- -
- 100%
- +
А ещё я думал о том мальчишке, который меня затянул в сумеречную зону и рассказывал о какой-то стрелке, которую нельзя было перевести, не вкрутив в неё болт. А болт он закинул куда-то в крапиву…
"Не про эту ли он говорил?! – вдруг осенило меня. – Может её и надо перевести? Вот только зачем? Здесь же нет железной дороги…"
Я тронул рукой стрелку.
"Но ведь те огни, которые мы видели вчера… – снова осенило меня, – они ведь сюда ушли!"
Я побежал за ребятами, но те ещё не вернулись с озера.
– Серёнь, ты куда? – спросил меня Ваня. Он шёл с озера, держа на плече удочку и шлёпал по лужам босыми ногами. – Айда в пробки играть!
– Я сейчас, – сказал я и сбегал попить.
Мы сыграли в пробки и я снова вернулся к стрелке.
Днём я занимался в отряде, играл, и сейчас мне очень хотелось узнать, что произойдёт, если дёрнуть за рычаг. Вдруг удастся запустить дремавший многое годы неведомый проржавевший механизм?
– Серёня! – кричали мне ребята. Они возвращались с плотины.
Мы сели играть возле бойлерной в панки. Я огляделся по сторонам, боясь, что нас услышат взрослые и рассказал о стрелке.
– А если нам дёрнуть ту стрелку? – предложил я ребятам. – Что тогда будет?
– Ты её не сдвинешь, – возразил Владька. – Она заржавела вмёртвую.
– А если вместе?
– Ну пойдём…
Мы двинулись к водонапорной станции. Весь день, проведённый в отряде и во дворах, меня неодолимо тянуло сюда, в это тихое место на углу у станции и лесного забора. Тянуло узнать что случится, если дёрнуть стрелку.
"Но что будет, если дёрнуть? – размышлял я весь день. – Что за механизм заработает, и где этот механизм спрятан?"
В лес уходила старая бетонка. Между плитами рос мох, вдоль бетонки росли высокие растения с гибкими стеблями и большими листьями.
А огонёк всё не гас…
– Смотрите… – выдохнул я и указал на огонёк.
– Ну ничего себе! – ахнул Тимка, сунув пятерню в волосы. – Что это?
– Это стрелка… – задумчиво произнёс я. – Сегодня её нашёл.
– А фонарь светился?
– Нет…
– Пойдём, погдядим!
Мы обогнули дом, прошли под балконами, добежали до другого дома, возле лесного забора и вышли к водонапорной станции.
– Никогда раньше не светилась… – удивился Влад, разглядывая фонарик.
– Интересно что это? – закусил губу Тим. – Что это светится?
– Пацаны, – предложил я Владу, Тиму и Даньке, – а давай вместе на неё нажмём, а? Утром я не смог, а четвером точно справимся! Вдруг удастся её сдвинуть с места? Интересно, что будет?
– Давай! – сразу согласился Тим. – Надеюсь вожатые нас не поймают…
– А мы её точно сдвинем?
– Ещё бы!
Навалившись вчетвером на рычаг, мы чуть не упали на землю. Рычаг вдруг с жутким скрежетом ухнул вниз и что-то глухо с эхом ударило. Эхо ещё не стихло, но за первым ударом последовали ещё, потише.
– Ну ничего себе! – оторопело проронил я, отряхивая коленки.
И где-то вдали раздался протяжный гудок.
Мы стояли, замерев от удивления и лёгкого испуга.
– Пацаны, что это мы сделали? – откинув волосы со лба, выдохнул Тим.
– Не знаю… – выдавил Влад. – А что это за удары были? Слышали?
– Ага…
– И гудок какой-то жуткий.
Мы все посмотрели на стрелку.
– Сейчас, я его назад верну, – сказал я и толкнул рычаг от себя.
С душераздирающим скрежетом он пошёл вверх, пока что-то не лязгнуло, а за тем его повело куда-то в сторону и он замер…
6
На миг воцарилась мёртвая тишина, потом раздался чей-то хохот, в воздухе заиграла невидимая гармонь. Звуки всё усиливалось, стали искажаться, и нам почудилось, что они исходят из испорченного динамика.
И вдруг всё снова смолкло.
– Слышали? – возбуждённо вскинулся Влад.
