Дело о похищенном гербе

Полицмейстер и его тень

Морозное утро не принесло облегчения. Петербург, казалось, окончательно сдался во власть зимы, превратившись в царство льда и безмолвия. В маленькой казенной квартире полицмейстера Лыкова на Гороховой улице воздух был спертым и холодным. Ночная вьюга завалила единственное окно снегом до половины, и в комнате царил серый, унылый полумрак, в котором клубы табачного дыма казались живыми, извивающимися призраками. Аркадий Федорович не ложился спать. Весь остаток ночи после возвращения из Зимнего дворца он провел в своем жестком, продавленном кресле, глядя на остывающие угли в камине и прокручивая в голове короткий, подслушанный в дворцовой нише разговор. Шепот двух старых вельмож прозвучал для него громче бального оркестра. Он был тем ключом, что отпирал не одну, а сразу несколько потайных дверей в этом запутанном деле. Завещание князя Мещерского. Подложные бумаги. Вражда с Воронцовым. Это были не просто слова, это были вехи, отмечавшие старый, заросший травой забвения путь, который теперь кто-то старательно расчищал. Кража герба перестала быть просто кражей или даже оскорблением. Она стала посланием, напоминанием, угрозой. И адресована она была не только старому князю Орлову, но и кому-то еще, кто был замешан в той давней истории. Граф Алексей Воронцов. Фаворит, интриган, человек, чья улыбка была так же обворожительна, как и опасна. Лыков видел его вчера. Видел, как он склонился над рукой Анны Петровны, как покровительственно похлопал по плечу Дмитрия, как обменялся понимающим взглядом со старым князем. И Лыков почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имевший ничего общего с утренним морозом. Воронцов был не просто зрителем в этой драме, он был одним из ее главных действующих лиц. Возможно, даже режиссером. Полицмейстер встал и подошел к окну, протер ладонью заиндевевшее стекло. Внизу, на улице, жизнь понемногу просыпалась. Скрипели полозья, разносчик горячего сбитня выкрикивал свою незамысловатую песню, дворник в тулупе лениво сгребал снег. Обычная городская жизнь, не ведающая о том, какие страсти кипят за пышными фасадами аристократических особняков. Он думал о том, что ступил на очень тонкий лед. Одно дело гоняться за ворами и мошенниками в трущобах Сенной, и совсем другое – вторгаться в мир дворцовых интриг, где у каждого слова двойное дно, а цена ошибки – не просто карьера, а сама жизнь. Князь Орлов был близок ко двору. Граф Воронцов был еще ближе. Они были столпами империи, и столкновение между ними могло вызвать землетрясение, которое похоронит под обломками не одного дотошного полицмейстера. Раздался робкий стук в дверь, и в комнату, неся с собой облако морозного пара, вошел Василий Зайцев. Его щеки горели румянцем, а глаза блестели от усердия и юношеского энтузиазма, который Лыков в себе давно изжил. В руках прапорщик держал несколько пыльных папок. Аркадий Федорович, я всю ночь в архиве провел, как вы велели! – с порога доложил он, стряхивая с шинели снег. – Поднял все дела, связанные с родом Орловых. Тяжбы, споры, прошения… Интересного, признаться, мало. В основном земельные споры с соседями, жалобы на купцов, не уплативших в срок. Ничего, что указывало бы на серьезных врагов. Правда, есть одно любопытное дело, лет пятнадцать назад. О наследстве князя Мещерского. Дело темное, закрыто по высочайшему повелению. В нем упоминается, что некоторые родственники Мещерского оспаривали завещание, по которому почти все состояние отошло дальней родне, но главным душеприказчиком был назначен князь Орлов. Среди недовольных был и тогда еще молодой гвардейский капитан Алексей Воронцов, чья матушка