Обычный человек. Книга 1. Люди и нелюди

Мангуст и Шахтер продолжали движение вдоль нижней улицы подходя к краю села, когда стрельба сзади прекратилась. «Наконец то… – подумал Мангуст. – Доперли». Они уже приближались к окраине села и свернули в последний проулок, который вел на центральную дорогу, выходя на автоматные вспышки впереди себя. Это была группа подкрепления противника, которая пришла на помощь постовым уже с этой стороны села. Группа, судя по вспышкам выстрелов, состояла из 5-7 человек, и они держали блок пост под довольно плотным огнем. Мангуст и Шахтер, сходу открыли огонь по залегшим вдоль дороги солдатам. Наличие глушителей и удар в спину, для которых был полной неожиданностью. Мангуст и Шахтер вели огонь с двух противоположных обочин дороги, прикрывая друг друга, потому вывести из строя прибывшую подмогу, в принципе, не составило труда. По рации, Мангуст запросил Сепара и предупредил его, что они выходят на блок пост. Как только Мангуст и Шахтер вышли и оказались возле бетонных плит, от центральных ворот и от второго крайнего корпуса по блок посту ударили пулеметы, а в небо полетели осветительные ракеты…

Филин, увидев, что концерт разыгрался так как надо, посмотрел на Тавра и скомандовал ему осмотреть БТР и попробовать его завести, а сам, схватив один гранатомет подошел к въездным воротам в коровник, прицелился и выстрелил по кунгу. Кумулятивная струя, прожгла кунг наверное насквозь, избыточное давление внутри металлического корпуса раздуло его и на мгновение он стал похож на светящийся из нутрии полукруглый домик. После взрыва, наружу полетели какие-то детали, квадратная конструкция сверху немного накренилась, кунг начал сильно дымить и через несколько секунд из нутрии появились небольшие языки пламени, которые быстро перекинулись на маскировочную сеть, разгораясь все сильнее и сильнее. Филин этого уже не видел, он вернулся за двумя остальными гранатометами, Тавр еще возился с БТРом. Назар взвел второй гранатомет и прицелился по пулемету возле ворот на территорию фермы, яркие вспышки которого были отчетливо видны в темноте. После взрыва, пулемет замолчал, но Филин понимал, что это ненадолго. В это время, наконец-то, заработал двигатель БТРа. Филин, взвел последний гранатомет и выстрелил в направлении ворот, туда, где в свету осветительных ракет, он последний раз наблюдал скопление противника. Он запрыгнул в притормозивший возле въездных ворот в помещение коровника БТР и Тавр нажал на педаль газа. «К воротам! Вперед!» – прокричал ему Назар. БТР набирая скорость покатился на выезд с территории фермы. Филин и Тавр, выезжая из ворот помещения коровника, уже не видели как к танку от ворот, что находились с противоположной стороны строения, подбежали солдаты и стали забираться внутрь. Танк, выплюнув целое облако черного дыма, басисто заурчал и механик начал делать резкие перегазовки, выводя двигатель в штатный режим работы.

Когда БТР подъезжал к воротам никто по нему не стрелял. Противник был сильно деморализован, ожидая нападения с внешней стороны, никто не ожидал хаоса на территории фермы, да и БТР то был их. Командиры были выведены из строя подрывом Хамера, который взорвался в аккурат, когда подвыпившие офицеры вывалили из первого здания на территории фермы. Расчет Филина оказался совершенно правильным, да и фортуна сегодня действительно им улыбалась. Постовые в направлении прилегающих к ферме полей и блокпоста, время от времени, отстреливали осветительные ракеты. В свету осветительных ракет и в зареве разгорающегося пожара подбитого кунга, были видны отдельные фигуры, которые метались по территории фермы. Младшие командиры отдавали приказы, солдаты занимали круговую оборону по периметру территории фермы. Оказавшись напротив ворот, Филин услышал в рации знакомый голос: «Я Мастер, я Мастер… 300… нужна помощь…». Назар быстро спросил: «Вы где?», и получив короткий ответ, приказал Тавру притормозить в 40 метрах дальше от шлагбаума, что находился на дороге перед воротами на территорию фермы. Резко затормозив, БТР встал немного поперек дороги. Назар выпрыгнул на дорогу, всматриваясь в темноту и в отблесках осветительных ракет, он увидел как впереди, в метрах 10 от обочины, подымается фигура, что держала на плечах другого человека. Назар бросился на помощь, а Тавр, увидев товарищей и бегущего к ним командира, вывернул руль, начал подъезжать ближе, закрывая их броней. Мастер на плечах нес Трудовика, который, судя по всему, был без сознания. Закинув Трудовика на БТР, Назар по рации сообщил на блок пост о том, что они катят на броне и БТР рванул с места в направлении блок поста, и в это время на территории фермы раздался еще один мощный взрыв. «Мина сработала! – подумал Филин. – Вот и ладненько, и танк ушатали» …

