Скверна. Надежды нет

– Спасибо, – хрипло выдохнул он, не в силах повернуть голову.

Мира не ответила. Только ее руки на мгновение замерли, а затем продолжили свою работу. Она наложила на раны густую, темную пасту, пахнущую болотом и горькой полынью, и туго перевязала их чистой, хоть и грубой тканью.

Только когда самые страшные раны были перевязаны, а Грид, прислонившись к стене, смог перевести дух, она заговорила. Ее голос был тихим и плоским, лишенным всякой интонации, будто она читала заученные слова из давно забытой книги.

– Они пришли с юга. Черные орки. С серыми у нас мир. Они… дальше, на востоке. Уважают границы. А эти… – она замолчала, глядя куда-то в пространство перед собой. – Эти приходят за рабами. Нам нечего больше дать. Ни золота, ни камней. Только травы да грибы, что растут только здесь, в топи. И нас самих.

Она поднесла к его губам деревянную чашу с теплым, жидким бульоном.

– Наш караван… мы присоединились к нему на краю Низин. Думали, безопасней будет идти вместе. – Горькая усмешка тронула уголки ее губ. – Ошибка. Для них большой караван – как спелый плод. Больше добычи. Больше… живого товара.

Грид молча сделал глоток. Бульон был пресным, но горячим, и тепло медленно растекалось по его измученному телу.

– Почему вы не уходите глубже в болота? – спросил он. – Туда, где им не добраться.

Мира покачала головой, ее взгляд наконец сфокусировался на нем.

– Болото – и защита, и тюрьма. Еду надо выращивать. Рыбу ловить. Есть места, где земля твердая. Там наши деревни. Но они как мишени. Мы отбиваемся. Прячемся. Иногда… проигрываем.

Грид отпил еще глоток бульона, чувствуя, как слабость медленно отступает, уступая место тягучей, изматывающей боли. Тишина в хижине давила, и чтобы развеять ее и собственные мрачные мысли, он снова заговорил.

– Мира… Ты сказала, у серых орков – мир, а эти, черные, приходят с юга. А кто правит вами? У гоблинов есть король? Вождь?

Мира, сидевшая на корточках у очага и помешивающая варево, на мгновение замерла. Плечи ее снова сгорбились, но на этот раз не от горя, а от горькой насмешки, которую она, казалось, носил в себе всегда.

– Король? – она фыркнула, и в ее потухших глашах мелькнула искорка старой злобы. – Нет у нас королей. У нас есть хозяева. Хобгоблины.

Она произнесла это слово с таким отвращением, что Грид невольно насторожился.

– Хобгоблины? Чем они отличаются от вас?

– Всем, – резко ответила Мира. – Они… больше. Выше. Сильнее. Говорят, Матушка-Природа создала их первыми, чтобы вели нас, малых. Когда-то, в старые времена, может, так и было. Они знали травы, пути зверей, яды… учили нас. А теперь… – она махнула рукой в сторону, будто указывая на что-то невидимое за стенами хижины. – Теперь они думают, что они люди. Или эльфы.

Она повернулась к нему, и ее лицо исказила гримаса презрения.

– Они носят железные доспехи, куют стальные мечи, пытаются говорить на вашем наречии, строят дома из камня… Смешно. У них своя столица, далеко отсюда, в твердых землях, где болото не тянет за пятки. Там живут только они да их слуги. А здесь, в низинах, в топи… здесь мы.

– Так кто же здесь главный? – не отступал Грид, чувствуя, как складывается картина этого жестокого и сложного мира.

– У нас? Над несколькими деревнями, как наша, всегда есть наместник. Хобгоблин. Он собирает дань. Решает споры. Если приходят враги, как эти орки… он должен послать весть в столицу. Тогда придет их войско. Хобгоблины – их дружины – это наша главная сила. Без них мы… – она пожала плечами, – мы только стрелы из засады, яд в колодце. Мы можем укусить, но не можем выиграть войну.

