- -
- 100%
- +
– Ой, как же так? Когда я уходила, она выглядела здоровой. Спасибо, дядя Орэн, пусть Илзе выздоравливает, и передавайте им привет! – она опять зарделась и побежала к Эрлу отпрашиваться домой.
Мужчина проводил её взглядом, полным тоски, и осмотрелся. Вокруг было полно народу, и многих он знал лично и притом давно. Парочка незнакомых путников не вызывала подозрений, а вот группа монахов привлекла его внимание. Орэн напряг слух, пытаясь уловить обрывки их беседы.
– Ну и поделом этим еретикам! Посмели богохульствовать, а этот деревенский щенок ещё и поднял руку на Его слуг.
– Может, следовало их отправить в Цитадель и там уже по закону судить и наказать? – робко спросил ещё один молодой послушник, у которого до сих пор от увиденного подкатывал ком к горлу.
– Заткнись, Люппи! А то по приезде в Цитадель я расскажу Верховному, как ты отказался выполнять приказ и хлопнулся в обморок, когда эти неверные получали по заслугам. Или ты усомнился в нашей истинной вере? В том, что всё, что мы делаем, мы делаем с Его благословения? Может, твоя вера не так крепка и требует проверки? – сквозь зубы прошипел здоровяк, который поздравлял Угра.
Люппи побелел. Руки, лежавшие на кружке, затряслись так, что он начал расплёскивать её содержимое на стол.
Тут в разговор вступил старик, который до этого молчал, только ел и слушал, как хвастаются его подопечные. При звуке его скрипучего голоса все замолчали. Видно, он у них был за главного, и, несмотря на преклонный возраст, внушал остальным страх. Старик упёрся взглядом в дрожащего парня, и тот, казалось, готов был хлопнуться в обморок под тяжестью этих холодных глаз.
– Ты на тридцать дней запрешься в келье и будешь молиться о прощении на хлебе и воде. А вы, – обвёл глазами притихших монахов, – поменьше трещите, как позабавились. Верховному я сам доложу о расправе над еретиками, если потребуется. А вы позабавились, и будет. Нас ждёт долгий путь, дальше поедем без остановок, а то опять кого изрубите, не дай бог.
Он сложил руки лодочкой перед грудью и вознёс молитву. Остальные тоже принялись возносить молитву, после чего вновь принялись за еду и выпивку, но уже старались не обсуждать недавние события.
– Но всё-таки Люппи чуть не обосрался, когда молокосос схватился за топор! – не выдержал и проговорил здоровяк, и все вокруг заржали.
Люппи надулся, но не удержался и засмеялся вместе со всеми. Даже на лице пожилого монаха сквозь серьёзное выражение проступила кривая улыбка, мгновенно превратившая кроткого и безобидного старичка в пожилого разбойника, хищно скалящегося над шуткой подопечного.
Монахи смеялись и не могли остановиться, пока смех здоровяка не перешёл в булькающий хрип. Угр вытер слёзы, которые выступили от смеха, посмотрел на руку и вскочил как ошпаренный – руки его были в крови. Он медленно поднял глаза, и взгляд его остановился на здоровяке, из горла которого торчало лезвие меча. Тот уже перестал хрипеть.
Тёмная фигура за его спиной дёрнула меч на себя, и здоровяк начал заваливаться вперёд. Но до того, как он упал, ещё двое из братьев закричали от боли. Угр попытался отбежать, но зацепился за стул и рухнул на пол, больно ударившись головой. Из глаз посыпались искры, а затем его накрыла тьма.
Вокруг царил хаос. Многочисленные посетители, став невольными зрителями кровавого зрелища, разыгравшегося перед ними, давили друг друга, пытаясь покинуть таверну. Никто не пытался остановить мужчину, который резал визжащих монахов как свиней.
Через пару минут в зале остались только тела монахов, мужчина, стоявший перед пожилым монахом, и сам старик, который сидел, выпучив глаза, и смотрел на окровавленный клинок, упёршийся ему в горло. Монаха била крупная дрожь, и он боялся пошевелиться.
Орэн откинул капюшон и немного отвёл меч, давая слуге Избавителя перевести дух. Он сел на корточки и посмотрел в глаза дрожащему старику. Тот рванулся вперёд, пытаясь схватить Орэна за горло. Мужчина увернулся и эфесом меча ударил монаха в лицо. Старик схватился за лицо; сквозь его пальцы ручейками заструилась кровь. Он застонал и откинулся назад, пытаясь найти опору.
