Дело об архиве рейха

Орлов свернул на улицу Горького, потом нырнул в лабиринт переулков в районе Патриарших прудов. Узкие, плохо освещенные улицы, где каждый темный подъезд казался засадой. «Москвич» следовал за ним, как привязанный, не приближаясь, но и не теряя из вида. Сомнений не осталось. За ним вели. И это было плохо. Очень плохо. Это означало, что дело с самого начала взято на особый контроль. И тот, кто его контролировал, не доверял Орлову. Или, что еще хуже, ждал, когда Орлов приведет его к чему-то… или к кому-то. К Анне? К возможному сообщнику?

Кто мог дать приказ на наружное наблюдение за майором госбезопасности, ведущим дело? Только кто-то, стоящий намного выше. Генерал Громов. Он лично курировал дело. Значит, это его люди. Громов не доверяет ему. Или проверяет. Или… ведет его, как охотник ведет зверя, позволяя ему бежать, чтобы тот вывел его к логову.

Нужно было стряхнуть «хвост». Орлов знал десятки способов, от самых простых до виртуозных. Но сейчас ему не нужно было демонстрировать мастерство. Ему нужно было просто оторваться, не показывая, что он заметил слежку. Это даст ему небольшую фору. Он резко свернул в темную арку, заглушил мотор и погасил фары. «Победа» слилась с густой тенью подворотни. Через минуту мимо арки, не сбавляя скорости, проехал тот самый «Москвич». Они его потеряли. Надолго ли? На полчаса, может, на час. Они будут прочесывать район, но это даст ему время.

Профессор Вайнштейн жил на Сретенке, в старом доходном доме, превращенном в гигантскую коммуналку. Орлов оставил машину в соседнем дворе и пошел пешком, держась в тени домов. Парадная встретила его знакомым с детства запахом – смесью сырости, кислой капусты, кошачьей мочи и дешевого табака. Тусклая лампочка под потолком едва освещала стертые ступени лестницы. На третьем этаже он нашел нужную квартиру. Дверь, когда-то обитая кожей, теперь была испещрена десятками кнопок звонков с приколотыми рядом бумажками, на которых были выведены фамилии жильцов. Он нашел фамилию «Вайнштейн» и нажал на кнопку.

За дверью послышались шаркающие шаги. Цепочка звякнула, замок щелкнул. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в щель мог просунуться один глаз.

– Вам кого? – голос был тихий, дребезжащий.

Орлов не стал доставать удостоверение. Это могло напугать старика еще больше и привлечь ненужное внимание соседей.

– Лев Аркадьевич? Меня зовут Андрей. Я по рекомендации Федора Семеновича. Он сказал, вы можете помочь мне с одним переводом.

Имя Соколова было паролем. Неофициальным, но действенным. Федор Семенович иногда помогал старым, попавшим в беду интеллигентам. Цепочка снова звякнула, и дверь открылась. На пороге стоял невысокий, сутулый старик в заношенном халате, стоптанных тапочках и очках с толстыми линзами, которые делали его глаза похожими на глаза испуганной рыбы.

– Проходите, – прошептал он, оглядываясь на лестничную клетку.

Они прошли по длинному, темному коридору, заставленному сундуками, велосипедами и тазами. Из-за дверей доносились обрывки чужих жизней: плач ребенка, ругань, звуки патефона. Комната Вайнштейна была в самом конце коридора. Она оказалась маленькой, но вся, от пола до потолка, была заставлена книжными стеллажами. Книги были повсюду: на столе, на стульях, на полу. В комнате пахло старой бумагой и пылью. Единственное окно выходило в темный двор-колодец. Это была не комната, а убежище, берлога, в которой человек пытался спрятаться от враждебного мира за стеной из книг.

– Чем могу быть полезен? – спросил Вайнштейн, усаживая Орлова на единственный свободный стул и присаживаясь на край кровати. Руки его слегка дрожали.

Орлов решил не ходить вокруг да около. Времени было мало.

– Лев Аркадьевич, мне нужна ваша консультация как специалиста по истории Третьего рейха. Это очень важно и… совершенно конфиденциально.

– Я… я уже давно не занимаюсь… – начал было профессор.

– Мне нужны не официальные заключения. Мне нужен ваш ум. Ваша интуиция. Скажите, что вам говорят эти два слова: «Аненербе» и «Проект Химера»?

При слове «Аненербе» Вайнштейн вздрогнул. Он снял очки, протер их носовым платком, и без них его лицо стало совершенно беззащитным.

– «Наследие предков»… – проговорил он почти беззвучно. – Организация СС. Официально – научно-исследовательское общество. Неофициально – один из самых зловещих инструментов режима. Они лезли везде. Археология, история, медицина, оккультизм. Они искали подтверждение расовой теории, но попутно, и это было главным, они занимались тотальным грабежом. Они грабили не только золото и произведения искусства. Они грабили архивы, картотеки, церковные книги. Знание, товарищ… Андрей. Знание – вот что было их главной целью. Знание – это власть. Они это понимали лучше многих.

– А «Химера»? – нажал Орлов.

Вайнштейн надел очки и посмотрел на Орлова так, словно видел его впервые.

– Химера… В античной мифологии это чудовище с головой льва, туловищем козы и хвостом змеи. Порождение Тифона и Ехидны. Нечто противоестественное, уродливое, собранное из несовместимых частей. Если это название проекта «Аненербе», то речь может идти о чем-то гибридном. Создании чего-то нового путем чудовищного скрещивания. В их контексте это могло быть что угодно. От биологического оружия до… идеологической диверсии. Но скорее всего, судя по их специфике, это название для некоего архива. Особого архива.

– Какого?

– Такого, который сам по себе является оружием. Понимаете, они были не просто фанатиками. Они были циничными прагматиками. Они знали, что любой режим, любая система держится не только на страхе, но и на компромиссе, на тайных грехах своих функционеров. Представьте себе архив, в котором собраны доказательства сотрудничества с ними… людей с другой стороны. Людей, которые сейчас, возможно, занимают высокие посты. Это не просто компромат. Это спящая раковая опухоль в теле государства-победителя. Тот, кто владеет таким архивом, владеет судьбами. Он может разрушить карьеру, может шантажировать, может устроить переворот. Это и есть Химера – уродливый симбиоз победителя и побежденного, где уже не разобрать, кто есть кто. Яд, который продолжает действовать спустя годы после окончания войны.

Орлов молчал. Слова профессора попали точно в цель. Они подтверждали его самые худшие догадки. Это было не просто «трофейное имущество». Это была бомба, заложенная под фундамент всей послевоенной системы. И кто-то сейчас отчаянно пытался добраться до детонатора.

– Спасибо, Лев Аркадьевич. Вы мне очень помогли, – сказал он, поднимаясь. – И еще одно. Никому, вы слышите, никому ни слова о моем визите и нашем разговоре. Для вашей же безопасности.

В глазах старика мелькнул уже знакомый Орлову испуг.

– Я понимаю, – прошептал он. – Я умею молчать. Нас этому хорошо научили. Но позвольте дать вам совет, молодой человек. Если вы нашли гнездо этого… существа, не пытайтесь заглянуть в него. Такие твари сжигают все вокруг себя. И тех, кто их нашел, в первую очередь.

Орлов кивнул и вышел, оставив профессора одного в его книжной крепости, которая вдруг показалась такой хрупкой и ненадежной.

На улице снова было сыро и пустынно. Он быстро дошел до машины, уверенный, что за ним никто не следит. Но чувство тревоги не покидало. Слова Вайнштейна о гнезде Химеры были слишком точны. Он уже заглянул в это гнездо. И теперь тот, кто считал его своим, знает об этом.

Нужно было доложить Соколову. Не по телефону, разумеется. У них был условный знак для экстренной встречи. Орлов заехал на Центральный телеграф и отправил ничего не значащую телеграмму на имя вымышленного родственника в Рязань. Текст был согласован давно: «Поздравляю тетю Машу с днем рождения желаю здоровья». Это означало: «Срочная встреча. Через час. Наше место».

«Нашим местом» была неприметная скамейка в глубине сквера у Новодевичьего монастыря. Место было выбрано не случайно: оно хорошо просматривалось, а близость кладбища и монастыря отпугивала любителей вечерних прогулок. Орлов приехал первым. Он сел на мокрую от дождя скамейку, спиной к древней кирпичной стене. Тишина здесь была почти деревенской, нарушаемая лишь шелестом мокрых деревьев.

Соколов появился через десять минут. Он подошел не спеша, в штатском пальто и шляпе, похожий на обычного пенсионера. Он сел рядом, не глядя на Орлова, и достал папиросы.

– Кури, майор, – сказал он тихо. – Погода – дрянь.

– Не то слово, товарищ полковник.

Они помолчали, закуривая.

– Гулял? – спросил Соколов, глядя на темные купола собора.

– Гулял. За мной тоже гуляли. «Москвич», темный. Номера не запомнил.

Соколов медленно выдохнул дым.

– Ретивые ребята. Громовские. Иван Захарович любит все держать под контролем. Особенно то, что плохо лежит.

– Оно не просто плохо лежит, товарищ полковник. Оно ядовитое.

Орлов коротко, без эмоций, пересказал суть разговора с Вайнштейном, не называя его имени, а лишь упомянув «одного старого специалиста». Соколов слушал молча, неподвижно. Когда Орлов закончил, полковник долго смотрел на огонек своей папиросы.

– Так я и думал, – произнес он наконец. – Химера. Подходящее название. Это его, Громова, шанс. С таким козырем он может стать кем угодно. Или убрать кого угодно. Берию убрали, но свято место пусто не бывает. Сейчас идет большая игра, Андрюша. И мы с тобой, и эта твоя девочка-ученый, и старик-завхоз – мы в этой игре даже не пешки. Мы – пыль на шахматной доске.

– Что мне делать? – прямо спросил Орлов.

