Старая любовь – новые неприятности

«А скажите, Татьяна Александровна, что вы делали в Пристанном в одно ясное августовское утро? Уж не вы ли обшаривали чужой коттедж в поисках, чем бы поживиться? Ну-ну, не отпирайтесь, свидетели вас опознали. Да и автомобиль ваш мы отогнали на штрафстоянку. А вы, должно быть, уже всю свою прелестную головку изломали: где, мол, моя машина?»

К Эдуарду Аркадьевичу Солодилову я собиралась наведаться уже после того, как покончу с визитом в опустевший особняк Белорецкого, где ему было суждено в последний раз принимать свою верную возлюбленную. Будем надеяться, что Солодилов окажется дома.

При мысли о соседе Белорецкого я вновь испытала недоумение. Мне невольно вспомнилось, с какой горечью Вероника Георгиевна заявила, что, мол, Белорецкий терпеть не мог своих соседей и их домашних животных, в частности кошек. И несмотря на это, именно инициативная группа соседей во главе с Солодиловым взяла на себя хлопоты, связанные с похоронами. Причем никакого гешефта им это не сулило, скорее наоборот.

Может, это лишь сам Белорецкий терпеть не мог соседей, а они его – очень даже могли? Или Артемий Витальевич искусно прятал свое человеконенавистничество (а заодно и фелинофобию) под маской общительного добряка? Да, тут было над чем поломать голову…

За этими размышлениями я не заметила, как такси припарковалось напротив остановки маршрутных автобусов. Расплатившись за проезд, я направилась в сторону подъездной дорожки, собираясь проделать тот же путь, что и Вероника Георгиевна, в гневе покидавшая своего любовника. Однако, в отличие от нее, мне его предстояло пройти в обратном порядке.

Оказавшись непосредственно возле въезда в коттеджный поселок, я с удивлением обнаружила, что его обитатели, по-видимому, не слишком опасались чужаков, в том числе и непрошеных гостей вроде меня. Никаких грозно преграждающих путь шлагбаумов или тем более автоматических ворот и будки охранника, оборудованной переговорным устройством. Впрочем, само по себе это не такая уж редкость, мое изумление имело не столько рациональную, сколько эмоциональную природу – очень уж красноречиво расписывала моя клиентка роскошь здешних особняков. Тут поневоле навоображаешь себе многоуровневые охранные мероприятия. Видимо, владельцы здешней недвижимости полагались на надежность собственных замков и взаимовыручку, а может, и на сигнализацию.

Как бы там ни было, но я беспрепятственно продвигалась по направлению к цели своего визита – строению номер двадцать три на Цветочной улице. Именно здесь я рассчитывала найти (во всяком случае, попытаться) ниточку, позволившую бы распутать причину гибели владельца упомянутого строения. Сам путь до особняка Белорецкого занял от силы четверть часа.

Несмотря на то что за это время никто из местных жителей не попался мне навстречу, поселок вовсе не производил впечатления безлюдного. До меня то и дело доносились детские голоса, чей-то смех, звуки музыки или работающего телевизора – поселок жил своей привычной повседневной жизнью, но у его обитателей не было особой нужды разгуливать по проселочным улочкам. Гораздо приятнее пить кофе на веранде, плескаться в бассейне или листать журнал, лежа в гамаке.

Коттедж Белорецкого лишь наполовину скрывался за добротным забором с раздвижными воротами с аккуратной калиткой, оборудованной переговорным устройством. Так что верхний этаж особняка с небольшим чердачным помещением под покатой крышей поблескивал отражающими утренний свет большими окнами.

Я мельком бросила взгляд на каминную трубу из темно-красного кирпича, ту самую, из которой, по словам Лиховцевой, не вилось даже тоненькой струйки дыма в тот злополучный вечер. Никакого дыма, разумеется, не оказалось и сейчас, ведь затопить камин было некому.

Когда еще опустевший особняк обретет новых хозяев и кому вообще он достанется?

Однако сейчас я собиралась проникнуть внутрь коттеджа для того, чтобы получить ответ вовсе не на эти вопросы.

Вопрос передо мной стоял, в сущности, только один: кто убил Артемия Белорецкого? Тут я услышала приглушенный звук, то ли шорох, то ли шелест, и в узкий прогал между коттеджами прошмыгнула темно-серая кошка. Зверушка юркнула в какой-то невидимый мне лаз под забором и в следующую секунду уже вскарабкалась на росшую рядом с ним раскидистую яблоню, откуда таращилась на меня округлившимися ярко-желтыми глазами.

