пепелище жизни. Поднимаюсь с земли. Бл***, нужно где-то перекантоваться. Варианты вроде найти можно, но что делать с домом… и мамой?
Пожарники напоследок сказали, что приедет эксперт, оценит случившееся, вручит заключение. Если что, подадим на возмещение ущерба по страховке. Хотя сомневаюсь. Вряд ли за поджог нам что-то перепадёт.
Где жить и на что?
Пинаю воздух и вскидываю глаза к небесам – вот же грёбаная полоса!
– Игнат, – раздаётся голос Юлии Степановны. Устало оборачиваюсь. Бабушка Ирки мнётся на своей территории: – Ступай к нам, – кивает на дом.
– Да я в город, – неуверенно бормочу, но ещё плана точного по дальнейшим действиям нет.
– Не глупи, – в разговор вклинивается Григорий Михайлович. Дед стоит на ступенях веранды, позади него замирает недовольная Ирка. Нахохлена, словно воробей. Глядит с мрачным подозрением. – Куда собрался? – по-отцовски строго и в то же время рассудительно продолжает сосед. – К нам давай. Мать поправится, вот тогда и решите, что да как. А пока у нас побудешь. Дом небольшой, но мы разместимся… как-нибудь.
– Спасибо, – уже было собираюсь отказаться, но вдруг, словно обухом по голове – Ирка же будет рядом! – Это так… мило с вашей стороны, – стараюсь не переигрывать, выражая алчную признательность. Нахожу глазами Королька, она краской заливается и затравленно отступает, а мне это сил придаёт. Криво улыбаюсь. – Вот что значит настоящая семья… Большая, дружная…
Девчонка театрально закатывает глаза. Тряхнув головой, порывисто скрывается в доме.
– Пойдём, – машет Юлия Степановна, – покушаешь, спать ляжешь…
***
– Спасибо, – улыбаюсь благодарно, когда передо мной на столе оказывается тарелка с бутербродами и чашка чая. Вот кого-кого, а бабулю и деда Ирки всегда очень уважал. Проскурины мне казались нереально красивой и правильной парой. Как в сказках. «И жили они долго и счастливо». Никогда не слышал ругани, брани. Милые, очаровательные, готовые помочь всем и каждому. А ещё они мне нравились тем, что в отличие от других соседей не держали живности. Не уверен, но вроде аллергия у кого-то из них.
Жаль, что их дочь умерла…
– У нас три комнаты и зал, – начинает рассуждать бабушка, пока жую, что дали. Трапезничаю неторопливо, поглядывая по сторонам и слушая монотонную речь соседки. Королька не видно. Полагаю, у себя в комнате. – Наша с Григорием комната, Сергея, Ирины, ну и зал… Можно на диванчике… – прорезается сквозь мысли голос Проскуриной. Даже смешно становится. Я и на стандартном диванчике-книжке? Если только сложиться в три погибели… Да и… на кой хер мне диван, когда выше этажом постель… тёплая, уютная, большая… с девушкой в придачу.
– Юлия Степановна, – хмыкаю, дожёвывая последний кусок бутера. – Мы с Иркой ребята взрослые…
Проскурина затаивается, в глазах непонимание.
– Если вы не в курсе, мы с ней встречаемся, – на этой фразе делаю паузу с актерским ожиданием. – Она не говорила? – хмурюсь. – Вот же зараза. Я думал, вы ей самый близкий человек, уж вам-то она признáется…
– Н-нет, – качает головой бабушка. – Но, – запинается, бросает взгляд на деда, Григорий Михайлович вообще мрачнее тучи. Губы поджаты, но, как человек воспитанный, не позволит себе грубости или скандала. – Это, конечно, ваше дело, молодое… Просто, – опять заминка, – как-то внезапно вот так…
– Простите, – натягиваю скромную улыбку. Отодвигаю тарелку, чашку. – Устал. Спасибо за кров, еду… Пойду помоюсь, если, конечно, вы не против… Если правда не стесню…
– Нет-нет, – потерянно мотает головой Юлия Степановна.
