Тени Ленинграда

Она не могла отделаться от ощущения, что идёт не на выступление – а в клетку.

– Как невеста, – сказала в полголоса костюмерша, поправляя складку на спине. – Только без фаты.

Маргарита усмехнулась, но глаза остались тревожными.

– Скорее, как жертва в белом.

– Не говори так, Марусь. Ты сегодня будешь блистать.

– Я бы предпочла быть дома, – честно выдохнула она.

Костюмерша ушла, оставив её одну.

Маргарита села на стул и уставилась в зеркало.

Белое. Такое чистое. Такое беззащитное.

Она провела пальцами по линии воротника и вдруг вспомнила ту больничную палату. Его руку. Его лицо.

Где он сейчас?

Почему не появлялся? Неужели забыл? Или специально держится на расстоянии?

Стук в дверь вывел её из мыслей.

– Готова? Машина ждёт у чёрного хода.

Она встала.

Пальцы немного дрожали, когда она накидывала лёгкое пальто на плечи.

Но лицо было спокойным.

Если уж идти в пасть льву – то с прямой спиной.

Вечер только начинался.

Хрусталь звенел в зале, перемешиваясь с мягким перезвоном музыки.

Пахло дорогими духами, коньяком и сигарами. Люди в атласных платьях и дорогих костюмах смеялись слишком громко, будто стараясь перекричать собственные мысли.

Маргарита стояла за кулисами импровизированной сцены, сжимая в пальцах микрофон. Сердце стучало где-то в горле.

– Выходите, – шепнула распорядительница. – Они все только вас и ждут.

Марго вышла под свет прожектора.

Зал на миг стих.

Она спела первый романс. Голос дрожал чуть в начале, но потом обрёл силу, заполнив каждый угол зала. Вторую песню публика встретила аплодисментами.

После третьего номера зал взорвался овацией.

Маргарита поклонилась и поспешила к кулисам. Но, проходя взглядом по столам, вдруг застыла.

Он сидел в дальнем ряду.

Михаил.

Белая скатерть, высокие бокалы, сверкающий зал – всё разом будто потускнело.

Он был в строгом тёмном костюме. Спина выпрямлена, плечи чуть напряжённые. Голубые глаза, кажется, не мигали вовсе.

Он не отводил взгляда от неё.

Рядом с ним сидела женщина в элегантном чёрном платье. Строгий пучок, выразительные скулы, немного холодная красота.

Она что-то говорила ему тихо на ухо и слегка улыбалась, склонившись к нему слишком близко. Михаил не отстранился.

Внутри у Марго что-то болезненно кольнуло.

Она быстро опустила глаза и, едва дождавшись, пока выключат свет, сбежала за кулисы.

В раздевалке она стянула со сцены белое платье, едва справляясь с пуговицами. Дыхание было частым.

Почему он здесь?

И почему именно сейчас, когда она почти убедила себя, что всё закончено?

Марго прижала руку к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Но где-то внутри звучал другой голос:

Он всё ещё следит за тобой. Он никуда не делся.

Маргарита быстрым шагом шла по коридору, стараясь не смотреть по сторонам. Белое платье всё ещё сверкало в полумраке, словно мишень.

Сердце стучало в ушах.

– Ну всё, Марго. Уходишь и забываешь, как страшный сон. – бормотала она себе под нос.

Она почти добралась до выхода, как вдруг чья-то рука схватила её за локоть.

Маргарита взвизгнула и резко дёрнулась, но уже через мгновение оказалась втянутой в узкую, слабо освещённую комнату. Дверь за ними мягко захлопнулась.

Она подняла глаза – и чуть не выдохнула от злости и облегчения одновременно.

Михаил.

Он стоял совсем близко, запах его одеколона щекотал ноздри. Лицо хмурое, взгляд прищуренный.

– Опять вы. – выдохнула она. – Это вы всё устроили?! Этот банкет, эти песни… Вы специально меня сюда затащили?

