- -
- 100%
- +
Гример оставила моё лицо в покое на несколько секунд, этого времени хватило, чтобы бросить взгляд на свое отражение.
– Говорит, хочу, чтобы ты мне пальцы на ногах облизала! – со свистом вылетают слова из динамика телефона. – А потом он снял носки, а там! Свежий педикюр, розовый гель-лак и стразы!
– Ого, – выдохнула я, случайно обозначив своё мнение об услышанном и об увиденном в зеркале одновременно.
Ирина схватила со стола телефон, отключила громкую связь и буркнула в трубку:
– Перезвоню.
В зеркале напротив меня сидит совершенно незнакомая девушка. Не пацанка со двора, не гопница из подворотни и даже не боксерша. Ни разу не видевшая косметики кожа сияет ровным тоном. Удачно нанесённые тени выигрышно подчеркивают скулы и овал лица. Цвет волос тоже изменился. Вместо серо-русого, шевелюра обрела благородный шоколадный цвет. На фоне тёмных волос жёлтые глаза зажглись, как капли янтаря под солнечным лучом. Стали ярче, выразительнее. Даже губы словно увеличились.
Что за…
Теперь я выгляжу как модная девушка из инсты.
Не хотела бы я, чтобы кто-то из наших пацанов увидел меня в таком виде.
– Шлем наденем перед съемкой, – звучит над ухом голос Ирины.
По сценарию, который я успела заучить наизусть, мой персонаж появляется в кадре, подъехав на мотоцикле к месту преступления, где уже работает старший следователь, которого играет какой-то мерзкий тип с не менее отвратным именем Роберт.
Бррр. Надутый индюк. На роже неприступность, во взгляде надменность. Не люблю таких.
Зато сфоткалась с бабулиным кумиром!
Игнат Савченко, герой ментовских сериалов, которые Печенька обожает. Чуть ноги кипятком не ошпарила, когда увидела. До сих пор немного волнуюсь, от того что предстоит сниматься с великим актером в одном сериале. Очень жаль, что не он в главной роли. Игнат, в отличие от павлина, человек простой и без вычурности. Впрочем, я так и думала. Нередко, примостившись к бабуле на диван, смотрела вместе с ней те самые сериалы. Помню, как Игнат напарника спас от бандитской пули. Как в собачий приют во время пожара вломился и на руках вынес всех собак со щенками.
Как он заслонил своей грудью старушку на рынке, где развернулась перестрелка, и даже был смертельно ранен.
Я, конечно, понимаю, что это всё просто сюжет, но как он играл! Разве можно так играть? Чтобы во взгляде читался шёпот чистого доброго сердца? Не думаю.
Помимо шлема на меня нацепили чёрную кожаную куртку, слишком широкую и вонючую. Неудобную. Всё пространство вблизи заполнилось ароматом дешёвого дерматина.
– Другой куртки нет? – спрашиваю в нос, стараясь не дышать.
Стилист Никита только ядовито хмыкнул, но всё же соизволил ответить, пока поправлял куртку в плечах и оттягивал вниз полы:
– Через экран запах не почуют. Зато в кадре то, что нужно.
– Можно мне противогаз? Ну невозможно же дышать! – возмущаюсь.
– Фаина, принеси духи, вон на столике у гримера, – Никита отдает указание помощнице, тяжёлым вздохом и поджатыми губами демонстрируя, как ему сложно со мной нянчиться.
Рыжеволосая девушка тут же метнулась к противоположной стене вагончика, выцепила первый попавшийся бутылёк и, приблизившись, сходу распылила на меня едкое облако странного запаха, от которого в носу так засвербело, словно муравьиный рой заскребся колючими лапками. На глаза выступили слёзы. Я в полной мере пожалела о том, что вздумала жаловаться на запах от куртки. В сравнении с духами она пахла вполне сносно.
– Это что? – почему-то зверея, засвистев как закипающий чайник, заорал Никита.