– Тихо! – остановил его Данька. – Здесь что-то ещё…
Не сразу мы услышали всё усиливающееся какое-то неживое бубнение, словно воздух задувает в горлышко колбы, потом оно превратилось в гул. Раздался громкий звук, будто упало что-то тяжёлое и разнеслось эхом.
– Ух ты! – воскликнул Владик. – Вы слышали?!
– Что это мы сейчас запустили?
– А я знаю?
Трубы, нависшие над бетонкой задрожали и осыпались ржавой трухой на бетонные плиты, уходившие на лесную улицу.
Мы изумлённо глядели на это странное явление.
– Идём посмотрим, что там? – наконец решился я.
– Может ребят позовём? – неуверенно топчась на месте, предложил Влад.
– Не бойся, мы только посмотрим…
И всё ещё не веря в то, что случилось, мы шагнули в лес. Наши шаги отзывались каким-то странным эхом, которого никогда здесь не было, а под ногами громко скрипели обломки мозаики и стекляшки.
У леса стояли заросшие мхом дома с битой мозаикой и окнами.
– Куда исчезла наша улица?! – поразился Даня. – Что мы натворили…
– Странно… – оторопело вымолвил я. – Всё вроде похоже… Только это не у нас будто…
Дома неприветливо таращились на нас тёмными глазами окон.
– Пойдёим отсюда… – неуверенно сказал Тим, взяв меня и Даню за руки.
Вскоре показался ельник, за которым начиналась улица, по которой шли башни высоковольток и белые девятиэтажные дома. Но вместо улицы мы увидели обрыв, весь заросший сорными травами.
– Ух ты, где мы очутились?! – оторопело воскликнул Даня.
– Сам не знаю… – испуганно выдавил Тим.
– Давай спустимся, посмотрим… – предложил Влад, но его голос звучал неуверенно. Я взял друга за руку.
И мы стали спускаться вниз. Трава шуршала у нас под ногами. Внизу из травы торчали какие-то замшелые бетонные столбы с круглыми дырками и обрывками проводов, плиты, покрытые мозаикой, ржавые железяки, которые были какими-то механизмами. Среди трав белела подстанция…
Неожиданно мы заметили, что мы здесь были не одни. Откуда-то справа, из-за подстанции до нас доносились странные звуки. Что-то скрипело и скрежетало, но не мерно, а с перерывами. Мы пошли на звуки.
– Тише! – предостерёг я ребят.
Выглянули за угол и тут же увидели первого жителя этого странного и пугающего места. Он был похож на человека, но по вытянутому лицу с выступавшей вперёд нижней челюстью, из которой торчали ржавые болты вместо зубов и искажённой фигуре мы поняли, что это не человек.
– Тише! – в испуге ахнул я. – Прячемся! Это гмох!
– Кто?! – в недоумении спросил Даня.
– Гмох, – с тревогой повторил я. – Житель зоны!
Верх лица жителя зоны был в старом противогазе с порванным хоботом дыхательного шланга. Стёкла были выбиты, вместо глаз светились маленькие лампочки, как от фонарей, которыми пользуются сталкеры. На голове ржавый шлем. Одет он был в старую, порванную резину химзащиты, сбоку болталась противогазная сумка, из-под химзы виднелись лохмотья формы гражданской обороны. Тело при каждом движении скрипело и звякало, как набитая хабаром сумка сталкера. Сквозь дыры в химке и одежде проглядывало ржавое железо.
– Тише, не шевелитесь, может мимо пройдёт! – горячо зашептал я.
– Серёня, а кто это? – спросил перепуганный Влад.
– Это гмох, дух ядерной войны! – вместо меня ответил Тим. – Их по зонам отчуждения много бродит…
– И прячут хабар от сталкеров, – кивнул я. – Вредные-е-е!
А руки и ноги существа! Руки были из каких-то ржавых труб, железных шлангов, переплетены проводами. Вместо суставов на пальцах виднелись гайки и болты, а кончики пальцев были ржавыми патронами. Ноги тоже были из шлангов и каких-то железных труб и проводов и обуты были в резиновые сапоги ликвидаторов техногенных аварий. Из одной ноги торчал столбик со знаком радиационной угрозы, вместо колена на другой ноге скрипел фильтр противогаза, а на поясе потрескивал дозиметр. Одно плечо было опутано колючей проволокой, на другом скрипели какие-то непонятные железяки.