Грид внимательно слушал, собирая в уме пазл.

– Получается, они вас защищают? Это же… хорошо?

Мира разразилась коротким, сухим и совершенно безрадостным смехом.

– Защищают? От чужих – да. Иногда. Если им это выгодно. А от себя? – Она пристально посмотрела на Грида. – Ты знаешь, какая у них любимая дань? Не шкуры, не грибы. Дети.

Грид замер.

– Дети?

– Да. – Голос Миры снова стал плоским и безжизненным, будто она говорила о чем-то обыденном. – Если ребенок умный, ловкий, смышленый… наместник забирает его. Говорит, будет учиться в столице, станет важным. А на деле… – она отвела взгляд, глядя на тлеющие угли. – Одних они оставляют служить себе. Других… продают. Эльфам, людям. В рабы. За хорошие деньги. Говорят, так мы платим за их защиту. Так мы выживаем в жестоком мире. Она помогла Гриду встать и перебраться на топчан у стены.

В хижине повисла тяжелая тишина. Грид смотрел на сгорбленную фигуру гоблинши, которая только что потеряла сына, и понимал, что ее горе было двойным. Она потеряла его не только сегодня, но и жила все эти годы в страхе потерять его завтра – не от когтей орков, а от рук тех, кто должен был ее защищать.

– И вы… миритесь с этим? – тихо спросил он.

– А что нам делать? – так же тихо ответила она. – Восстать? Отдельные деревни пробовали. Убивали наместников. Тогда из столицы приходит не дружина, а каратели. И деревни не становится. Выжигают всех. Стариков, женщин, детей… чтобы другим неповадно было. – Она медленно поднялась. – Мы живем. Как можем. Прячем своих самых смышленых. Притворяемся глупее, чем есть. И надеемся, что Матушка-Природа когда-нибудь проучит своих заблудших старших детей.

С этими словами она вышла из хижины, оставив Грида наедине с тягостным осознанием. Эти болота были не просто убежищем для гонимого народа. Они были тюрьмой, где тюремщиками выступали свои же, возненавидевшие свою суть и поклонявшиеся чужой. И в этой тюрьме шла тихая, отчаянная война, где главным оружием была не ярость, а притворная покорность и горе, спрятанное так глубоко, что его уже не отличить от пустоты.

На следующее утро Грид проснулся, и каждая мышца в его теле огненной болью напомнила о вчерашнем дне. Каждый мускул ныл и горел, словно его растянули на дыбе, но он был жив – а это больше, чем он мог ожидать после той бойни. Стиснув зубы от пронзительной ломоты в спине и плечах, он выбрался из хижины Миры. Та, не поднимая головы, молча кивнула ему, продолжая с ожесточенным упорством скоблить шкуру, растянутую на колодах. Ее монотонная, почти механическая работа, казалось, была единственным якорем, удерживающим ее от полного падения в пучину отчаяния.

Он направился к большому зданию шаманки. Воздух был влажным и студеным, густой туман стелился по земле, цепляясь за корни деревьев и окутывая мир молочно-белой пеленой. Остролист сидела на пороге своей хижины, с мерным постукиванием растирая в каменной ступе какие-то коренья. Рядом, на подстилке из потертых шкур, лежала Омегия. Лицо девушки застыло, как маска, отлитая из бледного воска, но грудь мерно поднималась в такт ровному и глубокому дыханию. Один только этот вид заставил камень на душе Грида хоть ненамного, но сдвинуться с места.

– Она будет жить, – без предисловий произнесла Остролист, не отрывая взгляда от своей работы. Ее пальцы, темные и узловатые, как корни старого дуба, не прекращали движения. – Духи болота не спешат забирать ее. В ней слишком много их собственного гнева. Это и спасло.