– За что вы убили их? – спросил Орэн, подходя к стонущему старику и вытирая меч о рукав. Он подошёл и ударил ногой пытавшегося встать монаха. Того отбросило назад, и он со всего размаху впечатался в стену. Послышался хруст, и из груди служителя Избавителя вылетел сдавленный хрип.
Орэн подошёл к нему, приподнял за шкирку. Монах завыл от боли, схватился за бок; всё его лицо было залито кровью. Во взгляде его не осталось и тени надменности и превосходства. Глаза быстро бегали – он соображал, как выпутаться из этой передряги.
– Кого-их? Ты совершил ошибку, ты нас с кем-то перепутал! Мы всего лишь кроткие слуги Истинного Бога, призванные на землю нести его волю, дарить людям свет и помогать заблудшим душам отыскать дорогу к его Храму, – залепетал монах.
– Значит, это тебе твой Бог приказал убить мою семью? – голос Орэна был тихим и страшным, как свист стали перед ударом. – Дом на отшибе. Женщина, парень, девушка, мальчик, ребёнок… И пёс, который выполнял свой долг перед любимыми хозяевами.
При этих словах глаза старика расширились, и его тело забила крупная дрожь. Он посмотрел по сторонам и снова попытался спастись бегством. Но он уже был не в том состоянии, чтобы убежать. Носок сапога легко прервал его рывок, и старик снова отлетел к стене, держась за рёбра с обеих сторон. Он заорал от боли, бешено вращая глазами, пока взгляд его не остановился на мучителе.
– Они были еретиками! Осмелились сказать, что Бога нет. Нам, его верным слугам! Они ещё легко отделались, твоя шлюха и твои ублюдки. В Цитадели их бы пытали месяцами, и они поклялись бы во всех смертных грехах, и молили бы о прощении. Как будешь молить ты! Тебе теперь не уйти. Гнев Истинного настигнет тебя, где бы ты ни был. Ты не сможешь ни спать, ни есть. Каждую секунду по твоему следу будут идти мои братья, и Избавитель их направит. А ночами ты будешь видеть, как мои покойные братья, которых ты лишил жизни, будут приходить к тебе во сне и насиловать твоих сук раз за разом, как мы это сделали. Каждый! Все до одного! – зло прошипел старик, корчась от боли.
Мужчину, стоявшего перед ним, уже никто не назвал бы старым добрым Орэном. Сейчас перед монахом был хладнокровный и безжалостный убийца, которого Орэн похоронил в себе двадцать лет назад и который вернулся, чтобы мстить и карать.
Мужчина повернулся и пошёл к столу, за которым сидели монахи. Поднял тяжёлый посох, валявшийся около одного из тел, и вернулся к слуге Избавителя.
Подошёл и навис над ним. Монах затрясся ещё сильнее. Орэн взвесил посох в руке, подкинул, поймал, взял обеими руками и занёс над головой, не отрывая взгляда от глаз монаха.
– Бога… – посох рухнул на колено старика.
Раздался глухой, сочный хруст. Старик завопил. Прежде чем эхо крика успело раскатиться по залу, мужчина молниеносно вскинул и обрушил оружие на другое колено.
– …нет.
От крика пожилого монаха закладывало уши, всё его тело била крупная дрожь. Из глаз текли слёзы, а из-под рясы растеклась дурно пахнущая лужа, смешиваясь с кровью.
Орэн отложил посох, достал из-за пояса пару кинжалов и присел около монаха. Взял того за руку. Монах попытался вырваться, но куда ему было тягаться с мужчиной, чья железная хватка держала его намертво.
– Я буду приходить в каждый храм по пути к Цитадели и убивать всех слуг Избавителя до единого. – С этими словами он пригвоздил руку монаха к полу одним из кинжалов.
Старик попытался закричать, но из его груди вырвался только хрип. Слёзы заливали его лицо. Он трясся всем телом. В воздухе витал тошнотворный запах испражнений – похоже, монах ещё и обгадился.
Мучитель взял вторую руку. У монаха уже не было сил сопротивляться; он лишь дёрнулся и затянул подвывание ещё протяжнее, когда Орэн пригвоздил вторую руку к полу.
– И я разнесу ваши храмы лживого бога до основания. Камень за камнем. Пока не дойду до Цитадели. И тогда от вашей самой великой святыни не останется и следа.
