Пролог.
– Сегодня ты просто смотришь, – сказал Арчи, не поворачивая головы.
Мы стоим в тени, в углу чужого сна. Вход был вязким, как медленное падение – сначала сгустился воздух, затем исчезли цвета, и вот мы уже здесь. Чужой сюжет. Чужие страхи.
Сны обычных людей не держат структуру. Они дрожат, как ртуть. То сгущаются, то расползаются. Но яркие образы остаются. Особенно те, что болят.
Я вижу её – женщину в строгом чёрном костюме. Она сидит за столом, поигрывая ручкой. Кабинет без окон, лампы сверху давят светом. Всё в ней – контроль. Холод. Власть.
– Она вынесла приговор, даже не взглянув в глаза. Значит, заслужила.– Судья, – бросает Арчи. В его голосе презрение и удовольствие.
Он особенно любит играть судью. Любит менять местами роли. Всё в одном. Всё под его контролем.
Я молчу. Я должна быть послушной ученицей.
Пространство содрогается. Кабинет исчезает.
Теперь она на скамье подсудимых. Стены, будто построены из её вины. На каждой висят портреты тех, кого она не услышала. Скамьи пусты, но взглядов больше, чем она может вынести.
Арчи идёт медленно, будто наслаждаясь каждым шагом. Его голос ровный и бесстрастный:
За то, что тебе было всё равно.– За то, что ты прятала жестокость за формулировками. За то, что называла это "буквой закона", лишала детей отцов.
И я вынесу свой.Ты не судья. Ты – палач, который прячется за чужими приговорами.
Он подходит ближе и произносит с особым удовольствием:
Без надежды проснуться.– Пожизненное. Без права забыть.
Женщина съёживается. Слёзы выступают мгновенно. Она что-то говорит, потом замирает, как будто голос сломался. Ручка падает из дрожащих пальцев.
Но это уже не её мир. Это его сцена.
Арчи не колеблется. Он вырывает из её сознания страх, словно нить из ткани. Не тюрьма. Не смерть. Нет.
Её страх – потерять власть. Оказаться никем.
– Ты мне больше не мать!Сцены скачут, как сломанная плёнка. В кабинете дверь дрожит от стука. В зале суда её слова тонут в шуме. Дома голос, холодный и отрешённый:
И снова. И снова.
Пока она не падёт окончательно. Каждую ночь, как на повторе.Мы уйдём, но кошмары останутся. Они будут грызть её изнутри. До конца.
А я?
Я должна стать сильной. Сильнее его!Я должна научиться.
Только… почему мне так холодно, если всё идёт по плану?
Введение.
Вы думаете, что во сне в полной безопасности? Что ваши мысли и фантазии принадлежат только вам? Как бы не так.
Есть те, кто умеет проникать в чужие сны. Они могут увидеть ваши тайные страхи, украсть самые сокровенные желания, оставить после себя пустоту, тревогу или беспричинную бессонницу. Они присваивают сюжеты, внушают эмоции, которых вы не испытывали, забирают энергию, оставляя взамен кошмары.
Знакомо ли вам это ощущение – когда сон кажется до жути реальным? Когда просыпаешься с тяжестью в теле, с чувством, будто всю ночь провёл в каком-то ином мире, а не в постели? Если да, возможно, вы уже стали чьей-то жертвой.
Большинство людей не помнят свои сны. Утром они могут рассказать о чём-то странном или захватывающем, но к вечеру всё стёрто из памяти. Ночью же снова открываются двери в мир, где они беззащитны. Для одних сны – просто отражение подсознания, для других – способ познать себя, найти ответы. Но есть и такие, кому доступно большее – полная свобода.
Человеческий мозг – тайна, которую не спешит раскрывать даже сама природа. Учёные спорят, наблюдают, строят теории… но настоящих ответов по-прежнему нет. Я не знаю, как это устроено. Не знаю, почему именно мне это доступно. Но я умею одно: менять сюжет сна в любой момент, одним усилием мысли – перенестись в другое место, начать всё заново, выбрать иную линию.
Во сне я свободна.
Для меня это был побег. Я могла выбирать любые сценарии, теряться в бесконечных лабиринтах фантазий. Я думала, что этот мир принадлежит только мне.
