Симфония четырех

Глава 1

День выжал из них все соки, оставив лишь пустую оболочку, устало волочащую ноги по асфальту. Щелчок замка в двери квартиры прозвучал как удар судейского молотка, объявляющий о долгожданный амнистии. Михаил первым вошел в прихожую, с грохотом бросив на пол свой портфель. Анна последовала за ним, без сил прислонившись к дверному косяку.

Они не говорили. В этот час слова были лишними, они лишь нарушали бы хрупкую гармонию общего изнеможения. Их общение было беззвучным, понятным только им двоим. Михаил, не глядя, снял с нее аккуратное легкое пальто, а она – повесила на вешалку его модную дорогую куртку. Они двигались как единый механизм, отточенный месяцами совместной жизни.

Анна первой сбросила оковы профессиональной жизни. Она присела на скамейку в прихожей и с тихим стоном облегчения сняла туфли на высоком каблуке – эти изящные орудия пытки, которые делали ее ноги неотразимыми, но к вечеру превращали их в гудящие камни. Она пошла босиком, остановилась и, поглаживая тылом левой стопы натруженную правую ступню, устало вздохнула. Михаил, проходя мимо, бросил на это движение короткий, но полный понимания взгляд. Он знал, как она страдает ради красоты.

В спальне они устало разделись, сбрасывая одежду как змеиную кожу. Жесткий деловой костюм, облегающее платье, шелковое белье – все это летело на стул, формируя бесформенную кучу символов ушедшего дня. Они переоделись в свою настоящую одежду: Михаил – в старую, мягкую футболку и джинсы, Анна – в легкое домашнее платье и тонкое шелковое белье. Это был их ритуал возвращения к себе.

Ужин был быстрым и незамысловатым. Остатки вчерашней пасты, два бокала красного вина и тишина, которую нарушало лишь стук вилок и звон стекла. Они сидели друг напротив друга, но их мысли были где-то далеко, блуждая по лабиринтам рабочих задач и городских забот. Вино медленно растапливало ледяные корки усталости, возвращая в кровь тепло и легкую, приятную расслабленность.

– Музыку? – спросил Михаил, допивая вино.

Анна кивнула, улыбнувшись впервые за вечер. Это был их код. «Музыку» – означало не просто включить фон, а создать атмосферу. Устроиться в коконе звуков, который отделит их маленький уютный мир от большого и враждебного.

Михаил подошел к дорогому виниловому проигрывателю – его гордости и той безумной роскоши, на которую он не жалел денег. Его пальцы перебрали несколько пластинок и остановились на одной. Чарли Паркер. Грустный, надежный. Он опустил иглу, и из динамиков полился мягкий, обволакивающий саксофон, перетекающий в глубокую, вибрирующую басовую линию.

Он зажег свечу. Единственную. Огонек замерцал, погружая гостиную в теплый, интимный полумрак.

Анна уже лежала на диване, поджав под себя ноги. Она устроилась на его кожаной поверхности, как кошка, нашедшая самое удобное место в доме. Михаил сел рядом, но не слишком близко, оставляя между ними пространство, наполненное музыкой, вином и чем-то еще, чему еще не было названия.

Михаил смотрел на Анну, и сейчас его взгляд был особенным. Он видел не просто свою девушку. Он видел изгиб ее шеи в тусклом свете, то, как мерцает сережка в ее мочке, как шелк белья облегает ее грудь. Он видел, как она моргает, медленно, лениво, и это движение было невероятно соблазнительным.

Анна чувствовала его взгляд. Она всегда его чувствовала. Но сейчас он был тяжелее, настойчивее. Он не просто скользил по ней, а впивался, изучая каждый миллиметр ее кожи. И вместо того, чтобы смутиться или прикрыться, она почувствовала, как внутри просыпается ответное желание. Это была игра. Она не двигалась, позволяя ему смотреть, и это пассивное разрешение было самым сильным из афродизиаков.

Его взгляд скользнул ниже, к ее ногам, уютно устроившимся на кожаном диване. И в этот момент мир для них обоих сузился до этого маленького, теплого пространства, ограниченного светом одной свечи и звуками саксофона. День постепенно умирал. Наступала ночь. Их ночь.