Взгляд старика стал осмысленным. Он набрал в лёгкие воздух, попытался плюнуть в Орэна, но сгусток крови и слюны долетел только до его собственной груди. Монах посмотрел в глаза своему мучителю и прошипел:
– Ты не дойдёшь и до первого храма, тебя схватят уже на подходе. Весть о бесчинствах, которые ты здесь натворил, быстро долетит до Цитадели, и Верховный тут же отправит за тобой Карателей. А когда тебя схватят, я буду сидеть на небесах возле Его трона и наслаждаться твоими мучениями, криками, слезами и мольбами о пощаде. А когда ты отдашь душу, я сам лично займусь твоими пытками, превратив для тебя вечность в ад…
Орэн не стал слушать его шипение. Он встал и задумчиво склонил голову на бок, разглядывая окровавленное тело перед собой. Достал меч и навис над стариком, взяв того за подбородок, чтобы тот не мог мотать головой.
– Почему ты такой грустный? Ты же должен улыбаться и радоваться всем сердцем, которого у тебя нет. Ведь скоро ты, возможно, встретишься со своим любимым богом. Он опечалится, если увидит тебя таким печальным. Я помогу тебе. Подготовлю к встрече с ним.
При этих словах он поднёс лезвие меча к лицу старика. Тот попытался дёрнуться, но мужчина держал его железной хваткой. Орэн посмотрел в глаза монаху и разрезал его лицо от уха до уха, сделав то же, что убийцы сделали с его Микой. Старик завыл и затрясся всем телом, хрипел, и слёзы текли по его изуродованному лицу. Через несколько минут он перестал дёргаться и лишь лежал, подвывая и мелко дрожа.
Орэн встал, нашёл отброшенный посох и поднял его. Несколько раз задумчиво подкинул в руке и подошёл к притихшему монаху. При виде мужчины старик снова затрясся.
– Я дам тебе шанс. Оставлю в живых, если ты сейчас скажешь мне, что не веришь ни в какого бога.
С этими словами он вбил посох в пол между половицами и приготовил меч. Глаза монаха расширились от ужаса, и он затараторил:
– Конечно нет! Я никогда в него не верил! Да никто из моих братьев не верил в него! Все, кого я знал, стали служить Избавителю только потому, что могли безнаказанно грабить, убивать, насиловать, прикрываясь Его именем и высокими целями!
– Значит, вы просто так убили и издевались над моей семьёй? – тихо и спокойно проговорил Орэн.
При этих словах монах завизжал и начал дёргаться. Мужчина подошёл к нему и одним движением вспорол ему живот. Наклонился, схватил за кишки, растянул их до посоха и начал наматывать на древко, при каждом обороте произнося имена своих родных.
– Фая. Ярис. Илзе… Вой монаха уже перешёл в стон, он перестал дёргаться, но был ещё жив.
– …Мика. Эльза. Пират. Буйный.
Он отошёл от умирающего монаха и сел на пол. Всё было как в тумане. Навалилась усталость от пережитого за последний день. Накатила апатия. Он отомстил убийцам своей семьи. Куда ему теперь идти дальше?
Цитадель – стучало в голове.
Всё меньше оставалось в нём от фермера Орэна, доброго малого. Оттеснив его плечом, возвращался Орэн-пират, Орэн-убийца, Орэн-грабитель, похороненный почти двадцать лет назад.
Орэн был не против. У него было всего два выбора: сдаться и залезть в петлю или мстить до последнего вздоха.
Да. Он дойдёт до Цитадели, разрушая храмы Избавителя на своём пути, убивая его лживых послушников-убийц, которые творят бесчинства, прикрываясь именем лживого бога.
– Орэн, – окликнул его сзади мужской голос.
Мужчина повернулся. Перед ним стоял хозяин таверны Эрл, в руках он держал глиняную кружку с пивом.
– Вот, держи. Сварено ещё до твоего прихода. Свежее, твой любимый сорт. – Он старался не смотреть в глаза Орэну, протягивая ему кружку.
Мужчина принял предложенную выпивку и осушил кружку до дна, не чувствуя вкуса. Вытер пену со рта и с благодарностью вернул пустую посудину хозяину. Эрл сел рядом с Орэном и помолчал, потом достал кисет с трубкой и закурил. Орэн тоже закурил, и они некоторое время сидели молча.
– Илзе была такой красавицей… – вдруг произнёс Эрл, и Орэн, повернувшись к нему, увидел, что его лицо мокрое от слёз. – Я буду молиться за них, чтобы их души обрели покой. Ты всё правильно сделал.