Но я ошибалась.
Я не была здесь одна.
То, что начиналось как безобидная игра сновидений, в какой-то момент изменило мою реальность.
Впервые я осознала себя во сне ещё в детстве. Просто вдруг поняла: что-то не так. Всё вокруг было чересчур правильным – словно кто-то старательно копировал реальность, но забыл про мелочи, из которых она состоит.
Но я не проснулась. Сон продолжался, и я могла делать всё, что хотела. Говорить с людьми, касаться предметов, принимать решения. Мир оставался твёрдым, естественным, настоящим – почти таким же, как наяву. Разве что в нём не было случайностей. Всё происходило так, как должно было быть, без нелепых совпадений или странных несостыковок.
Я быстро поняла, что могу менять обстановку. Если представить перед собой длинный коридор с множеством дверей – достаточно выбрать любую, и вот я уже в другом месте. Иногда это школа, иногда работа или двор из детства. Бывают встречи с людьми, которых я давно не видела, и разговоры, которые никогда не происходили в реальности, но почему-то кажутся важными.
Иногда случаются кошмары. Но они не пугают. Стоит напомнить себе, что это всего лишь сон, и страх исчезает. Ведь на самом деле ничего плохого не происходит.
Так было всегда.
И только теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что должна была заподозрить неладное.
Часть I. Пробуждение
-ВАРЯ-
Я живу одна в небольшой квартире на восьмом этаже обычного панельного дома.
В квартире нет ничего лишнего – только то, что мне действительно нужно. Для комфорта достаточно удобной кровати, мягкой подушки и тишины.
Телевизора у меня нет – он мне без надобности. Я не люблю фоновый шум, пустые разговоры и чужие голоса, заполняющие пространство. Мне нравится, когда квартира наполнена моими собственными мыслями.
Иногда я выхожу с фотоаппаратом – это моё личное.
Фотография для меня не способ заработать, а способ замереть в моменте. Почти как во сне. Только кадр остаётся навсегда, а сны всегда ускользают.
Иногда мои снимки кому-то нравятся настолько, что их хотят выкупить. Бывает, что меня зовут поснимать на мероприятиях – свадьбы, вечеринки, выставки.
Я не стремлюсь к этому, но, если время позволяет – соглашаюсь. Это хороший способ подзаработать. Но для меня фотография остаётся тем, с чего всё началось: не работой, не задачей, а чем-то личным. И я хочу, чтобы так и осталось.
Моя квартира напоминает фотолабораторию: на стенах развешаны мои любимые снимки – тёмные силуэты деревьев на фоне вечернего неба, дождь, оставляющий размазанные блики на стекле, фонари, растворяющиеся в тумане. На полке возле окна стоят фотографии, которые я напечатала, но так и не смогла раздать или продать. Некоторые из них – просто удачные кадры, другие хранят в себе воспоминания.
Я не люблю яркие цвета, но у меня есть слабость к фиолетовому. Поэтому в интерьере он присутствует везде: покрывало на кровати с глубоким сливовым оттенком, полупрозрачные лиловые шторы, которые мягко приглушают солнечный свет, небольшая лампа на столе с сиреневым абажуром.
В углу комнаты стоит письменный стол – мой второй островок уюта после кровати. Здесь всегда лежит открытый дневник. Я веду его с детства, записываю мысли, сны, идеи для снимков. Иногда просто оставляю случайные заметки, которые потом перечитываю с удивлением, словно написала их не я. Дневник – это единственный собеседник, с которым мне комфортно говорить о себе.
Рядом с ноутбуком всегда лежит мой фотоаппарат – чёрный, тяжёлый, с потрёпанным ремешком. Он всегда готов к тому, чтобы в любой момент я схватила его и выбежала на улицу за удачным кадром. Я не любитель постановочных фото – мне нравится ловить моменты, которые случаются сами по себе.
А ещё у меня есть кот. Ластик – пушистый дымчато-серый комок, который считает, что это я живу у него, а не наоборот. Он любит прыгать на стол, укладываться прямо на клавиатуру или растягиваться рядом с дневником, словно намекая, что его жизнь гораздо интереснее, чем все мои записи. Я его не гоняю – Ластик единственное существо, которое я рада видеть каждый день.