Грид молча опустился на корточки рядом с Омегией, осторожно коснувшись ее запястья. Кожа была теплой, и это простое ощущение жизни под его пальцами стало лучшим из возможных лекарств.

– Спасибо, – выдохнул он, и в этом одном слове вместился весь его вчерашний ужас и щемящее облегчение.

– Не меня благодари, – буркнула старуха, резким движением отодвигая ступку. – Благодари Матушку, что послала тебя вовремя. Или Проклятие, что ведет тебя по нашим землям. Кто его знает, что двигало твоей ногой в тот миг.

Она уставилась на Грида своими пронзительными, как у старой совы, желтыми глазами, в которых плелась тысяча лесных сумерек.

– Ты продержался недолго. Но этого хватило. Сила в тебе есть, чужеземец. И тьма, что пустила в тебе корни. Зачем ты здесь?

Грид встретил ее взгляд. От этого проницательного взора бесполезно было скрывать что бы то ни было – он пронзал насквозь, выворачивая душу наизнанку.

– Мы искали дорогу, – начал он, глядя куда-то поверх головы шаманки, в седой туман. – Шли на юг, но болота оказались непроходимой трясиной. Мы пошли вдоль них на восток, пытались найти людей, но наткнулись на бойню.

Остролист кивнула, словно и не ожидала иного ответа. Ее желтый глаз скользнул к неподвижной Омегии.

– Ее тело сражается не только с моими зельями. В ней есть другая сила. Чистая, как горный хрусталь. Она выжигает гниль изнутри, затягивает раны быстрее, чем любая моя мазь. – Шаманка прищурилась. – Ты дал ей воду. Откуда?

Грид на мгновение замялся, но ложь здесь была бессмысленна.

– Из источника, что бьет у подножья древней каменной колонны. Таких колонн… Дорожных Святилищ… я нашел несколько. Вода одного из них обладает силой исцеления.

– Эта вода… – Остролист протянула слово, в ее голосе прозвучала редкая нота уважения, смешанная с жадным интересом знахаря. – Она скорее поднимет ее на ноги, чем все мои отвары, вместе взятые. Ты сэкономил ей дни боли и мне – неделю сбора редких кореньев.

Надежда, острая и стремительная, впервые за долгие сутки кольнула Грида в грудь.

– Значит, если доставить ее к тому источнику…

– Она сможет встать через день-другой, а не через сезон, – резко закончила шаманка. – Говори. Где это святилище?

Грид мысленно вызвал карту, которую его Восприятие начертило в сознании после активации колонн в секторе Дельта.

– Она далеко, идти туда и обратно тяжело и рискованно. Но, там, где мы вошли в болота, на краю топи, на одном из островков мы нашли такую же колонну. Мы его нашли, но не смогли достичь – дорога к нему размыта, а вокруг зыбучая жижа, в которой я едва не утонул. – Он посмотрел на Остролист, и его взгляд стал твердым, как сталь. – Мне нужен проводник. Кто-то, кто знает тропы через эту гиблую трясину и доведет меня до той колонны.

Старуха тяжело вздохнула, ее взгляд ушел в туманную даль, будто она прощупывала невидимые тропы.

– Дорожное Святилище… – прошептала она, и в ее глазах мелькнуло что-то древнее, знающее. – Легенды говорят, что когда-то по этим землям ходили не пешком, а мгновенно, по воле мысли, перемещались между каменными стражами. Ты один из тех, кто может разбудить их ото сна?

– Я активировал несколько таких колонн, – подтвердил Грид, не вдаваясь в детали. – Если я активирую и эту, на острове, то смогу мгновенно перенестись к источнику с целебной водой и вернуться обратно. Мы спасем Омегию. И, возможно, откроем вашему народу новый путь.

Остролист долго молчала, взвешивая его слова. Наконец, она резко встала, костяные амулеты в ее волосах громко застучали.

– Кривой Зуб, – крикнула она, не повышая голоса, но ее слова четко прозвучали в утренней тишине.