Орэн резко встал, выбил остатки табака из трубки и молча пошёл к телу старого монаха. Вырвал кинжалы, которыми были пригвождены к полу кисти рук монаха, вытер их и засунул за пояс. Молча, не проронив ни слова, направился к выходу. Открыл дверь и на пороге обернулся к Эрлу.
– Их души не успокоятся, пока я не отомщу за них, – сказал он. – А твои молитвы – пустые слова. Никто тебя не услышит, потому что нет никаких богов. А если и есть, то где они были, когда убийцы издевались и убивали мою семью? Что сделали мои мальчики и невинные дочери, чтобы заслужить такой участи?
Эрл смотрел на чёрный силуэт в дверях, за спиной которого бушевала стихия и сверкали молнии. Ему стало страшно. Он непроизвольно сложил руки в молитвенном жесте Избавителя. Мужчина в дверях лишь усмехнулся, повернулся – и чёрный силуэт навсегда скрылся в ночи.
Больше Эрл никогда не видел Орэна, но слухи о его деяниях достигли Окраины через пару лет, обрастая легендами.
– Да хранит тебя Бог… – прошептал трактирщик вслед ушедшему мужчине.
ГЛАВА III
– И что было дальше? – спрашивает фигура, сотканная из мрака. Её форма постоянно меняется, переливаясь всеми цветами. Но сейчас, ночью, в свете костра, собеседник Орэна принял цвет ночного неба – тёмно-синий. Мужчина готов поклясться, что видит звёзды, сверкающие в глубине того мрака, из которого состоит тело его визави.
Вот оно перед ним – всего лишь размытое пятно, и вот уже в миг принимает свою излюбленную форму демоноподобного существа. Сидит перед ним чудище, сотканное из мглы, с двумя огромными крыльями. Уродливую рогатую морду склонив набок, оно с интересом смотрит на Орэна своими фиолетовыми глазами, ожидая, пока тот ответит на вопрос и продолжит рассказ.
– А ты не знаешь? – вопросом на вопрос отвечает Орэн и наполняет стаканы напитком, который так полюбился его собеседнику. – Я сомневаюсь, что тебя зря называют Всезнающим.
Всезнающий смотрит на стаканы, высунув длинный алый язык, облизывает губы, и его морда расплывается в ужасном подобии улыбки.
– Мне нравится воспринимать всё сущее как музыку. Я постараюсь объяснить своё видение как можно проще. Из-под струн Великой Арфы исходят звуки. Они, заданные определённым темпом и ритмом, обретая последовательность тонов, создают мелодию. Так вот, люди для меня – это струны, а жизнь человека – череда поступков. Каждый раз, когда человек совершает действие, из-под струны раздаётся звук. У некоторых людей жизнь – это набор звуков, бессмысленный и пустой. У других же звуки сливаются в единое целое, рождая мелодию. После того как ты встретил на своём пути Фаю, твоя жизнь обрела гармонию. Мелодии прекраснее я не слышал давно. Но после смерти твоих близких я перестал видеть Арфу, глядя на твою жизнь. Твоя мелодия стала похожа на бой боевого барабана, зовущий к войне, убийству и разрушению.
Демон смотрел вдаль, на звёзды. Печально закончил и вздохнул.
– Я хочу услышать продолжение твоей истории как человека, а не этот бесконечный призыв к войне.
Орэн протянул ему ром. Всезнающий выпил, и в который раз мужчина застыл, поражённый зрелищем, которое предстало перед ним. Жидкость осела в области живота существа, и через пару мгновений тело Всезнающего расцвело всеми цветами радуги. Они смешивались и порождали новые цвета, которым Орэн не мог дать названия. Зрелище было потрясающим.
Мужчина опустошил свой стакан. По телу тут же разлилось тепло. Он печально посмотрел на горизонт – боль от давней потери вспыхнула с новой силой – и продолжил рассказ.
– Мне нужна была армия, чтобы воплотить задуманное в жизнь. А чтобы набрать армию, нужны были деньги. И я отправился к человеку, который должен был мне половину своего состояния – моему давнему другу Себастьяну.
В конюшне таверны Орэн увёл гнедого коня и поскакал туда, где ещё вчера был его дом. Гнал изо всех сил. Откопав оставшиеся кошельки с деньгами, он развесил их на поясе и, стараясь не смотреть на свежие бугры на земле, отправился в путь.