Спасибо, конечно, что указала мне способ проникнуть на территорию усадьбы Белорецкого, мысленно поблагодарила я животное. Жаль, что, несмотря на свою стройную комплекцию, я не смогу им воспользоваться. Придется воспользоваться более традиционным методом, хотя и столь же незаконным. К счастью для меня, со стороны соседнего сада забор дублировала своего рода живая изгородь из тесно разросшихся плодовых деревьев. Возможно, их в свое время посадили в том числе и с этой целью – в надежде создать дополнительную завесу от чужих глаз. Обитатели коттеджей оберегали свое личное пространство любыми способами, и это можно только приветствовать. Особенно учитывая, что таким образом, сами того не зная, обеспечили мне возможность беспрепятственно проникнуть в соседский сад, оставаясь при этом незамеченной. Хотя, возможно, я излишне перестраховывалась, поскольку со стороны соседнего коттеджа не доносилось ни звука. Хозяева, должно быть, спозаранку уехали в Тарасов на работу или, подобно Белорецкому, вовсе бывали в загородном доме лишь наездами.

Впрочем, долго раздумывать на эту тему я не собиралась. Найдя место, где у забора образовалась небольшая земляная горка, я, встав не нее, резко оттолкнулась и ухватилась обеими руками за край забора. В следующее мгновение я уже приземлилась по другую его сторону. Подобно давешней кошке, я, предусмотрительно пригнувшись, прошмыгнула прямиком к коттеджу и в мгновение ока очутилась на просторной веранде прямо перед входной дверью. Присев за высокими перилами веранды, в случае чего скрывшие бы меня от случайного наблюдателя, я принялась извлекать из рюкзачка свои отмычки. Следить за мной было особо некому, но я уже настолько привыкла соблюдать меры предосторожности, что действовала, что называется, на автомате.

Входную железную дверь в особняк дублировала внутренняя, чуть меньшей ширины, к тому же замки оказались вполне добротными, так что мне пришлось повозиться, но чудесные отмычки сделали свое дело, и я очутилась в просторном холле. Обставлен он был в каком-то псевдоохотничьем стиле, хотя я и не знаток дизайна интерьеров. Стены, выложенные имитирующей состаренный кирпич темно-коричневой плиткой, украшали безвкусные, на мой взгляд, натюрморты с дичью. На темном каменном полу распростерлась шкура неведомого зверя, которая вполне могла оказаться синтетическим половиком, изображавшим охотничий трофей. Да еще настенное украшение в виде оленьих рогов, куда же без него. Зато камин был действительно хорош. Выложенный тем же темно-красным кирпичом, что и труба, с широкой мраморной полкой, он располагался строго в центре противоположной от входа двери и невольно притягивал взгляд.

Решив неукоснительно придерживаться своего плана, я внимательно обследовала холл, заглянув даже под ковер. Ничего хоть сколько-нибудь наводящего на след возможного убийцы мне обнаружить не удалось. Справа находилась широкая деревянная лестница с полированными перилами, ведущая на второй этаж, а слева я заметила небольшую деревянную дверь, цветом почти сливавшуюся со стеной.

Открыв ее, я очутилась в просторном затененном помещении, оказавшемся кухней-столовой. Видимо, именно здесь Вероника Георгиевна готовила своему любовнику последний в его жизни ужин. Открывая дверцу холодильника, я уже знала, что именно там увижу. Так и есть – ничего. Продукты были, конечно же, изъяты на экспертизу, позволившую установить, что Белорецкий не был отравлен. Мусорная корзина в шкафчике под раковиной также оказалась пустой. Заглянув в подвесные шкафчики, я увидела лишь аккуратные стопки чистых тарелок. Окинув взглядом покрытый светлой льняной скатертью просторный обеденный стол, я пришла к очевидному выводу, что все предметы, так или иначе связанные с последним пиршеством влюбленных, были аккуратно упакованы и переданы в распоряжение следствия. Разумеется, следственная экспертиза не обнаружила в них какого-либо криминала, в противном случае Веронике Георгиевне Лиховцевой срочно потребовались бы услуги не частного детектива, а хорошего адвоката. Где бы ни спрятал улики гипотетический убийца, он сделал это явно не в кухне.

