Глубокое Речье

Глава 5 Вынужденный контакт

Утро Кирилл встретил с ощущением хрупкого, почти иллюзорного спокойствия. Впервые за все время в Глубоком Речье он проснулся не от кошмара, а от щебета птиц за окном. Солнце, хоть и робкое, пробивалось сквозь разрывы в облаках, и его лучи рисовали на пыльном полу длинные, золотистые полосы. Он сварил себе кофе в старой турке, которую нашел в шкафу. Аромат горького, крепкого напитка заполнил кухню, оттеснив на время запах затхлости. Он даже позволил себе маленькую слабость – открыл ноутбук и, вместо того чтобы пытаться писать аналитику своего провала, включил старый фильм, некогда любимый. Он пытался обмануть себя, создать видимость нормальной жизни, жизни, в которой есть место простым человеческим радостям.

И в этот момент дом вздрогнул.

Сначала это был глухой, утробный удар, словно где-то в недрах здания проснулся огромный зверь. Пол под ногами слегка вибрировал. Кирилл замер, с чашкой в руке. Потом раздался оглушительный треск, похожий на выстрел, прямо из-за стены, за которой стояла старая чугунная ванна. А следом – звук, который невозможно было спутать ни с чем другим. Яростное, нарастающее шипение, которое за секунду превратилось в оглушительный рев.

Он бросил чашку на стол и бросился в ванную. То, что он увидел, было похоже на сцену из фильма-катастрофы. Из стены, прямо над трубой, била мощная струя мутной, ржавой воды. Она била с такой силой, что мгновенно превратила маленькую комнату в бурлящий котел. Вода заливала пол, лилась на ноги, ледяная и грязная. Кирилл в панике огляделся. Он не знал, где главный вентиль, не понимал, что делать. Его мозг, привыкший решать сложные финансовые и управленческие задачи, полностью отказался помогать ему. Перед лицом этой стихийной, первобытной угрозы он был беспомощен, как ребенок.

Паника подступила к горлу ледяным комком. Он пытался заткнуть дыру рукой, но вода с такой силой вырывалась из-под пальцев, что отбрасывала его ладонь. Вода уже затапливала коридор, просачивалась в комнату. Он чувствовал, как его хрупкое утреннее спокойствие рушится, смывается этим грязным потоком вместе с его последней надеждой на порядок.

С дрожащими руками он достал телефон. В записной книжке был единственный местный номер – хозяйки дома. Он набрал его, с трудом разбирая собственные цифры. Женщина подняла трубку почти сразу, и ее голос был таким же сухим и безразличным, как и в прошлый раз.

– Алло?

– Это Кирилл, я снимаю дом, – выпалил он, стараясь перекричать рев воды в трубке. – У меня тут… у меня труба прорвала! Потоп!

На том конце провода повисла тишина, а потом раздался тяжелый, раздраженный вздох.

– Опять эти старые трубы… – пробормотала она себе под нос, а потом снова заговорила с Кириллом, тоном, который не терпел возражений. – Хорошо, я знаю, что делать. Позвоню Марине. Она у нас за всеми сданными домами присматривает. У нее все инструменты есть. Она знает, что делать. Я ей сейчас позвоню.

– Марине? – переспросил Кирилл, и в его голосе прозвучало недоверие. – Из кафе «У Марии»?

– А еще у нас в Глубоком Речье есть другая Марина, которая сантехником работает? – съязвила хозяйка. – Вот. Она сейчас будет. И постарайтесь не утонуть до ее приезда.

Она бросила трубку. Кирилл остался один на один с хаосом. Марина. Та самая женщина, которая кричала на своего сына, грубила старушкам и смотрела на него пустыми глазами. Она должна была его спасать. Это было настолько абсурдно, что он даже усмехнулся сквозь панику. Он, бывший топ-менеджер, управлявший миллионами, теперь ждал спасения от сварливой владелицы захудалого кафе.

Он не стал ждать, сложа руки. Он нашел в сарае старое ведро и начал бесполезную попытку хоть как-то черпать воду, но это было все равно что пытаться осушить море чайной ложкой. Вода прибывала. От сырости уже пахло плесенью. Он чувствовал себя абсолютно униженным и беспомощным.