– Духи… – растерявшись, промямлила Фаина. – Ты сам сказал…
– Идиотка! Это же личные духи Роберта! 45 тысяч за флакон! Ты сейчас штук пять просто вылила. Если Роберт узнает, что его вещи кто-то трогал, нас всех вышвырнут отсюда с волчьей печатью!
– Прости, я не знала… – переживает Фаина. – Что теперь делать?
– Снимай, быстро! – Никита дернул за куртку, помогая освободиться. – А ты, живо найди любую другую кожаную куртку!
– Конечно, я сейчас, – подбодрившись, запричитала девушка и поспешила удалиться.
Никита унёс куртку куда-то за пределы вагончика проветривать, но это мало спасло ситуацию. Я вся пропахла духами насквозь. Этот запах въелся не просто в кожу, а даже в мозг, на уровне долгосрочной памяти.
Не знаю, каким чудом Фаине это удалось, но в течение получаса на съёмочную площадку привезли новую куртку. Эта мне маленькая, не застёгивается. Но Никита уверил, что застёгивать необязательно.
А я бы всё-таки застегнулась, так как обтягивающая белая майка вызывает жуткий дискомфорт.
Охлаждённый тенью многолетних деревьев сырой лесной воздух ложится на кожу поверх груди, что оказалась открытой.
Чувствую себя раздетой.
Каждый раз, встречаясь со взглядами других людей, машинально пытаюсь прикрыть грудь руками в неловком жесте или вновь пытаюсь сомкнуть края куртки.
– Наше спасение, что Роберт уже гримировался, – по-змеиному шипит Ник, пока вносит последние штрихи в мой внешний вид: поправляет края куртки, стягивает вниз по ногам джинсы.
– Подумаешь, это всего-то духи, – ворчу в ответ, так же шипящим шёпотом.
Сам Роберт, как и его духи, меня совсем не интересуют. Больше привлекает суета на съёмочной площадке. Оказаться по ту сторону экрана – всё равно что попасть в «Нарнию» для избранных. Ощущаю себя Алисой в зазеркалье, съела пирожок и оказалась в совершенно ином мире.
На съёмочной площадке пахнет всем сразу – дымом от генератора, при помощи которого создают туман, сладковатым гримом, кофе в картонных стаканчиках.
Наташа на пару со вторым гримером прорисовывают кровавые следы и синие вены на бледно-голубой коже трупа.
Никита дергает на нём одежду, сминает в руках, чтобы придать «полежавший» вид.
Осветитель настраивает прожекторы, чтобы на место съёмки падала мрачная тень от деревьев.
Звукач настраивает звук.
Декораторы раскладывают вокруг трупа приготовленный мох и поливают его водой из бутылки, чтобы придать свежести.
Один из помощников бегает с рацией, другой уже третий раз приносит провод, который почему-то не подходит. В стороне оператор пробует фокус, режиссёр орёт на всех, кто попадается на глаза.
И вот, наконец, все звуки стихают.
– Тишина! Камера! Мотор! – ревёт режиссёр.
Актёр второго плана, играющий заядлого грибника, останавливается у кустов и палкой приподнимает ветку, куда тут же заглядывает объектив камеры, фиксируя на плёнку свеженарисованный труп.
Казалось бы, чего тут сложного? Зритель увидит этот момент по телевизору, всего один миг, и даже не запомнит актёра, сыгравшего грибника. Не оценит проделанную работу команды. Но режиссёр требует отдаться этой сцене на все сто! Заставляет грибника раз за разом подходить, поднимать одну и ту же ветку, пока результат его не удовлетворит.
Понимаю, что от страха немеют пальцы на ногах и сжимаются лёгкие. Если Марат так строг к простому грибнику, то что ждёт меня? Я ведь даже стихи в школе не любила рассказывать, не умела.
