- -
- 100%
- +
«…здесь реальная, абсурдная и печальная история гибели младшего брата Николая II, великого князя Михаила Александровича, отказавшегося от престола и в 1918 году сосланного в Пермь, переплетается с историей воевавшего в Чечне бойца пермского ОМОНа».
ЛЕОНИД ЮЗЕФОВИЧ«Что же касается содержания книги в целом и упоминания в ней о Чечне и происходивших в ней событиях в частности, то они описаны убедительно и с достаточной долей достоверности».
АХРУДИН ГАПУРОВ© Сергей Тупицын, 2025
ISBN 978-5-0067-6173-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
В этой книге нашли отражение переломные моменты в истории государства Российского: от становления династии Романовых до возрождения новой России на рубеже двух тысячелетий. Я по природе фаталист. Когда узнал, что моё альтер эго Сергей Тупицын был последним другом последнего прямого наследника царского престола, убитого в окрестностях столицы Пермской губернии, понял, что Пермь в моей жизни появилась не случайно. Таков был первый посыл к написанию этой книги. В ней почти отсутствуют вымышленные герои, подавляющее большинство событий достоверны, и вместе с тем это не вполне историческая хроника, а роман, потому что ряд реальных эпизодов имеет продолжение, подсказанное воображением автора. На главное из них – историю царского брегета – указал в своём отзыве на книгу известный писатель Леонид Юзефович. Горжусь тем, что он мой земляк и тоже историк по базовому образованию. Разобраться в остальных – прерогатива читателя.
Предисловие
В далёких 1970-х мы с Сергеем Тупицыным были членами литературного объединения при Пермской областной писательской организации – в то время такие объединения заменяли нынешние школы crеativе writing. Помню рассказы Сергея – юмористические вроде бы, но отличавшиеся от того, что писали наши тогдашние литературные весельчаки с их неугомонным желанием превратить четвёртую полосу газеты «Вечерняя Пермь» в знаменитую шестнадцатую полосу «Литературной газеты». В рассказах Сергея, кроме его чудесного и очень индивидуального юмора, всегда присутствовали ещё две вещи: печаль о несовершенстве мира и не выставляемая напоказ любовь к тому единственному месту под солнцем, где мы впервые ощутили себя своими среди своих. Проще говоря – к Перми, к родному Чусовому, к живущим здесь не особо склонным к легкомысленному юмору людям – словом, ко всему тому, что мы по привычке обозначаем затёртым и официозно-сентиментальным словом «Прикамье». Все эти свойства ранней прозы Сергея Тупицына по-новому проявились в его романе «Золотой брегет императора»: здесь реальная, абсурдная и печальная история гибели младшего брата Николая II, великого князя Михаила Александровича, отказавшегося от престола и в 1918 году сосланного в Пермь, переплетается с историей воевавшего в Чечне бойца пермского ОМОНа. Эти два человека и две эпохи соединены принадлежавшими Михаилу Александровичу золотыми часами, которые в реальности пропали после его смерти, но нашлись в романе Сергея Тупицына.
ЛЕОНИД ЮЗЕФОВИЧ,писатель, сценарист, кандидат исторических наукПролог
Март. В Прикамье это месяц уходящей зимы, в Чечне – цветение новой жизни. 28 марта 2000 года в сводном отряде Пермского ОМОНа, расквартированном в Ведено, царило весёлое оживление.
Земляков, в сопровождении начальника областной милиции, посетил глава Перми, будущий второй всенародно избранный губернатор Пермской области, стараниями которого она разрастётся до Пермского края.
Высокие гости привезли незамысловатые подарки, но главное – письма от близких и родных. Пресс-служба пермского отряда была оснащена видеокамерами, и бойцы записали своим семьям послания, наполненные любовью и уверенностью в скорой встрече.
Вернувшись в Пермь, глава города передал кассету на областное телевидение. Родные бойцов, их друзья – вся Пермская область слушала живые голоса тех, кого в живых уже не было.
Гости с малой родины улетели, а вечером того же дня поступил приказ командующего Восточной группировкой федеральных войск на зачистку села Цента- рой в соседнем Ножай-Юртовском районе.