Из-за угла ближайшей хижины почти мгновенно появился старый воин. Он стоял, ожидая, его единственный глаз бесстрастно смотрел на шаманку.

– Ты знаешь Зыбучую Тряску? Островок с каменным пальцем, что торчит из топи на западе? Кривой Зуб кивнул, не говоря ни слова.

– Отвезешь чужеземца. Сейчас. Отправляйся на лодке, тропы показывать ему ни к чему, да и не пройдет он. И привезешь обратно. Живым.

– Понял, – сипло ответил гоблин. Он бросил быстрый, оценивающий взгляд на Грида. – Он едва стоит на ногах. Болото не прощает слабости.

– Он выжил в схватке с семью орками, – холодно парировала Остролист. – И с тобой точно справится. А теперь иди. Собирайся. Судьба этой, – она кивнула на Омегию, – и, возможно, наша, теперь висит на волоске, который ты пронесешь через трясину.

Кривой Зуб кивнул еще раз и растворился в тумане так же бесшумно, как и появился. Грид, превозмогая пронзительную боль в спине, поднялся на ноги. Цель была ясна.

Глава 4. Отклонение от плана.

Сборы заняли не больше получаса. Гоблин, не теряя ни секунды, снарядил узкую, верткую лодку-долбленку, почти невесомую, но удивительно устойчивую. Грид, стиснув зубы, пересилил боль в мышцах и занял место на носу, положив на колени «Эхо Хаоса».

Кривой Зуб оттолкнулся длинным шестом, и лодка бесшумно скользнула в зеленовато-черную гладь протоки, затянутую кружевом ряски. Они двигались не по открытой воде, а по лабиринту узких, скрытых в стенах тростника рукавов, известных, судя по всему, лишь гоблинам. Шест гоблина погружался в илистое дно без единого всплеска; он управлял лодкой с врожденным, почти инстинктивным мастерством. Воздух был густым и тяжелым, звенел от комариного звона и изредка нарушался странным бульканьем или плеском где-то в чаще.

Пейзаж медленно менялся. Кривые ольхи и ивы стали выше, их ветви, обвитые лианами и свисающим мхом, образовывали над некоторыми протоками мрачные, похожие на своды тоннели. И вот, в одном из таких полузатопленных участков, сквозь пелену тумана и чащу, Грид увидел крепость.

Сначала это были просто смутные очертания, но чем ближе они подплывали, тем яснее проступали детали. Из черной, стоячей воды поднимались каменные блоки, сложенные в стены с такой нечеловеческой точностью, что швы между ними были тоньше волоса. Камни были гладкими, темно-серыми, почти черными, и на них не росло ни мха, ни лишайников, словно сама природа не смела на них покушаться. От всей конструкции веяло леденящей пустотой и временем, которое невозможно было измерить человеческими или гоблинскими мерками.

– Камни Древних, – сипло проскрипел Кривой Зуб, заметив его взгляд. Его единственный глаз скользнул по стенам с привычной осторожностью. – Они были здесь до всех. До эльфов, до нас. Еще до того, как деревья стали старыми.

Грид молча повернулся к нему, давая понять, что слушает.

– Когда наши предки пришли в эту долину, эти камни уже стояли, – продолжал гоблин, замедляя ход лодки. – Земля вокруг была сухой и плодородной. А там, – он мотнул головой на север, – текла река. Большая, полноводная. Она поила эту землю. Предки устроили в этих стенах свой форпост. Камни давали защиту от ветров и чужих глаз.

Он помолчал, глядя на черные воды, поглотившие его прошлое.