Я решила жить отдельно, когда поступила в экономический вуз.
С нашей квартиры до института добираться приходилось почти через весь город, по два часа в одну сторону. Это было выматывающе и просто бессмысленно.
Я поговорила с мамой, объяснила всё, и она меня поддержала. Мы вместе пришли к выводу, что переезд – разумное решение. Так будет проще и удобнее, и для неё, и для меня.
Мама работает риелтором и сразу помогла найти подходящий вариант: тихий район, разумная цена, до метро рукой подать. До института всего пятнадцать минут, и я на месте.
Большую часть расходов она берёт на себя. Мы договорились, её задача – помочь мне на старте, моя – хорошо учиться и в будущем стать совершенно самостоятельной.
Я вполне могу справляться сама.
Но есть одна проблема.
Когда я засыпаю, моё тело иногда перестаёт мне подчиняться. Я могу встать с кровати и начать бесцельно бродить по квартире, не осознавая этого. Если дверь не заперта, если ключи остались в замке, я могу выйти на улицу и даже не заметить этого.
Моя мама называла это "моими ночными хождениями", а отец предпочитал вообще не говорить об этом. Сначала они думали, что я просто просыпаюсь и не до конца прихожу в себя. Но стоило им заглянуть мне в глаза, и вся иллюзия рассыпалась. Мои зрачки были пустыми, стеклянными, движения плавными, словно замедленными. Меня невозможно было разбудить словами, но, если кто-то трогал меня в этот момент – я вздрагивала, начинала метаться и впадала в истерику, словно оказалась в ловушке между сном и реальностью.
Я прекрасно помню тот день, словно это было вчера.
Мне восемь. Я просыпаюсь от странного ощущения, будто кто-то стоит возле моей кровати и молча смотрит на меня. Я резко открываю глаза и вижу, как в комнате медленно двигаются тени. Они не похожи на привычные силуэты мебели, на отражения деревьев за окном, они плавно сгущаются, приобретая очертания людей – высоких, худых, бесплотных, с лицами, скрытыми за мутной дымкой. Они не страшные сами по себе, но от их присутствия мне становится холодно и неуютно. Я встаю с кровати, делаю шаг назад, чувствуя босыми ступнями холод пола. Тени продолжают приближаться, молчаливые, настойчивые. Я не понимаю, что им нужно, но отчётливо ощущаю, что они хотят до меня дотронуться.
– Кто вы? – спрашиваю я едва слышно, но они не отвечают. Лишь плавно, неумолимо двигаются ко мне.
Я выбегаю из комнаты, сердце колотится в груди. Спотыкаясь, в темноте пробираюсь на кухню. Тени не отстают, они беззвучно следуют за мной, тянутся своими странными руками, лиц не разобрать, но в них нет ничего человеческого.
На кухне я инстинктивно хватаю со стола первый попавшийся предмет – большой кухонный нож, тяжёлый, холодный, непривычный для моих детских рук. Я разворачиваюсь и вижу, как одна из теней тянется ко мне. Я не хочу их ранить, я просто хочу, чтобы они ушли, исчезли, оставили меня в покое.
– Уходите! – шепчу я отчаянно.
Но они не слушают. Они делают ещё один шаг вперёд, молча, настойчиво. Я не выдерживаю и бросаюсь к родителям, бегу в их комнату, падаю на колени возле кровати, сжимая нож так крепко, что пальцы немеют.
– Папа! Мама! – мой голос срывается, дрожит от страха.
Я пытаюсь докричаться, разбудить их, заставить их увидеть, что происходит, чтобы они защитили меня, чтобы сделали что-нибудь, чтобы остановили этих теней, которые хотят меня коснуться, которые следуют за мной, которые не отступают, но вместо этого просыпаюсь сама по-настоящему. Мне все же удалось закричать, они тоже проснулись, но я понимаю – они не видят теней. Они видят только свою дочь, сидящую перед ними с ножом в руках.
Мама зажимает рот ладонью, чтобы сдержать крик. Папа поднимается, и я вижу в его глазах страх, отвращение, растерянность. Он смотрит на меня так, будто не узнаёт.
