- -
- 100%
- +
Окончательно меня сломало следующее обстоятельство: мы с Гришей играем ночью в «Соньку» без звука на телеке, чтобы воспитательницы не спалили и не отключили удлинитель из розетки, поскольку запрещено было в будни ночью не спать, да ещё и играть на консоли. Гриша говорит:
– Пойду схожу отлить, заодно гляну, воспитательница спит или нет.
Я продолжил давить на кнопки и спасать виртуальный мир от Апокалипсиса. Пройдя пару уровней в игрухе, я осознал, что Гриши уже достаточно долго нет. Игра была новая, и мы с Гришей договорились проходить её вместе, поэтому, отложив джойстик, я направился за Гришей. Спустившись по лестнице вниз, я увидел, что Гриша выглядывает из угла раздевалки.
– Ты чё там шкоришься, Гринь? Пошли играть, я уже два уровня прошёл.
– Блин, я думал, «шухер» идёт. Меня попросили на палёве постоять. Прикинь, Серый, там Славик девчонку прет, хочешь посмотреть?
– Больной, что ли, Гриш? Нет, не хочу, пошли лучше отсюда. Тем более воспитательница спит.
– Надо тогда Славика предупредить, что воспитательница спит.
– Давай, Гринь, быстрее.
Гриша убежал к пожарному выходу предупредить Славу, что был там с девушкой, о том, что он покидает место сексуального входа и выхода. Через минуту я услышал в Гришину сторону грубости вроде «хули ты мешаешь, иди нахуй отсюда». Гриша вернулся:
– Серый, я так и не сходил, щас сгоняю в толчок и пойдём.
Когда я остался один, то отчётливо слышал, как девчонка там плачет со словами «не надо, не хочу, ну пожалуйста». А Слава вполголоса отвечал: «Да ладно, не бойся, я быстро, давай на пол, шишки, или пососи мне». Мне стало жалко девушку, но я не мог ничего сделать, хотя не могу сказать, что этот Слава представлял для меня прям пиздец какую опасность. Но связываться с ним я не имел желания. Я увидел пожарную кнопку тревоги, она была без пломбы, тупо на куске пластилина была печать, а так в свободном доступе. У меня созрела идея предотвратить изнасилование. Я подошёл и нажал кнопку пожарной тревоги в 2 часа ночи. После забежал в туалет и прикинулся дураком, типа, что за херня, сам удивлён такому баловству. Спустились две воспитательницы, пробежались по всем углам, выдернули нас даже из сортира, расспрашивая, жгли мы что или нет. Девчонке в ту ночь повезло, зато мне нет. Пока одна воспитательница, успокаивая по телефону пожарных и директрису, вторая провела расследование, сложила кубы в голове, кто был внизу во время тревоги, и вот я, Гриша и Слава после дичайшего срыва со стороны воспитательницы стоим внизу уже перед старшаками. Я сразу признался, что это я нажал кнопку тревоги, не хотел, чтобы Гришу уронили из-за моего поступка. «Сурик» спросил, зачем я это сделал, я не сразу сказал причину моего поступка. «Сурик» для начала накинул мне парочку с кулака в висок с обоих сторон моей тыквы и контрольный в бороду, после чего я провалился на миг в свой совершенный мир. Меня кто-то поднял с пола, посыпались в мою сторону оскорбления и недовольства моим поведением. Мимо прошла воспитательница, отчитавшаяся перед директрисой за мой поступок:
– Мало ему! Дайте посильнее, чтобы руки свои держал в карманах, а не лез, куда собака свой хуй не вставляет. Совсем распоясался.
Доброжелательница поднялась наверх, а «Сурик» возвратился с курилки:
– Малой, ты по-любому не сам додумался до такой хуйни, тебя кто-то попросил, да?
– Нет, «Сур», меня никто не просил, реально.
– Ты дебил? Скажи мне? Просто не понимаю тебя, зачем? У тебя мало проблем?
– Нет, не дебил.