– Здесь раньше ничего этого не было! – тревожно зашептал Тим. – Откуда оно взялось?
– Мы запустили какой-то механизм… – догадался Влад, нервно сжав мою руку. – Может из-за этого, а?
– Не знаю, может быть…
– Тише! Слышите?
Оно нас заметило. Но не гмох был самым страшным в этом странном месте. Вдруг заскрипели и закачались столбы. Что-то шло к нам из небытия…
7
Вдали раздавались уже знакомые нам глухие удары. В воздухе висел таинственный звон, будто где-то рядом работала какая-то электроника. И тут в воздухе раздались новые звуки. Стук колёс о рельсы и гул, с какими приближается поезд. Они становились всё ближе и чётче, двигаясь на нас, словно навстречу и впрямь щёл по невидимым путям поезд…
– Поезд… – заметил Влад и обеспокоенно завертелся.
– Откуда здесь поезд? – в недоумении всплестнул руками я. – Здесь и железной дороги-то нету…
А невидимый поезд всё приближался. Но звуки были странными, они словно растягивались, а эхо запаздывало.
– Пойдём отсюда! – потянул меня за руку испуганный Тим.
– Смотрите, там наши гаражи! – обрадованно воскликнул Данька.
– Врёшь!
– Да вон они, не видишь, чтоль? Вон и забор…
Я повернулся туда, куда указывал брат и увидел и гаражи, и забр.
– Ага… – только и выдавил я.
Мы добрались до забора и замерли. За забором тянулись сверкающие плиткой и стёклами окон дома нашей улицы. Под балконом стеклянно блестела вода прудика, и убегала вверх по улице бетонка.
– Лезем скорей, и за ребятами! – предложил я.
Мы перелезли забор и сразу очутились в привычном мире. Оглянувшись назад, мы едва не потеряли дар речи.
Зона в которой мы очутились исчезла, а вместо неё шумели высоченные ели, а за ними проглядывали дома и высоковольтки.
– Как мы здесь очутились? – удивлялся Данька, когда мы шли обратно, к водонапорной станции. – Мы же совсем в другом месте шли…
– Зря мы эту железяку запустили… – сокрушался Влад.
– Давайте выключим? – предложил я. – Вчетвером справимся!
– Побежали! – согласился Тим.
Трубы, которые на наших глазах рассыпались в ржавую труху стояли на месте и свиду будто ничего не произошло…
– Ничего себе… – хлопнул себя по лбу Владик.
– И не говори… – моргая от изумления, согласился я.
– Ребятам скажем? – в нерешительности закусил губу Тим.
– Ага, а они нам поверят?
– А давай ещё раз туда пойдём…
– Ты спятил?! – всплестнул руками Тим. – А вдруг оно ещё там?!
– А чего, надо же убедиться… – пожал плечами Даня.
Я прошёл под трубами и мы вновь пошли к высоковольткам. Наши шаги больше не отдавались эхом, а под ногами не скрипели мозаика и стекляшки.
Свернув направо мы замерли от изумления. Мы оказались на знакомой с детства улице. Дома с выбитыми окнами исчезли, и только чуть колыхалась радиоактивная крапива. Ржавые железяки тоже исчезли. Изумлённые и напуганные, мы вышли к высоковольткам. Гмох и мусор пропали.
За поросшей радиоактивными сорняками улицей гудел проспект. А где-то за ними, в зелени неведомого мира исчез поезд-призрак…
Глава IV
Тихий омут
1
Битая мозаика и стекло скрипели при каждом моём шаге по заросшему радиоактивным мхом кафелю, и искрились в воде, которая лёгкими струйками бежала по нему. Из сорняков торчал знак радиационного заражения. Мои шаги и скрип мусора рождали эхо в этом тихом странном месте. И вот я наконец до неё добрался. Заброшенная станция белела среди зелени. Здесь пропадают люди. Здесь часто видят какой-то странный поезд, который увозит вникуда, в зону тех, кто в него войдёт. И больше они не возвращаюлись назад. Но здесь была и стрелка. Мне нужно найти её и перевести пути…
Вдруг за моей спиной раздался стук и скрежет. Что-то лязгнуло и затихло. Я обернулся и замер от страха. На меня смотрели тёмные тамбуры, а в темноте недобро горели чьи-то жёлтые глаза…
Я проснулся и побежал умываться, а за тем выбежал во двор.