Михаил поднял брови.

– Я? Нет. Меня пригласили так же, как и тебя. Но раз уж я тут – решил воспользоваться случаем.

Она вскинула подбородок.

– Хорошо. А кто эта женщина рядом с вами? Такая красивая… – Голос её чуть дрогнул, несмотря на все старания говорить ровно. – Раз так, надеюсь, между нами всё кончено? Вы прекратите преследовать меня

Михаил медленно усмехнулся.

– Женщина? – Он чуть наклонился к ней. – Это Нина. Моя секретарша.

Маргарита нахмурилась, сжимая в пальцах ткань платья.

– Она сидела к вам ближе, чем к столу…

Михаил чуть приблизился, его глаза сверкнули в полумраке.

– Ты… ревнуешь?

Маргарита резко отступила на шаг.

– Ничего я не ревную!

– Лжёшь. – Он ухмыльнулся, глаза потемнели. – Не бойся. Нина предана мне, но… не в том смысле, о котором ты думаешь.

Маргарита прикусила губу, пытаясь справиться с бешено стучащим сердцем.

– Мне всё равно. Просто… держись от меня подальше.

Михаил подался вперёд и, не дотрагиваясь, навис над ней своим присутствием.

– Не могу.

Она замерла, чувствуя, как напряжение между ними натягивается, как струна.

Михаил тихо сказал:

– Ты слишком дорогая, чтобы я мог отпустить.

Маргарита вдруг поняла, что дрожит. Но не только от страха.

– Вы… опасны.

– Так и ты, Марго, – прошептал он, – для меня – самая большая опасность.

Михаил не отводил взгляда. Его рука всё ещё лежала на двери, заграждая выход.

– Не могу держаться от тебя подальше, Марго.

– Я… я не хочу этого… – прошептала она, но голос предательски дрогнул.

Он медленно сделал шаг вперёд. Маргарита, не находя куда отступить, уткнулась спиной в стену.

Михаил опустил глаза на её губы.

– Врёшь. Ты хочешь этого так же, как и я.

Она приоткрыла рот, чтобы возразить, но в следующую секунду он схватил её за талию, прижимая к себе с такой силой, что у неё перехватило дыхание.

Его губы впились в её губы жадно, властно, будто он пытался украсть у неё и дыхание, и голос, и все протесты разом.

Она вцепилась в его плечи, сначала пытаясь оттолкнуть. Но в тот миг, когда его губы опустились к её шее, а потом к ложбинке ключицы, её пальцы сами сжались в ткань его пиджака.

– Михаил… – выдохнула она хрипло, запрокидывая голову, когда он коснулся поцелуем её кожи под ухом.

Он прошептал, чуть касаясь губами её шеи:

– Ты сводишь меня с ума.

Она на миг зажмурила глаза, позволив себе утонуть в этом ощущении. Но внезапно пришла в себя, резко оттолкнула его ладонями в грудь.

– Нет! Я не могу так! Отпусти меня!

Она бросилась к двери, но Михаил перехватил её за запястье, в одно движение развернул к себе. Его взгляд пылал.

– Ты не уйдёшь одна. Я отвезу тебя сам.

– Зачем?! – сорвалось у неё, голос сорвался на крик. – Ты всё только портишь…

– Может быть. Но я не дам тебе уйти одна этой ночью. Ты со мной.

На секунду их взгляды схлестнулись в почти физическом столкновении.

Потом он чуть смягчился, ослабил хватку на её запястье.

– Пожалуйста, Марго. Дай мне хоть это. Дай тебя отвезти.

Она дрожала от злости, страха и чего-то ещё, о чём страшно было подумать.

Но кивнула.

– Ладно. Только не трогай меня.

Михаил тихо усмехнулся.

– Не обещаю.

И, всё ещё держа её за руку, открыл дверь.

Машина мягко скользила по ночному городу.