приходилась Мещерскому троюродной племянницей. Лыков медленно повернулся от окна. Так быстро. Зайцев был не просто исполнителен, он был талантлив. Он умел находить иголку в стоге сена. Вот она, нить, за которую он уцепился ночью. Теперь она была не просто слухом, а документально подтвержденным фактом. Воронцов… – задумчиво протянул Лыков. – Что еще? Были ли там намеки на подлог? Какие-либо обвинения? Никак нет, – с некоторым разочарованием ответил Зайцев. – Все очень пристойно. Истцы ссылались на то, что покойный князь был в последние годы не в своем уме, но суд счел это недоказанным. Князь Орлов представил свидетельства лекарей и священника. Дело замяли очень быстро. Слишком быстро, я бы сказал. Словно кто-то очень не хотел, чтобы в этом белье копались. Словно кто-то очень не хотел, чтобы в этом белье копались, – эхом повторил Лыков. – Хорошая работа, Василий. Ты дал мне именно то, что было нужно. Ты подтвердил мои догадки. Теперь мы знаем, откуда дует ветер. Но это знание опаснее неведения. Прежде чем они успели продолжить, в дверь снова постучали. На этот раз уверенно и властно. На пороге стоял давешний посыльный из Полицейского приказа, но за его спиной виднелась фигура в богатой ливрее, какую Лыков видел лишь у самых знатных домов столицы. Лакей, высокий и надменный, смерил убогую обстановку комнаты презрительным взглядом и, обращаясь не столько к Лыкову, сколько в пространство, произнес чеканным голосом: Его сиятельство граф Алексей Григорьевич Воронцов желает видеть господина полицмейстера Лыкова у себя для разговора чрезвычайной важности. Немедля. Зайцев ахнул. Лыков же не выказал ни малейшего удивления. Он словно ждал этого. Паук сам приглашал муху в свою паутину. Это было и дерзко, и вполне в духе графа. Он не стал ждать, пока полиция доберется до него, он решил сам прийти к полиции. Или, вернее, призвать ее к себе. Передайте его сиятельству, что я буду через час, – спокойно ответил Лыков. Лакей фыркнул, словно час ожидания был неслыханной дерзостью, но поклонился и вышел. Что это значит, Аркадий Федорович? – прошептал Зайцев, когда они остались одни. – Зачем мы ему понадобились? Это значит, Василий, что игра становится еще интереснее, – Лыков потер усталые глаза. – Это значит, что тень, о которой я думал всю ночь, решила обрести плоть. Он хочет либо узнать, что нам известно, либо направить нас по ложному следу. Либо и то, и другое. Помоги мне мундир почистить. К такому человеку нельзя являться в непотребном виде. Дворец графа Воронцова на Миллионной улице разительно отличался от мрачного и тяжеловесного особняка Орловых. Построенный недавно модным итальянским архитектором, он казался легким, изящным и даже щеголеватым. Светло-желтый фасад, обилие лепнины, огромные венецианские окна – все в нем говорило о вкусе, богатстве и уверенности в собственной силе, не нуждающейся в демонстрации древности рода. Здесь все дышало новизной, энергией и властью. Лыкова провели через анфиладу светлых, залитых солнцем комнат, где стены были увешаны не портретами суровых предков, а картинами французских и итальянских мастеров. Воздух был напоен тонким ароматом сандала и кофе. Тишину нарушал лишь мелодичный бой часов, стоявших на мраморном камине. Это был мир, бесконечно далекий от его каморки на Гороховой. Граф Воронцов принял его в своей библиотеке, которая, впрочем, меньше всего походила на хранилище книг. Это был скорее кабинет государственного мужа. Огромный глобус в центре, карты полушарий на стенах, массивный письменный стол, на котором бумаги были разложены с идеальным порядком. Сам хозяин стоял у окна, глядя на заснеженный Марсов луг. Он был одет в