Мальчишки разговаривали о зоне…
Я вспомнил и сталкерскую байку о создании в тумане, которое проникает в сознание живых существ и создаёт обманчивые илллюзии о своём облике и местонахождении. Опасная биологическая дрянь… Говорят это некая желеобразная масса с пси-излучением, которое порабощает сознание живых существ. Результат неудавшихся эксперементов по созданию пси-оружия, за основу которой взяли биоотходы из заброшенных лабораторий зоны, но создание в тумане вышло из-под контроля и зомбировало учёных…
Были байки и о какой-то радиоактивной дряни, паразите, который заражает тело сталкера, собаки или ещё какого-нибудь мутанта спорами и эта зараза захватыает мозг, а вместо головы появляется нарост с щупальцами, уходящими в тело. Сталкер сам становится разносчиком заразы, а она может использовать некоторые навыки поглощённой жертвы…
Но ещё опаснее их была мимикрия… Эта дрянь может имитировать голоса, манипулирует мёртвыми сталкерами, считывает информацию из мёртвого мозга, заставляет труп ходить, жестикулировать и говорить, заманивая живого сталкера в ловушку. Марионетка жалобным голосом просит жертву о помощи, уговаривает, умоляет его пройти с ним, в логово мимикрии…
Сыграв два кона в сотки, мы с мальчишками побежали в отряд.
Из отряда мы вышли только в четыре часа вечера. У нас было каратэ, и игра в пионербол. Эту игру я терпеть не мог, зато она нравилась девчонкам. А через час нас повели в бассейн сдавать нормативы по плаванию. Из бассейна мы разошлись по дворам. Я зашёл за ребятами, мы сделали самолёт и полезли на крышу запускать. Самель улетел на пустырь и перелетел грязный канал. Мы побежали за ним и остановились на выложенной из бетонных плит набережной.
Дальше тянулись высоковольтки.
– Ну что, слезаем вниз? – предложил Владик, посмотрев с гаража на трубы. – Я видел, как он к высоковольткам летел…
– А может он где-то здесь, во дворах? – заметил я, задумчиво глядя на высившиеся над нами балконы двух домов.
– Да не мог он туда улететь! – небрежно отмахнулся Тим.
– А помнишь, как один раз он залетел тому бармалею на балкон? – напомнил я брату и встал на мысочки, чтобы лучше видеть.
– Это которого мы дразнили?
– Он самый! Он на водонапорной станции работает.
– Суётся везде… – раздражённо проворчал Тим. – Ребята змея запускают, а он на них орёт, чтоб слезали!
– Мы играли на гараже сегодня, – вспомнил Лёнчик, – ну вас ещё не было, так он хотел нас и оттуда согнать! Наябедничать председателю грозился!
– Ябеда! – в сердцах сказал я.
– На него самого надо!..
– Угу!
Мы помолчали, огляделись по сторонам. Самолётик мы так и не нашли, и вернулись с пустыря во дворы, влезли на гаражи и поиграли в коли. Я спрыгнул с гаража, и пошёл к осушенному бассейну. Ветер качал крапиву, которая росла по кафельным бортикам. Солнце золотило бурьян.
Я стукнулся коленкой о поржавевший знак радиационного загрязнения, потёр её, и где-то заиграла музыка:
"Мир встал на колени,
Встал на колени после удара.
Этот мир тает под снегом,
Тает под снегом, плачет дождями слабыми…"
Мне всегда делалось грустно, когда я её слышал. Это была песня о ядерной войне, которая выжгла, отравила радиацией всю планету, а радиация породила монстров, обитавших в зоне… Ведь это мы, люди, за один только двадцатый век устроили четыре ядерные войны! Мы были виновниками гибели старого цветущего мира, мы убили планету… И мы породили ту зловещую радиоактивную дрянь, которая расползлась по всему свету…
– Пацаны, я ужинать, – объявил Саша Жариков, вылезая из лужи и сунул мокрые ноги в кроссовки. – А то мамка потом гулять не пустит…
– Я тоже пойду, – сказал Костик Раскатов. – Встретимся здесь через час?