Примерно через пятнадцать минут, которые показались ему вечностью, калитка скрипнула. Он выглянул в окно. По двору к дому шла Марина. На ней были старые, выцветшие джинсы и поношенный свитер, на голове – кепка. В одной руке она несла тяжелый, потертый ящик для инструментов, в другой – моток какой-то ткани, похожей на брезент. Она шла быстро, деловито, и ее лицо было сосредоточенным и суровым. Она была не гостья. Она была здесь, чтобы работать.

Марина вошла в дом, даже не поздоровавшись, лишь бросив на него короткий взгляд, полный осуждения.

– Ну что у вас тут за потоп? – ее голос был таким же хриплым, как и в кафе, но в нем не было гнева, только деловая усталость.

Она прошла мимо него в ванную, и ее лицо не дрогнуло, когда она увидела картину разрушения. Она поставила ящик на пол, открыла его. Кирилл ожидал, что она начнет паниковать, звать на помощь, но она действовала с холодной, отточенной эффективностью хирурга.

– Вентиль в подвале перекрыл? – бросила она ему через плечо, не оборачиваясь.

– Я… я не знаю, где он, – пробормотал Кирилл, чувствуя себя идиотом.

Марина тяжело вздохнула, вытерла руки о джинсы и прошла в коридор. Она знала, куда идти. Кирилл пошел за ней, как пришибленный щенок. В подвале, в полумраке, среди паутин и банок с какими-то старыми соленьями, она безошибочно нашла нужный вентиль. С большим усилием, сцепив зубы, она провернула его. Рев воды в ванной стих, сменившись жалобным, капающим звуком.

– Ну, сейчас посмотрим, что там за беда, – пробормотала она, возвращаясь к эпицентру катастрофы.

Кирилл стоял в дверях и наблюдал. Он видел ее в совершенно новом свете. Она перестала быть вульгарной хозяйкой кафе. Она превратилась в мастера. Ее руки, казавшиеся ему грубыми, двигались с удивительной точностью и уверенностью. Она брала в руки гаечный ключ, разводной ключ, какой-то странный инструмент с зазубренным краем. Она работала молча, сосредоточенно, ее губы были плотно сжаты, а на лбу выступили капли пота. Она отсоединила старую, ржавую трубу, которая с глухим стуком упала на пол. Кирилл увидел огромную дыру в металле, разъеденную временем.

Марина достала из ящика какой-то кусок резины, хомуты, новую, более короткую трубу. Она работала быстро и умело. Она не просто чинила – она импровизировала, находила решения, подгоняла детали. Кирилл, который всю жизнь имел дело с людьми, а не с вещами, был в полном восторге и, одновременно, в полном смятении. Эта женщина, которую он счел примитивной и ограниченной, обладала знаниями и навыками, которых у него никогда не будет. Она могла создать что-то реальное, материальное. Она могла починить сломанный мир. А он мог лишь снова сломать его.

Примерно через полчаса она закончила. Она проверила соединение, потом крикнула ему: – Давай потихоньку открывай!

Кирилл побежал в подвал и медленно начал вращать вентиль. Он вернулся в ванную, затаив дыхание. Марина держала руку на соединении. Вода пошла. Сначала тоненькой струйкой, потом сильнее. Но не было ни рева, ни брызг. Вода текла ровно, спокойно. Не было ни капли протечки.

– Все, – сказала она, отряхивая руки. – Старая труба прогнила. Тебе повезло, что не ночью лопнула, а то бы до утра здесь все плавало.

Она начала собирать инструменты. Кирилл стоял и смотрел на нее, совершенно растерянный. Он не знал, что сказать. Простое «спасибо» казалось ничтожным, неуместным. Он чувствовал, что должен ей нечто большее. Он чувствовал, что должен извиниться за те мысли, которые были у него о ней.

– Марина… я… я не знаю, как вас благодарить, – выговорил он наконец, и его голос прозвучал тихо и непривычно податливо. – Вы меня… вы буквально спасли. Я бы здесь утонул.

Она наконец подняла на него взгляд. В ее глазах не было ни высокомерия, ни триумфа. Была лишь усталая усмешка.