– Потом пришли они. Эльфы. С севера. Им понадобилось озеро, большое и красивое, для своих белых городов и зеркальных садов. Они возвели свою проклятую плотину, перекрыли реку. И устроили себе свое озеро. А наша долина… начала медленно умирать. Река-кормилица ушла. А когда их озеро переполняется, после сильных дождей в горах… – Кривой Зуб с силой плюнул в воду. – Они открывают шлюзы. Сбрасывают лишнюю воду. И тогда на нас обрушивается потоп. Не быстрый, сметающий все, а медленный, ядовитый. Он застаивается, гниет, отравляет землю. Год за годом, век за веком. Так и родилось это болото.

Он кивнул в сторону загадочных развалин.

– Вода пришла и сюда. Старики рассказывали, это длилось годами. Сначала вода поднялась до щиколотки. Потом – до колена. Потом мы уже не могли здесь жить. Камни Древних оказались сильнее эльфов – вода их не тронула. Но нашу жизнь здесь она забрала. Они превратили наш дом в зловонную ловушку, а наш форпост – в болотный призрак.

– И вы ничего не можете сделать? – тихо спросил Грид.

Кривой Зуб издал короткий, похожий на лай, смех.

– С эльфами? Их магия сильнее. Их стрелы дальше. Их жизнь длиннее. Они даже не считают это войной. Для них это… благоустройство территории. Мы для них – болотные мухи, которых не стоит замечать. – Он снова уперся шестом в дно, резко толкая лодку вперед, прочь от мрачных камней. – Мы выживаем. Как можем. И помним.

Лодка мягко ткнулась носом в плавучую кочку рядом с колонной. Колонна, серая и молчаливая, возвышалась перед ними, наполовину водой. Основание ее уходило под воду, образуя небольшую, замутненную заводь.

Кривой Зуб беззвучно причалил к пологому, илистому берегу.

– Мы здесь. Твой каменный палец. Я буду ждать.

«Придется намокнуть», – подумал Грид, чувствуя, как адреналин вновь придает ему сил. Он забросил за спину «Эха Хаоса» – не бросать же главный инструмент выживания.

– Я ненадолго, – бросил он через плечо Кривому Зубу, уже скидывая с плеча тяжелый рюкзак и оставляя его на корме.

Гоблин лишь кивнул, его единственный глаз бдительно сканировал окрестности.

Грид, стиснув зубы против ноющей боли в спине, спрыгнул с лодки в воду – и сразу понял, что ошибся в оценке. Глубина была серьезной, не менее двух метров; дно уходило из-под ног сразу же, заставляя его поплыть. Вода, холодная и густая, облепила его, пробралась под одежду, к еще не зажившим ранам.

«Нырять, так нырять», – с отчаянием подумал он, набрав в легкие воздух и уходя под воду.

Мир замолк, превратившись в мутно-зеленый сумрак. Он продирался сквозь подводные заросли осоки, его свободная рука нащупала массивное, покрытое скользким илом основание колонны. Сердце колотилось, требуя воздуха, но пальцы уже скользили по знакомой поверхности, выискивая углубления. Вот они – четыре пустующих гнезда.

С трудом преодолевая сопротивление воды, он одной рукой ухватился за каменный выступ, а другой достал из потайного кармана на поясе четыре теплых, пульсирующих тусклым светом кристалла Души. Один за другим, почти вслепую, он вставлял их в гнезда.

Щелк. Щелк. Щелк. Щелк.

Эти звуки были приглушены водой, но он почувствовал их скорее тактильно, чем услышал. И тут же колонна дрогнула. Сквозь толщу воды прорвался млочный свет, пробежавший по кругу на дне, рассеивая мрак. Низкий, мощный гул, казалось, исходил из самой глубины мира.

Он оттолкнулся и вынырнул, жадно глотая воздух. Перед его мысленным взором вспыхнули знакомые строки:

[Дорожное Святилище #Epsilon-2 активировано! Привязка к Точке Возрождения доступна!]

[За активацию святилища начислено: Интеллект +1]

[Обнаружена расширенная сеть активированных Дорожных Святилищ…]

[…установлена связь с сектором Дельта…]

Он не стал тратить время на изучение списка. Его цель была не здесь. Вынырнув, он замер в центр Круга Безопасности, который теперь ясно видимым багровым контуром светился на земле.