элегантный домашний халат из темно-зеленого бархата и курил длинную турецкую трубку. Услышав шаги Лыкова, он обернулся. Его улыбка была обезоруживающей. Аркадий Федорович, благодарю, что откликнулись на мою несколько бесцеремонную просьбу, – его голос был мягким и бархатным, в нем не было и тени высокомерия. – Прошу, присаживайтесь. Кофе? Я слышал о вас, полицмейстер. Слышал много хорошего. Говорят, вы лучший ищейка в Петербурге. Человек, способный распутать самый сложный узел. Лыков молча поклонился и сел в предложенное кресло, обитое тисненой кожей. Он не любил лесть, особенно когда она была так хорошо исполнена. Он ждал. Я пригласил вас, ибо крайне обеспокоен, – продолжал Воронцов, садясь напротив и выпуская колечко дыма. – Обеспокоен происшествием в доме князя Орлова. Петр Кириллович, при всем его, скажем так, непростом характере, – человек заслуженный, опора трона. И то, что случилось в его доме, – это не просто кража. Это пощечина всему нашему сословию. Вызов, брошенный порядку и самой власти. Я, как человек, преданный государыне и отечеству, не могу оставаться в стороне. Лыков слушал, не перебивая. Каждое слово графа было выверено и точно. Он говорил правильные вещи, те, что от него и ожидали услышать. Но Лыков смотрел не на его губы, а в его глаза. И в их холодном голубом свете он не видел ни беспокойства, ни преданности. Только расчет и острый, хищный интерес. Что вам известно, полицмейстер? – прямо спросил Воронцов. – Я понимаю, тайна следствия, но мы с вами, надеюсь, служим одному делу. Возможно, я смогу быть чем-то полезен. Мои связи, мои возможности… Они несколько шире, чем у городской полиции. Следствие только началось, ваше сиятельство, – ровно ответил Лыков. – Мы отрабатываем все возможные версии. На данный момент у нас нет ничего, кроме самого факта дерзкого похищения. Вор был профессионалом, не оставившим следов. Это все, что я могу сообщить. Воронцов некоторое время молча смотрел на него, и Лыкову показалось, что граф пытается заглянуть ему прямо в душу. Затем он снова улыбнулся. Понимаю. Скромность – признак мастерства. Но, возможно, я смогу дать вам нечто большее, чем просто факт. Направление. Видите ли, Аркадий Федорович, я ведь тоже кое-что слышу. Петербург – большая деревня, где все обо всем знают. Так вот, мои люди донесли мне одну любопытную вещь. Он сделал паузу, давая своим словам набрать вес. В последнее время в портовых тавернах и игорных домах на Песках стали замечать одного любопытного персонажа. Иностранец, скорее всего, француз. Ловкие пальцы, острый взгляд, говорит по-русски с акцентом. Проигрывает небольшие суммы, чтобы не привлекать внимания, но, говорят, настоящий его промысел – замки и шкатулки. Его зовут то ли Жан, то ли Пьер, а прозвище ему дали – Француз. Лыков напрягся. Вот оно. Ложный след. Поданный на серебряном блюде. Слишком просто, слишком очевидно. Профессиональный вор-иностранец – идеальный кандидат. Легко поверить, легко найти, легко обвинить. И дело закрыто. Все довольны. Князь Орлов получает удовлетворение, полиция – славу, а настоящий преступник уходит в тень. И все же, – продолжал Воронцов, словно читая его мысли, – это кажется слишком… прозаичным, не так ли? Обычный вор, пусть и искусный. Мне кажется, дело глубже. Этот Француз, он ведь не сам по себе. Такие люди всегда работают на кого-то. Они – лишь инструмент в чужих руках. И вот что интересно: говорят, этот Француз был недавно замечен в компании людей, связанных с… Дмитрием Орловым. Лыков невольно подался вперед. Это был искусный ход. Граф не просто давал ему наводку, он связывал ее с семьей Орловых, делая ее более правдоподобной. Он жертвовал пешкой – нервным Дмитрием – чтобы придать своей лжи вес. Молодой князь, как вы знаете, – с сочувственной усмешкой сказал Воронцов, – ведет жизнь… скажем так, не вполне соответствующую его положению. Карты, долги, сомнительные знакомства. Возможно, он сам, не желая того, навлек беду на свой дом. Рассказал кому не следует о фамильной реликвии, похвастался ее ценностью. А дальше – дело техники. Наводчик из своих же – лучшая удача для любого вора. Вот теперь история обретала законченность и психологическую достоверность. Слабовольный, запутавшийся в долгах сын, который случайно или намеренно подводит вора в дом. Это была версия, в которую поверит и обер-полицмейстер Татищев, и сам старый князь. Версия, которая уводила следствие далеко в сторону от завещания Мещерского и от самого графа Воронцова. Я подумал, что эта информация может быть вам полезна, – закончил Воронцов, вставая и давая понять, что аудиенция окончена. – Это, конечно, лишь слухи. Хрупкая ниточка. Но порой именно такие ниточки и приводят к цели. Я надеюсь на вас, полицмейстер. Найдите этого негодяя. Очистите имя Орловых. Государыня будет довольна. И я, – он снова улыбнулся, но на этот раз в его улыбке промелькнуло что-то стальное, – я вашей услуги не забуду. Выйдя из сияющего роскошью дворца на морозную, заснеженную улицу, Лыков чувствовал себя так, словно только что вышел из клетки со львом. Он остался цел, но ощущал на себе невидимый взгляд хищника. Граф не просто дал ему ложный след. Он бросил ему вызов. Он словно говорил: «Вот тебе путь, я сам его для тебя проложил. Попробуй сойти с него, если осмелишься». У ворот его ждал Зайцев. Сани казались особенно убогими и жалкими после вереницы роскошных карет у подъезда графа. Ну что, Аркадий Федорович? – сгорая от нетерпения, спросил прапорщик. Он дал нам вора, Василий, – глухо ответил Лыков, забираясь в сани и плотнее кутаясь в доху. – Некоего Француза. Профессионала, которого якобы видели с молодым Орловым. Ух ты! – обрадовался Зайцев. – Так это же… это же ключ! Теперь мы его живо… Лыков поднял руку, прерывая его. Нет, Василий. Это не ключ. Это клетка. Нам подсунули красивую, удобную, правдоподобную версию, чтобы мы перестали искать настоящую. Граф Воронцов – наша тень. Он не просто следит за нами. Он пытается управлять нашими движениями, направлять наши шаги. Он хочет, чтобы мы гонялись за призраком, пока он будет делать свои дела в темноте. Но… что же нам делать? – растерянно спросил Зайцев. – Мы не можем проигнорировать слова такого человека. Не можем, – согласился Лыков. – И не будем. Мы сделаем именно то, чего он от нас ждет. Мы со всем рвением бросимся на поиски этого Француза. Мы перевернем все притоны, допросим всех картежников и скупщиков краденого. Мы заставим его поверить, что мы проглотили наживку. А сами, Василий, будем смотреть совсем в другую сторону. Мы будем искать то, что он так старательно пытается скрыть. Мы будем следить за тенью. Потому что иногда именно тень может указать на того, кто ее отбрасывает. Сани тронулись, скрипя полозьями по уплотненному снегу Миллионной. Лыков смотрел на удаляющийся дворец Воронцова. Он понимал, что с этого момента расследование разделилось на две части. Одну – видимую, громкую, публичную, для графа, для начальства, для всего Петербурга. Погоня за неуловимым Французом. И другую – тайную, тихую, опасную. Поиск правды о событиях пятнадцатилетней давности. Он был полицмейстером, идущим по следу. Но теперь у него появилась собственная тень. И было совершенно неясно, кто из них кого преследует в этом ледяном лабиринте, имя которому было Санкт-Петербург.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.