Вновь пройдя через холл, я поднялась по слегка поскрипывающим ступеням широкой лестницы на второй этаж. Когда я добралась до верхней ступеньки, эта своеобразная сигнализация начала меня слегка раздражать. Видимо, Белорецкий был не из тех хозяев, которые дотошно следят за состоянием дома.

На втором этаже находилось несколько помещений, в том числе небольшая гостиная-читальня, оборудованная узкими стеллажами с книгами. Взглянув на корешки, я убедилась, что всем видам литературы Белорецкий предпочитал фантастику и детективы. Кроме гостиной на этаже оказалась бильярдная, где я также не обнаружила чего-либо достойного внимания частного сыщика. Наконец я очутилась в спальне, посреди которой главенствовала широкая двуспальная кровать, аккуратно застеленная темно-лиловым покрывалом. Помещение, в котором недавно разыгралась трагедия, сейчас выглядело довольно безмятежно. На прикроватном столике лампа с темно-бежевым стеклянным абажуром успела покрыться едва заметным слоем пыли, на цветном коврике – кожаные домашние туфли. Я невольно принюхалась, ожидая уловить запах дыма, однако ощутила лишь слабый аромат моющего средства. Открыв дверь в глубине спальни, я убедилась, что за ней скрывается самая обычная ванная комната с небольшой ванной, душем и санузлом. На бортике ванны в ряд выстроились флаконы с гелем и шампунем, вся сантехника была начищена до блеска. Ванная выглядела не вполне современно, но как-то по-особенному уютно и консервативно. Как, впрочем, и сама спальня. Вероятно, вкусу хозяина соответствовал именно этот стиль. Или же Белорецкий и вовсе не заботился о каком-либо стиле, обустраивая собственное пространство так, как было удобно лично ему.

Закрыв дверь в ванную, я обошла спальню в поисках сейфа. Однако в спальне, как и во всем особняке, не оказалось ничего похожего на надежное хранилище денег и важных документов. Вероятно, вся деловая жизнь Белорецкого была сосредоточена в Тарасове. Тогда вполне логично предположить, что и сейф со сбережениями и упомянутыми Лиховцевой акциями он предпочитал держать под рукой, то есть в своей тарасовской квартире. Значит ли это, что его убийство никак не связано с этой самой деловой стороной? Если это действительно убийство…

Из общего убранства помещения выпадала лишь одна удивившая меня деталь. Узкая кованая лестница, над которой располагалось нечто вроде люка. Конечно, я сразу поняла, что это дверь, ведущая на чердак. Но сама идея расположить выход на чердак, а оттуда, возможно, и на крышу, показалась мне, мягко говоря, довольно своеобразной.

Естественно, я не смогла удержаться от искушения обследовать все, что скрывалось за этой столь неудобно расположенной дверцей. Вновь воспользовавшись связкой своих отмычек, я кое-как просочилась из спальни в чердачное помещение. К моему разочарованию, оно оказалось хотя и довольно просторным, но практически пустым. А я-то надеялась увидеть залежи пыльных сундуков, как в старых заброшенных домах из фильмов о кладоискателях. Однако из мебели здесь находилась лишь длинная садовая скамья с изогнутой спинкой, а само помещение оказалось довольно светлым благодаря узким вытянутым оконцам по всему периметру. Все это совсем не походило на старый заброшенный чердак. Зато в углу под потолком, над небольшой металлической лестницей, находилась еще одна откидная дверь несколько большего размера, чем предыдущая, причем явно ведущая на крышу.

Я, в который уже раз за время своего дерзкого набега на чужую дачу воспользовавшись отмычкой, с превеликой осторожностью приоткрыла дверь. Мне надо было учитывать, что, выйдя на крышу, я рискую оказаться на всеобщем обозрении, то есть на виду у отдыхавших на своих верандах и приусадебных участках владельцев соседних коттеджей. В отворенную дверь вместе со свежим ветром хлынул поток яркого солнечного света.

Я, присев на корточки, буквально выползла за дверь, искренне надеясь, что дачники в данный момент найдут себе куда более интересное занятие, чем глазеть, что это там происходит на крыше строения номер двадцать три по улице Цветочной. Соблюдая все возможные меры предосторожности, я убедилась, что нахожусь в импровизированном солярии, а в нескольких метрах от меня возвышается каминная труба. Оглядевшись, я заметила лестничные поручни. Лестница располагалась на стене, противоположной фасаду особняка.