– Да ладно, пустяки, – сказала она, закрывая ящик с инструментами. – Дом старый, такое бывает. Ты сейчас все насухо протри, а то плесень пойдет. Это хуже потопа.

Она подняла тяжелый ящик, и Кирилл увидел, как напряглись ее мышцы под свитером.

– Деньги… сколько я вам должен? – поспешно спросил он, доставая бумажник.

Она посмотрела на него так, как будто он предложил ей съесть что-то неприятное.

– Какие деньги? – удивилась она. – Я ж не сантехник из ЖЭКа. Я просто помогла.

Она уже была в дверях, готовая уйти, оставить его одного с его спасенным, но залитым миром.

– Марина, подождите! – позвал он. – Я… я хочу вас отблагодарить. Позвольте я… я приглашу вас в кафе. На ужин. За мой счет, конечно.

Она остановилась и медленно обернулась. Она смотрела на него долго, изучающе. Кирилл стоял под ее взглядом и чувствовал, как она проникает сквозь его маску цинизма и равнодушия. Она видела его растерянность, его беспомощность, его искреннюю благодарность.

На ее лице промелькнула тень чего-то, что Кирилл не смог разобрать. Не насмешка. Не жалость. Может быть, простое человеческое любопытство.

– Ужинать я с тобой не буду, – сказала она наконец, ее голос стал чуть мягче. – Но если хочешь отблагодарить – зайди завтра в кафе. Я тебе хороший борщ сварю. Не вчерашний, а свежий.

И не дожидаясь ответа, она вышла. Кирилл остался стоять посреди коридора, в луже воды, и слушал, как скрипит ее калитка и как затихают ее шаги. Он смотрел на отремонтированную трубу, на ее уверенную, умелую работу. И впервые за долгие месяцы он почувствовал не унижение и не панику. Он почувствовал укол чего-то нового. Чувства, которое он давно считал в себе мертвым. Уважения. К этой женщине. К этому месту. К этой жизни, которая оказалась гораздо сложнее и многограннее, чем ему казалось. Он был вынужден вступить с ней в контакт. И этот контакт изменил все.

Глава 6 Трещина в броне

Дом после вчерашнего потопа пах страданием. Смесь сырости, хлорки и чего-то неуловимо-гнилостного въелась в обои, в мебель, в одежду. Кирилл провел утро, пытаясь хоть как-то навести порядок. Он соскребал грязь с пола, выносил ведра за ведрами, открыл окно, чтобы создать хоть какую-то вентиляцию. Физическая работа была спасением. Она не требовала мыслей, она позволяла погрузиться в простое, животное действие. Но как только он останавливался, переваривая дух, мысли снова возвращались. И главной среди них была не труба, не испорченные вещи, а Марина.

Ее образ преследовал его. Не Марина из кафе, с ее кислым лицом и грубым голосом. А Марина из вчерашнего дня. Та, что с уверенными движениями специалиста разбиралась в хаосе его водопроводной системы. Та, чьи руки, казалось, знали секрет каждой гайки и клапана в этом старом доме. Он вспомнил ее сосредоточенное лицо, капли пота на лбу, то, как она, не моргнув глазом, полезла в сырой подвал. Это было не просто умение. Это была сила. Тихая, не выставляемая напоказ, но абсолютно реальная.

И, конечно же, ее последнее предложение: «Я тебе хороший борщ сварю». Это прозвучало не как обещание, а как мирный договор. Как приглашение перестать быть чужаком.

И вот теперь он снова шел к кафе «У Марии». На этот раз его шаг был не таким тяжелым. Он не чувствовал себя чужим, вышедшим на разведку. Он шел по приглашению. Он шел, чтобы увидеть. Чтобы понять. Он сам не до конца осознавал, что именно он хочет понять, но любопытство, то самое, острое и неприятное чувство, которое он давно в себе подавил, проснулось и требовало пищи.

Кафе встретило его полумраком и почти полной пустотой. Был поздний обед, основная волна посетителей уже схлынула. За столиком у окна сидела все та же компания пенсионеров, но теперь они говорили вполголоса, как будто устав от собственного гомона. Кирилл сел за дальний столик, в тени, откуда был хорошо виден и прилавок, и почти весь зал. Он достал книгу, которую захватил с собой, но не открыл ее. Он был здесь не за чтением.

Марина стояла за прилавком и что-то выписывала в большую учетную книгу. Ее лицо было напряженным, как струна. Она то и дело морщилась, водила пальцем по строчкам, потом с досадой зачеркивала что-то ручкой. Кирилл смотрел на нее и снова видел ту самую броню. Непроницаемую, холодную, созданную из долгих лет борьбы с бытом, с долгами, с одиночеством. Он уже знал, что под этой броней есть что-то еще. Но увидеть это было почти невозможно.

В этот момент дверь тихо скрипнула и вошла пожилая женщина. Она была маленькая, хрупкая, в старом, но опрятном пальто с небольшим воротником. В руках она сжимала потертую кожаную сумочку. Она остановилась на пороге, огляделась, как будто пытаясь сориентироваться в незнакомом пространстве, хотя, судя по всему, была здесь не в первый раз. Она подошла к прилавку и что-то тихо пробормотала.

Марина, не отрываясь от своих расчетов, ответила что-то резкое, не глядя на нее.

Женщина подалась ближе, приложив руку к уху.

– Что, доченька? Громче, я не слышу.

Кирилл увидел, как Марина напряглась. Она подняла голову, и на ее лице промелькнула тень привычного раздражения. Кирилл приготовился услышать грубый ответ, увидеть, как старушка будет смущена и уйдет. Он уже знал этот сценарий.

Но Марина вдруг замерла. Она посмотрела на старую женщину, на ее беспомощное лицо, на ее ухо, к которому она все еще прижимала ладонь. И что-то в ее лице изменилось. Напряжение спало. Резкие черты как будто смягчились. Она глубоко вздохнула, и этот вздох был не досадливым, а… терпеливым.

Она вышла из-за прилавка и подошла к женщине поближе.

– Я сказала, Анна Петровна, чего будете? – ее голос стал тише, ниже, в нем исчезла металлическая нотка. Он обрел теплые, бархатные обертоны, которых Кирилл в ней никогда не слышал.

– Ах, чай, доченька, чай с лимоном, – просительно улыбнулась старушка. – И пирожок. Если есть.

– Конечно, есть, – ответила Марина, и на ее губах появилась тень улыбки. – Ваш любимый, с яблоками. Я специально для вас оставила. Садитесь, я сейчас принесу.

Она помогла женщине сесть за столик, придвинул стул. Потом вернулась за прилавок, но уже не с тем раздраженным видом, а с какой-то внутренней сосредоточенностью. Она налила в чашку горячий чай, положила два дольки лимона, отрезала большой кусок пирога и положила его на чистую тарелку. Все это она делала медленно, аккуратно, с какой-то почти нежной заботой.

Она принесла заказ Анне Петровне и поставила перед ней.

– Осторожно, чашка горячая, – сказала она. – Сахар здесь.

Старушка начала есть, и Марина не ушла. Она присела на край стула напротив нее.

– Как здоровье, Анна Петровна? Давление не скачет?

– Да как тебе сказать, Маринушка, – вздохнула старушка, жуя пирог. – Старость не радость. Вчера сама сделала себе укол, а рука до сих пор болит.

– А ты другое лекарство коли, – посоветовала Марина. – Я тебе же говорила. И таблетки пей, которые я тебе давала.

– Да-да, помню… Ты такая добрая, Маринушка, никто обо мне не заботится, только ты, – пробормотала старушка, и в ее глазах блеснули слезы.

– Ладно тебе, – сказала Марина, и ее голос стал еще мягче. Она накрыла руку старушки своей сухой и шершавой ладонью. – Не раскисай. Все будет хорошо. Допивай чай, а то остынет.

Она просидела с ней еще несколько минут, выслушивая ее медленные, сбивчивые рассказы о соседях, о боли в суставах, о какой-то передаче по телевизору. Она кивала, что-то отвечала, и все это было пронизано такой простой, человеческой теплотой, что Кирилл, сидевший в своем углу, почувствовал укол чего-то очень странного. Это было не сочувствие. Не жалость. Это было… изумление. Он смотрел на эту сцену, и его мир переворачивался.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.