Я решил «Сурику» рассказать всю правду о девчонке и Славике. «Сурик» глянул на Славу суровым взглядом и говорит:
– Ты совсем осатанел?
И всадил ему в левое ухо. Слава зарыдал, обвинил меня в клевете и предложил позвать Вику, ту самую девчонку, кого он хотел изнасиловать. «Сурик» отправил Гриню за Викой.
– Если ты мне напиздил, малой, можешь забыть на несколько месяцев о самостоятельном передвижении, понял?
– Да, «Сур».
Я хоть и волновался, но не переживал. Логика мне подсказывала, я чуток помог Вике, и она по-любому скажет всё, как было, плюс у Славы «Сурик» отобьёт всё желание повторять рецидив против неё. Вика спустилась с Гриней, и «Сурик» задал ей вопрос:
– Тебя реально хотел этот чмо отъебать?
Вика посмотрела на Славу, потом обвела всех остальных взглядом, по ней было видно, что она испугана и ей не по себе от такого вопроса.
– Ничего такого не было, пацаны, мы со Славой просто разговаривали.
«Сурик» резко развернулся в мою сторону, и я даже не успел осознать моё падкое положение, как тут же загремели мои кости и плитка на полу от ударов ногами. Помимо «Сурика», меня бил и этот Слава, и ещё кто-то. Я пытался что-то кричать, но получил ногой в затылок, от удара голова отпружинила в плитку. Когда всё прекратилось, я лежал в позе эмбриона на полу, чувствовал во рту вкус своей крови, вся одежда была ей залита. Гриня подбежал и помог подняться. Я увидел, что Вика стоит в слезах, смотрит на меня.
– Хули ты смотришь?! – сказал ей Гриша. – Неси тряпку.
– Не надо ничего, пусть съебет, эта сука.
– Сереж, прости, я просто испугалась очень!
– Мне повторить?! Иди нахуй отсюда, пососундра!
Вика с удовольствием покинула первый этаж. Я сходил, умылся, Гриня вытер залитый моей кровью пол, и мы поднялись к себе в комнату. Прошло около двух часов, в комнате со всех сторон храп. Что касается меня, то после того как я физически и морально ощутил всю несправедливость ответа судьбы на мои поступки, я дал чёткие установки в своей голове. Мной движила обида, месть и дикое желание как можно скорее свалить из инкубатора. Я спустился вниз, зашёл в раздевалку, надел кроссы и олимпийку. Подошёл к пожарному выходу и открыл щеколды обеих дверей сверху и снизу. Толкнул двери чуть сильнее обычного так, чтобы язычок от замка выскочил. Когда двери распахнулись на свободу, я уже хотел шагнуть в ночную летнюю прогулку, мной владело желание отомстить. По пути наверх прихватил с собой из туалета швабру и тихими шагами вошёл к «Сурику» в комнату. Подкравшись к койке, где он спал, я увидел, что он сбросил одеяло, видимо от духоты. «Жарко, да? Сейчас будет ещё жарче, сука», – подумал я. На глаза попалась твёрдая табуретка с железными ножками, этот эквивалент будет куда эффективней против такого бычары. Подняв табуретку над головой, я со всей силы обрушил на его башку всю свою злость и сорвался с места вниз на побег. Выбегая на улицу, я обернулся и никого не увидел, меня никто не преследовал. Видимо, эффект неожиданности сработал на все 101%, никто не успел сообразить, в чём, собственно, дело, и какого врача вызывать.
Свернул на какую-то улицу с частными домами, я замедлил шаг. Погода ясная, в небе полная луна, и звёзды рассыпаны на чёрном покрывале. Я с наслаждением вспоминал свой подлый поступок. Я улыбался, меня грели ужас и крик от боли, как он съёжился, держа кровавыми руками голову. Если бы я умел возвращать время вспять, как в фильме «Принц Персии», то раз за разом возвращал бы момент моего удара табуретом и наслаждался бы, хоть и некрасивым поступком, но моей маленькой победой. Я куда-то шёл, не зная дороги, в памяти откапывал всё ранее услышанное от пацанов, которые гоняли домой на выходные. Первое, что следовало мне найти, – это переправу, паром, переправляющий через реку Оку на другую сторону «острова». Мне нужно как можно быстрее переправиться на другой берег, иначе скоро обнаружат, что я свалил, поднимут тревогу и поиски.