В ожидании следующей сцены, в которой предстоит участвовать мне и Роберту, переминаюсь с ноги на ногу, стоя у одной из камер. Разглядываю актёров в полицейской форме, готовящихся к съёмке, мысленно повторяю свой текст.
– Клара, верно? – совсем рядом раздается неприлично бархатный голос.
Повернув голову на звук, впечатываю взгляд в физиономию Роберта, пробегаю по нему оценивающим взглядом. Надо отдать должное Никите, гримеру удалось преобразить мужика до неузнаваемости. Этот красавчик передо мной кардинально отличается от того взъерошенного хамовитого павлина, что встретился мне утром. Сейчас на нём коричневые брюки на подтяжках, белая рубашка, на кожаном ремне кабура с пистолетом, одним видом придающая ощущение силы и мужественности. Сверху надето длинное песочное пальто, от которого несёт уже знакомыми духами.
– Чё вылупился? – резко бросаю с вызовом.
Мужик на мгновение растерялся, ушёл взглядом в землю под ногами, улыбнулся с поднятыми бровями и снова припечатал.
– Один вопрос, кораллы так и не нашли? – давясь ехидством, спрашивает.
– Знаешь, сколько раз за свою жизнь я слышала эту шутку? – смотрю на него как на идиота, коим и считаю.
– Сколько?
– Больше, чем волос на твоей заднице.
Мой тон и манера общения определённо вводят его в тупик. Он теряется, не знает, как ответить, поэтому просто улыбается. Ну как просто? Не просто. А как‑то слишком притягательно, обворожительно, что ли. Не знаю, в чём магия, но хочется смотреть и смотреть, как его губы изгибаются, как глаза блестят в этот момент.
Внезапно Роберт сдвигает брови на переносице и шумно принюхивается.
– Кто разрешил брать мои вещи? – от обворожительной улыбки не осталось и следа. – Не смей больше прикасаться к моему парфюму! Возьми в туалете освежитель с запахом лаванды, такой парфюм как раз для тебя.
Как же чешутся кулаки! Его нос буквально окрасился в красный цвет мишени. Скрипя зубами, пытаюсь дышать, как учила Жень Женевна, отворачиваюсь, отхожу в сторону от Роберта, чтобы не сорваться.
– Все по местам! – приказал режиссёр в мегафон.
Ко мне подкатывают чёрный мотоцикл, на котором я должна въехать в кадр.
Роберт обернулся, прежде чем занять свою позицию возле трупа.
– Знаешь, я люблю заниматься благотворительностью, так что, пожалуй, подарю тебе пару бутылок освежителя. Морской бриз? Или альпийский луг? – деловито хмыкнув, он отвернулся и поспешил в кадр.
Стерпела. Внутри меня всё клокочет от злобы и раздражения, рвёт на части желание дать ему в лицо, выбить пару белоснежных зубов, подпортив его наглую улыбочку.
Но здесь так нельзя. Выкинут из фильма – как пить дать. А я Печеньке слово дала. Так что придётся проучить индюка по‑другому.
Глава 7
Клара.
– Я не понимаю… – Гулким шёпотом выдыхаю в воздух под носом слова отчаяния. От стыда кровь к щекам приливает, кожа потеет, грим течёт и расплывается.
В моей голове всё выглядело куда проще, чем оказалось. Нет, первую сцену я отыграла блестяще – по словам Марата, несмотря на то что он заставлял меня раз пять подъезжать на мотоцикле к жёлтой ленте, которой обозначили место преступления. Но вот дальше… Стоим на месте и не двигаемся – и всё из‑за меня! Недовольные вздохи съёмочной команды, ругательства режиссёра, уставшие, проклинающие глаза гримеров и стилистов, колкие замечания Роберта и слабая поддержка Игната, который, несмотря ни на что, даёт советы и продолжает верить, что у меня всё получится.
Камера. Мотор.