БТР, плавно маневрируя между бетонными блоками на дороге, подкатил к блокам блок-поста. Кто-то, навстречу бронетранспортеру заботливо включил небольшой фонарик, направив лучик света немного наискось в сторону водоема. Свет был не виден со стороны фермы, не слепил водителя, но бетонные блоки со стороны дороги, при этом неплохо «подсвечивались». Назар, спрыгнул на землю, мельком глянул на товарищей и коротко скомандовал: «Грузимся!». Все стали забираться на броню и вовнутрь БТРа, Мангуст проверил наличие на технике дымовых гранат и сел за пулемет. Филин, пока его товарищи грузились, ввалился в помещение блок поста, где находились пленные солдаты противника и без разговоров схватил за шиворот молодого, которого он успел допросить перед «концертом». Когда он выволок его на улицу, то просто спросил: «Ну, что не передумал?». Парень замотал головой и Филин, разрезав путы на руках, немного грустно взглянув ему в глаза, сказал: «Ладно, давай лезь на броню… – И секунду спустя добавил. – Тебя звать то как?». Парень, не поворачиваясь, повернул голову, ответил: «Руслан». Уже через секунду БТР рванул с места, опять маневрируя между блоками, покатил в сторону «Тропки». Мангуст, перед началом движения БТРа, дал длинную очередь по ферме и отстрелил все дымовые гранаты, поставив непроницаемую стену из дыма между дорогой и фермой. Когда они отъехали метров на 50, то услышали, как от фермы по блок посту вслепую заработали пулеметы и автоматы, наверное, стреляли все, кто был в состоянии это делать, затем на блок посту раздалось несколько взрывов гранат. Несмотря на дымы, по бронетранспортеру ударили несколько шальных пуль, которые с сильным звоном отскочили рикошетом. Назар, сидя сверху на броне, почувствовал, как его что-то ужалило в правое плече, но из за адреналина в крови и общего хаоса, он не придал этому значения. Судя по интенсивности стрельбы, гарнизон противника наконец-то пришел в себя и разобрался, откуда шла атака…

Двигаясь уже по «Тропке», Назар вдруг почувствовал, что весь правый рукав куртки мокрый, а рука онемела. Пощупав правую руку, он ощутил ноющую боль в плече, которая становилась все сильнее и сильнее. Он позвал Тавра и тот, осмотрев руку, как-то буднично доложил, что огнестрел, кость вроде не задета, но из-за того, что вовремя не перевязали, крови Назар потерял прилично. Рана оказалась довольно серьезной, поэтому, сделав перевязку и зафиксировав руку, было принято решение, что Филин пойдет дальше самостоятельно пока сможет. Ребята все были смертельно уставшими и поэтому по очереди несли, наскоро сделанные носилки, на которых лежал Трудовик. Иван так и не пришел в сознание. Саша Мастер, всю дорогу очень сильно переживал за товарища и время от времени матерился в свой адрес, сокрушаясь, что лично не вытолкнул Трудовика из машины. По его рассказу, как только они выехали напрямую в направлении ворот, он скрутил концы проводов, замкнув их боевую цепь, и когда они поравнялись со шлагбаумом, приказал Трудовику прыгать. Он видел, как Трудовик вставил массивный дрын в рулевое колесо, зафиксировав его, как открыл дверцу, а вот как он выпрыгивал, уже не видел. Видать Иван, напоследок, пытался еще поправить направление движения хаммера, но эта секунда стала решающей. Мастер, выпрыгнув с машины, свалился на обочину и скатился в окоп, что и уберегло его от воздействия одновременного взрыва шести мин, а вот Трудовик получил сильнейшую контузию. Как группа шла последние участки пути, Филин помнил плохо, потеря крови и усталость дали о себе знать. Как потом выяснится, помог ему дойти Руслан, который взял оружие, рюкзак и, закинув левую руку Назара себе на плече, фактически дотащил его. Тавр, как преданный телохранитель, шел сзади, не спуская глаз с них.

ГЛАВА 2.

Назар пришел в себя на больничной койке. Правая рука была туго забинтована и прибинтована к груди. В левую руку, вставлена игла капельницы. Лежа на кровати, Назар чувствовал небольшую жесткость старого матраса, но все равно ему было удобно, особенно после долгих фронтовых скитаний по землянкам и блиндажам. Белые простыни немного сильно пахли хлоркой, напоминая детство, те постели в пионерском лагере, куда каждое лето ездили дети по бесплатным путевкам от колхоза. Медленно открыв глаза, Назар немигающим взглядом уставился в потолок. Наверное, под действием лекарств, боли совсем не чувствовалось, а белый потолок напоминал небо в жаркий безоблачный летний день. На душе была необыкновенная легкость. В палате находились еще люди, но кто это был, сейчас знать совершенно не хотелось и, судя по отвлеченным приглушенным разговорам, на него никто не обращал внимания, не замечая того, что Назар очнулся. «Ну и хорошо» – подумал он, медленно закрыл глаза и стал наслаждаться внезапно свалившегося на него покоем. Теперь, он тихо лежал в какой-то полудреме и перед глазами поплыли картинки давно ушедших дней…

…Вот показалась мать, с ее немного грустными глазами, вечно переживающая и от этого немного чересчур заботливая как для воспитания мальчика. Вот отец, с натруженными мозолистыми руками. Родители Назара, относились к сельской интеллигенции, оба закончили сельскохозяйственный вуз и работали агрономами в колхозе. Но тогда, это никак и никого не освобождало от физического труда на благо семьи и Родины. Вспомнилась бабушка и ее дом возле самой речки, это было его самое любимое место на летних каникулах. Летняя кухня, где всегда пахло борщом и пирожками. Вот, бабушка кладет на стол буханку свежего, пахучего хлеба и отрезает первый ломоть. Поджаренная, хрустящая корочка, под движением ножа крошится на стол и бабушка, улыбаясь, протягивает ему кусок хлеба: «Бэры скыбку, дывысь яка прижарэна скорынка, як ты любыш…» – говорит она. Назар берет кусок хлеба, а бабушка достает из стола трехлитровую банку свежеотжатого подсолнечного масла. Наливает немного в неглубокую тарелку и по комнате идет неповторимый, немного терпкий запах жаренных семечек. Это было одно из его самых любимых блюд, когда всей поверхностью хлебного мякиша отрезанного куска, мокнуть в масло, а сверху потом посыпать немного солью или сахаром и можно бежать на улицу по своим детским делам на ходу откусывая пропитанный ароматной жидкостью хлеб. Нарезав хлеб, бабушка всегда смахивала крошки со стола в ладонь, улыбалась и быстро их съедала, говоря при этом: «Ох и добрэ!». Она всегда так делала и говорила, что выкидывать даже хлебные крошки нельзя, каждый раз рассказывая, насколько тяжелым трудом, людям дается этот хлеб. Назар и сам это прекрасно знал.

Частенько, заглядывая к отцу на ток, где во время уборки урожая перевеивали и сортировали зерно, он не за награду, брал широченную лопату, склепанную из фанеры и помогал работающим там теткам подкидывать зерно на гребни сортировальной машины, которые медленно «съедали» бурт пшеницы, поднимая его по ленточному транспортеру и выкидывали на специальные сортировочные решетки. Уже через час такой работы, на палящем солнце, в пили и полове, руки отказывались держать лопату, пот заливал глаза и тогда, кто то из взрослых подходил, одобрительно хлопал по плечу и брал у Назара инструмент, говоря: «Маладец. Иды у тинь, отдыхны, попый воды, он бидон стойить». И так, в переменку с купаниями в речке, катанием на велосипеде, футболом и рыбалкой, помогая дома по хозяйству, отцу на току, проходило лето. Затем опять школа и этот круговорот, тогда казалось будет вечным…

Назар глубоко вздохнул, вспоминая детство… С одной стороны, он был и рад тому, что вырос в каких то тепличных условиях. Тогда, уже вовсю в стране бушевала перестройка, экономика скатывалась в пропасть, или ее заботливо скатывали, понятия «Долг, Родина» заменялось «уровнем личной прибыли» и до смерти Союза оставались считанные месяцы. Но, на их сельский мирок, эти проблемы практически не сказывались. Хлеб в магазине был, овощи, фрукты свои, в каждом дворе куры, утки, свиньи. С фермы, колхоз своих сельчан снабжал молоком, сметаной, а с местного консервного завода, по осени можно было выписать в счет зарплаты или за «договориться» бидон свежедавленного томатного или яблочного сока, который дома кипятили и разливали по банкам на зиму. У всех, на счетах в Госбанке, на свадьбу, машину, похорон, лежали приличные суммы. Никто, никому, по большому счету, не завидовал, никто не переживал за завтрашний день и всем казалось, что завтра будет еще лучше…