Встаю, плетусь к лестнице.
– Только Ириша не говорила, что… – летит вслед.
– Скажет, – киваю уверенно и поднимаюсь на второй этаж.
В комнате Королька глубоко втягиваю воздух. Приятный аромат. Женский, мягкий, нежный, с нотками цветочного парфюма.
Не знаю, что в этой козе такого, но один её запах доводит до точки кипения. Я устал, как чёрт, но против воли улыбаюсь. По телу волнами бежит приятное тепло. На задний план отступает жуткий пожар… Я в вожделенной комнате, рядом с постелью!!!
Уже предвкушаю секс. Давненько не был на такой долгой охоте!
Я – хищник.
Так было всегда, вот только настолько желанной жертвы не припомню.
Несколько секунд прислушиваюсь. В душевой перестаёт литься вода.
Хм, свежая, мокрая… желанная до трясучки Ирка.
Бл***, сейчас бы завыть победно, да своей дикостью народ испугаю. И так шокировал признанием. Как бы теперь Королька подбить на игру, а там всё сложится, как нельзя удобнее для меня. Ну, и дéла в целом!
Вот удивления будет, когда Сергей Николаевич приедет домой.
Удовлетворенно улыбаюсь – знатно отравил жизнь соседям. Теперь у них будут распри. Даже если смогут перебороть тот яд, что я запустил, всё равно семя недоверия уже зарождено.
Отец будет ругаться с дочерью, Ирка – тщетно оправдываться, только стариков жалко. Они – невинные жертвы нашей войны.
Аха-ха, я Зло!
Коварен, опасен, беспринципен!
Но моя цель – рассорить мать и отца Королька, а этого вряд ли быстрым планом добиться!
Мамка… нужно завтра обязательно к ней. Как проснусь, позвоню. Что подкупить, что привезти. Да и вообще, что дальше делать!
– Ты?! – из мыслей вырывает испуганный шик Ирки, застывшей у комода. – Ты… – натягивает сильнее полотенце на голое, чуть влажное тело. В глазах бешенство вкупе с недоумением.
– Я! – киваю самодовольно, начиная раздеваться и подступать к ванной комнате.
Если Королёк вначале двигается синхронно мне, но от меня, то быстро смекнув, что вскоре окажется наедине со мной в узком пространстве, а там маневрировать сложнее, юркнула к шкафу, а потом к входной двери:
– Какого… ты у меня в комнате? – зло шипит, не скрывая негодования.
Неторопливо скидываю толстовку, футболку:
– Жить с тобой буду, – поясняю ровно, для идиотов. – Полотенце свежее принеси, – перед тем как скрыться в душе, подмигиваю впавшей в ступор Ирке: – Ну и от тебя не откажусь. Я хоть и устал, но на тебя силы найду!
– Дурак! – рявкает шёпотом Королёк.
На сердце цветёт терновник – так хорошо, что прям давно не было настолько прекрасно. Скрываюсь в ванной, на миг оценив обстановку – смежная уборная, но приятного размера. Угловая ванная, мойка со столешницей и толчок, а ещё приятно радует стиральная машинка. Во как! Здесь ни разу не бывал и даже не представлял, как выглядит столь интимная комната у соседки, но уже внутри скриплю зубами, до одури отравившись ароматом Ирки.
Бл***. Хочу! Хочу её!
Переживаю очередной жуткий прилив возбуждения до тугой боли в паху. Пульсирующей, томящей. Забираюсь в широкую ванную, в очередной раз отметив, что габариты мне очень подходят, шаркаю шторкой. Врубаю вместо тёплой воды ледяную и, упёршись руками в кафель, тяну сквозь зубы:
– М-м-м…
Когда коченею настолько, что начинаю клацать зубами, выхожу.
Королёк, как и предполагал, полотенца не приносит, поэтому в комнате оказываюсь в чём мать родила. Мне стесняться нечего, а так, может, произведу впечатление, Ирка растает и сразу отдастся!