Приглушённый тканью свет прожектора светит в лицо, а напротив – он, кого я успела возненавидеть в первые минуты знакомства. Я никак не могу пересилить себя и сексуально улыбнуться ему. Эту улыбку, заигрывание голосом, а главное, любовь с первого взгляда с нетерпением ждёт даже труп, который уже устал лежать лицом в мокром мху и даже стал натурально пованивать.
Я пытаюсь, честно! Но как только смотрю на Роберта, всё тело сковывает невидимыми цепями. Мышцы лица каменеют. Язык словно свинцовый – не двигается. Улыбка выходит настолько неестественной, что я чувствую себя куклой с пластилиновыми губами.
– Нет, я так больше не могу! – вопит от негодования Марат, швыряет на землю матюгальник и спешит в лес, чтобы проораться как следует и отпинать куст папоротника.
За последний час режиссёр делает так уже третий раз. Роберт спешит за ним – будет настаивать, чтобы меня вышвырнули.
– Эй, не переживай, – Игнат тут как тут. Мои плечи утопают в его огромных руках. – Все поначалу боятся камеры, это нормально.
– Я не боюсь камеры! – рявкаю на него от собственной беспомощности. Уже вижу, как с позором еду домой на поезде в плацкарте и оправдываюсь перед бабулей. – Просто не могу! Вот так…
– Как?
– Улыбаться в лицо человеку, который не нравится. Лицемерить не умею. Не приучена. Если считаю вашего Роберта уродом, то никак по‑другому не получится…
– Хмм, – нахмурившись и одновременно улыбнувшись, Игнат понимающе заглядывает в душу через призму глаз. Как будто сквозняком прошибло. Неприятно, словно он всю подноготную видит. – Роб всех раздражает, не только тебя, – произносит, сбавив громкость. – Такие, как он, ярко горят, но быстро. Уже через пару лет никто и не вспомнит о таком актёре. А для тебя это шанс, нужно просто…
– Не умею я играть! Не училась этому, – на манер капризной барышни, больше от безысходности и усталости, складываю руки на груди и топаю ногой.
– Марат очень рисковал, утверждая на главную роль девушку без специального образования и без опыта.
– Думаешь, я совсем тупая и не понимаю? Что мне делать?
– Будь собой, – произносит, мягко улыбнувшись. – Роберт – человек неприятный, а вот его персонаж – другое дело! Старший следователь, опытный полицейский. Честный. Спасает жизни и борется с преступностью. Забудь о Робе. На площадке его нет, есть только следователь Лётчик Андрей Геннадьевич.
– Ладно, я попробую, – выжимаю из остатков внутреннего запаса позитива слабую улыбку.
И опять всё по‑новой.
Камера. Мотор. Начали!
Эти слова вместе со щелчком хлопушки будут сниться в кошмарах.
Спустя пару дублей слышу заветное:
– Стоп, снято!
И сердце к горлу подскакивает. От радости. Но сил нет ни капли, чтобы хоть как‑то выразить эмоции.
Мне всё ещё стыдно и неловко. Всем телом и душой ощущаю себя лишней. Здесь все знают свою работу, кроме меня.
Вечером команда устроила вечеринку в честь начала съёмок. А я словно случайно залетела на чужой праздник. Разговоров их не понимаю, да и не хочу вникать.
Пить не собираюсь, танцевать не умею.
Хочу свалить с этого праздника жизни.
Радуюсь тому, что меня никто не замечает, никто не пытается остановить.
Захожу за один из трейлеров, чтобы сократить путь до своего вагончика, и останавливаюсь. В заднем кармане джинсов вибрирует мобильник.
Достаю устройство, тыкаю пальцем в покрытый «паутиной» экран, читаю сообщение от Ворона:
«Правда что ты уехала в столицу?»
«Малая, я тебя не отпускал!»
Вот и всё.
Как бы далеко я ни бежала, моя реальная жизнь настигнет везде. А я и думать про Ворона забыла, как и о его решении жениться.
