- -
- 100%
- +
– Хорошо, как скажешь.
– А потом, куда его? – снова обращается к лечащему врачу.
– В третий детский дом.
– Нет! – громко и резко отрезает бабушка. – Там заведующая – редкостная гнида! По ней тюрьма плачет. Только в первый, я договорюсь.
– Позвольте поинтересоваться, кем вы приходитесь Славику? – задаётся вопросом доктор.
– Крестная я его, – ворчит бабушка.
– Так может, вы опеку над ним оформите? Лучше ведь с близкими, чем в детский дом.
– Мне своей хулиганки хватает! – кивает на меня. – Пацаненку в первом доме лучше будет, там Тамара Григорьевна заведует, она для своих из кожи вылезет, но добьётся условий и квартиры от государства. Жаль только, что старая уже, не долго ей заведовать осталось.
Совершив перевод на реабилитацию Славика, бабушка послала меня в магазин за фруктами для мальчика. Уходя из больницы, Печенька строгим тоном построила младший медицинский персонал, чтобы сироту не вздумали обижать. Она может нагнать страху, да так, что сама как Медуза Горгона во плоти.
Завожу мотоцикл, прислушиваюсь. Сейчас чётко слышу, что мотор барахлит, походу масло протекает.
Мой байк – единственное средство передвижения, надёжный друг, первая любовь, страсть и отдушина.
Нужно срочно отогнать его в гараж к Грише, пока окончательно не сдох.
Жду, когда бабушка займёт своё место, а она медлит. Шлем не торопится надевать.
– Ба, чего ты?
– Ларка, ты едь одна. Я до поликлиники прогуляюсь.
– Так давай отвезу.
– Чё пристала? Говорю, сама пройтись хочу!
– Ой, Печенька, не знала бы тебя – решила бы, что ты мегера! Нужно повежливее быть! Я и обидеться могу, так-то.
– Эээй, тоже мне, водовоз нашёлся! Дуй домой, чтобы к моему приезду ужин приготовила. И вещи постирай. И чтобы полы помыла! – спешит нагрузить меня работой, чтобы вечером дома сидела, а не шастала по району с пацанами. Бабушка категорически против моей привязки к банде Ворона. Боится, что я в тюрьму попаду. А у нас если пацан – то должен быть в банде. Если лох – то будут чморить и всячески опускать. Так что выбор у меня небольшой: либо тереться с девками, что мне никак не улыбается, либо с пацанами.
Смотрю вслед удаляющейся сгорбленной фигуре и даже представить не могу, через что эта женщина прошла.
Внезапный звонок мобильного разрывает череду мыслей о бабушке. Достаю из кармана побитый телефон, весь экран в паутине и сколах, сенсор почти перестал реагировать.
С пятого раза удалось принять звонок.
– Ларка! Спасай! – звонкий вопль на том конце прорывается сквозь громкую музыку. – Нас с Анькой китайцы домогаются! – кричит Влада, моя единственная подруга.
– Одеваться надо нормально! – рявкаю. Не с руки мне сейчас драться. На носу следующий бой, а пьяные драки в клубах зачастую заканчиваются плачевно. Анька с Владой всегда наряжаются как девушки лёгкого поведения: короткие юбки, глубокие декольте, боевой макияж. Не в первый раз туристы из Китая путают их с девушками, которые могут предоставить интимные услуги. Проблема в том, что желторотые отказов не понимают. Почему-то думают, что у нас все проститутки и за деньги обязаны воплощать их желания. У себя на родине все приличные и законопослушные, а как к нам приезжают, напиваются и дебоширят.
– Ларка, спасай, тут за нас даже заступиться некому! Одни идиоты! Ларка, нас изнасилуют!
– Вы в Калине?
– Да! Подруга, давай быстрее! Я в туалете заперлась, а Анька там с ними осталась…
– Ща буду, – вздыхаю.
Постоять за подруг – вопрос чести. Не могу я оставить девчонок на растерзание пьяным туристам.