– Ага! – кивнул Данька. – Вы знаете что? Принесите самолётики. Ну из авиационного конструктора. Запустим!
– Принесём! – откликнулись Саша и Костя и разбежались по домам.
Я проводил их взглядом, потом перевёл взгляд на крапиву и вздохнул.
– Вот и остались мы одни, во дворе… – с лёгкой грустью вздохнул Тим.
– А нам ещё родителей ждать, – невесело вздохнул Владик.
– У тебя же сеструха старшая есть, – весело пихнул я Влада коленкой.
– Ага, – насупленно хмыкнул Влад, – она когда из отряда ещё прибежит.
Мы поиграли в ножички, потом сжевали одну на четверых жвачку. Влада скоро позвала вернувшаяся с работы мама и мы остались сидеть на трубах одни.
– Я через час выйду! – махнул рукой из окна Владик.
Во дворе сейчас было скучно.
– Айда купаться! – слез вниз Данька.
Мы окунулись на озере, влезли на ржавые трубы, спрыгнули, и пошли босиком по нагретой солнцем пустынной бетонке куда глаза глядят…
4
Улица кончилась и за забором открылся большой пустырь. Весь он желтел от одуванчиков. Стрекотали кузнечики. Сайва зелёной стеной встала над ним и дышала на нас вечерней свежестью. Солнце садилось за высотки.
Мальчишки гоняли мяч, пинали его в стену дома. Другая стайка ребят играла в заразки, которые у нас во дворе иногда называли крысами.
– Кирик, не ходи, он тебя за углом пасёт! – крикнул какой-то стриженый босоногий мальчишка в жёлтых шориках и футболочке, спасаясь от гали.
Вытянув руки со скрюченными пальцами, мальчишка в зелёной кофте с капюшоном, в старом противогазе на лице выскочил из-за угла следом за ним и погнался за весело визжащими приятелями. Мы тоже побежали играть.
– У-у-у-у! – показал я язык гале, ловко ускользнув от его рук.
Из-за леса донёсся гудок вечерней электрички.
– А слабо сейчас на откос, когда темно? – спросил меня и Тиму Данька, после третьего кона игры в крысы.
– Спорим я не испугаюсь?! – с вызовом ответил Тим.
– А махнём опять на заброшенную станцию? – подал идею я.
Спустившись в канаву под балконами пятиэтажки, мы зашагали по замшелым плитам. Солнце висело над чёрными верхушками леса, когда мы втроём спустились в кювет и пошли вдоль забора, по берегу ручья к станции.
Идти туда было боязно. Всё-таки станция "Гмохово" заброшена. И там останавливается тот странный поезд…
– Ну её… – вздрогнул Тим. – Вдруг там привидения?
– Это же станция, – резонно заметил Даня, потирая оцарапаный локоть. – Мы же не в город-призрак идём…
– А вдруг там этот странный поезд? – забеспокоился Тим.
– Да чё ты трусишь, – уговаривал Даня. – Подумаешь железяка ржавая!
И всё равно, после вчерашней встречи с невидимым поездом идти на заброшенную станцию "Гмохово" было страшновато.
Но в город-призрак конечно же было идти куда страшнее. А они кое-где ещё стояли, свиду пустынные, заросшие, смотрели неприветливо тёмными и пустыми глазницами выбитых окон. И что-то нехорошее ждёт тебя там, прячется в сорных травах и пустых квартирах, ведь хоть в этих мёртвых городах нет жителей, они всё равно не пустуют…
– Катя тоже этой станции боится, – вспомнил я, поглядывая на лес.
– Чего ей бояться? – удивился Тим. – Она же самая старшая у нас в отряде.
– Но она же девчонка… Она меня за малышами просила смотреть, чтоб на этой станции не играли. Я слышал, там пропадают люди. Там что-то странное, случается. Двое больших мальчишек пропали…
– Станция, как станция…
– А на самом деле она, как тихий омут, – возразил я, прислушиваясь к окружающим звукам. – Что-то затягивает туда людей и они не возвращаются, а те, кто возвращались-сходили с ума…
– Лезем, – решительно сказал Тим и первым влез на перрон.