Ответить нужно – Ворона нельзя игнорировать, это может плохо кончиться. Рано или поздно мне придётся вернуться домой, и я ещё в своём уме, чтобы отвергать правила игры, установленные на районе.
Не успеваю напечатать ответ – чужая ладонь сжимает рот так крепко, что я на секунду теряю дыхание. Паника обжигает грудь, но инстинкты включаются быстрее, чем мозг успевает придумать хоть одну умную мысль. Как только хватка слабеет, я резко бью локтем назад, выворачиваюсь и со всей силы заряжаю кулаком в челюсть нападавшему.
Раздаётся хруст, короткий вскрик, и фигура падает в ближайшие кусты.
Я ошарашенно застываю, разглядывая жертву собственного удара.
– Игнат?!
Он, пошатываясь, садится на землю и, держась за челюсть, ухмыляется. Запах перегара от праздничного портвейна рассеивается в воздухе.
– Вот это у тебя правая, – сипит он и, чертыхнувшись, сплёвывает в сторону сгусток крови. – Я хотел поговорить.
– Ты что, придурок?! – шиплю, всё ещё держу кулаки наготове. – Я могла и в висок попасть.
Он поднимает ладони, изображая миротворца.
– Верю! В следующий раз буду осторожнее.
Протягиваю руку и помогаю актёру подняться. Нос и щеки обжигает ядовитый запах перегара.
Отворачиваюсь, стараюсь не дышать.
– Что хотел?
– Я придумал, как облегчить тебе жизнь, – усмехается как‑то язвительно. – Роб возомнил себя королём, считает себя талантом, презирает всех актёров, у кого нет актёрского образования.
– Строитель, – подытоживаю. – Строит из себя…
– Ему не место в сериале про мусаров. Это моя территория, понимаешь? Моя! Сделай так, чтобы он сам свалил из проекта. Тогда Марат точно поставит меня на главную.
Идея неплохая. Да что там – зашибательная.
Играть в команде с Савченко Игнатом – о таком и мечтать не могла! Вот же Печенька обрадуется.
– Что нужно делать? – с готовностью спрашиваю.
– Да так, ничего особенного. Просто сделай его жизнь на площадке невыносимой, – подсказывает Игнат.
Это я могу. Да. Почему нет?
– С чего ты взял, что он сбежит? – для приличия делаю вид, что всё ещё раздумываю над его предложением.
– Наша «принцесса» заботится о своём психологическом здоровье, – хрюкнув от смеха, сипло сообщает Игнат. – Если потрепать ему нервишки, он точно свалит.
Поболтав с бабушкиным кумиром ещё немного, я решила не откладывать дело в долгий ящик.
Воспользовавшись тем, что наша «принцесса» развлекается на всеобщей вечеринке, и своим умением открывать любые замки при помощи заколки, проникаю в вагончик телезвезды.
Сперва осматриваюсь, прицениваюсь.
Внезапно накрывает азарт. Адреналин охлаждает кровь, замораживает чувство страха и способность адекватно соображать.
На столе – пакет с семенами чиа. На вид – гадость, будто пакет с сушёными муравьями.
Осенило!
Ник, пока наряжал меня в гримерке, пытал рассказами о своей муравьиной ферме, которую привёз с собой: их нужно каждый день кормить и поить.
Эти москвичи – настоящие психи! Заводят муравьёв как домашних питомцев!
Уже через пятнадцать минут я без труда завладела муравьиной фермой и заменила семена насекомыми.
Этого оказалось мало. Адреналин намертво сцепился с желанием вытравить Роберта из сериала.
Заменила беруши в банке на маленькие женские тампоны.
Зубной щёткой почистила унитаз, особо хорошо прошлась под ободком.
Натёрла все его трусы жгучим красным перцем.
Заменила воду в графине на медицинский спирт.
В бутылку с шампунем выпшикала всю пену для удаления волос, найденную тут же на полочке.
Уходя, смачно харкнула в одну из крокодиловых туфель.