Хрен… там… Нет Королька в комнате! Суч*** смоталась! Небось побежала жаловаться. Ах-ах, ну, меня теперь из комнаты так просто не выставить. Сами предложили кров, а выгонять – нет, не будут. Им воспитание не позволит! А Ирку… сломаю. Она, конечно, ещё тот камень, но его, как говорится, вода точит.
Я – вода! Самая текучая из существующих! Самая точащая из текучих…
Почему бы и нет. Ради секса с Иркой стану, кем придётся!
И мне моё воспитание позволит использовать момент по полной.
Вот теперь с более трезвой головой осматриваюсь. Простенькая комнатка, и что приятно, не выглядит кукольно-бабской. Нейтральный общий кофейно-молочный цвет. Компьютерный стол с выдвижными ящиками и ноутом на столешнице. Пара стопок книг, тетрадей, набор канцелярский с принадлежностями. Рядом – маркерная доска, часть которой усеивают записки под магнитиками.
У выхода широкий и довольно габаритный шкаф-купе, комод на пять секций с телевизором наверху, а достоянием всего этого милого уюта является постель. Огромная, широкая, но прагматичная – с деревянными спинками. Для секса с прибаутками не очень, но что есть.
С одной стороны – тумбочка, с другой – стул.
Единственный намёк на девичность – игрушки, что набросаны в изголовье постели, на подушках. Пара медведей, заяц, песик и… даже подступаю ближе, пытаясь разобраться, что за хрень ещё завалилась к спинке.
Выуживаю… Морковка?! Бл***, чё за извращённая бредня? Как можно хранить Морковку-игрушку? Зачем она? Страшно представить…
Ну, малыш, такие морковки тебе больше не понадобятся!
Откидываю шокирующий предмет подальше в тёмный угол за компьютерный стол, демонстративно ложусь посреди постели, закидываю руки за голову, правда, чуток увязнув в мягких игрушках, и уставляюсь в потолок. Люблю так валяться. Иногда очень умные мысли приходят. Но сейчас ничего. Я так вымотан, что в голове пусто!
А ещё я зол!
Хватаю подушку и швыряю… Она угождает точно в доску, что рядом с компьютерным столом. Панель качается и переворачивается другой стороной, где вижу формулу. Присматриваюсь. Хорошо понятная вязь, множество рядов. Уже видел её, знакомясь с концепцией работы команды Корольковой. Даже опять задумываюсь над тем, как дополнить полученную, но от вибрации стола, где стоит ноутбук, комп начинает гудеть. На экране мелькает загрузка, и через несколько секунд застывает картинка.
Не имею привычки лазать по чужой технике, компам, телефонам, но шибко довольная узкоглазая морда, собственнически обнимающая Ирку, меня до трясучки раздражает. Остро ощущаю приступ необузданной ревности, словно лезвием по жилам.
Вскакиваю с постели и приседаю на стул за столом. Несколько мгновений смотрю под разными углами, а потом, плюнув на мораль, нажимаю «плей», ведь как понимаю, это фрагмент остановленного видео.
Ирка ошарашенно хлопает ресницами. Бледная, напуганная, но в глазах такое безбрежное счастье, что невольно любуюсь.
Момент портит узкоглазый… Невысокий, поджарый. Шепчет проникновенно на английском:
– Согласна?
Королёк всё ещё вне себя. Нервно кивает. Робко улыбается. А этот муд*** её подхватывает и начинает крутить, хотя за Иркой стропы тянутся, и раскрытый, запутанный… парашют?
Охр***! Она прыгала с парашютом?! Мысль обрывается – парочка, точно идиоты, путается в верёвки, да так, что падает на землю.
Муд*** своим поганым ртом припечатывает…
Твою ж!
Вырубаю видос. Не хочу видеть, что дальше. Мне это не нравится. Однозначно. Категорически. Переполняет буря эмоций, а ярость превалирует над остальными, да так, что по столу кулаком ударяю.