Увеличив скорость, лечу по серому городу, ловлю полосы света от фонарей, что ложатся на густой туман, бликуют в мокром стекле защитного шлема и слепят глаза.
Бросаю байк у входа, прохожу мимо охраны, на ходу куртку скидываю. Пока пробираюсь сквозь толпу, наощупь извлекаю из кармана джинс два грязных эластичных бинта и на руки наматываю.
Вижу переполох в одной из випок. Кабинки отделены друг от друга стеклянными стенами со слабой синей тонировкой.
Залетаю внутрь, первому попавшемуся китайцу прямой в челюсть. Анька пищит, от радости что я приехала. Её двое на диване удерживают. Двигаюсь к ним, периферийным зрением считываю движения вокруг. Не сворачивая с пути, бью локтем парнишке, подскочившему слева, затем сразу второму коленом в пах. Слабоватые оказались, позорят доброе имя великого Джекки Чана.
Внезапно в кабинку ещё штук десять вваливается. Походу всем туром тут собрались. Будем драться. Вхожу в кураж, стараюсь силу контролировать, не перегнуть. С вертушки в челюсть низкому в красной футболке, затем аперкод тому, кто в серой. Блок, блок, джеб нападающему сопляку. Чёрт, они все на одно лицо!
– Я же тебя уже била! – ору, заряжая кулаком в нос китайцу в чёрных найках. Педали зачетные, мне бы такие. Но я не ворую. Печенька если узнает, руки мне оторвет.
Стонущие и матерящиеся на китайском туристы притихли. Больше не прыгают.
– Влада где? – спрашиваю у Аньки.
– В туалете закрылась, – всхлипывая сообщает девчонка. Господи, да я сама готова поставить сотню на то, что она проститутка! Яркая помада на искусственном свистке, красная короткая юбка, красная сетка вместо топика, красный лифчик и метровые шпильки!
– Забирай её и валите, – приказываю.
Остаюсь проследить, чтобы за девчонками никто не пошёл. Выхожу из кабинки после Аньки через пару минут, неожиданно незнакомый мужик за руку хватает, в сторону тянет. Замахиваюсь…
– Стой, стой, красавица, подожди! – незнакомец быстро отпускает меня, руки ладонями вперёд выставляет, осторожничает. – Я режиссёр из Москвы, Марат Запорожский, слышала обо мне?
– Нафиг ты мне сдался, про тебя слушать! – огрызаюсь. – Ещё раз так схватишь, руки переломаю!
– Верю, красавица, верю! – усмехается по-доброму. – А ты где так драться научилась?
– Боксом 13 лет занимаюсь. Кмс.
– Ого, да ты просто алмаз! – восхищается мужик. Харизма из него так и прет, располагает. Не похож он на местных. Аура другая – богатая, свободная, чистая. И речь другая, до сих пор ни одного матерного слова не произнес. – Красавица, у меня к тебе предложение имеется. Как ты смотришь на то, чтобы сняться в настоящем кино? Вторая главная роль! Тебя покажут по телевизору на всю страну.
– Дядя, ты бухать завязывай. Вали в свою Москву, и там телок снимай.
– Красавица, ты не торопись. Я здесь до завтра, а потом в Москву, готовиться к съёмкам. Возьми мой номер, позвони, если надумаешь. – Визитку протягивает. Дорогой прочный пластик, буквы отделаные золотом, в клубном освещении переливаются.
– Нашёл идиотку! – смеюсь. – Думаешь, я телек не смотрю? Знаю, как вы девушек в Москву заманиваете, а потом заставляете работать в борделях.
– Ну если смотришь телевизор, то и меня должна знать! Если не веришь, поищи информацию в сети, там достаточно моих фоток. Я буду ждать твоего звонка до завтра, если согласишься, полетим в столицу вместе. Крошка, я сделаю из тебя звезду! Ты мне ещё спасибо скажешь.