Я опускаю нож, не понимая, как объяснить им, что вижу нечто, чего не видят они.
Тени исчезают, растворяясь в утреннем свете, но я знаю – они были здесь по-настоящему.
Через несколько часов отец собрал вещи и ушёл навсегда.
Мама проплакала весь день. Я не понимала, что я сделала, но чувствовала, что была причиной их разрыва.
После этого она изменила всё в доме. Никаких ножей на виду. Никаких острых предметов. Никаких спичек, таблеток или химикатов в открытом доступе. На окна поставили решётки. Все шкафы, полки и тумбочки стали запираться на ключ.
Иногда я чувствовала себя узницей.
Но со временем всё стало… проще.
Мама привыкла. Она научилась не пугаться, если среди ночи я вставала и ходила по комнате, бормоча что-то себе под нос. Она знала, что через несколько минут я снова лягу в постель, укроюсь одеялом и усну до утра, как будто ничего не произошло. Ночные тени больше не возвращались, словно я приказала им исчезнуть, и они повиновались.
В школе мне не повезло.
Достаточно было один раз сказать кому-то о моём лунатизме – и вот уже пол школы считает меня странной. Я быстро поняла, что людям неинтересно, кто ты на самом деле. Им интереснее ярлыки. Фрик. Сонная. Шиза. Я не пыталась оправдываться и не пыталась заводить друзей. Мне не нужно чужое одобрение.
Но больше всего меня злило, когда мама начинала рассказывать обо мне кому-то ещё.
Я запретила ей это. Раз и навсегда.
Это мой секрет.
Все это привело меня к тому, что я живу одна и учусь на третьем курсе юридического факультета. Всегда знала, что буду заниматься законом и правосудием. Меня раздражает, когда кто-то нарушает правила, когда кто-то использует свою силу ради власти, когда те, кто должен защищать, становятся нападающими. Я не могу с этим смириться. Может, это ирония – человек, который сам не всегда контролирует своё тело, стремится контролировать порядок в обществе. Но внутри меня есть жажда справедливости, и я не умею закрывать на неё глаза.
Я никогда не была из тех девушек, за кем бегают парни. Внешность у меня самая обычная: серые глаза, прямой нос, немного пухлые губы. В каждой черте вроде бы ничего особенного – но и ничего такого, что хотелось бы спрятать. Просто… я.
Мама всегда говорила, что во мне есть что-то особенное. Я отмахивалась, думая, что это просто мамины нежности. Не верила ей тогда и позже тоже. Окружающие, кажется, не спешили заметить во мне что-то примечательное. Я умела быть незаметной – это получалось у меня лучше всего.
В детстве мне казалось, что, когда я вырасту, что-то изменится. Что однажды я посмотрю в зеркало – и увижу кого-то другого. Но этого не случилось. Всё те же чуть угловатые плечи, серьёзный взгляд, тёмные круги под глазами, которые остаются даже после сна.
Косметикой я не пользуюсь – не потому, что против, просто мне это никогда не было близко. Я не чувствую потребности что-то выделять или скрывать. Мне достаточно того, как я выгляжу. Этого вполне хватает, чтобы быть собой. Я знаю, что многие люди воспринимают меня иначе, чем мне бы хотелось, но это уже давно не новость. Я привыкла и, наверное, даже смирилась.
-САША-
Мир снов – это моя территория. Здесь всё подчиняется мне, и нет никаких ограничений, кроме тех, что я сам решу придумать. Я выстраиваю сценарии, которых никогда не случится в реальности: улицы городов, по которым никогда не ступит моя нога, ревущие моторы спорткаров, бешеная скорость, пронизывающий ветер и ощущение абсолютной свободы, от которого кружится голова. Здесь красивые девушки смотрят мне вслед, улыбаются, манят за собой, и я точно знаю – это не жалость, не снисходительность, не сострадание. Здесь всё происходит так, как хочу именно я, а не так, как решила за меня судьба.
Потому что здесь я снова вижу.