Соблюдая все меры предосторожности, чтобы остаться незамеченной для возможного наблюдателя, я приблизилась к месту крепления лестницы и посмотрела вниз. Так и есть, лестница спускалась до самой земли. Значит, на крышу можно было попасть двумя способами – как снаружи, так и непосредственно из дома. Взяв это обстоятельство на заметку, я вернулась.

Решив, что собрала исчерпывающую информацию об устройстве особняка, я проделала путь в спальню в обратном порядке, не забывая попутно закрывать двери. Вновь оказавшись на узенькой лестнице под люком, я заметила, что возле кровати со стороны, противоположной столику, что-то едва заметно поблескивает. Как будто кем-то оброненный крошечный кусочек фольги.

Моментально очутившись на полу, я наклонилась над заинтересовавшей меня находкой. То, что я приняла за обрывок блестящей оберточной бумаги, оказалось изящной серебряной сережкой. С небольшого крепления свешивались четыре тонкие цепочки, в просторечии называемые висюльками, каждая из которых заканчивалась крошечным розоватым камушком. Украшение выглядело стильно и очень мило. Такие серьги вполне подойдут к вечернему образу «на выход», впрочем, также будут уместны и в офисе, невызывающие и в меру нарядные.

Я решила, что оброненное украшение, по всей вероятности, могло принадлежать моей клиентке. Надо будет спросить при случае, а заодно и вернуть.

Аккуратно уложив сережку в пакетик, я спрятала находку в рюкзачке. Нет, вернуть драгоценность всегда успеется, а пока мне бы не хотелось растревожить Веронику Георгиевну тяжелыми переживаниями. Все-таки обстоятельства, при которых она потеряла украшение, вряд ли можно назвать приятными.

Придя к выводу, что в особняке Белорецкого мне больше нечем поживиться в плане информации, я потихоньку выбралась наружу, надежно заперев обе двери, и вновь перемахнула через забор. Только теперь я обогнула коттедж с тыла, очутившись на параллельной улице с громким названием Сосновый бульвар. Собственно, бульваром эту территорию можно было назвать лишь отчасти, поскольку именно эта улица условно отделяла весь поселок от внешнего пространства. То есть, попросту говоря, была первой улицей с западной стороны жилого массива. Зато сосновым его можно было назвать в полной мере, поскольку вдоль неширокой асфальтированной дорожки высились несколькими стройными рядами молодые сосны. И сейчас, поздним летним утром, аромат нагретой смолистой коры и хвои буквально завораживал.

Я с наслаждением вдохнула напоенный сосновым запахом воздух, любуясь поблескивающими янтарными капельками на коричневато-оранжевых стволах. Вот теперь я в полной мере оценила прелесть этого места, его покой, тишину, размеренность, загадочную смерть… Тьфу ты! Вот ведь навеяло!

Сердито тряхнув головой, я усилием воли заставила себя сосредоточиться на том, что в эту часть поселка меня привели отнюдь не красоты хвойных лесов. В коттедже под номером восемнадцать по Сосновому бульвару проживал Эдуард Аркадьевич Солодилов, принимавший самое деятельное участие в похоронах Белорецкого.

Подходя к нужному строению, я испытала некоторое замешательство, вспомнив, что не заготовила какой-либо внятной легенды. Хотя с некоторых пор я прекратила изображать из себя потенциальных покупательниц, клиенток и социальных работников, поскольку мои собеседники не проявляли особого беспокойства, узнав, что я частный детектив. Кто-то смотрел на меня с легким интересом, а кому-то и вовсе был безразличен мой род занятий. Профессия частного детектива перестала быть экзотикой, и я уповала на то, что и Солодилов спокойно пойдет со мной на контакт, не усмотрев в моем желании обсудить гибель его соседа ничего подозрительного.

К моей несказанной радости, Эдуард Аркадьевич как раз выходил за пределы своего землевладения и при моем приближении посмотрел на меня с веселым любопытством. Невесть почему я сразу распознала в этом невысоком и плотном мужчине лет шестидесяти с довольно пышной и полностью седой шевелюрой господина Солодилова, с которым жаждала побеседовать со вчерашнего вечера. Ничего сверхъестественного за моей уверенностью не скрывалось – ровесник Белорецкого, выходящий из коттеджа номер восемнадцать, держался уверенно и вполне по-хозяйски. Кем же еще он мог быть, как не владельцем означенного строения и по совместительству нужным мне свидетелем.