– Не приближайся! – крикнул он Кривому Зубу.

Гоблин, пораженный видом светящейся колонны, мгновенно отреагировал, отплыв назад.

Грид мысленно сконцентрировался на знакомом образе. Святилище Дельта-7. Его логово.

*«Перенос. Дельта-7.»*

Пространство сжалось, вывернулось наизнанку. Грид стоял в знакомом каменном круге, ручей серебрился и звенел, как и прежде, но теперь его чистота, казалось, распространилась далеко за пределы его русла.

Он глубоко вдохнул, и боль в ранах на мгновение отступила перед лицом этого тихого чуда. Но времени на удивление не было. Он быстро подошел к ручью, к тому самому углублению в камне, которое когда-то служило ему и Омегии ванной для очищения. Достал бурдюк и начал жадно наполнять его живительной, холодной водой, которая струилась с таким же, если не с большим, усилием, чем прежде.

Он окинул взглядом свое преображенное логово. Костяной навес, стена из костей и глины – все это теперь выглядело не как обитель смерти, а как странный, но прочный бастион, охраняющий этот островок жизни. Мысль о том, что он невольно стал стражем чего-то чистого, снова поразила его. Но сейчас это давало не растерянность, а надежду. Если святилище могло исцелить землю, оно сможет исцелить и Омегию.

Бурдюк был полон. Грид на мгновение задержался, впитывая в себя вид этого места, заряжаясь его тихой силой. Затем он мысленно отдал команду.

*«Перенос. Эпсилон-2.»*

Мир снова сжался, и через мгновение он с плеском и брызгами появился из-под воды у колонны святилища, под пристальным, широко раскрытым от изумления взглядом Кривого Зуба. В его руке был полный бурдюк воды из Серебряного ручья.

Ошеломленный Кривой Зуб молча протянул шест, помогая Гриду, мокрому и задыхающегося, выбраться из воды в лодку. Глаз гоблина был прикован то к полному бурдюку, то к все еще слабо пульсирующей багровым светом колонне, то к самому Гриду, будто видя в нем впервые.

– Ты… исчез, – сипло произнес он, не в силах сдержать изумление. – И появился из воды, как болотный дух. С полным бурдюком. Этого не может быть. Вода здесь отравлена.

Грид, отряхиваясь и пытаясь стряхнуть с себя леденящий холод, коротко рассмотрел варианты. Полная правда была слишком опасна, но и отмалчиваться было бессмысленно – он видел в этом воине не просто любопытство, а жгучую, болезненную надежду.

– Я использовал артефакт Древних, – ответил он уклончиво, похлопывая по основанию колонны. – Эти камни… они связаны. Я не исчезал. Я переместился в другое место, где бьет чистый источник. И набрал воды оттуда.

Он посмотрел прямо на Кривого Зуба, видя, как в единственном глазу гоблина борются страх, недоверие и та самая надежда, что заставляет сердце биться чаще.

– Другое место? – прошептал гоблин, и его голос дрогнул. – Ты можешь… ходить по другим местам? Чистым? Таким, где нет этой вечной сырости и ядовитой плесени?

Грид кивнул, уже понимая, к чему клонит гоблин.

– Могу. Но не везде и не всегда. Есть ограничения и отравленные земли.

Кривой Зуб вдруг выпрямился, в нем появилась былая воинская выправка.

– Возьми меня с собой. В следующий раз. Дай моему глазу увидеть! – в его голосе прозвучала мольба, которую он не в силах был скрыть. – Наше племя задыхается здесь. Эльфы травят нашу землю, хобгоблины высасывают из нас душу. Если есть другое место… земля, где можно дышать полной грудью… мы должны найти его. Мы должны попытаться!