Ранним утром следующего дня небольшая колонна, состоящая из БТРа и двух автомобилей – «ЗИЛ» и «Урал», выдвинулась из Ведено. Экипажи спецтехники состояли из восьми контрактников комендантской роты Таманской дивизии. На броне БТРа и в кузовах автомобилей разместились сорок два пермских омоновца. Всего – ровно пятьдесят человек.
Плановая проверка не предполагала сложностей. Вмешался случай, закономерность которого подвергнется позже разбору со стороны большого начальства, от которого уже ничего не зависело. Колонна не прошла и десяти километров, как у «зилка» закипел радиатор! Охлаждающей жидкости с собой не оказалось. Вот она – проявляющаяся в деталях русская безалаберность – всегдашняя надежда на авось!
Остановились, не доезжая нескольких сотен метров до селения Джани-Ведено. Майор, командующий ОМОНом, в сопровождении бойца, экипированного ведром для воды, двинулся к ближайшему дому.
Кто же мог знать, что накануне вечером в селе остановился на отдых отряд боевиков одного из полевых командиров?!
Майор распахнул дверь и лицом к лицу столкнулся с двумя вооружёнными бандитами. Боевики были готовы к встрече, силовики – нет. Раздалась автоматная очередь. Командир омоновцев упал, убитый наповал.
И тут же на колонну обрушился шквал огня. Первыми выстрелами из гранатомётов были подожжены и оба автомобиля, и БТР. Бойцы посыпались на землю и заняли круговую оборону. Автомобили догорали вместе с не успевшими покинуть их омоновцами.
БТРу кумулятивный снаряд попал в моторный отсек. Боевую машину объяло пламя, но один из бойцов, отодвинув убитого наводчика, развернул башню и открыл огонь по сопке, помогая товарищам занять удобные боевые позиции.
Спаренные пулемёты БТРа огрызались огнём, пока сам боец не превратился в горящий факел.
Оставшиеся в живых милиционеры и бойцы комендантской роты сражались отчаянно, но у них заканчивались патроны, а к бандитам со всех концов села всё прибывало и прибывало подкрепление.
К окружённым федералам помощь запаздывала. Их маленький отряд располагал лишь одной рацией, установленной на БТРе. Пока её не объяло пламя, из БТРа доносился далёкий голос радиста:
– Братишка, ориентируй нас!.. Братишки, не молчите!
Один из бойцов ОМОНа имел при себе видеокамеру, на которую он запечатлевал движение колонны для будущего видеоотчёта. Он и начавшийся бой снимал, пока не упал убитым. Выпавшая из мёртвой руки камера, подчиняясь служебному долгу, сама ещё в течение пятнадцати минут продолжала вести запись.
Камера пролежит в траве три дня. Найдут её только первого апреля. Видеозапись не сохранилась, но звук остался! Звук, в котором были крики ярости и отчаяния, автоматная стрельба… и наступившая тишина.
В составе сводного отряда прикамской милиции находилась начальник пресс-службы Управления внутренних дел Перми – молодая миловидная женщина. Эту запись она включила в свой фильм, который так и назвала «Братишки, не молчите!».
Фильм стал лауреатом трёх престижных кинофорумов, первым из которых был фестиваль военно-патриотических передач «Щит России» Пермской государственной телерадиокомпании.
Горькое лауреатство.
Помощь всё-таки попыталась пробиться к окружённой колонне, о нахождении которой командованию федеральных сил сообщил пилот вертолёта, случайно пролетавшего над местом боя.
Второй отряд возглавили начальники всех находящихся в Ведено подразделений. Но он сам попал в засаду. Головной БТР был подбит, и отряд отошёл, унося около двух десятков раненых.
Но благодаря этой попытке несколько человек сумели вырваться из окружения. Пятеро омоновцев и один боец комендантской роты на следующий день вышли к своим.
Но был ещё седьмой…
Сержант вырос в рабочей Мотовилихе – посёлке при старинных пушечных заводах. Такие поселения характерны для уральской социально-экономической структуры, прозванной «горнозаводской цивилизацией».
Люди Севера живут при оленях, коми-пермяки – при парме – тайге, которая их и сегодня продолжает кормить. А пришедшие на пермские земли из центральной России люди селились подле заводов. Эти змеи горынычи, изрыгающие дым и пламя, становились кормильцами прижившегося люда, помогали обустроить жизнь. Правда, порой так же, как их сказочные прототипы, за помощь эту требовали дань в виде всё той же жизни.