В реальности для меня уже давно не существует красок, теней, бликов на асфальте после дождя. Там есть только бесконечная темнота и бесцветные силуэты. Но в мире осознанных снов (ОС) я снова различаю цвета глаз, вижу улыбки и изгибы губ, волосы девушек, развевающиеся на ветру, могу прикоснуться взглядом к линии плеча, к движению рук, увидеть улыбку, поймать ответный взгляд.
Мир снов стал для меня убежищем, наркотиком, который прочно вошёл в мою кровь, от которого невозможно отказаться, даже если я захочу. Я здесь полноценен, я здесь тот, кем всегда хотел быть. В этом и опасность, и бесконечная привлекательность ОС – она даёт то, чего реальность лишила меня навсегда.
Я вошёл в систему давно. Слишком давно, чтобы помнить, какой она была до того, как обрела форму.
Есть кодекс.
Его не писали. Он сложился сам собой – как отражение воли самой системы.
Он не о запретах. Он о балансе.
О том, чтобы не входить в чужие сюжеты без причины, не причинять вред, не выдавать себя за того, кем не являешься.
Не потому что «нельзя», а потому что если переступить – система ответит.
Не сразу, но точно.
Я не совсем согласен с этим кодексом. Некоторые границы стоит переступать. Если цена – возможность видеть, чувствовать и жить полноценно, я готов её заплатить.
Именно поэтому я возвращаюсь сюда снова и снова, раз за разом. И буду возвращаться, пока этот мир не поглотит меня полностью.
Не то чтобы я был преступником. Просто есть вещи, которые должны оставаться за пределами чужого контроля.
Как она. Девушка с длинными волосами и ясными глазами.
Она не вписывается в систему. Не подчиняется правилам. Не следует чужой воле. Не моя, не их, ничья.
Она не часть моего мира. Хотя могла бы стать.
Я не могу придумать её движения – она всегда делает что-то своё.
Не могу удержать её образ – он ускользает, меняется, не вписывается в границы, которые я пытаюсь для него очертить. Я не могу нарисовать её в своём сюжете, потому что она слишком… реальна. Слишком своя. Словно у неё есть собственная система – и я в неё не вхожу. По всем признакам выходит одно: она – онер.
Я почти уверен в этом.
Я наблюдаю за ней уже не первую ночь, и с каждым разом убеждаюсь: она не случайный персонаж.
Но если это так – почему её сознание всегда в одиночестве?
Почему рядом с ней нет ни знаков, ни следов других?
Иногда мне кажется…
Она – как чёрно-белый сюжет, который система заблокировала от остального мира.
Как онер, перешедшая черту. Павшая.
Та, кого система не уничтожила, а заточила в тишине.
Это объяснило бы её одиночество.
Но не объясняет другого: почему я здесь.
Почему я могу видеть её, чувствовать.
Почему её сюжет не отторгает меня.
Почему именно она кажется мне самой настоящей из всех, кого я когда-либо встречал.
Нет, причина явно в другом. Скорее всего, она просто не знает, кем является на самом деле. Не знает о своём даре, о своих возможностях, о том, что её сны могут быть не просто фантазиями, а настоящей территорией, где она способна управлять событиями и даже людьми. Она остаётся в полном неведении о том, какой силой обладает, и это делает её уязвимой перед теми, кто уже давно ищет таких, как она.
И вот вопрос – имею ли я право раскрыть ей правду? Рассказать, кто она и на что способна? Не уверен. Я не могу предсказать последствия, не знаю, насколько это перевернёт её жизнь, и готова ли она принять такое знание. Возможно, это испугает её или, наоборот, толкнёт на необдуманные поступки. Я не готов взять на себя такую ответственность.
Я пытался распознать её сюжет, но он словно не держался в структуре.
Всё время уходил куда-то на стык – сна и яви.
Это было не просто странно. Это было… как будто кто-то оставил дверь открытой в оба мира. Она не просто онер, она та, кого мы отчаянно и давно ищем – сомнамбула.
И в одном я уверен точно – я обязан защитить её. Хотя бы от тех, кого привык считать своими товарищами. Они слишком давно отчаялись, и стали жестоки в своих методах, чтобы разглядеть в ней личность, а не оружие, инструмент для достижения собственных целей. Я не позволю ей оказаться пешкой в чьей-то чужой игре.