На станции было непривычно тихо. Поезда не ходили и наши шаги отдавались звучным, чуть запоздалым эхом. Здесь было зябко. То и дело с путей налетал ветер и зной здесь не ощущался.
Вечером станция становилась местом таинственным, населённым привидениями, когда солнце тонуло в багряных облаках на закате. Неясными тенями они бродят по шпалам, проносятся на ржавой электричке в бледном, призрачном тусклом мерцании. А окна горят ярким жёлтым светом…
Вдруг что-то ржаво заскрипело и грохнулось в канаву.
– Что это было? – испугался Тим.
– Кажется что-то загремело в крапиву… – заметил я, оглядываясь по сторонам.
– Без тебя знаю!
Я пнул какую-то гайку.
Данька тоже пнул ногой гайку и та полетела на пути, глухо с металлическим звуком, стукнувшись о жестяной знак на столбике рядом со станцией. Эхо повторило этот стук, а гайка упала на бетон. Но эхо было какое-то странное. Оно запаздывало, как бывает в грозу, когда видишь молнию и уже потом слышишь гром. И оно было звучное, гулкое, словно в туннеле.
– Странное тут эхо, – обеспокоенно сказал Даня и снова пнул ногой валявшуюся на пустынном перроне железку. – Может здесь искажение?
Железки летели во все стороны, и в крапиву, и в сетку забора. Эхо отвечало нам, но почему-то запаздывало.
– Слушайте, а давай кто дальше? – предложил я братьям.
– Давай! – согласился Тима.
Мы набрали в канаве на кафельном дне ручья гаек и болтов и стали кидать на соседний перрон и в забор.
Данька кинул болт и тот угодил в крапиву. И тут же что-то заскрипело, словно кто-то дёргал ржавую железяку, загромыхало, раздался гул и с громким стуком, отдавая эхом оно ухнуло на землю.
– Что это? – испуганно схватил Данька за плечи Тиму.
– Не знаю… – насторожился Тима.
– Смотрите, сюда идёт какой-то поезд! – удивлённо протянул Данька, подходя к краю платформы.
– Вижу… – откликнулся Тима, подходя к брату.
– Не может бы-ы-ыть! – протянул я, зная, что на станции никогда не останавливался ни один поезд.
Это была электричка. Она медленно двигалась к нам, громыхая ржавыми зелёными вагонами. Электричка была настолько неухоженной, что казалась, пришла со свалки и мы невольно вздрогнули.
– Ух ты какая она жуткая! – с удивлением и испугом воскликнул я.
– И ржавая… – оторопело заметил Тим.
– Ага, – согласился с нами Данька.
Поезд был очень странный. Он шёл медленно и мы сумели различить заклёпки на вагонах, ржавые двери, ржавые потдёки и помутневшие стёкла окон вагонов. Окна кабины машиниста тоже помутнели.
"А вдруг в поезде никого нет? – вдруг пришло мне в голову. – Неужели он едет сам по себе? Странно…"
Кабина и вагоны были тёмные, зелёная краска во многих местах слезла, обнажая ржавчину. На нас слепо глядели окна.
– Ну и жуть! – озабоченно заметил я.
– Может это поезд-призрак? – неуверенно предположил Тим.
– Какой призрак! Призраки по-моему совсем другие…
– Откуда ты знаешь?
Поезд замедлял ход, отстукивая колёсами на стыках рельс, и эхо отдавалось гулко, запаздывая. И во все стороны разносился гул, больше напоминавший жутковатую музыку из какого-то другого мира…
Стукались друг о друга провода, звенели, словно натянутые струны.
Поезд двигался к концу платформы станции. Сверкнуло на солнце мутное окно кабины машиниста…
Косые лучи солнца просвечивали кабину. Я уже ждал, что высунется машинист и спросит, что мы тут делаем и тут мне стало страшно, ведь машиниста-то в кабине не было! Поезд шёл медленно и нам удалось разглядеть кабину. Ни машиниста, ни его помощника!
– А где же машинист? – в недоумении ахнул я. – Он что, идёт сам по себе?!
– Не знаю… – растерянно сглотнул Тим. – Может на автономке идёт?
– Как? – непонимающе спросил Данька.
– Ну-у, – протянул Тим, – роботизированный. Как системы в бойлерных.