Я вышел на дорогу и по указателям нашёл паром. Ни одной машины и ни одной живой души не было видно, лишь блестела тёмная вода, отсвечивая луну и звёзды. Глубина реки казалась ровно такой же, как бесконечность вселенной. Впереди висела вывеска с обломной надписью: «Режим работы переправы осуществляется с 5.00 до 00.45».
Блин, вот досада, и времени не знаю сколько. Там неподалёку я проходил разрушенную кирпичную церковь, а рядом – коробка с футбольным полем. Дойдя до нужного места, я сел в коробке на лавку в самый угол. Становилось прохладно, и я натянул олимпийку на поджатые колени, стал дышать вовнутрь, пытаясь хоть как-то согреться. Проснулся я от солнечных лучей. Роса с травы промочила мои кроссы и ноги в целом. Радовало одно: шум машин означал, что паром ходит. Я последовал за людьми и машинами переправляться на другую сторону. Переправившись, добрался до ближайшего перрона ж/д станции «Фруктовая». Позади было семь с половиной км. От каждой проезжавшей мимо меня машины захватывало дух, я боялся, что меня поймают. Ещё и трасса была всего одна в окружении полей, так что, если бы за мной шло преследование, удрать по полям было тяжело. Я посмотрел направление «электричек» и расписание «Рязань – Москва». С подсказкой людей я выяснил, что эта электричка тормозит в Коломне. У меня хорошее настроение, наконец-то сбежал, и не такой уж трудной показалась дорога до дома.
Добравшись до квартиры, где я последний раз видел свою мать, я вспомнил весь благополучно проделанный маршрут и с лёгкостью выдохнул. Я, кстати, первый и единственный, кто сбегал из инкубатора. В будущем я удивлялся тому, что всех всё устраивало, будто никто не хочет домой, не скучает по родным и близким. Такое ощущение, что в Д/Д хорошо всем, кроме меня. Из 120 человек домой-то отпускали всего человек 15, не больше. Так вот, дома я застал мать и отчима в своём привычном состоянии, под алкогольной продукцией. Маман, увидев меня, залила стол слезами, то ли это водка из её зелёных глаз стекала, то ли я своим появлением возбудил в ней материнские чувства, не знаю. Дома я пробыл уже три дня, и наступила суббота. В этот день приезжала сестра матери, моя тётка – Вера. Увидев меня, Верка обалдела, она подумала, что мать меня забрала, но я рассказал ей о побеге. Она выслушала мой краткий рассказ и поделилась своим планом:
– Серень, не волнуйся, я придумаю, как тебя выдернуть оттуда. Дома со своим посоветуюсь, у него связи хорошие, – её муж работал в ментовке и воевал в Чеченской компании, так что надежды были большущие, – Завтра, Света, пусть Серёня придёт ко мне, я вам пожрать соберу, он хоть с сестрой увидится, и посмотрим, что мой скажет, как его можно забрать из детдома.
На следующий день я пошёл к Верке домой. Дверь открыла моя младшая сестрёнка (двоюродная), я вошёл в коридор, и Верка тут же повела меня на кухню кормить и расспрашивать о жизни в инкубаторе.
– Вер, всего не рассказать, одно скажу – мне там плохо! Я хочу домой! Там на выходных некоторых отпускают. Можно и мне как-то сделать так, чтобы я тоже сваливал хотя бы на выходные?
– Нет, Сереж, матери тебя даже видеть не дают, мы кое-как узнали, куда тебя перевели. Хотели в ближайшее время приехать. Мать твою прав лишили, ей не разрешат опеку, я уже узнавала.