Внутри пахло кожей сидений, холодным воздухом и чуть-чуть – духами Маргариты.

Михаил сидел за рулём, хмуро глядя вперёд. Её рука всё ещё лежала на его колене – он не отпускал, хотя хватка уже была не такой железной.

Долгое время они ехали молча. Маргарита смотрела в окно на огни Ленинграда, отражающиеся в чёрном стекле, как в воде.

Наконец она выдохнула:

– Как твоя рука?

Михаил едва заметно усмехнулся, не поворачивая головы.

– Болела первые пару дней. Сейчас уже почти ничего. Не о том надо беспокоиться.

– О чём же? – спросила она тихо.

Он резко свернул за угол.

– Почему ты так со мной? – бросил он. Голос был низкий, чуть хриплый. – То бежишь, то возвращаешься. То смотришь так, будто хочешь, чтобы я тебя поцеловал… а потом кричишь, чтобы я исчез.

Она опустила взгляд.

– Михаил…

– Я не игрушка, Марго. И мне плевать на твои маски. Скажи правду. Почему ты так поступаешь?

Она молчала, губы дрожали. Пальцы вцепились в ремешок сумочки.

Михаил продолжил, чуть тише:

– Кто тебя так сломал?

На этот раз она подняла глаза. И вдруг заговорила, будто слова сами рвались наружу:

– Мой отец.

Михаил замер, не мигая.

– Он… – Марго глубоко вдохнула. – Был влиятельным человеком. У него всегда были связи, деньги, женщины. Но дома он был… другим.

Голос её начал ломаться.

– Он унижал мою мать. Изменял ей. Врал, швырял деньги ей в лицо, как подачку. Я помню, как она плакала ночами в ванной. Как ходила с синяками под глазами и всё врала мне, что это просто мигрени…

Михаил сжал руль так, что побелели костяшки пальцев.

– Потом он ушёл к другой. Мать совсем сломалась. И я поклялась… что никогда не позволю мужчине меня сломать. Никому. Никогда.

Она замолчала, тяжело дыша.

Михаил наконец заговорил, глухо:

– Я – не твой отец.

Марго горько усмехнулась:

– Может, и не он. Но ты тоже привык брать. Подчинять. Давить. А я не хочу снова быть чьей-то игрушкой.

Машина замедлила ход. Михаил свернул на пустую улицу. Остановился.

Развернулся к ней всем корпусом.

– Посмотри на меня.

Она медленно подняла глаза.

Михаил тихо сказал:

– Я никогда не подниму на тебя руку. И не отдам тебя никому. Ни за какие связи, ни за какие сделки.

Он наклонился ближе.

– Но если думаешь, что я отпущу тебя – зря. Я слишком тебя хочу. И… – он запнулся, словно подбирая слова, – мне кажется, ты тоже хочешь меня. Только боишься.

Марго сглотнула, чувствуя, как сжимается сердце.

– Я боюсь себя рядом с тобой.

– И правильно делаешь, – тихо усмехнулся он. – Потому что если я начну любить – это будет война.

Он медленно отпустил её руку.

– Поехали. Я довезу тебя до дома.

И, молча, снова тронул машину с места. За окном мерцали огни ночного Ленинграда, как далекие звёзды – холодные и недосягаемые.

Машина вновь мчалась по ночному городу. Оба какое-то время молчали. Лишь шины шуршали по асфальту.

Михаил вдруг тихо спросил:

– А где он теперь? Твой отец.

Маргарита вздрогнула.

Она отвела взгляд к окну, глаза затуманились.

– Не знаю. – Голос её стал глухим. – Он… пропал. Без вести.

Михаил нахмурился.

– Ты боишься, что он вернётся?

Маргарита провела пальцами по виску, будто хотела стереть неприятные мысли.

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Может быть. Иногда мне снится, что он вдруг стоит в дверях. С таким же лицом, как тогда…

Михаил медленно кивнул. Несколько секунд он молчал, потом спросил: