Витрувианский человек и Вероника. Литературная миниатюра

Глава 5

На удивление Вероники, совершенно беспрепятственно войдя в просторную арку, вся компания очутилась в широком внутреннем дворе дворца, где мгновенно в глаза бросился сооружённый помост для театрального представления. В тени нескольких широкоствольных дубов, росших во дворе, что-то мастерили какие-то люди; а по просторам двора с достоинством прогуливалось несколько павлинов, как бы присматривая за всеми и всем происходящим.

Один из сопровождающих, по имени Фабрицио, явно чувствовал себя довольно уверенным в этой местности, потому что, как выяснилось, был одним из местных художников, нанятых для строительства и украшения декораций. Он окликнул по имени какого-то человека в странном одеянии – видимо, актёра, репетирующего роль, а тот, в свою очередь, на несколько минут удалился. Вернулся он в сопровождении высокого, статного, но уже немолодого человека, который и являлся управляющим герцогской труппы.

– Нет, это не наша девица, – сразу закачал головой управляющий, – никогда и не видел в городе, – и уже захотел уходить.

Вероника в тот же момент смекнула, что её и так незавидное положение может в следующую секунду стремительно ухудшиться до катастрофического; и она рискует остаться совершенно одна, без крова, пропитания и какого-либо покровительства в чужом городе, да ещё и в другом столетии! И неожиданно для себя она вдруг выпалила:

– Я отстала от своей труппы… Как – не помню. Но я умею выступать, а ещё я помогала иллюстрировать декорации.

В то же мгновение она испугалась из-за сказанного, так как засомневалась, не утратила ли она способности художника при невероятном путешествии во времени.

– Ты гляди, память вернулась! – воскликнул один из её сопровождающих.

Услышав её речь, Адриано, управляющий, обернулся и даже дружелюбно улыбнулся.

– Да ты славно говоришь на флорентийском языке! И зубы какие белые! – не постеснялся он сделать ей прямолинейный комплимент. «Да уж, знал бы ты, сколько денег я отвалила за процедуру отбеливания в клинике Belle», – усмехнулась про себя Вероника.

– Сколько тебе лет? – продолжал Адриано. – Не больше двадцати трёх ведь так?

Вероника, которой было немного за тридцать, мысленно поблагодарила его ещё за один комплимент. Однако он тут же добавил:

– Ну, конечно, уже не очень молодая (в ту пору расцвет женской молодости приходился примерно лет на пятнадцать), – тут же он подлил ложку дёгтя в бочку с мёдом. – Но ладно, так уж и быть, оставайся, пригодишься. Что-то Беатриче (вероятно, одна из актрис) неважно себя чувствует, как бы не разболелась перед представлением. Оставайся! Тебя как зовут-то?

– Вероника, – выкрикнула радостная Вероника.

– Пока не очень-то радуйся! Когда приедет герцог, он посмотрит на тебя и утвердит – или не утвердит. А пока держись Фабрицио. Ему надо гору дорисовать. Пусть посмотрит, на что ты годишься. Может, хоть краски умеешь смешивать, женщина, – высокомерно усмехнулся Адриано и скрылся в небольшую дверь, которая, вероятно, вела в помещение, где проживали актёры, или в мастерские, где трудились оформители.

Некоторое время Вероника пробыла во внутреннем дворе замка. Она старалась ни на шаг не отставать от Фабрицио, который привёл её туда и в котором видела ту самую соломинку, за какую хватается утопающий. Она следовала его указаниям: то принести воды, то почистить кисти, и даже смешать два тона краски, что получилось у неё весьма неплохо и заслужило одобрительного взгляда её наставника. При этом женщина украдкой разглядывала окружающую её обстановку и людей.

День стоял весенний, солнечный, но ещё не жаркий. Чирикали весёлые птички, и в унисон пташкам, празднующим приход весны, задорно напевали люди, снующие по двору туда и сюда. Каждый занимался своей работой, и казалось, им и дела нет до Вероники после нескольких первых любопытных взглядов. Её необычайный вид никого уже нисколько не смущал. Видимо, комедианты успели насмотреться на всякое, занимаясь всю свою жизнь лицедейством; и ничто их уже более не удивляло.