– Скажи спасибо, что я не проломила твой череп за «Крошку».
– Учту, – выражая неловкость, извиняется взглядом и виноватой улыбкой.
Глава 4
Клара.
– Где шаболдалась? – грозно рычит Печенька, встретив меня в крошечной прихожей.
Пока я девок из клуба спасала, потом байк на ремонт к пацанам возила, не успела дома ничего сделать. Бабушка вернулась раньше, и, судя по ароматам, витающим в воздухе небольшой старой квартирки, уже приготовила ужин.
– С девками встречалась, потом к Грише в гараж заехала. Прокладка прохудилась, всё масло вытекло, пришлось менять. – В доказательство своих слов демонстрирую бабуле руки, выпачканные дорожной грязью и моторным маслом. Запах специфический, ни с чем не перепутаешь.
– Зачем к Гришке потащилась? Не могла сама прокладку поменять? – грозно трясёт морщинистыми щеками, суровым взглядом припечатывает. – Знаешь ведь, чем он у себя в гараже промышляет?! Угнанные тачки чинит, номера перебивает. А если менты нагрянут, когда ты там вошкаешься?
– Ба, я, конечно, могу и сама, только у меня инструментов нет. И Гриша профессионал! Лучше него никто в Приморске не сделает, знаешь ведь.
– Ой, нарвёшься ты когда-нибудь на неприятности! – вздыхает бабушка с таким выражением, словно констатирует факт. – Живо руки мыть и за стол!
– Слушаюсь, гражданин начальник, – отдаю честь, приложив ладонь к виску, за что получаю лёгкий подзатыльник.
– К пустой голове не прикладывают! – поучает бабушка.
Хихикаю в ответ, бегу скорее в ванную.
Ужинать пришлось в одиночестве, так как Печенька засела перед телеком. Перемыв посуду после ужина и убрав кастрюлю с супом в холодильник, устраиваюсь рядом с ней на диване.
Свет от экрана мерцанием освещает силуэты ещё советской мебели и лицо родной бабушки. Ближе и любимее неё у меня никого нет. За неё, глотку перегрызу любому.
– Плед подай, – командным тоном просит бабушка, слегка хриплым уставшим голосом.
Достаю плед из натуральной шерсти, связанный вручную и подаренный бабушке одной из заключённых много лет назад. Накрываю им хрупкие худые колени, рядом сажусь.
Бросаю взгляд на телек и резко падаю в пропасть. На экране тот самый мужик из клуба! Реально, что ли, режиссёр? Внимательно слежу за его речью, не могу поверить, что лоб в лоб встретилась со знаменитостью.
– Ба, этот мужик предложил мне главную роль в кино… – шепчу как умалишённая.
– Чё ты мелешь, блаженная? – плюётся Печенька. – А ну, признавайся! Курила в гараже у Гришки? Ларка, ты меня знаешь, я за наркоту тебя…
– Ба, да честно! Клянусь! В клубе сегодня его встретила, он мне визитку дал! – бегу в ванную, выгребаю джинсы из корзины для грязного белья, шарю по всем карманам. Молюсь, чтобы я визитку не посеяла. Аж вспотела.
Нашла! Прочный пластик даже не помялся! Только немного поцарапался о ключи.
Несусь обратно в зал, свет включаю, визитку бабуле протягиваю и её очки.
Водрузив на нос очки с толстыми линзами, бабушка сосредоточенно читает выведенные золотыми буквами слова.
– Что, говоришь, он тебе предложил?
– Главную роль в кино, представляешь? Так и сказал, что сделает из меня звезду. Времени дал до завтра подумать.
– А ну, тащи свой телефон, звони сейчас! – командует старушка.
– Ба, ты чего? Не поеду я ни в какую Москву! Как я тебя оставлю? А тренировки? Скоро бой в Омске, я наш край представлять буду. А девки? Кто их защищать будет? Да и Ворон меня не отпустит, ты же знаешь.