Отец, мать, все соседи сержанта работали на заводе, а он решил оборвать традицию: после службы в армии пошёл работать в милицию. Учитывая физическую и морально-политическую подготовку парня, начальство рекомендовало его в отряд особого назначения.
Командировку в Чечню сержант воспринял с воодушевлением. После армии он по примеру многих «дембелей» сразу же обзавёлся женой. Супруга ждала ребёнка, молодая семья копила деньги на квартиру.
В неожиданном бою сержант проявил себя хорошо. Держал круговую оборону, поливая «чехов» автоматными очередями, пока не обнаружил, что из товарищей рядом никого в живых не осталось. Он бросился на прорыв вслед небольшой кучке бойцов, но в это время пуля прошила омоновцу бок. Сержант упал, тут же поднялся и, зажимая рану, продолжил бег.
В «зелёнке», когда выстрелов уже не стало слышно, он наскоро перетянул рану лоскутом нательной рубахи. Идти было всё труднее, сержант быстро слабел от потери крови. Но в это время впереди показалось небольшое селение, и боец рискнул постучаться в ворота первого на его пути дома.
Дверь открыл пожилой чеченец. Он сразу всё понял и, подставив нежданному гостю плечо, помог войти в дом. Старик усадил сержанта на ковёр. Его молчаливая жена обложила раненого подушками, обработала и перевязала рану, поставила перед сержантом горячий фарфоровый чайничек и блюдо с тонкими кукурузными лепёшками.
Отгоняя накатившую дремоту, сержант обвёл глазами комнату. Взгляд его остановился на портрете человека, одетого в черкеску, но с явно европейским лицом.
– Это «джигит Миша» – брат последнего белого царя, – объяснил старик. – Во время Первой мировой войны мой отец служил в дивизии, которой командовал великий князь. Князь Михаил сам подарил этот портрет деду, тогда совсем юному нукеру. Тут есть и подпись князя, – старик снял со стены портрет и протянул его гостю.
Сержант вгляделся в лицо на портрете и вспомнил, что уже видел его на барельефе мемориальной доски, установленной на одном из старинных домов Перми.
Они гуляли по городу с отцом, когда тот остановил подростка возле этого дома и указал на доску:
– Смотри, это брат императора Николая II, который сам мог стать царём!
Но наши мотовилихинские ребята не дали.
Сержант помнил, как его, тогда ещё школьника, удивили прозвучавшие в голосе отца нотки плотоядной гордости, хотя кровожадностью тот никогда не отличался.
Теперь сержант снова вглядывался в лицо, которое никак не ожидал встретить в чеченском селении.
Старик всю жизнь проработал в сельской школе, одно время даже был её директором. Выйдя на пенсию, продолжал преподавать русский язык, историю и литературу. Заметив неподдельный интерес в глазах сержанта, бывший учитель решил и ему преподать урок истории – время всё равно нужно было как-то коротать.
Старик указал на ещё один висящий на стене портрет. На нём был изображён горец, весь облик которого выражал спокойное достоинство:
– Это имам Шамиль, национальный герой народов Северного Кавказа, – в голосе старика звучало неподдельное уважение. – Наш районный центр Ведено был чеченской столицей его имамата. Шамиль в течение многих лет вёл священную войну против царских войск, но силы были слишком неравными. Имам был взят в плен и отправлен в Петербург, столицу России. Он увидел, сколь необъятна эта страна, оценил то, с каким почётом принял его русский царь. Шамиль был гостем на свадьбе наследника престола Александра – отца «джигита Миши», которому служил мой дед. Имам Шамиль вместе с сыновьями принял присягу на верность России.
Сын имама Шамиля Гази-Мухаммад не сдержал слова, данного отцу и белому царю. Во время Кавказской войны он, будучи совсем ребёнком, всюду сопровождал отца. В одном из боёв русский солдат ранил мальчика штыком в ногу. Видимо, память о полученной в детстве обиде оказалась сильнее присяги. Горцы – народ гордый, с ними такое бывает. Гази-Мухаммад поступил на службу в Османской империи, стал маршалом и умер в Медине, где захоронен и его отец.