Если уж я здесь оказался, значит, это не просто так. Значит, я могу что-то сделать. И я сделаю всё, чтобы уберечь её, даже если придётся пойти против собственных принципов и против тех, кого я всегда считал своими.
Она не принадлежит мне. Я знаю это, и от этого становится тоскливо и странно пусто. Я не выбирал её специально – просто случайно столкнулся с её сознанием среди миллиардов других, и впервые ощутил, что хоть в чём-то мне по-настоящему повезло.
Поначалу мной двигало лишь любопытство. Я задавался простыми вопросами: какая она? Чем живёт, о чём думает? Но чем дольше я за ней наблюдал, тем больше замечал мелочи, детали, которые она сама вряд ли осознаёт.
Она задумчиво накручивает локон на палец, как будто решает что-то важное. Иногда прикусывает губу, словно нервничает или колеблется. В ней всегда есть дистанция, словно она держит часть себя в тени, вдали от посторонних взглядов.
Она однозначно не любит внимание. Она всегда чуть отстранена, будто живёт на грани двух миров – того, что открывает всем, и того, что скрывает глубоко внутри себя.
И мне всё сильнее хочется понять:
Что же именно она скрывает?
___
Я толкнул дверь моего любимого кафе «Легран» плечом, как обычно – чуть вбок, чуть вверх. Она скрипнула знакомо.
Запах кофе ударил в лицо первым. Обжарка. Молоко. Корица. Свежеиспечённый миндальный торт. Всё на месте. Всё на своих местах.
Слышно – старый плейлист. Лёгкий джаз. Пианино, саксофон. Стук ложечек о чашки и негромкий смех.
– Добрый вечер, Александр, – отозвалась бариста.
– Мне как всегда, – кивнул я, улыбаясь в сторону её голоса.
– А Декси? – добавила она с теплотой, в голосе слышалась улыбка.
Я повернулся туда, где стояла собака, чувствуя её нетерпеливое дыхание рядом с ногой.
– Декси, ты знаешь меню лучше меня. Выбирай.
Декси коротко, но уверенно тявкнула.
Я сдержал улыбку.
– Бифштекс с кровью, пожалуйста, – перевёл я с серьёзным лицом.
Слышал, как официантка тихо засмеялась, отходя к барной стойке.
Хорошо. Значит, сегодня всё спокойно. Можно расслабиться.
Я прошёл к дальнему столику у окна. Там, где всегда. Там, где стул чуть отодвинут, салфетница ровно по центру, а спинка не скрипит, если не наваливаться.
Моё место.
Пальцы провели по столешнице – гладкая. Значит, Наташа сегодня на смене. У неё всегда безупречно, чисто до блеска.
Я сел. Декси привычно легла у ног, тихо выдохнув.
На мгновение я замер, позволяя звукам и запахам поглотить себя. А потом невольно вспомнил.
Первый день в «Легране».
Я тогда недавно потерял зрение. Всё казалось чужим и враждебным. Шумы – слишком резкими, запахи – слишком сильными. Я зашёл в кафе и тут же задел напольный вазон с огромными листьями. Почувствовал, как растение качнулось, кто-то охнул. Сердце сжалось в груди, дыхание перехватило от растерянности и неловкости. Я шагнул вперёд и тут же плечом ударился о стойку администратора. Столкнулся с официанткой, пробормотал извинения. Декси тянула поводок, старалась провести меня к столику, но в тесном пространстве её навыков не хватало. Люди шарахались, шептались. Мне казалось, я слышу каждый их вздох, каждое неосторожное слово.
Я вышел тогда на улицу, вдохнул морозный воздух полной грудью и вдруг понял: если хочу сюда возвращаться, я должен превратить это место в сюжет. В свой личный, внутренний, понятный мне до мелочей.
Тем же вечером я позвонил Алене.
– Мне нужна твоя помощь, – сказал я, стараясь звучать спокойно. – Хочу устроить ужин. Но не просто ужин. Мне нужен «Легран» в ОС.
Алена не стала расспрашивать. Она создала всё идеально. Мы вошли во сне в знакомое помещение – только теперь я мог изучать его спокойно. Без стеснения. Без суеты.