– А бабушке?
– Бабушка умерла, Сереж, тебе мать не сказала?
– Нет, – ответил я с печалью на душе.
– Ешь суп, не волнуйся, мы придумаем что-нибудь. Надо этого козла Андрюшу (отчима) выкинуть из квартиры, я мать устрою на работу, и мы заберём тебя! Пойду Юльку позову, с ней чай попьёте. Сереж, она сестра твоя! Запомни, ты старше, чтобы ни случилось – никогда не бросай её. Наступит время, и вы останетесь одни друг у друга, у нас родня недружелюбная между собой, береги её! Пойду соберу вам поесть домой.
Пока пили чай с сестрой, с работы вернулся дядя. Увидев меня, тут же стал звонить к себе на работу в ментовку. Я слышал, как Верка ругалась с ним из-за меня за то, что сдаёт меня обратно в Д/Д.
Меня объявили в розыск, и по всем городам Московской области на меня ориентировки висят. Провалились и разрушились мои мечты о возвращении домой. Вместо дома я ехал на мотовозе обратно в инкубатор. Я понимал, что меня там с нетерпением ждут старшаки, особенно «Сурик», и те воспитательницы, в чью смену я дернул и подставил их. Представляю, сколько придумали для меня издевательств, наверное, целый парк развлечений. Надо доктора предупредить, что я на некоторое время его постоянный клиент, пусть достаёт все припасы с зелёнкой и бинтами…
Так меня предали дома ещё раз, о чём я не смог забыть и был уверен, что я лишний за домашним столом.
Не буду томить, что со мной творили старшаки и воспитательницы. Признаться, у нас и за меньшее более гуманные издевательства и страдания приписывали к святому лику. Не подумайте, я не претендую на портрет в рамке над ладаном. Я вообще предпочитал ведические взгляды на веру исповедания, но считаю, что у каждого свой выбор и предпочтения в религии. Одно не укладывается в голове – динозавры! Чёртовы существа, не упомянутые ни в одной религии. А они, сука, были! Бесконечная вселенная, миллионы планет и солнечных систем, а мы тут типа такие одни разумные существа. Об НЛО тоже в основных религиях ни слова, но никто не сомневается, что они существуют. Думаю, вряд ли всем этим существам есть места в раю или аду. Моё мнение – мы, люди, в определённое время сами себе создаём почитаемых нами богов. Своей энергетикой мы наделяем их неведомыми силами, и когда устаём, мы верим, что он просто хлопнет в ладоши и всех спасёт. Многие из вас задумывались над тем, почему всевышний весь такой милосердный, любвеобильный, добрый, но с хладнокровностью продолжает наблюдать, как матерям отрезают сыновьи головы, как отцы расчленяют детей, насилуют и убивают забавы ради. Разврат и неравенство, нищета, войны, издевательства.
Задайте себе вопрос, включая логику и факты. К примеру, злой человек способен сочувствовать замёрзшему котёнку и проявить добро и заботу, обогреть пушистого, забрав его из сугроба домой. Если зло способно созерцать, сочувствовать и быть добрее, то кто там наверху? Если верить, как нам говорят книжонки, что Бог обладает первородностью, т.е. все добрые и тёплые чувства ко всему живому невероятно острее наших человеческих. Только человек не смог бы так хладнокровно наблюдать за страданиями, не вмешиваясь. Думаю, многие из вас слышали о материализации мыслей? Представьте, сколько людей верит, к примеру, в только что придуманную молодую религию. Индусы – Будда, видели Шиву, Кришну или кого ещё, евреи с православными – Христа, мусульмане – Аллаха, язычники – Одина, Перуна, египтяне – Ра и т.д. Столько энергии способно создать что угодно и кого угодно. У каждого в жизни всплывали в фантазиях вещи, которых не существовало, но спустя время вдруг раз – и эта вещь появилась на свет, может, не совсем с точностью, как вы себе её представляли, но в целом это именно то, о чём когда-то фантазировал. Кто-то это замечает, а кто-то нет, вот и всё.
Ладно, что-то я отошёл от своей истории.
Вы будете шокированы тем, что я вам поведаю дальше. Пора рассказать миру о том, что творили в детских домах, приютах, интернатах с детьми, кто плохо себя ведёт, кто убегает, потому что хочет домой, либо убегает от постоянных систематических издевательств со стороны старшаков и воспитателей. Ты хватаешь любой находящийся поблизости твёрдый предмет, чтобы хоть как-то защитить себя против толпы обидчиков, старше тебя на 5-7 лет. Но перед воспитательницами виноват ты, в тебе они видят проблемы. Не захотел кого-то избить насильно, пока девушку держат старшаки, провести ей половым органом по губам, отказался отдать полдник, что-то своровать, в общем, сделать подлость, которую заставляют делать старшаки. За невыполнение подобных просьб тебя унижают и бьют. Я не поддавался доминации и по этой причине часто подвергался издевательствам.
Когда я научился за себя постоять, хватая всё, что попадалось на глаза: табуретки, палки, кирпичи, давать сдачу, то в глазах воспитательниц я выглядел сумасшедшим. Ну а кто же ещё виноват-то? Старшие – молодцы, добряки, потому что могут устроить незабываемую впечатлениями смену для воспитательниц. Им удобней было не только обвинить, но и не прочь шепнуть кому из старших, толкая на издевательство. В качестве бонуса, дополнительного наказания и собственно отдыха, меня отправляли на 4-6 месяцев в психушку.
Представьте себе: у вас сын или дочь, может, где-то местами вредный ребёнок, ослушался, покапризничал, подрался в школе, потому что спровоцировали или он заступился за кого-то, а может, убежал из санатория или лагеря, поскольку соскучился по дому, родителям. А вы его – раз, и в дурку. Нормально? Я подвергался такому виду наказания со стороны работников инкубатора. А потом они делают всё просто: когда выпускаешься из детдома, интерната, приюта, они снимают тебя со всех учётов, типа ничего не было. Таких детей в России сотни, а может, и тысячи. Представляете, какие там психотропные сильнейшие лекарства и как они влияют на мозг ребенка? Превращают мозговые извилины в клейстер. Кто-то размораживается со временем, а кто-то – нихрена. Но в любом случае у многих проблемы после лекарств с нервной системой и психикой. Просто за что? Что ребёнок сделал не так? Разве он виноват, что оказался не нужен родителям? Что детские дома от потолка до недр земли пропитаны завистью, ненавистью, жестокостью, и тебе приходится выживать. Тебя тупо прикрыли в дурочку, чтобы отдохнуть от излишних хлопот на работе. А ты реально охуеваешь в дурдоме, тебе дали пижаму, закрыли в помещении 50 квадратов, в окружении действительно душевнобольных, где из человек 60-ти, 10-15 таких же, как ты, из детских домов. Тянут срок в дурке за нестабильное, по их мнению, поведение. Как вам такая правда? Как вообще допускали подобные действия и решения? Не поверю, что структуры, отвечающие за детей-сирот, не знали этого. Я уверен, что у них найдётся 500 заученных фраз, определений, которых вы не знаете, но в итоге все поверят, что всё было сделано в рамках закона и дети были больны. Тогда как же таких детей сажают в тюрьмы за преступления? Как они служат в армии, проходя медкомиссию? Как объяснить такое?
Эпизод 4.
Совсем уж сумасшедшие деньки.
После моего возвращения из дома в инкубатор прошла неделя. Я продолжал отбиваться от всех нападающих, и за это время от своего кореша Грини узнал радостное событие. Если бы я только знал, как моя ехидная радость вернётся мне бумерангом.
– Серый, «Сурик» узнал правду о Славе. Вика призналась ему, что тот хотел её трахнуть.
– Мне это ничем, Гринь, не помогло, как видишь.
– Нет, ты не понял, как это произошло, сейчас оборжёшься! Ты когда «Сурику» треснул табуреткой по башке, ему на лоб наложили пару швов. В общем, ты убежал, а через два дня Славу подловили пять девок и за Вику отомстили.
– Да ладно?
– Прикинь! Но это полбеды, слушай дальше, там вообще треш. Они забили Славу, потом затащили его в женский сортир, засунули ему стринги в рот и заставили их пережевывать. Потом уложили на пол и обоссали его, сняв на телефон. Он теперь им шестерит, стирает носки с трахами и дежурит за них. Не удивлюсь, что ещё что-то делает. Он из их комнат не выходит, думает, девчонки видос никому не покажут, дебил.
От услышанного я ржал дико и был доволен, что за меня жизнь сама отомстила. Я обратился к Лерке позырить на видос, чтобы потешить свою грязную душонку. Лерка показала несколько видосов во всех подробностях, и я офигел, какими жестокими, изобретательными и без комплексов бывают девушки. Как могут унизить до уровня самого опущенного человека на земле.
– С вами лучше не связываться, Лерок.
– Да ладно, не ссы, ты хорошенький пацанчик. Этот опущь сам заслужил такое обращение. Ему вообще идут к лицу женские трусики.
Мы с ней поржали, и я ушёл по своим делам. Судьба не заставила долго ждать ответочку за мои насмешки над Славой. Утром следующего дня меня разбудил наш безопасник по пожарке с двумя ментами.
– Давай, давай, вставай, Серег, – сказал мне шёпотом безопасник.
– Куда вставай?
– Тихо, не разбуди пацанов, им в лагерь сегодня собираться. Тебя тоже везут в лагерь.
– А почему меня одного собирают?
– На тебя мест не хватило, вот и поедешь в другой лагерь. Там круче.
– А милиция зачем?
– Давай, одевайся быстрее, нас уже «газель» ждёт. Милиционеры для сопровождения, чтобы быстрее доехали.
Я без каких-либо мыслей и подозрений одевался. Я знал, что сегодня всех должны отправлять на автобусе на море в лагерь. Ничего не заподозрив, я сел в «газель», и мы тронулись. Лишь в дороге я не понял, зачем с нами едет наш врач.
– Куда едем-то хоть? – спросил я.
– В Рузу, Серень, – ответил мне врач.
– А что там за лагерь?
– Увидишь, не будем портить впечатления.
Мы приехали к какому-то зданию, похожему на поместье в лесу. Вокруг – все в белых халатах врачи. Я нихрена не понимаю, что происходит, но подсознательно чувствую, что где-то меня наёбывают.
– А чё врачей так много тут?
– Ну, Серень, ты же не один тут будешь отдыхать. Сейчас доктора тебя проверят, может, вдруг у тебя какая болячка, и придётся тебя везти обратно.
– Да нет у меня никаких болячек.
– Ну и хорошо. Пойду узнаю нашу очередь, – ответил доктор и ушёл в здание.
Вернулся через полчаса и, взяв меня с собой, повёл в приёмное отделение двухэтажного здания. На втором этаже доктор попросил меня раздеться до трусов и пройти в кабинет для осмотра. Я сел на кушетку и стал ждать, когда придёт этот товарищ. В итоге спустя 15–20 минут меня заломали медбратья и медсёстры на кушетке и сделали в ляжку какой-то болючий успокоительный укол. Эти мрази из инкубатора меня намазали, привезли в дурку, и пока я ждал в кабинете доктора, они уехали, оставив меня с врачами. Мне принесли пижаму, и тут я дошёл, что я далеко не в лагере. Стал кипиш поднимать, и вот результат – укол, и уже через 10 минут я безумно хочу спать. Я кое-как примерил клетчатую пижаму, и меня повели в детское отделение. Там передали меня двум медсёстрам, те стали показывать, где моё спальное место, заставили застилать постельку, что в моём состоянии было очень трудно – глаза закрывались, давление зашкаливало до боли в висках, и слабость такая, что кажется, наволочка весит килограмм 100. Медсестричка предупредила меня сразу:
– Будешь плохо себя вести – заколю так, что на жопе не сможешь сидеть полгода.