Думая о свалившихся немного позже переменах, он вспомнил свое первое разочарование в человеке. Это было как раз в школе. К ним тогда пришел новый мальчик. Он был из города и всеми силами старался показать свое превосходство перед «колхозниками». Новые шуточки, разные обидные подколы в сторону одноклассников, потом пошли шуточки в сторону учителей, а потом и грубость по отношению к ним. Такое поведение, в принципе, было не позволительно остальным сельским детям, наверное, в силу их консервативного воспитания, или привитого с рождения уважения к старшим. Потом он завел моду снимать в школе пионерский галстук и прятать его в карман брюк, а когда, на замечание директора, его доставали, он был страшного мятого вида. Сначала, все дети внутренне сопротивлялись, но видя, что кроме директора, никто особо не ругает, стали повторять эти выходки, так сказать прогрессировать в русле «нового мышления». Последней каплей, стал случай, когда на уроке труда, учеников вывели на уборку территории школы от сухих листьев. Тогда, со словами «Я не обязан это делать», он демонстративно сломал инвентарь и когда остальные дети, стали возмущаться, зачем он это сделал, ответ был прост и, по своему, ужасен – «Не мое, не жалко!». Конечно, что взять с хулигана, просто многие, в этом изолированном мирке тепличных условий, не понимали, что это лишь самая маленькая часть верхушки огромного айсберга лицемерия, чванства и наглости, того ужаса, который разворачивался во «внешнем» мире и с которым все они столкнутся уже через каких-то пару лет…

«Ну, как тут наши герои?!» – вывел Назара из воспоминаний чей-то громкий начальствующий голос. Назар открыл глаза и увидел перед собой довольно рослого человека в белом халате и белой шапочке. «Я ваш врач, Сергей Анатольевич». – коротко продолжил мужчина, обращаясь не то к Назару, не то ко всем пациентам палаты. Рядом с ним стояло две девушки медсестры. Врач направился между кроватями и сначала подошел к рядом лежащему пациенту. «Ну-с, голубчик, как вы себя чувствуете?» – спросил он у кого-то. «Нормально» – ответил пациент и Назар узнал голос Ивана. «Голова не кружиться? Болит? Вы меня нормально видите, слышите? Тошнота? Слабость?» – спрашивал доктор. Наверное, Иван в ответ кивал, потому, как ответов Назар не слышал. «Ну что же, неделя покоя и постельного режима, под усиленным наблюдением. – продолжал доктор. – Танечка, проконтролируйте для пациента еще сегодня и завтра Ноотропил, Вальпарин и Диазолин в прописанных количествах. Ну, а там посмотрим на состояние». Затем доктор повернулся к Назару: «Такс, ну с вами все ясно. Как вы себя чувствуете?». Назар тоже в ответ просто кивнул, не от того, что не мог говорить, просто говорить в данный момент просто не хотелось. «Таня! – вновь обратился доктор к медсестре. – Я слышал к Назару Владимировичу посетители?». «Да, с семи утра ждет» – ответила медсестра. «Ну что же, после обхода пусть заходит» – ответил доктор и направился дальше по палате, опрашивая пациентов и просматривая истории болезней. Через некоторое время, доктор со свитой вышел и в паллете, на минуту воцарилась тишина. Назар лежал лицом к входу, его глаза вдруг широко распахнулись, когда дверь открылась…