– Воронов со дня на день за решётку загремит! А таких как он там не чествуют, на зоне не продержится. Слишком самоуверенный. Или убьют, или сам вздернется. Ларка! Ты пойми, мы в таком месте живём, пуще болота, из которого трудно выбраться. Я тебя в спорт привела, чтобы ты хоть немного от этого всего отдалилась. Доча, если есть возможность свалить из этого гадюшника, то нечё и думать! Звони, кому говорю! Снимешься в фильме, а там, глядишь, и в столице освоишься. Новую жизнь начнёшь, доча!
– Ба, а как же ты?
– Ларка, ну в кого ты такая мозгом скудная, а? Нечё за меня переживать, я сама о себе позабочусь. Тебе о себе думать надо! О будущем. Ты оглядись вокруг хорошенько, посмотри. Все, кто имеют хоть какую-то возможность, бегут из города, и правильно делают. Доча, звони, пока этот режиссёр не передумал!
– Ба, так я же не умею… в кино… какая из меня актриса?
– Да ёлки-палки, твою налево! Разберёшься как-нибудь! Звони, кому сказала!
– Ба, а как же Женька Женевна? Бой в Омске? Я же весь край подведу, если уеду.
– Женька поймёт, чай не дура. На бой свой из Москвы полетишь, постоишь за родной край, и обратно в столицу воротишься. Ларка, звони уже этому режиссёру, будь он не ладен! Покуда ещё на боковую не улёгся.
***
Попугай. Вылитый. Как этот режиссёр доехал до аэропорта в нетронутом состоянии – большой вопрос. Представляю, как чесались кулаки у водителя такси. На Марате рваные джинсовые шорты ниже колена, поддерживаемые ярким броским салатовым ремнём, белая майка и ярко-оранжевая льняная рубашка с золотыми пуговицами. Волосы стоят под натиском тонны геля иголками вверх, на носу ярко-оранжевые очки, зеркальной поверхностью отражающие охреневшие от внешнего вида режиссёра серые лица прохожих и скудный интерьер аэропорта.
Печенька уже минут десять пристально буравит мужчину недоверчивым взглядом. Перекошенный рот и сощуренные старенькие глазки – говорят о её сомнениях в его психоэмоциональном здоровье. Таращится на него, как на диковинный артефакт из другой вселенной.
– Ларка! Ключи. – Неожиданно рявкает не сводя глаз с режиссёра, протягивает ко мне раскрытую ладонь.
Точно! Забыла.
Вынимаю из переднего кармана ключ от байка, бабуле в морщинистую ладонь вкладываю.
Лёгкое касание её руки, тёплой, родной, любящей, и я готова разреветься. Жалею, что мне не хватает характера, чтобы перечить бабушке. Заявить бы ей, что я никуда не поеду. Не оставлю её одну. И вернусь домой. Но Печенька непреклонна. Выгоняет меня невидимым пинком под зад из родного города, подальше от моей привычной жизни.
– Бензин хоть есть? – спрашивает бабушка, пряча ключ в сумке. Наконец перестала пытать режиссёра испытующим взглядом, мужик аж громко выдохнул с облегчением.
– Полный бак заправила. За маслом следи, и это… не гоняй, ладно?
– Яйца курицу не учат! – огрызается. – Нечё сопли жевать! Собрали жопы в кулаки и полетели! – её приказ адресован не только мне, но и режиссёру. – Слышь, петушок, если с моей дочей, не дай Бог, что-то случится, я тебе мошонку отрежу, сделаю из неё кожаный кошелёчек для мелочи. Понял? – взгляд Печеньки убийственнее, чем её угрозы. Марат на автомате кивает, его кадык резко дергается вниз и вверх – незаметно сглатывает подкожный страх перед старушкой.