За двадцать лет Себастьян мог оказаться где угодно, его могло уже и не быть в живых. Вряд ли он завязал с разбойничьей жизнью, как это сделал Орэн, поэтому поиски следовало начать с Белавея – города, в котором обосновались воры, убийцы, разбойники, пираты и все, кому спокойная и мирная жизнь была не по душе.
Когда-то, когда их пути разошлись, они только что совершили крупную аферу. Захватили корабль одного из восточных королевств, трюмы которого были набиты золотом. Награбленного хватило бы, чтобы спокойно прожить много лет, ни в чём себе не отказывая. Но Орэн отказался от своей доли в пользу Себастьяна, заключив договор: условно половина состояния пирата будет принадлежать Орэну, и если тот когда-нибудь наведается за своей долей, друг должен будет её отдать. Себастьяну Орэн верил – за много лет они поочерёдно спасали друг другу жизни, выпутывались из таких передряг, про которые потом слагали песни и легенды.
А покончить с разбоем и пиратством Орэн решил всего по одной причине. И причиной этой была Фая. (При воспоминании о жене в груди предательски заболело.)
В том самом «счастливом» набеге Фая была пассажиркой на корабле. Её взяли в плен, и страшно было представить, что бы с ней сделала команда, если бы не Себастьян. Орэна тогда сильно изранили; его друг уже думал, что тот отдаст Богу душу, но захваченная в плен девушка сказала, что выходит пирата. Себастьян сомневался, стоит ли ей доверять, но ей некуда было деваться, и он доверил жизнь друга в её руки.
И вот когда Орэн открыл глаза после нескольких дней беспамятства, первое, что он увидел, было лицо девушки. Ему тогда показалось, что красивей существа он ещё не видывал. И так он думал всю оставшуюся жизнь, проведённую с женой.
Пока он выздоравливал, Фая была рядом каждую секунду. И эта милая, добрая девушка растопила сердце убийцы и грабителя. Он мог сделать её своей походной женой, мог просто купить дом и возвращаться к ней из походов и набегов. Но рядом с этим чистым и невинным существом ему были противны даже мысли о преступлениях.
И вот в один из вечеров, когда он уже достаточно окреп, Орэн заперся с Себастьяном в капитанской каюте и за бутылкой рома выложил другу всё начистоту. Себастьян был поражён и разозлён. Он напоминал Орэну, через что они прошли вместе, но тот был неумолим. В конце концов друг смирился – возможно, одной из причин стала доля товарища в награбленном.
Корабль сделал крюк и в один из вечеров зашёл в гавань на одном из островов, чтобы пополнить припасы. Больше Орэна и Фаю никто из команды не видел. А новый полноправный капитан до самого возвращения пил не просыхая, запершись в своей каюте.
Орэн с любимой нашли попутный корабль и отправились искать тихое, укромное место – где об Орэне никто не слышал и где они могли бы начать новую жизнь. Таким местом для них стал клочок земли недалеко от поселения с негостеприимным названием Окраина. Люди здесь, на удивление, оказались гостеприимными и на первых порах помогли Орэну с женой обустроиться и заняться хозяйством.
Первые годы в Окраине Орэн ещё просыпался по ночам от кошмаров, в которых ему снились все люди, которых он убивал, грабил, пытал. Но жизнь в тихом месте взяла своё, и с годами Орэн стал совсем другим человеком.
Но сейчас это было в прошлом. И теперь он лишь оставлял мили за спиной, загоняя коней на пути к своей цели.
Только один раз остановился Орэн на своём пути – когда проезжал мимо поля ржи. Во мгле стоял он, вокруг сверкали молнии, а он смотрел на золотое поле, проявлявшееся перед ним в свете вспышек. Мужчина провёл рукой по золотым колосьям и сломал один из них, не в силах терпеть нахлынувшую боль.
Белавей встретил привыкшего к уюту и покою мужчину шумом и гамом. Вокруг раздавались крики, тут и там предлагавшие всякие товары и услуги. Сначала город захлестнул Орэна водоворотом своей бурной жизни, но он нашёл в себе силы сопротивляться ему и шёл против течения, быстро сориентировавшись в этом новом потоке.
За прошедшие годы город сильно изменился – и в лучшую сторону. Улицы стали шире, богатые кварталы разрослись, да и сам город, на взгляд Орэна, стал раза в два больше, чем он его помнил.
По улицам ходило много богато одетых людей, они пестрели вывесками самого разного толка: бакалей, портных, цирюльников, оружейников, мастеров доспехов. Пару раз ему попадались на пути одно- и двухэтажные дома, откуда доносились женский смех, стоны и музыка. Рисунок лилии на дверях и окнах говорил сам за себя, что это за заведения.