В основном им всем было не больше 30 лет. Молодые девушки, но откуда у них столько желчи – не ясно. После заправки и предупредительных речей она отвела меня к лечащему врачу. Сидит передо мной дед лет 50, я стою и стараюсь хоть как-то не заснуть, как лошадь стоя. У него на столе лежит папка с моим личным делом, он стал зачитывать вслух её содержание:
– Неуравновешенное поведение, частые конфликты с другими детьми (видимо, забыли написать, что этим детям уже как два-три года можно официально работать и покупать сиги без помощи взрослых), игнорирование воспитательных мер влияния, нежелание находить общий язык с воспитателями, собственные неудачи, конфликты, тревоги и беспокойства переживает молча, ни с кем не делится, доказывает свою правоту, даже если не прав, бывает вредным, на замечания не реагирует (а как среагировать, когда носятся человек 100, и 30 из них – Сергеи?).
– Я смотрю, ты часто имеешь желание убежать из детского дома. Почему?
Странно, что его забеспокоило только это, но я всё же нашёл в себе силы ответить ему.
– Потому что хочу домой, скучаю по родным и друзьям.
– А почему дерешься?
– Не хочу делать то, что заставляют делать пацаны из старших групп.
– А что заставляют делать?
– К примеру, залезть к воспитателю в сумку и своровать деньги, обидеть того, кто не может дать сдачи, отдать свою вещь, которая понравилась другому, и т.д.
– И что, ты сразу драться?
– Нет, конечно! Как я могу? Они же старше и сильнее меня. Обижаются и бьют меня, а я в свою очередь сам за себя заступаюсь как могу.
– А воспитатели куда смотрят?
– Им похуй. Они видят только, что я плохой.
– Ну, понятненько. Я назначу тебе таблеточки успокоительные, пропьёшь чуть-чуть и поедешь домой.
Вот старый ублюдок, чего ему «понятненько»?! Наверняка подумал, что быть такого не может. Что воспитки игнорируют подобные сцены, и я тупо преувеличиваю. На этом допрос закончен, и меня привели в зал к основной массе. Я сел за стол и, облокотившись, уснул до обеда. На обед всем раздали таблетки в мензурках, но меня пока обошли стороной. Потом построили всех в две шеренги друг напротив друга для пересчёта и повели в туалет по два человека одновременно, считая «больных». В туалете стоит медсестра, и дверь закрывать нельзя. Им вообще совершенно не важно, по какой ты нужде. Ты сидишь на толкане, стоит медсестра лет 25–30 в белом халате и подталкивает тебя словами: «Давай быстрее сри, я долго тут с вами стоять буду?» или «Ты чё такой вонючий, насрал – не продохнёшь». Я однажды на такие слова ответил и пожалел. Говорю:
– Я не успел даже зайти, и где ты, дура, видела, чтобы гавно малиной пахло?!
Так меня за это посадили на уколы, эта медичка ещё и пощёчин мне навтыкала. Некоторые «больные» делали массаж санитаркам и медсёстрам на ногах по вечерам. Я уж не знаю, за какие заслуги «больные» этим занимались, может, их подкармливали и водили чаще курить, но я этой участи избежал. Хотя был момент, когда я обнял один фонарный столб. Одна молоденькая медсестра, тоже любительница массажа, в присутствии больных и санитарок пыталась заставить провинившихся больных целовать ей пятки. Прикол у неё такой – с уклоном унизить человека. Вечером всех посадили на лавки смотреть телик. Лечащие врачи в пять вечера уходят домой, дежурный врач с медбратьями – в другом отделении, оставшиеся медсёстры и санитарки весь вечер посвящают массажу на ногах и болтовне между собой. Без разрешения с лавок вставать не положено. Я захотел в туалет, и поскольку телик работал громко, я встал и подошёл к медсёстрам.