Глава 8
Роберт.
Ощущение, будто голову закатали в чугунный таз с бетоном.
Виски давит, во лбу пульсирует боль.
Слипшиеся глаза не желают открываться – противятся, не хотят видеть хозяина в таком непотребном виде после вечеринки.
О том, что творится во рту, лучше даже не думать.
Перебрал вчера. Всё из‑за Чукчуки. Бестолочь и бездарность! Нервы на пределе, держусь только на том, что скоро все закончится.
Требование всего организма немедленно утолить «сушняк» заставляет подняться. Обычно я не пью во время съёмок, но вчера сорвалась. Чукчука за съёмку пары дублей довела до белой горячки!
Похоже, выводить меня из себя – это её единственный талант.
Преодолев тяжесть в теле, поднимаюсь с кровати, хватаю со стола желанный прозрачный графин с кристально чистой водой. Прижавшись сухими губами к прохладному стекоу, судорожно делаю несколько больших глотков…
– Чёрт побери! – задыхаясь сиплю.
Горло обжигает, словно залили лавой. Резкие испарения спирта – как крапива по глазам. Глотку рвёт от дикого кашля, хоть бы лёгкие остались на месте. Кому нужен актёр без лёгких?
Спустя пару минут всё же удалось очухаться.
Смешно… Узнать бы, кто так пошутил!
Приколы на съёмочной площадке – неотъемлемая часть моей работы.
Чтобы успокоить желудок после спирта и окончательно прийти в себя, делаю любимый полезный завтрак.
На автомате кидаю в чашу блендера банан, заливаю кефир, на глаз отсыпаю из пачки семена чиа и нажимаю кнопку. Бело‑жёлтая масса бурлит и смешивается. Предвкушая насыщение витаминами и полезными микроэлементами, делаю несколько глотков прямо из чаши.
Первый глоток странный: будто что‑то хрустит на зубах. Второй – ещё хуже: кисло‑горький привкус, и по языку бегут маленькие ножки. Смотрю в чашу – и в следующий миг понимаю, что это вовсе не семена. В блендере копошатся десятки муравьёв, разбросанные кусками по всей массе.
То ли спирту не понравилась закуска, то ли муравьям знакомство с бананом, но все продукты в желудке резко подскочили к горлу. Чудом успел добежать до душевой, позволив ингредиентам муравьиного винегрета покинуть тело в раковину.
Вытираю рот, умываюсь холодной водой. Чищу зубы.
Лучше отправлюсь на утреннюю пробежку. Это всегда успокаивает нервы и приводит мысли в порядок.
Надеваю спортивные трусы, сверху шорты. Меняю футболку на новую.
Выходя из трейлера, не глядя засовываю руку в банку с берушами, стоящую на полке у двери, выхватываю пару, вставляю их в уши и выхожу на улицу.
Странное чувство неопределённого характера в области паха и задницы.
Как будто муравьи забрались ещё и в трусы и пытаются проникнуть в святая святых.
Но я точно знаю, что никаких муравьёв там нет.
Вытряхнув из головы лишнее, трусцой бегу по тропинке между вагончиками, затем наворачиваю круги вокруг лагеря.
Чем сильнее жжение в заднице – тем быстрее скорость.
Чёрт!
Спустя пару минут задница горит огнём. Полыхает.
На горизонте – парочка красивых девчонок‑костюмеров в компании мужиков‑техников. Стоят на тропинке, курят электронные сигареты, кофе распивают.
Уставились на меня, прикусили языки. Знаю, о чём думают. Мужики завидуют моей форме, а девушки – восхищаются.
Подбегая ближе, выпрямляюсь, сжимаю задницу в кулак.
Девчонки резко на выдохе ржут, да так, что сквозь беруши слышу.
Одна из них дымом подавилась, вторая стакан с утренним кофе опрокинула и заревела чайкой.
Мужики отвернулись, лупят себя по коленям.