А вот Мухаммад-Шафи, младший брат Гази-Мухаммада, стал русским офицером. Был награждён орденом Святой Анны, командовал набранным им самим взводом горцев Царского конвоя. Окончил службу генерал-майором. Старик подошёл ещё к одному портрету. Сержант почувствовал силу взгляда колючих глаз, изображённого на нём человека. Сержант не знал, да никогда уже не сможет узнать, что повелением судьбы такой же, чуть исподлобья, пронзительный взгляд будет у российского патриарха, избранного десятью годами позже.
– Это главный муфтий Чечни Ахмат Кадыров, – старик сделал почтительную паузу. – Его судьба имеет удивительное сходство с судьбою имама Шамиля. Во время большой войны, когда Чечня захотела стать Ичкерией, он объявил русским джихад. Муфтия можно понять. Наш народ в 1944 году распоряжением Берии был в товарных вагонах вывезен в Казахстан. А ведь только из села Центарой, откуда родом семья Кадыровых, на фронт Великой Отечественной войны ушло более сотни воинов. Многие не вернулись, многие получили высокие награды.
Ахмат Кадыров родился в изгнании и только в 1957 году смог вернуться на землю предков. Кровь рождает только кровь. Когда в Чечню, нарушая мирное соглашение, на подмогу местным сепаратистам хлынули банды из-за границы, муфтий Чечни сумел подняться над горечью прошлых обид и твёрдо встал на путь единения с Россией!
Старик не знал, да и никогда не сможет узнать, что Ахмат Кадыров указом президента Российской Федерации будет назначен главой администрации Чеченской Республики, а затем волей чеченского народа избран её президентом. Президент Чечни станет на территории своей республики знаменем борьбы с международным бандитизмом и будет подло убит в день празднования Победы в Великой Отечественной войне.
Дело отца продолжит его сын Рамзан. Главной целью своей жизни Рамзан Кадыров сделает возрождение Чечни и непримиримую борьбу с бандитами, которых сам он будет называть не иначе как шайтанами. Старик опустился на ковёр напротив своего нежданного гостя и налил тому в пиалу чай. В это время с улицы донёсся гул многих голосов и в дверь дома требовательно постучали…
Часть I.
Начало династии
Глава 1.
Первая царица
Рождеству Христову 1547 года сопутствовало весьма примечательное событие: первый всероссийский конкурс красоты.
Полетела с гонцами по русским вотчинам государева грамота великого князя Ивана Васильевича:
«Когда к вам эта наша грамота придёт, и у кого из вас будут дочери-девицы, то вы бы с ними сейчас же ехали в город к нашим наместникам, а дочерей-девиц у себя ни под каким видом не таили бы. Кто же из вас дочь-девицу утаит и к наместникам нашим не повезёт, тому от меня быть в великой опале и казни. Грамоту пересылайте между собой сами, не задерживая ни часу». Вот такая конкретная установка, в которой задачи определены, а исполнению их сопутствует убедительный стимул.
Конкурс был обречён на успех. Не только потому, что по правилам этикета того времени подданных, не поддержавших государственную инициативу, ожидало общественное порицание в виде опалы и смертной казни. И без этого напоминания смотр красавиц обещал быть многолюдным, ведь победительницу ждала самая престижная награда – корона «Мисс всея Руси» – первой российской царицы.
Шестнадцатилетний великий князь, видимо, для того, чтобы лишний раз стол не накрывать, возжелал объединить два судьбоносных для России события: венчание на царство и свою женитьбу. Жёсткий отбор вёлся при участии весьма представительной медкомиссии из сановных матрон: целомудрие претенденток было непреложным условием.
Объявляя конкурс, юный государь несколько лукавил: выбор его уже загодя пал на Анастасию, дочь окольничего Романа Захарьина. Очарованный невестой, юный царь посмел пойти против воли ближайших родственников – Глинских, не видевших в Анастасии ровню: род Захарьиных был недостаточно знатен. Кто же мог предвидеть тогда, что старший сын её брата Никиты Романовича станет четвёртым российским патриархом и отцом первого русского царя из императорского рода Романовых?