Хотела бы я так же. Чтобы одним взглядом внушать людям ужас и создавать видимость внушительной силы. Печенька ведь на самом деле – хрупкая старая женщина, с кучей хронических заболеваний и нелёгкой судьбой. Ветер чуть сильнее дунет – и унесёт её, как Элли. Но при этом, даже незнакомые люди зачастую испытывают слабость и страх перед её властным колючим взором.
Бабушка не терпит слезливых прощаний, поэтому приходится собрать чувства в кулак и показать внешний стержень. Быстро чмокаю морщинистую щеку, за короткий миг в полной мере ощущаю, как что-то родное, надёжное, ускользает во времени. Как моя жизнь делится на «До» и «После». Неприятное чутьё, развитое выживанием в самом опасном районе, стрекочет в душе о том, что это последняя встреча с бабушкой.
Бред!
Я ухожу, чтобы вернуться.
И всё же, приходится смахивать с себя гнусное предчувствие беды, словно упавшие на плечи весенние снежинки.
Усталость от долгого перелёта и сидения на одном месте вытеснила тревожные мысли и чувство страха.
Марат отправил меня в гостиницу с водителем, а сам поехал в офис по делам, заодно и за контрактом, который должны были подготовить для меня его сотрудники. Он как будто совсем не устал, не успел сойти с трапа, как впал в телефонную кому. Бесконечные звонки, разговоры о делах, суета. Режиссёр в этом ритме, как я на ринге. На своём месте.
Водитель поселил меня в гостиницу, помог сумку до номера донести.
Позже молодая помощница режиссёра по имени Ангелина привезла мне контракт и ужин из кафе в одноразовых контейнерах.
По наставлению Печеньки вычитываю каждое слово в документах. Бабушка не раз осаждала мой мозг нравоучениями о том, что одно неверное слово в договоре может привести к плачевным последствиям. Но уже на третьей странице мой интерес испарился. Скучный, нудный текст о том, что я обязуюсь выполнять указы режиссёра, являться на съёмки вовремя, не болеть, не беременеть, не менять внешность, не набивать татуировки… Глаза то и дело косятся друг на друга, убегая от насилия в виде чтения. Хрен с ним! Ставлю свою подпись на каждом листе, где это необходимо. Итак, ясно, что я обязана делать всё, что Марат прикажет.
Глава 5
Роберт:
– Как будто крокодила на ноги натянул… Брррр…
– Это и есть кожа крокодила. Туфли сшили на крокодиловой ферме во Флориде. Подарок поклонницы. – Вытягиваю ногу вперёд, впечатываю небольшой каблук в зелёный сочный газон, прикрыв веки, любуюсь бликами солнца на грубой крокодиловой коже.
Марат презрительно кривит рот. Любитель фейковых продуктов и защитник животных. В его серо-зеленых глазах плещутся мысли о наказании за использование шкур убитых животных. А я считаю, что человек должен пользоваться всеми дарами природы, для этого она их и создаёт. Глупо отказываться от шикарного меха или обуви из натуральной кожи. К тому же такие вещи на порядок дороже блеклых заменителей. А все, что дорого – это все создано для меня!
– Кать, смотри! – Марат дергает за руку проходящую мимо ассистентку, тормозит её. – Нравятся туфли?
– Милые, – вежливо улыбается девушка и спешит на съёмочную площадку.
Так как большая часть съёмок будет проходить в лесу, жить придётся в вагончиках, чтобы не мотаться каждое утро из города. Всеми фибрами души надеюсь, что сериал не затянется на сотню выпусков, мы отснимем заявленные 8 серий и я с лёгкостью забуду это испытание. Скоро съёмки в Сочи, на берегу лазурного моря. Фильм о курортном романе. Роли обольстителей женских сердец даются мне легче всего, может, потому что я играю сам себя.
– Когда ты познакомишь меня с напарницей? – спрашиваю, быстро наслюнявив большой палец руки и пристроив ногу на ближайшем валуне, потираю небольшое пыльное пятнышко, портящее вид прекрасных туфель.
