Терапия чистоты

Остаток дня прошел в густом, параноидальном тумане. Нас оставили в покое, но я чувствовал себя так, словно на моей спине мишень. Виктор избегал моего взгляда, но я ощущал его ненависть физически. Он не понял тонкости нашей игры, но он почувствовал ее результат. Мы с Еленой вышли сухими из воды, и его прямолинейный фанатизм не мог этого простить. Во время обеда мы с Еленой снова сидели за разными столами. Мы не обменялись ни единым взглядом, но связь между нами была прочнее стального троса. Мы были не просто союзниками. Мы были соавторами. Со-архитекторами. Мы вместе построили лабиринт из лжи, чтобы спрятаться в нем от монстра.

Во время «свободного часа» я намеренно избегал и галереи, и «Пространства ясности». Я пошел в библиотеку. Марина Сергеевна была там, на своем обычном месте у окна. Я сел за стол неподалеку, делая вид, что читаю одну из брошюр Белова. Мое сердце колотилось. Мне нужно было действовать, пока не закрутили гайки окончательно.

Я дождался, когда в библиотеке, кроме нас, никого не осталось.

«Анна, – сказал я почти беззвучно, не глядя на нее. – Я нашел ее рисунок».

Она вздрогнула, но не подняла головы. Ее руки, лежавшие на книге, сжались в кулаки.

«Глупый мальчик, – прошептала она. – Я же сказала тебе быть осторожным».

«Что с ней случилось? Кто она?»

Она медленно покачала головой. «Не здесь. Никогда не говори об этом здесь. Они все слышат».

«Тогда где? Как?» – взмолился я шепотом.

Она молчала так долго, что я подумал, она больше не скажет ни слова. Потом она встала, поставила книгу на полку и пошла к выходу. Проходя мимо моего стола, она, не останавливаясь, прошептала так тихо, что я едва разобрал: «Все ответы в его святилище. Но туда нет входа. Не для нас».

И она ушла.

Святилище. Кабинет Белова. Я видел его несколько раз. Дверь из матового стекла в конце коридора на нашем этаже. Рядом с ней всегда сидел один из его помощников, безликих молодых людей в белом. Неприступная крепость.

Но слова Марины Сергеевны не напугали меня, а наоборот, зажгли во мне азарт аналитика. Нет идеальных систем. В любой крепости есть уязвимость. Нужно было только ее найти. Весь вечер я наблюдал. Я строил в голове карту передвижений, расписание смены «охранников» у кабинета, анализировал потоки. Я заметил одну деталь. Во время вечерней медитации, которая длилась ровно час, с девяти до десяти, пост у кабинета снимался. Вероятно, Белов в это время был с нами в зале, а по доктрине центра, в час «полного погружения» все должны были быть на своих местах. Это было окно. Единственное окно.

В тот вечер, сидя в круге в «Пространстве ясности», я не медитировал. Я готовился к самому безумному поступку в своей жизни. Я, Алексей Петров, человек, который всю жизнь строил стены и избегал рисков, собирался совершить взлом. Не цифровой, а физический. Голос Белова, ведущий нас через медитацию, казался фоновым шумом. Я чувствовал на себе взгляд Елены, тревожный и вопросительный. Она знала, что я что-то задумал.

Когда медитация закончилась и все начали расходиться по комнатам, я позволил толпе увлечь себя в коридор. В общей суматохе я отстал, скользнув в нишу, где стоял кулер со «структурированной» водой. Коридор быстро опустел. Тишина. Я досчитал до шестидесяти, давая всем время дойти до своих келий. Потом, на выдохе, я вышел из укрытия и почти бесшумно двинулся в противоположную сторону, к кабинету Белова.