Мужчина, оставаясь равнодушным ко всей этой пестроте, шёл вглубь города. Вот уже всё реже попадались торговые вывески, уступая место купеческим, а затем и вовсе дворянским гербам. Позади остались небольшой парк, аллея и главная площадь Белавея со знаменитой гранитной мостовой. И собор, вскинувший шпили высоко над городом. Орэн не знал, кому из многочисленных богов здесь поклонялись, но один вид этого здания бередил раны и заставлял непроизвольно сжимать кулаки и ускорять шаг.
Через несколько кварталов роскошь начала отступать. Всё реже встречались дома со следами недавнего ремонта, с аккуратными ухоженными садиками, уступая место сначала двухэтажным, а потом и одноэтажным постройкам с облупившейся краской и потрескавшейся штукатуркой. Всё меньше попадалось надушенных торговцев с жёнами, воротивших носы при виде Орэна в его простой одежде путника. Нет, состоятельные люди сюда ходили, и довольно часто – за всем известным удовольствием, – но шли в окружении охраны, обычно надевая плащи с капюшонами, чтобы сохранить инкогнито.
Орэн не глазел по сторонам и не шарахался от подозрительных личностей бандитской внешности, как это делали редкие фермеры, попадавшиеся ему на пути по известным лишь им причинам. Но всё же за ним увязались мальчишка-карманник и пара головорезов. Мальчишка потерял интерес к мужчине через пару кварталов, видя, что тот не теряет бдительности, да и поживиться с него не представлялось возможности. А вот головорезы шли за ним до самого порта, куда направлялся мужчина. Проводив его до таверны «Скупой Эд», они удивлённо переглянулись и вынуждены были отправиться на поиски новой жертвы. В таверне с дурной славой за несколько мгновений они сами могли превратиться из охотников в добычу.
Удивляться им было чему. В «Скупом Эде» собирались пираты и наёмники, чтобы спустить добытые в удачных делах деньги. Ну а если дела не задались – просто напиться в «хорошей» компании и помахать кулаками. Драки здесь случались почти каждый день, и не всегда их участники покидали заведение на своих двоих – чаще их отсюда выносили.
Днём посетителей было немного, помещение заполнено менее чем на четверть, но даже так вошедший мужчина поймал несколько цепких, оценивающих взглядов. Он заметил, как пара гостей зашевелилась, почуяв лёгкую добычу. Фермеру, забредшему сюда, такой визит не сулил ничего хорошего: в лучшем случае он отделался бы заказом выпивки «на всех», в худшем – мог уйти обобранный до нитки, а то и вовсе не уйти.
Орэн не стал оглядываться и осматривать собравшихся. Он направился прямиком к стойке, где вытирал стаканы пожилой мужчина.
Выглядел он как самый настоящий старый морской волк, чудом доживший до столь преклонных лет. Но руки его крепко держали стаканы, и внешне старость в нём никак не проявлялась. На голове был повязан красный платок на пиратский манер, на одном глазу – чёрная повязка, скрывавшая старое ранение. Орэн знал ещё, что каждый шаг мужчины сопровождал деревянный стук протеза, заменявшего ногу, потерянную Эдом в одном из налётов.
Хозяин заведения лишь мельком глянул на подошедшего мужчину, не прерывая своего занятия. Не поворачивая головы, он произнёс:
– Мой тебе совет, приятель: пока здесь ещё не собрались самые отъявленные головорезы по эту сторону моря, иди-ка найди себе пивнушку где-нибудь повыше в городе.
– Налей-ка мне лучше рома твоего производства, подскажи, где найти одного нашего общего друга, и отведи в тихий уголок, где мы могли бы вспомнить прошлые времена за стаканчиком-другим, – сказал Орэн и откинул капюшон.
Эд выронил так усердно натираемый стакан, выругался, поднял его и сунул под стойку. Старый пират долго вглядывался в гостя, и наконец его морщинистое лицо расплылось в скупой, но искренней улыбке.
– Я-то думал, ты помер уже лет двадцать как. В то же время ходили слухи, что ты отошёл от дел и зажил мирной жизнью. Мне хотелось в них верить, хоть я и считал, что такая жизнь – не по тебе. Что ж, я рад, что ты жив.
Эд позвал слугу, что-то сказал ему на ухо, и мальчишка убежал вглубь помещения. Хозяин таверны закинул полотенце на плечо и пристально уставился своим единственным глазом на старого друга.