– Опаздывает, как появится, сразу познакомлю. – Марат вздыхает всем телом, говоря о том, как я его задолбал со своими туфлями. Завидует. Ему поклонники таких подарков не делают. Как ни крути, никто из зрителей особо не зацикливается на работе режиссёров, все смотрят только на главных героев, и вся слава достаётся нам.
Из полусогнутого положения взгляд случайно падает в сторону вагончика для грима, из которого выходит… поверить не могу!
– Савченко! Что он здесь делает? – рычу, резко выпрямляясь.
Ненавижу Игната! Безалаберный двоечник! Прогульщик! Бездарность! При этом рейтинг популярности у нас практически одинаковый. Почему? Где справедливость? Если я стойко посещал все пары, оставался на репетиции ночами, практически не спал, голодал, зубрил, лез из кожи вон ради диплома и возможности называться актером, то Савченко просто время от времени наведывался в институт, обольщал преподавателей, сдавал экзамены и дальше уходил в загул.
Он знаменит благодаря ментовским сериалам, которые крутят по телеку. Много ума не надо, чтобы сыграть солидола.
– О, БОЖЕ, МОЙ!!! – верещит девчачий голосок за спиной. Звоном по затылку бьёт. – Игнат! Савченко! Это же вы! Я не верю, нет, я не верю! Печенька умрёт от восторга! Можно с вами сфотографироваться? – орёт ошалелая поклонница, летя как торпеда на выхлопе из квашеной капусты. Под ноги не смотрит, цепляет меня плечом, спотыкается о мою ногу, топчется по совершённым новым туфлям грязными кедами! Руками взмахивает, как курица общипанная, пытается не упасть и сохранить равновесие.
Придерживаю хрупкую фигуру одной рукой, чтобы она наконец твердо встала на ноги и перестала топтаться по моим туфлям. Над этим крокодилом даже на ферме так не издевались!
Девчонка – совсем ребёнок. Щуплая, худая, неухоженная. На маленьком лице бледные выразительные губы и небольшой курносый носик. Зато глаза… Большие, глубокие, яркие. Медово-карие, тягучие, даже липкие. Запросто можно залипнуть.
В моей руке её хрупкое, нежное тельце жалостливо сжалось, напряглось. Затаив дыхание, она впивается в мои глаза убийственным взглядом, магическим образом останавливает солнце, планеты, время.
– Автограф? – спрашиваю, понизив голос, нависнув над её лицом.
– Чё? Нафиг ты мне сдался, придурок? Щупальца спрячь, и не смей больше меня хватать, а то жопу надеру! – Плюёт в моё лицо с дерзким презрением. Толкает в грудь, напоследок одаривает странным взглядом, как будто перед ней конь немытый, а не звезда телеэкранов.
Странное ощущение. Я её почти ненавижу.
Девчонка бежит дальше и останавливается возле Игната. Строит из себя самую любезность, медово-янтарные глаза стали больше, увеличились в несколько раз, ровно пропорционально её восхищению любимым актером.
– Кто пустил на площадку фанатов? – плююсь словами с ядовитой ненавистью, глядя, как Савченко позирует на камеру еле живого телефона хамки.
– Это не фанатка… – Марат выдавливает из горла слова. Едва слышно хихикает, сглатывает раздирающий смех, и, слегка прочистив горло несильным кашлем, сообщает: – Это твоя напарница, актриса на главную роль…
– Ты спятил?! – не даю ему закончить представление. – В исправительной колонии был день открытых дверей, и ты притащил оттуда гопницу? Или ездил снимать о жизни девочки, выращенной волками, она понюхала жопу и теперь не отстает? В её стае знают, где она? Марат, они придут за ней и покусают нас всех! Немедленно верни её туда, где взял!
– Не советую говорить это всё ей в лицо, – усмехается друг, извлекая из кармана мобильник. – На, посмотри, как она раскидала компанию пьяных туристов. Девчонка в свои 18 уже КМС по боксу. Она – именно то, что нам нужно.