Вероника даже успела внутренне успокоиться и утолить голод, после того как Фабрицио угостил её куском творожно-медового пирога, вероятно оставшегося с герцогского ужина, и кружкой укрепляющего красного вина. Приободрившись, Вероника начала свыкаться со своим новым положением, правда, была несколько шокирована санитарно-гигиеническими условиями, в которых она оказалась. Например, туалет представлял собой небольшое углубление в стене, закрытое, если так можно выразиться, развевающейся на ветру шторкой. Внутри углубления Вероника обнаружила скверно пахнущую сточную яму, представляющую собой не очень эффективную канализацию. Её также поразило ещё несколько бытовых нюансов; но выбирать женщине не приходилось, и она вынужденно смирилась со сложившимися обстоятельствами, теша себя надеждой, что обстоятельства эти носят временный характер и что в любую минуту может произойти магическое возвращение в её реальность. А пока она даже решила по максимуму воспользоваться своим необычным положением и впитывать каждый звук, каждое слово и вообще всё – зримое и незримое.

Не успела она немного успокоиться, как во дворе появился Адриано и огласил приезд герцога, который выразил желание лично взглянуть на новенькую в канун столь значимого театрального действа.

– Следуй за мной, – повелительно сказал Адриано и указал рукой на другую дверь, которая, очевидно, вела в помещение правителя.

Дрожащая Вероника послушно последовала за ним. «В конце концов, что это, первое в моей жизни собеседование по поводу новой работы?» – пыталась она поднять свой дух, шутя про себя.

Адриано поднялся по лестнице на второй этаж, где и размещалось семейство князя во время пребывания в Палаццо, и они шли какое-то время по длинной анфиладе. Дверные проёмы залов и комнат были расположены на одной оси, что создавало сквозную зрительную перспективу. Для усиления оптического обмана в конце анфилады размещалась картина с безбрежным морем и линией горизонта, что усиливало эффект бесконечности, и казалось: вот ещё один шаг – и идущий нырнёт в волны! Именно в конце анфилады и находился студиоло, или, иными словами, кабинет герцога.

Войдя, они обнаружили там одного из придворных, который любезно попросил их подождать герцога. Таким образом, у Вероники появилось время разглядеть кабинет.

Студиоло не отличался большим размером, но тут же поразил Веронику-дизайнера своим безупречным аристократизмом и изысканностью. Стены студиоло были украшены циклом живописных полотен с изображением муз. Их фигуры, изящные и грациозные, выполненные в лучших традициях античного искусства, в соответствии с модными течениями той эпохи, радовали глаз и возрождали античный дух. «Поистине, великолепие! Другого и слова не подберёшь!» – восхитилась Вероника вслух.

Но более всего её потряс шикарный гобелен, висящий на стене за дубовым инкрустированным столом Эрколе. В ту пору в итальянских княжествах распространилась особая мода на нидерландские гобелены, и каждый Синьоре4 жаждал их приобрести. Гобелен в студиоло Эрколе имел внушительные размеры и являл собой библейскую сцену, в которой Авраам, первый названный Богом патриарх еврейского народа, намеревался исполнить Божье повеление и принести в жертву своего единственного сына Исаака. С обезумевшим лицом Авраам занёс свой блистающий нож над Исааком, поднятым им в воздух над уже пылающим костром, но над ним вдруг возникает ангел, хватает его за волосы и предотвращает трагедию. Под ветхозаветной сценой на гобелене имелся красивый орнамент, отделяющий её от аллегорического женского образа со смиренным лицом и склонённой головой, и виднелась надпись на латыни, гласящая: «Повиновение». Аллюзия была очевидной. Герцог ещё раз напоминал подданным о «божественном» происхождении своей власти; он будто отождествлял себя с самим Богом и грозно требовал: «Повинуйтесь мне!»