Сердце стучало так громко, что казалось, его слышно по всему этажу. Коридор был пуст. Дверь из матового стекла выглядела зловеще в тусклом свете ночного освещения. Я подошел. Ручка. Конечно, дверь заперта. Нужен был ключ-карта. Моя карта открывала только мою комнату. Я уже был готов отступить, проклиная себя за идиотизм, когда мой взгляд упал на тонкую щель под дверью. Я лег на пол. Свет. Внутри горел свет. Значит, он там? Нет, он только что ушел вместе со всеми. Значит, он просто не выключил его.

Я достал из кармана свой ключ-карту. Это был отчаянный, глупый трюк из шпионских фильмов, но это было все, что у меня было. Я просунул карту в щель между дверью и косяком, прямо над замком. Я вел ее вниз, пытаясь нащупать язычок замка. Бесполезно. Замок был современным, без такого простого механизма.

Поражение. Я уже собирался встать, когда услышал тихий щелчок с той стороны. Дверь… она не была плотно закрыта. Она просто была прикрыта, но не защелкнута до конца. Белов был так уверен в своей системе, в тотальном подчинении своих пациентов, что позволил себе эту крошечную небрежность.

Я замер, прислушиваясь. Тишина. Медленно, по миллиметру, я нажал на ручку. Она поддалась. Я толкнул дверь. Она бесшумно открылась.

Я скользнул внутрь и так же бесшумно прикрыл ее за собой.

Я оказался в его святилище. Комната была не похожа на остальной центр. Здесь не было стерильной белизны. Стены были отделаны темным деревом, на полу лежал толстый ковер, глушивший шаги. Пахло дорогой кожей и озоном от работающей техники. Это был не кабинет целителя, а офис главы корпорации. Огромный стол из черного стекла, на нем – мощный моноблок. Вдоль одной стены – стеллажи с книгами, но не с теми, что в библиотеке. Здесь были труды по психологии манипуляций, нейролингвистическому программированию, поведению толпы.

Я бросился к компьютеру. Конечно, он был защищен паролем. Времени на взлом не было. Я огляделся. Что я ищу? Я не знал. Доказательства. Что-то об Анне. Мой взгляд упал на массивный металлический шкаф для документов в углу. Заперт. Разумеется.

Я подошел к столу. Может быть, ключ где-то здесь? Я начал быстро, но осторожно открывать ящики. Бумаги, канцелярские принадлежности, дорогие ручки. Ничего. В последнем ящике я наткнулся на коробку с флешками. Десятки флешек, каждая подписана. Я начал читать подписи. Это были имена. Имена пациентов. Орлов. Соколова. Мое имя. Петров. Белов записывал наши сессии? Или это были наши досье? Я схватил флешку с моим именем и с именем Елены. Это уже что-то.

Я уже собирался уходить, когда увидел это. На столе, рядом с клавиатурой, лежал тонкий кожаный блокнот. Его личный ежедневник. Я открыл его на сегодняшней дате. Записи, сделанные убористым, бисерным почерком. «Алексей – опасен. Интеллектуальное сопротивление. Играет вдолгую. Елена – его уязвимость. Необходимо усилить давление. Использовать материнский триггер. Перевести на "Доктрину шрамов"». А ниже была запись, от которой у меня застыла кровь в жилах. «Проверить архив Волковой. Возможны параллели с кейсом А. Риск рецидива».

Волкова. Анна. Я лихорадочно перелистнул несколько страниц назад. И нашел. Короткая запись, сделанная около года назад. «Волкова Е. – полный срыв. Протокол "Карантин для души" не сработал. Перевод в учреждение закрытого типа. А. – побочный ущерб. Архив. Зачистить все упоминания».

Побочный ущерб. Ребенок. Побочный ущерб.

Я стоял, глядя на эти строки, и белый мир «Терапии чистоты» рушился вокруг меня, обнажая черную, бездонную пустоту, на которой он был построен. Это было не просто мошенничество. Это было нечто гораздо худшее.

И в этот момент я услышал то, чего боялся больше всего. Шаги в коридоре. Медленные, уверенные шаги, направляющиеся прямо к двери кабинета.