Венчание состоялось 3 февраля 1547 года в Успенском соборе Москвы, возведённом повелением деда и полного тёзки царя – Ивана Васильевича. Кстати, именно Ивана III в народе поначалу прозвали Грозным, так что внук унаследовал от дедушки не только имя, но и прозвище, с которым прочно вошёл в историю государства Российского.
Юной царице к тому времени едва минуло 17 лет. Анастасия являла собой редкостное сочетание красоты, ума и смирения и достоинствами своими сумела укротить буйный нрав супруга. Миниатюрная брюнетка с правильными чертами лица была горячо любима государем. Рядом с ней Иван воспарил духом.
Отойдя от свойственного ему распутства, царь даже плоть свою подчинил супружеской верности. Царица родила Ивану шестерых детей, но проведению было угодно, чтобы в живых остался лишь один из них – младший, Фёдор, менее всего способный взвалить на себя груз монаршей ответственности. Но именно ему было уготовано судьбой стать наследником отца и предтечей великой российской Смуты.
Всё могло сложиться иначе, останься в живых первый сын государя Дмитрий, но имя это стало роковым для недолгой династии Рюриковичей.
Царя, с триумфом вернувшегося в Москву после взятия Казани, встретила Анастасия с долгожданным наследником на руках. Младенца крестили в Троице-Сергиевой лавре, назвав Дмитрием в честь славного прадеда – Дмитрия Ивановича Донского.
Однако двойная радость омрачилась тяжёлым недугом, внезапно обрушившимся на царя. Государь надолго впадал в забытьё. Сознание, возвращаясь, подсказывало неминуемость ухода. Поверило в него и окружение.
Почувствовав шаткость своего положения, забеспокоились Захарьины. Загудела Дума. Вот именно в такие минуты царь счёл необходимым продиктовать духовное завещание и потребовал, чтобы бояре присягнули его сыну, младенцу Дмитрию.
С готовностью волю царя исполнил лишь глава Посольского приказа Алексей Адашев. Впервые в летописи Алексей Фёдорович упоминается в связи с присутствием на свадьбе царя. Изначально должность Алексея при дворе называлась мовник, то есть сопровождающий царя в баню. Традиция решать государственные дела в бане по сей день имеет на Руси хождение. Поднятый с низов, как сам Иван IV писал, «из гноища», на самую вершину власти, Алексей Адашев немало преуспел и в полководческом, и в дипломатическом искусстве. Это была талантливая семья. Достаточно сказать, что брат Алексея Даниил Фёдорович вошёл в историю России как предводитель первого морского похода россиян к берегам Крыма.
Будучи любимцем царя, Алексей Адашев, наряду с юной царицей и священником Сильвестром, составили триумвират, служивший опорой государю в начальные годы его правления.
Во время страшного московского пожара, случившегося в первое же лето царствования Ивана, пришедший из Новгорода Сильвестр со ступеней Благовещенского храма бросал в толпу обличительные речи, в коих именовал пожиравший Москву огонь адским пламенем, ниспосланным на город как кара его жителям, и прежде всего царю, за прегрешения. А что же Иван? А Иван приблизил к себе хулителя, введя в ранг своего духовного наставника!
Можно без большой натяжки утверждать, что Адашев и Сильвестр при первом царе, Рюриковиче, были своего рода Столыпиным и Распутиным при последнем императоре – Романове.
Итак, Алексей Адашев беспрекословно исполнил волю царя, но остальные думцы не спешили последовать его примеру. Двоюродный брат Ивана Васильевича – князь Владимир Андреевич Старицкий – увидел в недуге царя возможность самому примерить шапку Мономаха. Зароптали прочие бояре. Вот и отец Алексея Адашева, окольничий Фёдор, войдя в опочивальню царя, обрёл дерзость заявить:
– Сын твой, государь наш, ещё в пеленицах, а Захарьиным нам не служивати. Даже Сильвестр ушёл в тень, хотя, казалось, именно эта первая предпосылка Смуты давала ему, как глашатаю господней воли, весьма своевременный повод проявить красноречие. Воздержался.
Видимо, жизнь при дворе даже пророчествующих витий склоняет к осмотрительности.