Юля стояла на пороге больничной палаты, обводя пациентов взглядом и найдя Назара, немного усмехнулась уголками рта. «А слона то я и не заметила» – попыталась пошутить она. Подойдя к кровати, она села на самый краешек, нежно взяла пальцы левой руки Назара и молча смотрела на него, немного улыбаясь. Но улыбка не могла скрыть покрасневших глаз. Пара слезинок, которые, не удержавшись, все-таки скатились у нее по щекам, но это уже были слезы облегчения. «Прости, я так спешила, что забыла даже взять хоть что-то для гостинца» – сказала Юля, немного сильнее сжимая пальцы на руке Назара. Назар, в ответ, легонько сжал ее руку и просто улыбнулся. «Все в порядке, Солнце» – сказал он тихо. Юля выдохнула, улыбнулась уже сильнее, понимая, что ее волнения и переживания были немного преувеличены. Хотя разве возможно, что-то преувеличить в такой ситуации. Она для себя отметила, что Назар впервые назвал ее «Солнцем» и это немного, как бы сильнее сближало их. Раньше, в общении с Юлей, Филин никогда не позволял себе, как когда-то высказывался ее отец, «телячих нежностей». Они периодически с ним виделись. Когда Юля приезжала к матери, он каким-то образом узнавал об этом и обязательно «проезжал мимо». Заходил, интересовался здоровьем, в чем есть нужда, передавал какие-то продукты, пытался поддержать морально. Марина Петровна, конечно, не говорила Юле о том, что пару раз Филин «промахивался» с визитом, она просто немного грустно улыбалась, поглядывая на то, как Назар и Юля «перестреливались» взглядами. Назар, конечно понимал, что разница в возрасте довольно большая, немного переживал об этом, думая и не осознано сравнивая себя с другими более молодыми «кандидатами», но наверное главная причина, которая его удерживала от серьезных шагов, была именно ситуация в которой все они оказались. Как не крути, что будет в следующую минуту, секунду…, никто не мог гарантировать, в мирное время сказали бы – живем как вулкане. Ей бы найти кого-то с мирной профессией… Юля же, о возрасте Назара не думала. У ее родителей, разница в возрасте тоже была приличной. Наверное, почти все, кто носил погоны, так или иначе «страдали» от подобных обстоятельств. Ведь как складывалась жизнь, то? Профессию служаки для себя выбирали в основном те люди, у кого в семье уже кто-то служил Родине или те, кто с детства мечтал об этом. Вернее сказать, не мечтал стать именно военным, а искренне стремился быть защитником. Этакие молодые люди с повышенной социальной ответственностью. Обычно, это выражалось в том, что ребята не терпели несправедливости, именно они первыми вставали на защиту слабых в школе, а драчунов храбро кидались разымать и потом дотошно разбирались, в чем причина и кто был виноват. К ним инстинктивно тянулись другие дети, именно они становились неформальными лидерами и в спорах, и в спорте, и в дружбе. Как бы там не было, большая часть молодых офицеров, после окончания учебных заведений, в силу обстоятельств, которые на них сваливались, откладывала женитьбу на потом, вполне осознано понимая то, что не каждая девушка готова взвалить себе на плечи все последующие за подобным замужеством проблемы. Юля, выросшая в семье военного, все это видела и понимала или просто чувствовала, поэтому даже немного боялась того, что она, в глазах Назара, окажется этакой маленькой, слабой, невзрачной и недостойной. Вот и сейчас, сидя в коридоре больницы, она сильно переживала из-за своей «забывчивости», что не захватила с собой хотя бы пару яблок. Вот так, каждый при своих мыслях, они и смотрели друг на друга. Назар, не мигая, смотрел в ее светло-зеленые глаза, и у него на душе становилось тепло и спокойно. Держа в руке ее тонкие пальчики, он чувствовал, какими нежными они были, что даже боялся немного сильнее сжать руку. Назар чувствовал, как в присутствии этой девушки, от ее прикосновения, его тело наливается силой и какой-то невероятной энергией, как за плечами растут крылья… В этот миг, для него не существовало окружающего мира, была только она…