– Официально – продолжать расследование. Опрашивать свидетелей, изучать контейнер, писать отчеты. Я позабочусь, чтобы контейнер вскрывали как можно дольше. Бюрократия – великая вещь, если уметь ею пользоваться. Будем тянуть время. А неофициально… – Соколов повернулся к нему, и в его глазах Орлов увидел холодный блеск. – Неофициально – работай сам. В обход. Ищи ключ. Если есть архив, должен быть и ключ к нему. Шифры, списки, пароли. Немцы были педантами. Они не могли просто замуровать такой ящик без инструкции по применению. Ищи того, кто его прятал. Ищи тех, для кого он предназначался. И будь осторожен. Ты сейчас как сапер на минном поле, которое сам же и обнаружил. Один неверный шаг – и все.

– А девушка? Анна Зайцева? – спросил Орлов, и голос его предательски дрогнул.

Соколов посмотрел на него долго и внимательно.

– Девушка – твое самое слабое место. Громов это тоже понимает. Он пока ее не тронет. Она ему нужна как приманка. Он будет ждать, что она тебя куда-нибудь приведет. Или ты – ее. Так что держись от нее подальше. Не звони, не встречайся. Чем дальше ты от нее будешь, тем ей будет безопаснее. Понял?

Орлов кивнул, чувствуя, как внутри все сжалось в холодный комок. Соколов был прав. Любое его приближение к Анне ставило на ней мишень. Он должен был защитить ее, а единственным способом защиты было отчуждение.

– И последнее, Андрей, – сказал Соколов, поднимаясь. – Не доверяй никому. Даже мне. Я часть системы. И если прикажут, я подпишу любой ордер. Помни об этом.

Он ушел так же тихо, как и появился, растворившись в вечерних сумерках. Орлов остался один на скамейке, под тяжелым, мокрым небом. Разговор с полковником не принес облегчения, наоборот, лишь сгустил тьму. Он был один. Совершенно один против генерала Громова, за спиной которого стояла вся мощь государственной машины. И единственными его союзниками были запуганный старик-профессор и девушка-ученый, которую он должен был избегать ради ее же блага.

Он ехал домой, на свой Арбат, механически управляя машиной. Мысли путались. Нужно было составить план. Систематизировать факты. Начать с самого начала. С завхоза. Степан Петрович. Почему он так испугался? «Лихо не буди, пока оно тихо». Может, он что-то знал? Или догадывался? Он работал в этом НИИ с самого основания. Может, он видел что-то в сорок пятом? Или позже? Нужно было съездить к нему домой, поговорить с вдовой, с соседями. Осторожно, под видом сотрудника собеса. Любая мелочь могла стать зацепкой.

Его коммуналка на Арбате была для него одновременно и крепостью, и напоминанием о неустроенности жизни. Крохотная десятиметровая комната, окно во двор, общая кухня с вечными соседскими дрязгами. Но это был его угол. Место, где он мог снять шинель, а вместе с ней – и маску майора госбезопасности.

Он поднялся по скрипучей лестнице, кивнул соседке, тете Паше, которая как всегда сидела на стуле в коридоре, словно на наблюдательном посту.

– Поздно ты, Андрюша, – проскрипела она. – Все ужинают, а ты все на службе. Заходил к тебе тут один.

Орлов замер.

– Кто заходил?

– А я почем знаю? Не представился. В шинели серой, как ты. Спросил, дома ли ты, я сказала – нет. Он и ушел. Вежливый такой.

Холод медленно пополз по спине Орлова. Человек в серой шинели. Один из них. Что ему было нужно в его квартире?

Он поблагодарил соседку и быстро прошел к своей двери. Ключ в замке повернулся как обычно. Он вошел и щелкнул выключателем. Комната была такой, какой он ее оставил утром. Кровать аккуратно заправлена. Стопка книг на столе. Портрет родителей на стене. Все на своих местах. Или… почти все.

Его взгляд, натренированный замечать малейшие детали, прошелся по комнате. И зацепился. Книга на столе. Ремарк, «Три товарища». Он точно помнил, что вчера вечером оставил ее лежать корешком вверх, заложив страницу папиросной пачкой. Сейчас книга лежала обложкой вверх, а пачка «Казбека» была сдвинута на пару сантиметров вправо.

Они были здесь. В его комнате. В его крепости. Они не искали что-то конкретное. Они проводили обыск – тихий, несанкционированный. Изучали его. Его книги, его письма, его жизнь. И они оставили этот знак. Специально. Сдвинутая пачка папирос – это не небрежность. Это послание. «Мы здесь были. Мы знаем о тебе все. Ты под колпаком».

Орлов медленно опустился на стул. Чувство одиночества сменилось другим, куда более острым чувством загнанности. Гнездо Химеры оказалось гораздо больше, чем он думал. Его щупальца уже дотянулись сюда, в его маленькую комнату на Арбате. Человек в серой шинели был не просто наружным наблюдением. Он был тенью, которая теперь будет следовать за ним неотступно, проникая в его жизнь, в его мысли. И Орлов понял, что с этой минуты его собственная жизнь стоит не больше, чем жизнь старого завхоза. Расследование превратилось в выживание.