– Вы ко мне, барышня? – осведомился между тем мужчина.

– Если вы Эдуард Аркадьевич Солодилов, то к вам, – ответствовала я с улыбкой, которая в моем арсенале числилась под кодовым названием располагающей.

Во взгляде моего собеседника появилась едва заметная настороженность, которую он умело скрыл за ответной улыбкой.

– Он самый. С кем имею честь?

Я представилась по всей форме, не забыв продемонстрировать свое удостоверение.

– Частный детектив, – задумчиво протянул Солодилов и тут же сообщил: – А я вот моцион собрался совершить, а заодно и наведаться в поселковый магазинчик. Дачный, как мы здесь его величаем. Или вы предпочитаете побеседовать в доме?

Он сделал было приглашающий жест, указав рукой на калитку, из которой только что вышел, но я поспешила возразить:

– Нет-нет, с удовольствием с вами прогуляюсь, у меня всего несколько вопросов, если вы, конечно, не возражаете.

Солодилов с видимым облегчением улыбнулся.

– Что ж, тогда прошу.

Мы не спеша направились в сторону автобусной остановки, возле которой я действительно заметила длинное одноэтажное строение, еще когда выходила из такси. Вероятно, это и был тот самый магазин.

– Что привело в наши края частного детектива? – Эдуард Аркадьевич перехватил инициативу в беседе, и за его шутливой манерой держаться отчетливо чувствовалась напряженность. Мой визит почему-то его беспокоил, и я решила во что бы то ни стало выяснить причину этой тревоги.

– Простая формальность, Эдуард Аркадьевич, – заверила я своего собеседника, сопроводив свои слова беспечной улыбкой. – Вы ведь были близким другом и соседом Артемия Витальевича Белорецкого?

– Ах вот оно что… – Солодилов вздохнул, слегка нахмурившись. – Соседом – да, а вот другом – постольку-поскольку.

– Вы с ним не ладили? – уточнила я.

Услышав этот вопрос, Солодилов чуть ли не отшатнулся, мне даже показалось, что он того гляди бросится бежать.

– Я?! – возмущенно воскликнул он. – Ну что вы, с Темой все ладили, вернее, он со всеми. Но Тема, он ведь никого близко к себе не подпускал. Понимаете, о чем я?

В ответ я многозначительно кивнула, и моего внезапно разгорячившегося собеседника это явно успокоило. Хотя и не совсем.

– А почему вы этим интересуетесь? – Солодилов внезапно заподозрил, что мои расспросы могут оказаться для него небезопасными. – Тема умер, задохнулся в дыму. Стопроцентный несчастный случай.

Произнеся эту тираду, Солодилов выразительно пожал плечами, давая понять, что дело выеденного яйца не стоит.

Я решила подпустить трагического пафоса:

– Близкие Артемия Витальевича захотели узнать о последних минутах его жизни. Им важно убедиться, что он ушел в мир иной без страданий. Вы ведь нашли… нашли Артемия Витальевича?

Мои сентиментальные разглагольствования не выдерживали никакой критики, но если Солодилов и догадался, что я привираю, то ничем этого не обнаружил. Во всяком случае, пока.

– Ну как нашел… – Он нервным жестом пригладил свою шевелюру. – Мы ведь с Темой договаривались, что он прихватит меня в Тарасов. Как раз тем утром… Обычно он надолго в Пристанном не оставался – так, наезжал на пару дней. Это мы с супругой здесь прописались. Ну вот, прихожу я где-то в восемь утра, кажется, может, чуть раньше, точного времени не назову. Подхожу, калитка закрыта. Я позвонил, никто не отозвался. Позвонил на мобильный – абонент недоступен. Ну я обошел кругом, открыл заднюю калитку, там, с другой стороны…

Я едва сдержала смех, вспоминая, как лезла через забор. Ну не показала мне кошечка заповедной калитки, а сама великая сыщица Татьяна Иванова выяснить этот факт не удосужилась.

А Солодилов тем временем продолжал:

– Дым я, конечно, почуял, но к утру, должно быть, уж все прогорело, а там и выветрилось частично. Тема, наверное, ближе к ночи решил затопить, у нас вечера прохладные бывают. Затопил да и спать лег. И вот не проснулся…

– А тело вы обнаружили? – У меня на языке вертелся вопрос, как Солодилов попал в дом. Я ведь помнила о надежно запертых дверях, с которыми мне довелось повозиться.