Площадь. Количество столиков. Где стоят приборы, салфетки, барная стойка, вазон у входа. Где скрипит половица, где неровность паркета. Я касался стен, запоминал текстуру дерева, высоту мебели, расположение каждого объекта, каждую мелочь.
Мы повторяли это снова и снова, ночами. Пока однажды я не понял, что могу пройти по «Леграну» вслепую, не задев ни одного предмета.
С тех пор «Легран» действительно мой.
Не просто кафе.
Территория, где я не ограничен, где каждый сантиметр знаком и изучен. Где я ориентируюсь даже лучше, чем если бы видел.
Я вздохнул глубоко, отпуская воспоминания.
– Вот ваш кофе, Александр, – Наташа мягко поставила чашку передо мной. – И бифштекс для твоей спутницы, – добавила она с улыбкой.
Декси тихо тявкнула в благодарность.
Я улыбнулся, кивнул и взял чашку в руки, чувствуя тепло сквозь тонкий фарфор.
Сегодня всё спокойно. Сегодня всё на месте.
Моё место.
Где я могу просто сидеть.
Слушать.
Помнить.
Но есть и другое место.
Наполненное яркими цветами.
Свет – как будто прошёл сквозь ткань.
Но он есть.
И там всё по-другому.
Там можно идти, не думая, что кого-то заденешь.
Там я могу двигаться быстро.
Думать медленно.
Там я свободен.
___
Я не сразу понял, что мир грёз можно использовать для чего-то большего, чем просто побег от реальности. Вначале мне было достаточно скорости.
Мой сон был прост: трасса, залитая светом ночных неоновых вывесок, узкие улочки, ветер, который будто пронизывал насквозь, даже если в реальности я сидел в тишине своей комнаты. Машина подо мной отзывалась малейшим движением рук. Я чувствовал её, будто это продолжение меня самого.
– Не тормози, – раздался голос в динамике.
Я усмехнулся. Конечно, это была она.
Аня всегда ехала рядом. Маневренная, ловкая, чуть ли не прилипшая к моей машине, будто на привязи. Мы мчались бок о бок, и её голос в гарнитуре звучал с нарастающим азартом.
– Давай, покажи мне, кто тут лучший!
Я дал газу. Поворот, ещё один. Дома и уличные фонари сливались в размытую картину, но я не боялся. Здесь я видел. Здесь я мог всё.
Финишный флаг был в шаге. Аня вырвалась вперёд, но в последний момент я перехватил контроль, заставляя её машину уйти в резкий занос.
– Ах ты ж… – раздался её возмущённый смех.
Победа.
Я вышел из машины, стянул перчатки, поворачиваясь к ней. Она уже шла ко мне, смеясь, её темные волосы рассыпались по плечам, кожа светилась от жара гонки.
– Это было грязно, – Аня хлопнула меня кулаком по плечу.
– Главное – результат.
Она закатила глаза, но потом потянулась ко мне и притянула к себе за ворот рубашки.
– Знаешь… я бы даже расстроилась, но мне нравится проигрывать тебе.
Я улыбнулся и наклонился к ней.
Здесь всё было просто. Здесь не было прошлого, не было реальности.
Только скорость, ветер и она, смеющаяся рядом.
Аня ничего не знала обо мне в реальной жизни. Для неё я был просто парнем, с которым можно веселиться в ОС, соревноваться, уединяться после каждой гонки. И её это устраивало.
Меня тоже.
До тех пор, пока реальность не спутала все карты.
Пока однажды Декси не принесла мне ту чёртову перчатку.
Воздух был влажным, холодным, пахло талой листвой, глиной и остатками недогоревшего дыма – кто-то растапливал печь неподалёку. Асфальт под ногами поддавался чуть вязко, как будто ещё не проснулся после зимы.
Мы с Декси шли по своей обычной траектории: три круга вокруг парка, два возле спортивной площадки. Она бежала впереди, улавливая запахи, время от времени останавливаясь, чтобы что-то изучить.
И вдруг замерла.
Резко. Без команды.
Я остановился тоже. Прислушался.
Шуршание. Легкое царапанье когтей о гравий. Потом – ткань. Она что-то рыла носом, но уже не играючи – сосредоточенно, как будто по наитию. Декси фыркнула, тихо заворчала… и не сразу, а как будто взвесив, подхватила что-то зубами.