Грид смотрел на него, и в его душе боролись два чувства. С одной стороны – понимание и даже жалость. С другой – холодный, расчетливый голос разума, напоминавший, что Кривой Зуб – верный слуга шаманки. Его преданность племени безгранична, а значит, он в первую очередь – ее глаза и уши. Сможет ли он скрыть от Остролист такое открытие? Захочет ли? Не превратится ли его просьба в требование от имени всего племени, от которого будет не отказаться?

– Сначала Омегия, – твердо сказал Грид, перебрасывая бурдюк через плечо. Его тон не допускал возражений. – Ее жизнь – мой приоритет. Когда она будет на ногах… тогда и поговорим. Я дам тебе слово, что мы обсудим это. Но не раньше.

Он видел, как лицо гоблина дрогнуло от разочарования, но тот был слишком опытным воином и дипломатом, чтобы настаивать. Кривой Зуб лишь коротко, как отдавая честь, кивнул.

– Как скажешь. Ее жизнь важна для нас всех. Слова мне достаточно.

Он развернулся и стал править к лодкой, его движения снова стали точными и бесшумными. Но Грид видел напряженную линию его спины. В их молчаливом соглашении появилась новая, неозвученная сделка. Грид получил своего проводника и, возможно, союзника. Но этот союзник теперь будет ждать своего часа, и его терпение могло в любой момент лопнуть, открыв дорогу новым проблемам.

«Помощник и соглядатай, – мысленно резюмировал Грид. – Интересная комбинация. Посмотрим, что перевесит – его надежда или долг».

Лодка бесшумно скользила по воде, направляясь обратно, в сердце болотной деревни.

Туман над деревней сгущался, предвещая скорый вечер, но у хижины шаманки уже собралась небольшая группа. Остролист стояла на пороге, ее скрещенные на груди руки и напряженная поза выдавали нетерпение. Рядом, на подстилке, лежала Омегия. Дыхание ее было ровным, но лицо все еще оставалось восковым и безжизненным.

Грид, не дожидаясь, пока лодка будет привязана, перешагнул через борт и, не обращая внимания на любопытные взгляды гоблинов, направился прямо к шаманке. Он протянул ей бурдюк.

– Вода из источника, – коротко сказал он.

Остролист взяла бурдюк, и ее острый нос вздрогнул, уловив тонкий, кристальный аромат, резко контрастирующий с болотным воздухом. Она тут же откупорила его и, капнув несколько капель себе на темные, узловатые пальцы, поднесла их к губам. Ее желтые глаза расширились от изумления.

– Чистота… – прошептала она, и в ее голосе прозвучало нечто, похожее на жадность. – Настоящая, неоскверненная чистота. Как в легендах.

В это время Кривой Зуб, привязав лодку, быстрыми шагами подошел к шаманке и, склонив голову, начал что-то быстро и тихо говорить на их гортанном наречии. Грид не понимал слов, но видел, как Остролист слушает, все более хмурясь, а затем ее пронзительный взгляд снова уставился на Грида. Она кивнула, выслушав короткий отчет, и жестом велела Кривому Зубу отойти. Под ее взглядом гоблины стали расходиться.

– Омегия, – напомнил Грид, не отрываясь от бледного лица спутницы.

Шаманка фыркнула, но не стала медлить. Она опустилась на колени, приподняла голову Омегии и стала медленно, маленькими глотками, вливать ей в рот живительную влагу приговаривая какие-то слова.

Эффект не заставил себя ждать. Сначала по телу Омегии пробежала легкая дрожь. Затем, всего через несколько глотков, мертвенная бледность на ее щеках начала отступать, сменяясь живым, пусть и слабым, румянцем. Ее дыхание, до этого ровное, но поверхностное, стало глубже, грудь поднялась выше, и из ее горла вырвался тихий, но отчетливый вздох – первый осмысленный звук за все время. Пальцы ее правой руки, лежавшей на груди, слабо шевельнулись.