На что Ирка согласилась?
По телу прогуливается колючий морозец.
Несколько секунд медлю, но от компа не ухожу.
Ролик с сайта. Страничка в соцсетях.
Хм, почему никогда не пытался отыскать Королька?
Потому что это было странным… и совершенно неуместным! Недопустимым!
Гляжу список друзей. Нет никого из знакомых кроме Ксении, Анюты и Антона со Спартаком. Далее идёт перечень совершенно непонятных личностей, некоторые, мягко говоря, своеобразные. Иностранцы, от обычных парней и девчат до откровенных фриков.
Сообщения…
Открывать и читать не буду – спалюсь, но из видимого текста «Ответь! Приеду!..» пишет тот самый узкоглазый.
Муд***, если девушка не желает, нехер лезть!
Понятно, так рассуждаю, потому что у меня виды на Королька, но не пристало заваливать девчонку сообщениями, если она не желает общаться!
На миг заминаюсь. А я чем лучше? Любыми способами готов к ней в постель забраться…
Но я – это я… Меня волнуют! Мои! Проблемы!
Следующим по списку изучаю фотки. Одной Ирки почти нигде нет. Только в компании. Знакомые – разношёрстные, причём в прямом значении – от цвета кожи, до манеры одеваться, но… всё однозначно нерусские. Не знаю почему, но они отличаются от российских ребят.
Потом открываю видосы. Много картинок с гонками: байки, скейт, велики – нажимаю первый попавшийся, где замечаю узкоглазого.
Он и Королёк дурачатся на площадке для скейтеров. Народу немного, но все смешливые, крикастые, эмоциональные. Катаются на досках, роликах.
Ирка разгоняется, идёт на турник лестницы, легко взмывает. Скользит доской по перекладине. Приземляется, но уже в следующий миг перед ней препятствие. Королёк проворно вскакивает на моноблок, оставляя доску одиноко катиться дальше, а сама делает по инерции пару шагов по препятствию и запрыгивает на спину своему муд***, поджидающему с другой стороны.
Обвивает ногами за торс, руками за плечи. Китаец кружит её… Они смеются… Несмотря на жилистость, парень ловок и проворен – умудряется Ирку перехватить, завалить на землю и… наброситься с щекоткой. Королёк заливается дурашливым смехом, катаясь по напольному покрытию и старательно отбиваясь от нападок узкоглазого.
Бля! Они выглядят точно пара.
Они! Грёбаная! Пара!
Останавливаю в тот момент, когда парень целует Королька.
Смотреть на влюблённую парочку совершенно нет желания. Да и вообще руки чешутся комп на хрен размозжить.
Зло хлопаю крышку ноута.
Гул крови в висках затмевает рассудок, сбивает с мысли. Несколько секунд прихожу в себя. Не понимаю, что со мной. Меня не волновало раньше такое поганое чувство… собственничества…
Раньше – до приезда Ирки. До её нового появления в моей жизни!
А сейчас аж разрывает на части, выворачивает наизнанку только от одной мысли, что кто-то касается! МОЕГО!
Что в этой девчонке такого, что делает меня зверем? Почему сердце грохочет набатом, да так яростно в груди колотится, что порой до печёнок пробирает? Какого хера в животе ком стягивается?
Бл***, я становлюсь неуправляемым из-за неё… с ней… как отец из-за матери. А я не хочу быть похожим на батю!
Не допущу его ошибок!
Я сильнее. Ведь так?
Не сорвусь на мелкое… на чувства, что больше скотского желания трахнуть.
Закрываю глаза и тотчас вижу картинку «китаец и Ирка».
Пусть в данный момент она в ссоре со своим узкоглазым, но девчонка не одна. Это моих планов не меняет, лишь немного усложняет. Влюблённая жертва – слегка проблематичная, но от того более сладкая!
Возвращаюсь к постели. Покрывало скидываю, а сам заваливаюсь поперёк ложа. Нужно спать, и пошло всё к едрене фене! Подгребаю ближайшего медведя и утыкаюсь в него носом.
М-м-м, даже он пахнет Иркой.
Суч***, отравляющей мой рассудок, да и вообще существование.
Меня накрывает волной тепла, глаза блаженно закрываются. Осталось пару часов… Завтра трудный день: к матери заскочить, с лекторами договориться… трахнуть Королька!
Ира
Какое-то время кручусь на диване в зале. Устаю, как собака, столько всего произошло: разговор с соседом, пожар… но больше всего убивает – приходится до хрипоты убеждать бабулю, что я с Игнатом не спала!
Глупо!
Мне столько лет, а я оправдываюсь…
Обидно до слёз!
Я их внучка, а они с дедом верят какому-то соседскому парню…
Игнат! Гад! Паршивец!
В моей комнате!
В моей постели!
Душ!.. Там всё моё…
Бушую от досады. От слепой ярости. Негодования…
До подбородка натягиваю одеяло, которое услужливо принесла ба. Поджимаю губы…
Блин! Завтра, то есть сегодня, несколько пар, лабораторная… Все тетради, книги, конспекты в комнате.
Не пойду!
Закрываю глаза и долго лежу без сна. Когда за окном солнышко начинает золотить небо, решительно откидываю одеяло. На цыпочках поднимаюсь наверх. Бесшумно открываю дверь… Торопею на пороге, а ведь хотела тенью забраться в комнату и по-быстрому вынести нужное. Да не тут-то было!
Гадский сосед оккупировал мою постель! Развалился звездой, обняв моего любимого медведя, и сверкает голым… слава богу, что только задом, а не причинным местом!
Делаю пару шагов к ванной комнате, но взгляд вновь возвращается к Игнату.
Красивый, гад! И лицо, и фигура. Вот только неряшливый: вещи грудой валяются возле шкафа – как вчера сбросил, так и оставил. Гарью пахнут, и как сегодня пойдёт в универ?!
Смущенно отвожу взгляд и спешу в ванну, по ходу выудив из «купешки» свежие джинсы, блузу, а из комода – нижнее бельё и носки.
Скрываюсь в уборной, защёлкиваю замок.
Быстро моюсь, но уже выключив воду и потянувшись за полотенцем, понимаю, что его нет…
– У-у-у, – чуть не топаю ногой от досады и сжимаю кулаки.
Ненавижу гада! Из-за него вчера я убежала в полотенце и не вернула его на место.
Выпускаю пар, бесшумно покричав. Вытираюсь старой футболкой. Быстро облачаюсь в свежее, выглядываю из уборной – Игнат ещё спит!
Так же тихо крадусь к столу, нет-нет, да и поглядывая на бессовестного соседа. Он уже успевает перевернуться на спину, но свои причиндалы благоразумно прикрывает смятым одеялом.
В рюкзак складываю конспекты, а когда медленно тяну молнию, взгляд касается компа. Закрыт. Не помню, чтобы его закрывала. У меня дурная привычка оставлять ноут открытым.
Взгляд перескакивает на доску, куда вынесла итоговую формулу своего проекта, время от времени размышляя, что дальше. Замечаю подушку на полу. В углу… мерзкую морковку, которую даже не помню, кто подарил. Спартак вроде…
Что здесь случилось?!
Кидаю подозрительный взгляд на Игната, сердце пропускает удар – сосед глядит на меня одним глазом. С ленцой… да насмешкой.
По мне тотчас прокатывается волна жара и жгучего стыда, словно подловили на запрещённом и очень интимном.
– Я тебя ждал чуть раньше, – голос сонный, чуть с хрипотцой.
– С чего бы это? – радуюсь, что мой звучит ровно и даже холодно.
– Ночь. Мы устали… Комнату делим.
– Мы её не делим! – отрезаю спокойно. – Ты её оккупировал.
– Хорошо, – соглашается буднично Игнат, подгребая медведя под голову.
На миг засматриваюсь: такой… милый, взлохмаченный, родной и уютный… прям тошно.
– Ночь. Мы устали… Твоя комната… Почему даже не попыталась её отвоевать? – очаровывает бархатным тоном.
– Спасибо, нет желания лишний раз пересекаться, – раздражённо фыркаю, – ты и без этого достаточно нагадил!
– Ир, – поднимается на локтях Игнат. Шумно зевает: – Принимай участие в фарсе, и быстрее избавишься от меня!
– Я и так избавлюсь, – демонстративно отворачиваюсь и выхожу из комнаты.
О том, что в стирку грязные вещи не забросила, вспоминаю запоздало, уже спустившись в зал.
– Ой… – бегу по лестнице обратно. Распахиваю дверь в комнату. Игната нет… Дёргаю ручку в ванную – закрыто.
Ну вот, совсем стыдно становится. Бли-и-ин, ещё не хватает, чтобы Игнат потом видос по универу пустил, как у меня в уборной нижнее бельё валяется, пусть и в корзине, но ведь на виду.
– Игнат, – жалобно стучу в дверь, скребу когтями: – Игнат…
– Ирк, – звучит пугающе вкрадчиво голос соседа, – хочешь секса?
– Н… не-е-ет, – обрывается мой.
– Тогда считаю до трёх, и если ещё будешь в комнате, я тебя трахну. Раз! – Вздрагиваю, как от выстрела. – Два…
Запинаюсь о порог комнаты, выбегая так быстро, что даже не думаю её затворить. Сердце испуганной ланью мчится вперёд меня.
Игнат
– Три! – распахиваю дверь. Ох, как надеюсь, что чёртова падучая болезнь и на этот раз сыграет против Ирки. Но нет…
Нет Королька! Упорхнула птичка…
Сбежала, как от чёрта!
Вообще-то правильно. Меня надо бояться. Я ведь… плохо собой управляю последнее время. Вот и сейчас меня потряхивает от желания и притока неуправляемого адреналина. Словно извращенец-фетишист, что от вида женских трусиков впадает в неописуемый восторг и готов стонать от прилива жуткой похоти, а потом ещё мордой уткнуться в кружево и кончить, как заправский задрот…
Бл***.
Да! Я фрик, страдающий по бабскому белью.
Одна мысль, что этот кусок ткани был на Корольке, заводит не на шутку, а кровь в жилах разогревает до адского пекла. Дикая, безумная мысль не только коснуться, но ещё и ощутить запах, сводит с ума…
Я сексуально-озабоченный маньячелло.
Дыхание прерывается. Сердце грохочет, руки дрожат, тянутся к трусикам....
Я реальный маньячелло!
Хочу Ирку до скрипа зубов – пах давно сводит от боли, в глазах мутно.
Хочу!
Никого так не хотел! И даже больше – хочу её попробовать. Лизнуть… пригубить… словно она – терпкое вино, сладкий мёд… Наконец впиться, словно вампир, дорвавшийся до источника питания. Всадить язык так глубоко, чтобы Королёк орала от оргазма. Чтобы билась и металась подо мной…
Впервые за долгие годы приходится спускать пар по старинке, в одиночку. Но если бы не это – сорвался. Я, су***, школьник-рукоблуд!
Ненавижу Королька!
Ненавижу её влияние!
Ненавижу, потому что хочу!
Она станет моей.
Плевать на других!
Плевать на узкоглазого!
Плевать на спóр!
Плевать на СВМА и весь мир…
Я просто обязан обладать Иркой!
Всей, без остатка. Дорваться до её вожделенного тела, заполучить в свои жадные руки и сотворить такое, что ни одна живая душа с ней ещё не делала! И, бл***, если придётся её грохнуть, чтобы другим не досталась – я это сделаю!
Завтрак, если он есть в этом доме, пропускаю. Ни с кем не разговариваю. У меня дел – выше крыши. Злющий, как черт, покидаю дом соседей и еду в универ, договориться насчёт досрочных экзаменов. Мне нужен свободный график, ведь теперь много возни по дому. Ещё нужно купить вещей, а то мои все сгорели. Сегодня и то, будто бомж, заявлюсь на лекции в грязном, пропахшем гарью.
А потом к матери…
ГЛАВА 2
(День первый, ночь вторая)
Ира
– Ксю, у меня разговор! Важный, – звоню подруге, только выруливаю на трассу от посёлка. Отца так и не дождалась, хотя он обещал приехать до моего отъезда в универ.
– Что? – сонно мямлит Бравина. – Прям вот так, с утра? – через зевок.
– Вчера у Игната сгорел дом!
– Что? – охает Ксения уже без намёка на сонливость.
– Ага, – киваю, набирая скорость и поглядывая в зеркала, нет ли кого более быстрого и наглого на дороге. Не хочу наткнуться на неприятности или стать помехой. – И теперь он у нас живёт.
– Офигеть! – выдыхает Бравина.
– Самое ужасное не в этом, – перевожу дух и начинаю пересказывать случившееся вчера, упуская лишь свою реакцию на наглость Игната.
– Блин, да он вообще страх потерял?! – негодует Ксения. – И что дальше? – с нескрываемым интересом.
– Что-что? Он теперь спит в моей спальне!
– Охренеть! – брякает довольно.
– В моей постели! – продолжаю давить на жалость, но озадаченно прислушиваясь к реакции подруги.
– Наглый бобёр… – но в голосе прослеживаю насмешку.
– Вообще-то, я позвонила поплакаться и высказать своё фу, – настороженно признаюсь, надеясь услышать понимание и участие.
– Ага, конечно, – торопится заверить в солидарности Бравина.
На душе кошки скребут – Ксю чего-то не договаривает. Хотя, возможно, она просто настолько в своей любви увязла, что до меня дела нет, вот и кажется, что до конца не проникается моей бедой. Обижаться не стоит, чувства – они такие… Когда хорошо – счастливыми можно быть и парой, а вот когда плохо – хочется поделиться с другими, проорать о горе на весь мир.
– Ир, давай так: если вдруг чего надумаю, ну, как козлину проучить, – бормочет Ксения, – так тебя сразу и наберу. Ок?
– Ок, – заключаю мрачно. Но что-то подсказывает, что Ксю не позвонит.
– А если помощь нужна по дому, ты только скажи. Я время найду.
Вот в это верю.
– Спасибо, но дом-то не мой сгорел. Пусть сами и разгребают. Я, конечно, если надо, помогу, но тебя дёргать не стану.
– Хорошо, – до неприличия легко соглашается Ксю.
Из-за случившегося домой не тороплюсь, но совесть давит, так нельзя. Соседям нужна помощь. Убраться, хлам выкинуть, и т.д.
Тем более Амалия пострадала. Отец звонил, сообщил – ничего страшного, но несколько дней ей придётся провести в больнице. Ещё заявил, что когда появится дома, у нас состоится важный разговор. Меня немного напрягло услышанное – мне тоже есть, что сказать, на что пожаловаться, но оставляю все вопросы на подходящее время.
Игнат
В универе долго не засиживаюсь. Пишу заявление на индивидуальный график сдачи сессии по причине пожара, забегаю в лабораторию, оставляю ребятам на доске сообщение и еду по магазинам. Нужно бы к маме, но в грязном являться в больницу не айс.
Особо не разгуливаю по бутикам. В первом попавшемся ТЦ нахожу отдел с мужской одеждой и почти без разбора хватаю пару джинсов своего размера, джемперов, спортивные брюки, несколько футболок, толстовку, кроссы, куртку.
Присматриваюсь к ноуту, но разумно решаю отложить покупку на более подходящее время. В моём бедственном положении это пока непростительная роскошь. К тому же, – криво улыбаюсь до тягучей истомы приятной мысли, – у Королька есть техника. Нам хватит.
Интуитивно прикупаю маме несколько вещиц. Халат, пару футболок, тапочки. Что ещё нужно в больнице? Вроде это… Пасту зубную, щётку, полотенце, гель, шампунь…
Остальное довезу, когда потребуется.
В больнице некоторое время улаживаю вопросы с документами мамы, которые привёз по просьбе Сергея Николаевича.
Платную палату мы себе позволить можем, если ужаться со средствами, но это лишние траты, так убеждает мать. К тому же ей одной будет скучно, да и не те травмы, чтобы долго под присмотром специалистов находиться. Царапина на голове маленькая, как полагают, об угол стола ударилась при падении. Шов крошечный, сотрясение поставили лёгкой степени тяжести. Так что пару дней продержат, убедятся, что всё нормально, а потом отправят на домашнее долёживание. Под наш неусыпный контроль.
Выслушав доводы родительницы, соглашаюсь. Ей ведь на койке бока мять.
Сижу на стуле возле мамы.
– Ты хоть помнишь, что случилось? – вопрос даётся с трудом, вину ощущаю каждой клеточкой тела. И жуть как боюсь услышать нечто, что подтвердит мои догадки.
– Не помню, – качает перебинтованной головой родительница и уставляется на свои руки, теребя край одеяла. – Уже и следователи приходили, допрос учиняли, а мне и сказать-то нечего. Была в кабинете, услышала в зале шорох. Думала, ты пришёл, вышла… Последнее, что видела – сизая дымка… очнулась уже в доме Проскуриных, – воздевает печальные глаза с затаённой болью.
– Понятно, – выдыхаю с кивком. Бл***, значит, напали. На мать! Твари! – Прости… – знаю, нет прощения, но это банальное слово обязано было слететь. Оно не изменит случившегося. Не сможет искупить вину. Оно – лишь звук… пустой, но такой спасительный в данный момент, когда в бессилии мечешься, не понимая, что делать дальше.
– Игнат, – касается руки мама, на лице тревога, – ты… главное дел не натвори больше, прошу, – во взгляде столько мольбы, что невольно киваю.
Кивок лживый, выдавленный, короткий, но я обязан заверить мать. Обнадёжить.
– Я не сказала следователям, – тихо продолжает матушка, косо посмотрев на соседку, сосредоточенно читающую книжонку в мягком переплёте, – что у тебя неприятности, – вообще шёпотом, – ведь, по сути, ты мне о них так и не рассказал, – с укором.
– Лучше тебе не знать.
Сердце ударной дробью грохочет в груди. Мне так погано, что удавиться впору.
Поддавшись трепетному порыву, которого не испытывал хрен знает сколько времени, склоняюсь, бережно сжав ладонь матери, и касаюсь губами. Вкладываю в поцелуй все чувства, что сейчас бурлят в моей подлой и такой израненной душе. Закрыв глаза, лащусь щекой, как когда-то в детстве, ощущая дикую потребность в понимании и прощении.
Мамуля прощает… Всегда прощала, и теперь… Зарывается пальцами свободной руки в мои волосы и треплет с такой щемящей любовью, что хочется признаться во всех грехах и заверить: «Больше не буду делать глупости!» Теплая, нежная… самая нежная ладонь из всех, что когда-либо меня касалась. Мамина…
Раньше не придавал значения, но сейчас остро осознал, как стало недоставать… именно материнского прикосновения. Искреннего, чистого, бескорыстного, тёплого, бережного, любящего.
Только мамуля так гладила, что даже самая адская боль отступала. Только мама целовала так, что самая опасная рана переставала кровоточить и заживала. Только матушка улыбалась так, что мир расцветал на глазах, а в груди расползалась радость. Грозовые тучи казались интригующим природным явлением, палящее солнце – ласковым и игривым, снег – манной небесной, а дождь – не пробирал до костей, а был чертовски весёлым и отрезвляющим событием.
Только мамуля ругала так, что и похвалы было не надо. Только она гордилась настолько, что даже самое незначительное свершение было под стать мировому открытию. Только её голос успокаивал. Только матери под силу возвести в ранг небожителя, даже если последний муд***.