– Учуяла что-то? Умница.
Покажешь?
Ответа не последовало. Вместо этого – быстрые шаги. Она подошла и аккуратно ткнулась носом мне в руку. Не с суетой, а с настойчивостью.
Я поднял ладонь, давая ей команду «дай», и почувствовал, как в пальцы скользнуло что-то мягкое, прохладное, пропитанное влагой. На ощупь – кожа. Гладкая, чуть грубее по краям, с тонким швом, натянутым вдоль запястья. Я сжал находку в руке, осторожно проводя пальцами по поверхности, ощущая линии и изгибы. Пять пальцев, один чуть короче остальных. Перчатка. Женская. Я вдохнул глубже. Лаванда. И что-то, напоминающее кожу после долгого ношения – живой запах, не стерильный. Тепло от пальцев, от запястья. Присутствие.
– Ты считаешь, мне нужно взять это с собой? – пробормотал я.
Декси тявкнула. Один раз. Потом второй.
Я усмехнулся, не ожидая, что внутри поднимется странное волнение.
– Ты уверена?
Она снова тявкнула – коротко, но в этот раз заскулила, тихо, почти с тревогой, и ткнулась лбом мне в колено.
Я взял перчатку, чуть крепче сжал её в руке.
Она не принадлежала этому месту. Я провёл большим пальцем по внутренней стороне перчатки, касаясь слегка утратившей мягкость подкладки. Ощущение странное – почти интимное.
Что-то было не так. Не просто находка. Не просто вещь.
Это был след. Как приглашение. Или вызов.
Я убрал её в карман, чувствуя странное сопротивление внутри – будто сейчас сделал шаг в чью-то историю, которой ещё не знал. Потом я просто пошёл дальше, следуя за шорохом лап Декси, её размеренным дыханием и собственным ощущением, что этот вечер стал чем-то большим, чем просто прогулка.
Сны незнакомки не сразу привлекли моё внимание. Они были ровными, без всплесков и драматичных образов. Квартиры, улицы, серые будни.
Я собирался забыть о ней.
Но не смог.
Меня что-то возвращало.
Просто интерес. Просто странная деталь, ничего больше. Я даже не думаю о ней. Только почему я снова здесь?
С каждым разом я начинал замечать больше: как она тихо вздыхает, как иногда вздрагивает, словно от холода, как её шаги меняются в зависимости от настроения – мягкие, неторопливые, иногда чуть спешные, будто она хочет уйти от чего-то невидимого.
Я не знал, почему остаюсь, пытался забросить это занятие, но в душе появлялось чувство необъяснимой тоски. Я продолжал возвращаться, и незаметно для себя, превратил это в привычку.
-ВАРЯ-
Я бегу так быстро, как только могу, но ноги вязнут, запутываясь в чём-то невидимом, как будто воздух превратился в густой кисель, который не даёт продвинуться вперёд. Тьма вокруг становится гуще, прохладный ветер колючими иглами пронизывает кожу, сковывает дыхание. Слышен лишь звук моего прерывистого, сбивчивого дыхания и громкий, стремительный стук сердца.
Чувствую, как позади меня сгущается тьма. Что-то движется там, в темноте, бесшумно, неумолимо, и я знаю – стоит мне обернуться, стоит бросить хотя бы короткий взгляд через плечо – и оно настигнет меня. Я не знаю, что это, не знаю, почему оно охотится за мной, но оно там, и оно очень близко.
Дорога впереди пустынна, улицы бесконечно тянутся вперёд, а дома по сторонам безлюдны и слепы, окна закрыты плотными занавесками, двери заперты. Мне некуда спрятаться, не к кому обратиться за помощью. Лишь безразличные стены и тяжёлое, гулкое эхо моих шагов.
С каждым шагом пространство сжимается, словно сдавливая меня со всех сторон. Я задыхаюсь, и каждый вдох отзывается болью, лёгкие горят, воздуха становится всё меньше. Ноги больше не подчиняются мне, силы на исходе, и единственное, что заставляет меня двигаться вперёд, – это ощущение близости преследователя.