В дверь палаты опять постучали. Когда дверь приоткрылась, в комнату заглянул мужчина средних лет, на котором, поверх камуфляжной одежды, был накинут белый халат. «Разрешите?» – спросил он и, не дожидаясь ответа, вошел в помещение. За ним зашло еще три человека, двое из которых, были одеты в военную форму и один в костюм, на всех так же были накинуты белые медицинские халаты. Назар, находясь еще в грезах, не сразу узнал главу Республики, поэтому, немного безразлично смотрел на новых гостей. Юля, оглянувшись на вошедших посетителей, встала и официально поприветствовала: «Здравствуйте Александр Владимирович». «О! Юля! – как-то по-дружески, ответил вошедший мужчина. – Ты какими судьбами тут?». Назар, медленно приходил в себя, возвращаясь в реальность, он, наконец-то, узнал Батю. «…Да вот пришла проведать…» – немного краснея, ответила девушка. «Так, так, так! Кто бы мог подумать то! – искренне дружелюбно улыбнулся Батя, ложа полный пакет с фруктами на прикроватную тумбочку. – И когда ты Назар Владимирович все успеваешь?! И подвиг совершить и сердца самых красивых девушек завоевать!». Батя, театрально развел руки и снова широко улыбнулся. От таких жестов и его слов, в палате сразу воцарилась непринужденная обстановка. «Так, я на минутку, так сказать, заскочил убедиться, что с вами все в порядке. Ну, и немного ближе познакомиться – сказал он и в мгновение став серьезным, продолжил. – Как самочувствие? Когда выписывают?». Назар немного опешил от такого напора внимания, искренне не понимая с каких пор, он стал такой «звездой» и, чувствуя спинным мозгом старого служаки, что все это жу-жу не спроста, осторожно ответил: «Нормально Александр Влади…». Договорить фразу он не успел, Батя жестом руки остановил его: «Назар, давай без фамильярностей, просто по имени и на ты, тем более, кто-кто, а ты это заслуживаешь». Назар, молча, кивнул. «Значит так, дня через три жду тебя лично у себя, есть серьезный разговор, – сказал он и продолжил. – Рука, конечно, не заживет, но ходить-то и думать сможешь?». Назар, опять молча, кивнул. Батя, быстро глянул на соседнюю койку: «Как Иван? – и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Все необходимые распоряжения уже отданы. По нашим спец каналам, завтра будут доставлены необходимые лекарства. Думаю, в скором времени и твоего Трудовика с его тяжелой контузией на ноги поставим». Он еще раз посмотрел на всех в палате, остановился взглядом на Юле: «Юля, ты может, возьмешь пару выходных?». «Спасибо, я подумаю» – улыбнулась в ответ девушка. Высокое начальство, попрощавшись и пожелав всем скорейшего выздоровления, исчезло из палаты так же быстро, как и появилось. Назар с удивлением посмотрел на Юлю. «Я тебе потом все объясню» – ответила она на его вопросительный взгляд. Юля, еще посидела минут десять, отвечая Назару на вопросы о здоровье ее матери об обстановке в селе, в Донецке, в мире и всякое такое. По просьбе Назара, фрукты с пакета были розданы всем присутствующим в палате. Затем, она, пообещав воспользоваться предложением руководства о выходных, стала тоже прощаться. Положив свою руку на щеку Назару, Юля нежно поцеловала его в другую и, уходя, обернувшись возле двери, тоном, не терпящим возражений, сказала: «Я тебя завтра заберу, у меня побудешь». И улыбнувшись, вышла из палаты.

После ухода Юли, Назар еще некоторое время смотрел в потолок, из оцепенения его вывел голос Трудовика: «Командир, у нас-то как, получилось?». Назар посмотрел на Ивана, немного усмехнулся и на мгновение закрыл оба глаза, утвердительно кивнул. Трудовик, повернув голову, тоже уставился в потолок: «Ну, слава Богу… Голова трещит… Как после сильного перепоя…». В это время в палату зашла медсестра, подошла к Ивану и, положив руку ему на лоб, тихо успокаивающе сказала: «Ну, потерпи родной, сейчас поставим другое лекарство, легче станет. А завтра обещали привезти очень хорошее, быстро на поправку пойдешь. Все будет нормально…». Девушка поменяла капельницу, затем, опять положила руку на голову, нежно погладила, и было не понятно, толи от лекарства, толи от прикосновения ласковых рук медсестры, Ивану, наверное, действительно стало легче. Он закрыл глаза, и казалось, погрузился в дремоту. Теперь, Назар внимательно осмотрел палату. Кроме него и Трудовика в палате было еще два человека. У одного была загипсована нога и перевязано большую часть тела, наверное, пострадавший от обстрелов, другой, пожилой мужчина, выглядел вполне здоровым, он сидел на кровати и читал какую-то книгу. В это время, медсестра подошла к Назару и сняла капельницу. Он спросил можно ли ему покурить, на что ему было сказано, что курить лучше не надо, а вот полчасика прогуляться по свежему воздуху до обеда, вполне даже полезно. Медсестра померила давление, сделала несколько записей в медицинской карточке, дала окончательное разрешение на прогулку и вышла из палаты. На завтрак Назар не ходил, наверное от лекарств есть просто не хотелось. Ближе к обеду, он не без труда поднялся с кровати, обул берцы, накинул на плечи армейскую курточку и не спеша направился на выход. Мужчина, читавший книгу, окликнул его, предложив составить компанию. Вместе они вышли во внутренний дворик больницы и решили сделать кружок по прилегающему парку перед обедом.