Случилось чудо, по крайней мере, именно так это было воспринято самим царём и его окружением: Иван Васильевич выздоровел! Царь от нечаянной уже радости не применил против строптивцев никаких санкций.
Даже Фёдору Адашеву, посмевшему роптать супротив боярства, не «дал по шапке», а самому пожаловал шапку – боярскую же.
Вот у Захарьиных осадочек остался, и осадочек этот стал первой песчинкой в плотине отчуждения, начавшей вырастать между Анастасией и ближайшими советниками её супруга.
Немногим позже сквознячок недоверия к ближнему кругу начал пробирать и самого царя, но причины к тому были иные.
Во время болезни он принял обет: ежели пошлёт Господь чудо выздоровления, совершить паломничество по ряду монастырей земель московских, владимирских да суздальских.
Чудо свершилось, и государь начал с женой и наследником, которому едва минуло полгода, собираться в дорогу. Но тут главные советники царя, а прежде всего Алексей Адашев и Андрей Курбский, не подозревавший ещё о своём грядущем предательстве, принялись активно отговаривать его от утомительного вояжа. Хочется думать, что цели у них были благие: изнурённая Казанской войной страна нуждалась в незамедлительном рассмотрении многих государственных вопросов, решение которых, в связи с недугом царя, затягивалось. Но богобоязненный Иван от слова своего не отрёкся.
Поездка сразу не задалась. При посещении Троицкой обители отговорить царя от её продолжения пытался известный богослов и просветитель Максим Грек. Но царь вновь не внял совету, а злые языки будут позднее приписывать Греку пророческое предсказание скорой трагедии.
Передвигался царский поезд водным путём. И вот во время возвращения из Кирилло-Белозерского монастыря на одной из стоянок рухнули в реку сходни, по которым спускалась со струга поддерживаемая мамками кормилица с младенцем наследником на руках. Накрываемые обломками сходен, все, кто находился на них, посыпались в воду. Началась в буквальном смысле слова суета на мелком месте: визг, шум, беготня! Когда пришли в себя, обнаружили, что малютки цесаревича нигде нет. Достали его из воды уже мёртвым.
Гибель первого сына Ивана Грозного сразу же обросла кривотолками. Недруги Захарьиных утверждали, что оплошали ближайшие родственники царицы, дескать, именно они поддерживали под руки кормилицу, несущую младенца. Это было бы похоже на правду, неси младенца сама Анастасия. Но держать под локоть кормилицу – не боярское дело. Сами же Захарьины увидели в случившемся результат происков партии Сильвестра – Адашева – работала у людей фантазия! – и нашли в этом лишний повод вбить клин между царём и его советниками.
Первый русский диссидент Андрей Курбский и вовсе узрел в трагедии божий промысел, ссылаясь на якобы произнесённое Максимом Греком предсказание: «Если не послушаешь меня, советующего тебе по Богу, и поедешь, ведомый упрямством, то знай: сын твой умрёт и не возвратится оттуда живым, если послушаешь и возвратишься, будешь здоров и сам, и сын твой».
Отговаривать Ивана от поездки у знаменитого старца были мотивы. Именно Грек, по настоянию матери царя Софьи Палеолог, привёз в Москву самые ценные образцы книг из сокровищницы византийских царей, был первым хранителем и переводчиком этой библиотеки. А Иван IV, в данном во время болезни слове, обещал не только посетить целый ряд монастырей, но и щедро одарить их церковными книгами, то есть готовился к разбазариванию знаменитой библиотеки. Понятно, что хранителю её это не понравилось.
Но шантажировать царя жизнью малолетнего сына – как-то это не вяжется ни с обликом просветителя, ни со здравым смыслом. Впрочем, со здравым смыслом и в наши времена многое не вяжется.
Курбский обнародовал свою версию уже после совершённого им предательства царя, для которого долгое время был одним из самых близких людей. Впрочем, неблизкие предать не могут. Отступник всю жизнь обречён искать объяснение своему предательству, подкрепляя оправдание абсурдными фактами, в достоверность которых сам начинает верить.
Что же до легендарной царской библиотеки, то она так и осталась достоянием легенд. Хотя её поиски велись довольно долго. Приложил к ним руку даже… Наполеон во время своего недолгого пребывания в Кремле.