Гобелен был соткан из шёлковых, серебряных и золотых нитей. Под лучами проникающего в студиоло солнца он переливался сверкающими красками, а языки пламени костра, казалось, вот-вот сойдут с гобелена и охватят весь кабинет. «Настоящий шедевр!» – восхитилась про себя Вероника.

Под сильным впечатлением от увиденного, Вероника на мгновение забыла о судьбоносном характере предстоящей встречи с герцогом, но вдруг отворившаяся дверь заставила её очнуться.

Когда герцог вошел в студиоло, Веронике мгновенно пришла на ум старинная европейская поговорка, кажется, английская: «Если ты хочешь быть королём, ты хотя бы должен выглядеть как король». Правитель являлся живым олицетворением этого высказывания.

Мужчина был довольно высок по тем временам, с уже седеющими волосами, пышной седой бородой и богатыми усами, и достаточно корпулентный или казался таковым в пышных одеждах. Длинные чулки поднимались выше колена и дополнялись набедренными штанами, завязанными атласными лентами под коленями, поверх чулок. Бархатный камзол шоколадного цвета, искусно прошитый золотыми нитями, снабжался собранными в правильные складки полами. Великолепный нагрудник из бархата чуть более светлого тона облегал шею. На нагруднике красовалась массивная золотая цепь, усыпанная драгоценными камнями. Поверх камзола герцог носил длинный кафтан, отороченный красивым мехом, рукава которого были вздуты у предплечья и сужались к кистям. Его стать и весь его внешний облик излучали самодовольство, внутреннее спокойствие и полную убеждённость в своей непогрешимости и высочайшем статусе.

Вероника выдохнула и поклонилась. Выслушав вкратце изложенную Адриано историю о её загадочном появлении, герцог вдруг шутливо поинтересовался, не является ли она шпионом вражеского государства. «Века сменяют друг друга, а люди остаются всё те же», – с грустью подумала Вероника. Неожиданно Адриано вдруг вступился за неё, подтвердив, что она уже успела потрудиться и показать, что может быть полезной. Герцог дал ей листок бумаги, спросил, умеет ли она читать, и, получив утвердительный ответ, попросил прочесть несколько строк из предстоящей пьесы. Вероника исполнила его повеление. Он остался весьма довольным её флорентийским произношением и одобрил её в качестве нового члена труппы. Воздав правителю полагаемые ему почести и раскланявшись, она и Адриано покинули его кабинет.

По пути обратно Адриано объявил ей, что кров и ночлег ей выделяли в специальном помещении в Палаццо, отведённом для труппы; провиант два раза в день, состоящий из кружки вина, куска хлеба и сыра или каких-либо остатков от трапезы княжеской семьи и её окружения. Более того, ей даже полагалось некоторое жалованье за выполненную подённую работу, в том числе исходящего дня. Получив несколько мелких монет от члена труппы, который выполнял функцию казначея, Вероника, у которой уже всё совершенно смешалось в голове, незамедлительно отправилась спать и мгновенно уснула блаженным детским сном на не очень удобной деревянной кровати, покрытой пучком соломы и какой-то материей. Проваливаясь в глубокий сон, она всё же успела подумать, что завтра она каким-то фантастическим образом проснётся в своей комфортабельной постели в новомодной квартире в фешенебельном районе в центре Москвы, но этого не произошло. Пропели первые петухи. В довольно душное помещение актёрской гильдии проникли первые лучи нежного весеннего солнца, и она услышала голос Адриано: «Ребята, вставайте! Скорее! За работу!» Вероника открыла глаза и, совершив незамысловатый утренний туалет в виде протирания влажной тряпочкой, вышла в залитый светом двор.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Смотрите, она улыбнулась, она жива! Я же говорил, что она жива! – Перевод с итал. автора.

2

Не помню ничего (итал.).

3

Понтий Пилат – римский префект Иудеи во времена Иисуса Христа, имевший традицию отпускать разбойника накануне праздника. – Прим. автора.

4

Синьоре – правитель, господин.