Марат демонстрирует отрывок из плохо снятого боевика, в котором хрупкая стройная девчушка с намотанными на кулаки бинтами калечит китайцев. Неосознанно морщусь, когда она заряжает одному из них по яйцам.
– Вот дерьмо… – вырывается шёпотом.
– Ага… Круто, скажи? – Марат светится от счастья, предвкушая рейтинги и зрительскую любовь.
– Я не стану с ней работать! У неё бешенство. Вон как на людей кидается…
– Роб, прекрати. А не то я решу, что ты просто испугался девчонку, – подтрунивает Марат с улыбкой на лице.
– Ну, допустим, она умеет драться… А играть? У неё есть образование?
Марат молча качает головой.
– Хотя бы курсы актёрского мастерства?
– Не-а, – отвечает друг.
Поражает его беспечность и халатное отношение к своему же проекту! Как так можно? Ещё бы с улицы героиню привел!
– Это будет провал…
– Это будет огонь! – воодушевлённо сообщает режиссёр, похлопав меня по плечу. – Я хотел тебя попросить…
– Что ещё? – рявкаю в нервном припадке. Присев на корточки, пытаюсь оттереть супер туфли салфеткой.
– Как ты понимаешь, девчонка совсем не актриса и играть не умеет.
– Это у неё на роже написано, – фыркаю.
– А у нас по сюжету любовь между главными героями, помнишь?
– Поверь, я никогда в жизни не забуду, как ты меня подставил, Марат. Друг называется. Сперва подбил участвовать в этом низкосортном сериале, а теперь ещё оказывается, что мне придётся играть с неучем, которую никто не знает, так ещё и отыгрывать с этой пигалицей постельные сцены!
– Роб, ты совершенно прав! Вся надежда только на тебя. Поэтому, чтобы девчонка не запорола нам картину, сделай так, чтобы она влюбилась по‑настоящему.
– Чего?
– А что? Сам говоришь, она неуч. Сомневаюсь, что сможет отыграть любовь, как это необходимо.
– Ты себя слышишь? На кой ты её вообще взял? Профессиональных актрис мало?
– Есть в ней что‑то такое… Харизма! Природный магнетизм, манкость, сексуальность.
– Вот в этой? – скривившись, перевожу взгляд на пигалицу. Может, я чего не разглядел? Прохожусь тяжёлым взглядом по её фигуре… Смотреть не на что! Тьфу, блин!
– Поверь моему опыту, зрители влюбятся в неё с первой серии, – утверждает Марат. – Она секси.
– Она похожа на пацана с длинными волосами. Нет, если тебе нравятся парни, то я не против, только ко мне не приставай.
– Короче, Роб, мне не важно, как ты это сделаешь, но девчонка должна влюбиться.
– Ага, – нахмурившись, киваю. Вскользь касаюсь взглядом её лица и хватаю обворожительную улыбку, которую она так старательно дарит Игнату. – Только потом сам будешь ей сопли вытирать, когда сериал закончится.
Глава 6
Клара:
Как же это мерзко!
До тошноты.
Адский ад! Пытка какая-то! Насилие над живым человеком!
Я столько не грешила, чтобы меня вот так…
Отвратный, резкий запах косметики, ощущение липкости и цементной стяжки на лице, омерзительные прикосновения влажных кисточек…
Специалист по гриму, средних лет женщина с деловым непроницаемым лицом и ловкостью рук, не хуже, чем у фокусников, убрала от уха телефон, переведя звонок на громкую связь, положила его на столик перед зеркалом и любезно прикрыла ладонью мои глаза, прежде чем принялась травить лаком для волос.
Эта дрянь способна убить соседских тараканов. Воняет так, что даже ладонь не спасает, глаза режет, в носу резко защипало.
– Ну и он мне, знаешь, что говорит? – доносится из трубки на столе женский голос с возмущенной интонацией.
– Что? – бросает Ирина, убирая лак для волос в сторону.