Сконфуженно вынимаю из уха берушу, онемев, впиваюсь взглядом в белый тампон.
Вот эти верёвочки и щекотали шею, но жжение в заднице сильно отвлекало.
Узнаю, что за шутник побывал в моем трейлере – убью.
Внезапно боль в паху становится невыносимой.
Ору, как раненый в задницу лось, бегу так же, в раскорячку, предоставляя компании шанс обоссаться от смеха.
Залетаю в вагончик, на ходу стягиваю шорты с трусами, ракетой в душ.
Хватаю флакон с шампунем, намыливаю задницу и яйца. Холодной водой смываю.
Для лица в моем арсенале куча средств и кремов, а вот для тела… Не вижу никакого отличия между шампунем и гелем для душа. Уже привык мыться шампунем – сперва голову, потом всё остальное.
Ментол в шампуне помогает немного охладить горящее место. Намыливаю ещё раз, и вдруг вижу, что в руках остаются клочки мужской гордости.
Не член, а ёжик из Чернобыля!
Лысый и сморщенный.
А вдруг отвалится?
Не мудрено, после такого.
Стук в дверь трейлера сопровождается призывом помощницы Марата поторопиться на грим. Режиссёру не терпится закончить съёмки в лесу.
Вчера на вечеринке плакался, что комары ему жопу искусали… Да лучше бы комары!
Грим, костюм. Перешёптывания между работниками площадки, смеющиеся взгляды в мою сторону.
Все за спиной обсуждают утренний инцидент и ржут.
Выстроенная годами репутация брутального красавчика канула в лету. И всё из-за чьей-то тупой шутки.
Основательно слежу за поведением людей, пытаюсь проследить по их реакции и разговорам, кто виновен в моих мучениях.
Марат торопит на площадку, с бодуна злой и психованный. Орет так, что без рупора люди глохнут.
По сценарию сцена с первым поцелуем следователя и его помощницы.
– Камера. Мотор. Начали!
В миг перевоплощаюсь в своего героя, проживаю его эмоции, его жизнь. Смотрю на девчонку влюблённым взглядом. Медленно, как того требует режиссёр, наклоняюсь к её лицу…
– Ты зубы чистил? – отскакивает в сторону Чукчука. Лицо кривит, словно сейчас обрыгается.
Неприятно. Слишком неприятно, когда так смотрят. Начинаю сомневаться в своём совершенстве.
– Конечно, чистил! – выпаливаю, разрезав воздух руками на волне эмоций.
Это самый ужасный день в моей жизни. Не считая дня, когда умер отец.
Камера. Мотор.
Приближаюсь к партнёрше, отыгрываю весь спектр чувств и эмоций, а она… застыла, как памятник, с выражением великого отвращения, дыхание затаила, зажмурилась. Как будто не секс-символ перед ней, а красная жопа макаки.
Рот двумя руками зажала, головой мотает.
– Я не могу, – сдавленно стонет и сбегает из кадра.
Да что не так???
Марат и так не в себе, а сейчас и вовсе на трёхглавого змея похож. Одна голова норовит сожрать, вторая – испепелить, а третья поливает отборным матом, как помоями из шланга.
Я уже миллион раз пожалел, что согласился на съёмки.
Терпение лопнуло.
– Знаешь что? Поищи другого идиота на эту роль! – толкаю режиссёра плечом и спешу в трейлер.
Ускорив шаг, разгоняю кислород по венам, потею. Мысленно уже собираю вещи в чемодан.
Как вдруг взгляд цепляею из общей обстановки довольно сияющее лицо Игната.
Дождался. Наверняка это он всё подстроил, чтобы изгнать меня и заполучить эту роль.
Савченко всегда играл не по правилам. Низко и подло.
– Удачи в Болливуде, – ехидно стреляет словами. – Серьёзные роли не твоё, Роб. Тебе в пору только одинаковые, пресные герои любовных романов.