Глава 2

Осенний вечер опускался на город, окрашивая пасмурное небо в оттенки выцветшего индиго, медленно обволакивая уставший город бархатным полумраком. В квартире царила почти идеальная тишина, нарушаемая лишь тихим шепотом виниловой пластинки и потрескиванием свечи. Ее свет, теплый и живой, ползал по стенам, выхватывая из полумрака контуры мебели, блеск стекла и два силуэта на огромном кожаном диване. Пахло дождем за окном и дорогим парфюмом, смешанным с ароматом только что выпитого вина.

Анна лежала, облокотившись на спинку дивана. Она сняла туфли еще час назад, и теперь ее босые ступни, расслабленные и теплые, почти незаметно покоились на мягком ковре. Михаил сидел рядом, не касаясь ее, но само его присутствие было ощутимым, как плотный, теплый воздух перед грозой. Они молчали уже давно, и эта тишина была полнее любых слов. В ней витало то самое напряжение, которое копилось между ними месяцами – смесь влечения, дружбы и чего-то еще, пока не названного, но пульсирующего под кожей.

Он не сводил с нее глаз. Он следил за тем, как легкие тени играют на изгибе ее шеи, на светлых локонах белокурых волос, как ресницы дрожат, когда она моргает, и как ее губы чуть приоткрыты в безмятежности. И вот его взгляд скользнул ниже, к ее ногам.

В полумраке свечи они казались высеченными из слоновой кости. Изящный подъем, тонкие лодыжки, идеально ровные пальцы с лаком цвета спелой вишни. Он всегда замечал ее ноги – то, как уверенно она делает шаг в туфлях на высоком каблуке, то, как забавно она поджимает пальцы, когда сосредоточена. Но сейчас, в этой интимной обстановке, они были беззащитны и открыты его взгляду. И это было невероятно соблазнительно.

Анна почувствовала перемену в его взгляде. Медленно, словно пробуждаясь от сна, она повернула голову и встретилась с ним глазами. В его зрачках плескались темные глубины, в которых отражался огонек свечи. Он не улыбался. Он смотрел на нее с обожанием и голодным любопытством, от которого у нее перехватило дыхание.

Не говоря ни слова, Михаил придвинулся ближе. Его рука, большая и теплая, легла на ее лодыжку. Кожа под его пальцами была гладкой и горячей. Анна вздрогнула, но не убрала ногу. Наоборот, она чуть подалась вперед, позволяя длиться дольше этому прикосновению. Это был его безмолвный вопрос, и ее тело дало безмолвный ответ.

– Ты устала, – его голос был низким, бархатным, от него по спине пробежал приятный холодок.

Она лишь кивнула, не в силах вымолвить слово.

Его пальцы начали двигаться, медленно и уверенно. Он не просто вел руку, он исследовал. Большой палец давил на свод стопы, находя напряженные точки, и Анна тихо выдохнула, расслабляясь под его мастерскими прикосновениями. Это было больше, чем массаж. Это была игра, где он был ведущим, а она – доверчивой ведомой. Он словно читал по ее коже историю ее дня, ее усталости, ее скрытого желания.

– Твои ноги… прекрасны, – его голос был низким, хриплым, как будто он сдерживал его долгое время.

Аня никогда не думала о своих ступнях как об объекте восхищения. Она следила за ними, делала педикюр, но в его устах это звучало как нечто большее, чем просто комплимент. Это было признание в сокровенном желании.

Запах воска смешивался с тонким ароматом ее кожи – чем-то вроде ванили и теплого песка. Он наклонился ниже, и его волосы коснулись ее колена. Анна замерла, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Он медленно поднес ее ступню к своим губам.

Это был не поцелуй в привычном понимании. Сначала это было лишь легкое касание его дыхания, теплое и влажное. Потом его губы опустились на подушечку у основания большого пальца. Нежный, почти благоговейный поцелуй. По телу Анны прошла волна такой острой, непривычной сладости, что она невольно согнула пальцы. Он почувствовал это движение и усмехнулся в темноту.

Его язык провел тонкой влажной линией по своду ее стопы. Анна ахнула, закрыв глаза. Мир сузился до этого единственного ощущения – его язык на ее коже, его пальцы, крепко обхватывающие ее лодыжку, его полное контроля и нежности присутствие. Она всегда млела от этого ощущуения. Это было одновременно и унизительно, и невероятно возбуждающе. Отдавать такую, казалось бы, незначительную часть себя в его власть и получать взамен целый вскипающий океан чувств.