Солодилов со вздохом кивнул:

– Я. – И, предвосхищая мои дальнейшие расспросы, пояснил: – Дверь была почему-то открыта. Я тогда не придал значения, подумал, Тема меня ждал, вот и открыл. А сам где-то наверху, не слышит, как я зову. Не слышит…

Эдуард Аркадьевич прервал свою речь и немного помолчал, глядя куда-то на верхушки сосен.

– Красиво здесь… – проговорил он вполголоса, явно думая о чем-то своем.

Я не пыталась прервать его размышления, зная по опыту, что в таких ситуациях благоразумнее всего просто подождать.

– Зашел, смотрю, возле камина сажа насыпалась, вокруг тонкий слой дыма висит, как будто спадает уже, не знаю, как правильнее и сказать-то…

Солодилов покосился на меня, и я сочувственно кивнула, давая понять, что слежу за ходом его рассуждений.

– Ну я, конечно, встревожился, побежал вверх по лестнице, а в горле уже першит. Ну и забежал прямо в спальню, дверь была нараспашку. Вбежал я да так и замер на пороге. Вижу, Тема лежит на кровати, в потолок смотрит, а глаза-то мертвые. Умом понимаю, что умер Тема, не помочь ему теперь, а поверить не могу. Не помню, как во двор вылетел, и сразу звоню в полицию…

Солодилов, внезапно оборвав свою речь, которую он произнес почти скороговоркой, тяжело переводил дыхание. Было видно, что и сам рассказ, и связанные с ним воспоминания дались ему нелегко. Я даже испытала легкий укол совести – растревожила человека ни за что ни про что.

– А полиция долго ехала? – спросила я, решив, что дала своему собеседнику достаточно времени, чтобы привести чувства и мысли в порядок.

– Да почему же долго? – В удивленном голосе Эдуарда Аркадьевича отчетливо слышались нотки обиды. – Постойте-ка, вы что, и вправду решили, что мы тут живем в какой-то глуши? Да здесь практически городская черта, все рядом, в случае чего и «скорая помощь» приезжает за четверть часа, и пожарная команда. Не приведи, конечно… Да тут половина семей, даже с детьми, живет круглогодично, как вот мы с супругой.

– И что полиция? – поспешила я перевести беседу в нужное русло.

– Да как ни странно, довольно быстро провели опрос, Тему увезли в Тарасов, конечно… Я подробно рассказал, как нашел Тему, когда, при каких обстоятельствах… – Солодилов ненадолго умолк, припоминая подробности. – Дымоход оказался забит, такое бывает. Не засни в тот раз Тема, был бы жив, дым-то бы сразу учуял. А так… Роковое стечение обстоятельств, как в романах пишут.

Об этих роковых обстоятельствах я уже знала от следователя Первайкина, поэтому не стала уточнять подробности у Эдуарда Аркадьевича. Тем более что мы уже приближались к шоссе, а я собиралась выяснить некоторые ускользнувшие от меня детали, связанные с личностью Белорецкого.

– Скажите, Эдуард Аркадьевич, – вкрадчиво начала я, – а прежде вам случалось видеть вашего друга в состоянии…

Я не успела закончить фразу, поскольку Солодилов решительно покачал головой.

– Если вас интересует, был ли Тема горьким пьяницей, то вот вам мой ответ. Нет, нет и еще раз нет! Да, случалось, Артемий хандрил, да и собирались мы иногда чисто мужской компанией вчетвером обсудить то да се, да и просто пообщаться. Но чтобы заливать за галстук или уходить в запой – нет, это не про него.

– Но в тот вечер…

– А что в тот вечер? – вновь перебил меня Солодилов. – Да у Темы жена не так давно погибла, с которой он пылинки сдувал. Что, человек не имеет права?

– А жена Артемия Витальевича, – осторожно спросила я, – она погибла здесь, в Пристанном?

Эдуард Аркадьевич отрицательно покачал головой.

– Нет, ее нашли в тарасовской квартире, точнее… Да и не один он был тем вечером… – неожиданно закончил Солодилов, вернувшись к предыдущему вопросу.

Тут Солодилов осекся, явно испугавшись, что сболтнул лишнего.