Он целовал каждый пальчик, покрывая их легкими, влажными поцелуями, затем снова возвращался к своду стопы, к изящной косточке лодыжки. Его свободная рука легла ей на колено, не давая возможности сомкнуть ноги, словно утверждая свое право на ее тело. И она не сопротивлялась. Она растворялась в этом ощущении, в этом добровольном подчинении, которое приносило ей ни с чем не сравнимое удовольствие.

Сейчас он начал ласку всерьез. Его губы блуждали по ее ступне, покрывая ее поцелуями. Он брал каждый ее пальчик в рот, нежно посасывая и обводя языком, пока она не начала ерзать на месте, чувствуя, как влага наполняет ее трусики. Его руки массировали ее пятку, щеку, основание пальцев, находя точки, от которых ее тело содрогалось в мелких, сладких судорогах.

Она открыла глаза. Его лицо было совсем близко, в его взгляде горел огонь, который теперь и в ней разгорался ярким пламенем. Он медленно выпустил ее ногу, но не отстранился. Его ладонь скользнула выше, по икре, по задней поверхности бедра, оставляя за собой огненный след.

Он наклонился и поцеловал ее. И этот поцелуй был совсем другим – требовательным, глубоким, наполненным всей накопившейся страстью. Он пробовал ее, и она отвечала ему с той же жадностью, чувствуя, как вкус его губ смешивается с ощущением от его прикосновений к ее ногам.

Пространство между ними исчезло. Тишина больше не была безмолвной – она звенела от желания. Он был над ней, его тело прижимало ее к мягкой коже дивана, его руки исследовали ее, а она отвечала ему каждым движением, каждым вздохом. Игра началась, и в этот вечер они оба знали, что будут играть до рассвета, исследуя все грани доверия, нежности и власти, что так долго таились между ними.

Он начал лёгкий массаж, его пальцы знали, куда нажать, чтобы заставить её расслабиться, а где задержаться, чтобы вызвать новую волну возбуждения. Михаил массировал каждый пальчик, нежно перебирая их, затем перешёл к пятке, гладкой и упругой. Запах её духов, смешавшийся с едва уловимым ароматом её кожи, опьянял его.

– Ты дрожишь, – прошептал он, больше констатируя, чем спрашивая. – От тебя, – выдохнула она в ответ.

Её ответ был сигналом. Он поднял на неё глаза, и в них плескались тёмные волны страсти. Он перешел на другую ногу, оказав ей ту же нежность и внимание. Анна чувствовала себя как в тумане – тёплом, чувственном, где существовали только они, его прикосновения и нарастающее желание, которое уже невозможно было сдерживать.

Он снова поцеловал её ступню, но на этот раз поцелуй был дольше, его язык оставил влажный, горячий след. Это было уже не просто благоговение – это было владение. Анна ахнула, её тело откликнулось на этот вызов покалыванием внизу живота.

Он медленно поднялся на ноги, не выпуская её ногу из своей руки. Другой рукой он обхватил её талию и притянул к себе. Их лица оказались в сантиметре друг от друга. Она чувствовала его горячее дыхание на своих губах.

– Смотри на меня, Аня, – приказал он мягко, но настойчиво.

Она открыла глаза и утонула в его взгляде. Вся её неуверенность испарилась, сменившись светлой, чистой страстью. Она видела в нём не просто друга, а мужчину, который желает её так, как она всегда мечтала быть желанной – целиком, до мельчайших деталей, до кончиков её пальцев на ногах.

Он наклонился и наконец поцеловал её. Это был не тот нежный, почитающий поцелуй, что он дарил её ступням. Это был голодный, требовательный поцелуй, в котором сошлись все часы ожидания. Его язык исследовал её рот, а его руки скользили по её телу, словно изучая давно знакомую карту, которую теперь можно было наконец-то раскрыть полностью.

Он легко поднял её на руки, и она обвила его шею, прижимаясь к нему всем телом. Неся её в спальню, он не разрывал поцелуя. Каждый шаг отдавался в её теле новой волной возбуждения. На столе нетерпеливо зажужжал телефон Анны, но им обоим было не до него.

Когда Михаил опустил её на кровать, накрытую тёмным шёлком, лунный свет, пробивавшийся сквозь окно, очертил её силуэт. Он смотрел на неё сверху, и его взгляд снова скользнул к её ногам, лежавшим на краю кровати. Они казались почти белыми в полумраке.

Он снова опустился, но на этот раз его поцелуи пошли выше – по лодыжке, по икре, по изгибу колена. Его руки исследовали её бёдра, а губы оставляли на коже огненный след. Анна выгнулась, её пальцы вцепились в шёлк простыней. Игра продолжалась, но теперь ставки были выше. Это было уже не просто лёгкое подчинение, а полное слияние, где каждый был и доминирующим, и подчиняющимся, отдаваясь и принимая.

Мир сузился до касания их губ, шелеста ткани, смешанных вздохов и ощущения его кожи на своей. Он нашёл её снова, и их движения стали единым ритмом, медленным и глубоким, как морской прилив. В этом ритме было и обожание, и страсть, и та самая игра власти, которая превратилась в абсолютное доверие.

– Михаил… – его имя было мольбой и разрешением одновременно.

Он поднял на нее темные, блестящие глаза. – Тихо. Сейчас я буду делать то, что хочу.

Михаил медленно поднялся. Его лицо было на уровне ее лица. Он поцеловал ее, и это был совсем другой поцелуй – требовательный, глубокий, с ноткой вина и ее собственной кожи. Его язык вторгся в ее рот, заявляя о своих правах. Одна его рука сжала ее затылок, а другая скользнула под платье, нащупывая край ее кружевного белья.

Его пальцы легко отодвинули влажную ткань в сторону и коснулись ее распустившихся словно бутон губ. Аня ахнула в его рот, ее тело согнулось дугой. Он знал, куда касаться, как давить, как водить по ее клитору медленными, выматывающими кругами. Его пальцы вошли в нее, и она встретила их движением бедер, чувствуя, как внутри все сжимается и разгорается.

– Ты мокрая. Совсем готовая для меня, —прошептал он ей на ухо, кусая мочку.

Она могла только мычать в ответ, ее руки сцепились за его спиной. Он играл с ее телом, как виртуоз, доводя ее до самого края, а затем замедляясь, давая ей опуститься, чтобы снова поднять на новую волну. Эта игра была пыткой и блаженством одновременно.

Наконец, не в силах больше терпеть, она сама начала стягивать с него футболку. Он помог ей, и в лунном свете ее взору открылась его рельефная грудь и плечи. Она прижалась губами к его коже, ощущая ее вкус и солоноватость. Ее руки спустились ниже. Она расстегнула ремень на его джинсах, и член, горячий и твердый, выпрямился, касаясь ее живота.

Он отстранился на секунду, чтобы с нее сбросить платье. Оно упало на пол, и она осталась перед ним в одних лишь мокрых кружевах, которые он тут же сорвал.

Он лег на кровать, притягивая ее за собой. Она оказалась сверху, и его руки тут же легли на ее бедра, управляя ее движениями. Он направил свой член к ее входу, и она медленно опустилась на него, ощущая, как он наполняет ее, растягивая, доставляя сладкую, глубокую боль. Они застыли на мгновение, сливаясь воедино, глядя друг другу в глаза.

Затем начался танец. Медленный, глубокий, ритмичный. Его руки исследовали ее тело – спину, грудь, бедра. Он то сжимал ее ягодицы, углубляя проникновение, то проводил пальцами по ее позвоночнику, вызывая дрожь. Аня двигалась в такт ему, наклоняясь, чтобы он мог взять ее сосок в рот, и его язык, кружась, посылал новые импульсы прямо в центр ее удовольствия.

Она чувствовала, как ее ноги, обвившие его талию, напрягаются. Ее ступни уперлись в икры его ног, и он снова посмотрел вниз, на то, как ее изящные ноги движутся в унисон с их телом. Этот вид, казалось, довел его до предела. Он перевернул ее, оказавшись сверху.

Теперь он вел. Его движения стали резче, глубже. Он вонзался в нее с силой, и каждый толчок был одновременно и актом доминирования, и дарением удовольствия. Аня поднимала ноги, обвивая их вокруг его талии, а затем закидывая ему на плечи, позволяя ему проникать еще глубже. В этой позе она была полностью уязвима, полностью открыта для него.

– Смотри на меня, – снова приказал он, и его голос был срывным от страсти.

Она открыла глаза и увидела его лицо, искаженное желанием. Она увидела, как он смотрит на их соединение, на то, как его член исчезает в ее теле, и это зрелище стало последней каплей.

Волна оргазма накрыла ее с головой. Мир сузился до пульсирующего удовольствия внутри нее и его лица над ней. Она кричала его имя, царапая спину, и ее тело содрогалось в конвульсиях. Он последовал за ней через мгновение, с низким, животным рыком извергаясь в нее глубоко, до самого дна.

Они лежали рядом, тяжело дыша, в лунном свете. Он обнял ее, притянув к себе. Его рука нашла ее ногу, и его пальцы снова легли на ее ступню, на этот раз нежно, почти по-дружески. Он поднес ее к своим губам и поцеловал, на этот раз нежно и почти невесомо.

Это было обещание. Проще с прошлым и приветствие новому, где их самые сокровенные желания были не только приняты, но и возведены в культ.

Глава 3

Щелчок замка прозвучал настолько негромко и неожиданно, что на мгновение показался галлюцинацией. Дверь в гостиную приоткрылась, впуская в уютный полумрак холодок с лестничной клетки и силуэт, остановившийся на пороге.

Михаил замер, его губы в сантиметре от Анны. Тело его напряглось, как у хищника, уловившего чужой запах. Анна вздрогнула, инстинктивно пытаясь прикрыться, но его рука, все еще лежавшая на ее бедре, мягко, но уверенно удержала ее на месте. Не для контроля, а для успокоения. «Тише», – беззвучно говорил этот жест.

На пороге стояла Лена, в темном строгом платье, с мокрыми от дождя черными прямыми волосами и плащом, который она сжимала в своих тонких пальцах. Лучшая подруга Анны и, по совместительству, хранительница множества общих секретов. Но такого секрета она еще не знала. Ее глаза, привыкшие к темноте, быстро оценили сцену: мерцающий свет свечи, брошенная на пол пластинка, Михаил, нависший над Анной, и тот особенный, густой воздух, который бывает только между двумя людьми на пике близости.

На лице Лены не было удивления. Лишь едва уловимое выражение – смесь тоски, любопытства и чего-то очень похожего на зависть. Она не извинилась и не ушла. Вместо этого она тихо закрыла дверь и сделала шаг внутрь, словно нехотя нарушая чью-то священную территорию.

– Я… звонила тебе, Ань, но ты не отвечала, – ее голос был тихим, почти шепотом, но он разрезал напряженное полотно тишины. – Забеспокоилась, вдруг что…

Михаил медленно поднялся. Его движения были плавными, лишенными всякой неловкости. Он не выглядел застигнутым врасплох; скорее, он выглядел как хозяин дома, чьи владения посетили непрошеной, но интересной гостьей. Он посмотрел на Лену, затем на Анну, которая сидела на диване, сбив волосы и пытаясь привести дыхание в порядок. В его взгляде не было ни осуждения, ни раздражения. Только изучающий, проницательный интерес.

– Все в порядке, Лена, – сказал он, и его голос был таким же бархатным, как и минуту назад. – Заходи. Мы как раз… слушали музыку.

Это была такая тонкая, такая явная ложь, что она вдруг стала правдой. Да, они слушали музыку. И еще многое-многое другое.

Лена кивнула, положила плащ на спинку стула и неуверенно подошла к креслу напротив дивана. Она не садилась, стояла, словно ожидая разрешения. Ее взгляд скользил от Михаила к Анне и обратно. В нем читалась мольба. Не просьба уйти, а просьба… остаться. Быть принятой в их мир, пусть на мгновение.

Анна посмотрела на подругу и впервые увидела в ее глазах то, чего никогда не замечала прежде – голодное желание. Желание не просто Михаила, но и той страсти, той хрупкой, мощной связи, что соединяла ее с ним прямо сейчас. И в этот момент в Анне что-то щелкнуло. Смущение отступило, уступив место странной, смелой нежности. Она хотела разделить это чувство. Не только с Михаилом, но и с Леной.

Она перевела взгляд на Михаила. Он уже смотрел на нее, и в его глазах она увидела вопрос и полное понимание. Он читал ее, как открытую книгу. Он дал ей власть. Власть решать.

Анна медленно, очень медленно, кивнула.

Михаил слегка улыбнулся – едва заметно, одними уголками губ. Он не подошел к Лене. Вместо этого он вернулся на диван, но сел чуть в стороне, освобождая пространство. Он стал зрителем, дирижером этого нового, неожиданного акта.

Анна, чувствуя на себе его ободряющий взгляд, повернулась к Лене.

– Садись, Лен, – ее голос был хриплым от волнения. – Устала, наверное.

Лена послушно села в кресло, ее движения были скованными. Она сняла свои ботинки, и на ковре оказались ее ступни, более изящные и узкие, чем у Анны, с лаком темного, сливового цвета. Кожа на них казалась почти мраморной, прохладной.

Анна с дивана медленно опустилась на ковер, подползая к креслу подруги. Она не знала, что делает, двигалась чисто на инстинкте, на волне доверия, что подарил ей Михаил. Она взяла лодыжку Лены в свою руку. Кожа под ее пальцами действительно была прохладной и гладкой, как фарфор. Лена резко вдохнула, ее тело застыло.

– Твои ноги такие красивые, – прошептала Анна, и слова прозвучали абсолютно искренне.

Она подняла взгляд на подругу. В глазах Лены стояли слезы – не от горя, а от внезапного, переполняющего чувства. Она не двигалась, позволяя этому прикосновению, отдаваясь ему так же безоговорочно, как Анна только что отдалась Михаилу.

Анна наклонилась и, повторяя его жест, коснулась губами ложбинки у большого пальца Лены. Кожа была прохладной и пахла озоном после улицы и чем-то цветочным, ее собственным ароматом. Поцелуй был робким, исследующим. Анна чувствовала, как дрожат пальцы подруги в ее руке.

А Михаил смотрел. Он смотрел на двух девушек в свете свечи, на эту сцену невероятной, почти мистической нежности. Он видел, как Анна, его Анна, теперь становилась ведущей, передавая ту энергию, что он ей подарил, дальше. Это была самая прекрасная игра, в которую он когда-либо играл.

Анна провела кончиками пальцев по своду стопы Лены, и та тихо застонала, закатив голову. Этот звук был самым честным и откровенным из всех, что слышались в этой комнате за этот вечер.

Михаил медленно встал и подошел к ним сзади. Он не тронул ни одну из них. Он просто опустился на колени между ними, его руки легли на спинки дивана и кресла, заключая их маленький мир в кольцо своего присутствия. Он был их защитой, их зрителем, их хозяином.

– Теперь нас трое, – произнес он так тихо, что это было скорее выдох, чем речь. – И этот вечер только начинается.

Анна подняла голову и встретилась с ним глазами над головой Лены. В них плескались огонь, благодарность и безграничное, пульсирующее желание. А потом она снова посмотрела на Лену, и их губы встретились в первом, робком поцелуе, который был одновременно и прощанием со старой дружбой, и рождением чего-то нового, неизведанного и волнующего, чего им троим предстояло исследовать вместе.

Поцелуй был вопросом, на который не существовало словесного ответа. Он был робким и соленым от слез, которые Лена даже не заметила, как пролила на лицо Ане. Ее мир, до этого момента суженный до точки наблюдения, взорвался калейдоскопом ощущений. Нежные губы Анны, тепло руки, все еще державшей ее лодыжку, и самое главное – присутствие Михаила за ее спиной, как грозовое небо, обещающее и опасность, и освежающий дождь.

Лена ответила. Она не умела иначе, как отдаваться полностью. Ее губы дрогнули в ответ, открываясь навстречу. Это было не страстное столкновение, а медленное, тающее слияние. Анна чувствовала, как под ее пальцами бьется пульс на ноге подруги – быстрый, испуганный птичий трепет. Она мягко погладила ее кожу, успокаивая, и это движение было полно нежной власти и уверенности.

Михаил наблюдал, и его взгляд ощущался физическим давлением, обволакивающим их обоих. Он видел, как дрожат плечи Лены, как Анна, получив молчаливое разрешение, становится увереннее. Он видел, как между ними рождается новая химия.

Не говоря ни слова, он опустился на колени чуть ближе. Его рука накрыла руку Анны на лодыжке Лены. Их пальцы сплелись. Кожа Михаила была горячей, почти обжигающей на фоне прохладной кожи Лены и теплой кожи Анны. Это прикосновение было как печать, скрепляющая договор. Невидимая, но нерушимая цепочка власти и доверия протянулась между ними троими.

Анна оторвалась от губ Лены и посмотрела на Михаила поверх ее головы. В ее глазах блестели вопрос и мольба о руководстве. Он ответил едва заметным кивком, и его губы скользнули в беззвучной команде: «Продолжай».

И Анна продолжила. Она опустилась ниже, ее губы оставили влажный след на колене Лены. Ее свободная рука легла на вторую, пока нетронутую ступню подруги, и начала медленный, гипнотический массаж. Лена закинула голову назад, на спинку кресла, и тихий, сдавленный стон сорвался с ее губ. Она больше не контролировала свое тело. Она была лишь сосудом, который непрерывно заполняли ощущения, сосудом, неспособным сопротивляться пока ощущения не дойдут до краев.