- -
- 100%
- +
– Что будет завтра? – её голос звучал тихо, едва слышно.
– Завтра к полудню мы будем в столице. Там стены, стража, люди. Там ты будешь в безопасности.
Моралин нахмурилась, в глазах мелькнула тень —от его слов ей явно стало только хуже.
– Нет… там я не буду в безопасности, – она посмотрела на костёр, и пламя отразилось в её глазах красным светом. – Она… оно… преследует меня. Оно идёт за мной.
Саливан наклонил голову, всматриваясь в её лицо. Его голос стал жёстче, но оставался спокойным:
– У этого «монстра» тоже есть предел. Столица не пустит его за стены.
Моралин медленно повернулась к нему.
– Ты веришь в стены? – спросила она так тихо, почти шёпотом. – А если стены – тоже лишь иллюзия?
К полудню дорога вывела их к высоким воротам Лавандера. Каменные башни возвышались над путниками, створы украшали гербы и кованые узоры. На солнце город казался живым существом: гул голосов, звон кузниц, крики торговцев, запах хлеба и дыма – всё сливалось в единый шум.
Когда ворота медленно распахнулись, отряд вошёл внутрь. Толпа расступалась перед стражниками. Горожане были заняты своими делами: женщины несли корзины с овощами, дети с криками бегали меж торговых рядов, ремесленники зазывали покупателей.
Моралин придвинулась ближе к Саливану. Её взгляд скользил по величественным зданиям, по лицам в толпе, по бесконечному движению на улицах. В этих глазах впервые мелькнул восторг.
Наконец они добрались до королевского замка. Громадные ворота из чёрного дуба возвышались над ними, и караул почтительно отступил в сторону, узнав Саливана.
– Ждите здесь, – твёрдо приказал он сопровождающим.
Моралин шагнула ближе, собираясь войти вместе с ним. В её взгляде горело отчаянное желание не отпускать его. Но он тихо добавил:
– Здесь ты в безопасности. Под стенами замка. Я скоро вернусь.
Девушка сжала губы, но послушно осталась с остальными.
Саливан пересёк замковый двор. Камень под ногами отдавал гулким эхом, и всё в этом месте напоминало о силе и власти. Вскоре он вошёл в тронный зал.
На возвышении, под тяжёлыми сводами, сидел король Кадвей. Его взгляд был неподвижен и тяжёл, как сама власть.
Саливан склонил голову и коротко изложил всё: смерть Томаса, ночные тени, гибель Гарена, дорогу до столицы.
Король слушал внимательно, но его лицо оставалось неподвижным – ни удивления, ни сомнения. Когда рассказ закончился, он откинулся на спинку трона и произнёс твёрдо:
– Этим займётся другой. Твои руки нужны мне здесь.
Саливан приподнял бровь.
– Другой?
– Да, – Кадвей чуть наклонился вперёд. – В столице ходят слухи о некой организации. Тайной. Если это правда, она может быть куда опаснее одной деревенской трагедии. Ты должен выйти на их след.
Саливан молчал, обдумывая услышанное.
– А девушка? – наконец спросил он. – Что будет с ней?
Король не колебался ни секунды:
– Она взрослая женщина. Сама о себе позаботится.
Слова прозвучали холодно, с той уверенностью, что не допускает возражений.
Саливан вышел из зала и вернулся к тому месту, где оставил Моралин. Девушка сидела на скамье у стены, окружённая стражниками, но выглядела так, словно находилась одна посреди чужого, огромного города.
Детектив остановился на миг, глядя на неё. В груди кольнуло – может, жалость, а может, ответственность. Но долг был выше.
Сделав шаг ближе, он сказал:
– Сейчас я найду для тебя дом. Уютный, в надёжном квартале. Заплачу за три месяца вперёд. Этого хватит, чтобы ты встала на ноги.
Моралин подняла на него глаза. В её взгляде отразился ужас.
– Не бросай меня… – её голос дрогнул, и в этой дрожи было что-то слишком живое. – Прошу тебя, Саливан. Если ты уйдёшь, всё вернётся. Оно придёт за мной. Я не выдержу… я не смогу одна.
Слова звучали трогательно, почти по-детски беззащитно. Она говорила искренне, цепляясь за него как за единственное, что удерживает её от бездны.
Детектив выдохнул и отвёл взгляд.
– У меня нет выбора.
И он сделал так, как сказал. Нашёл дом в тихом квартале неподалёку от рынка. Маленький, скромный, но крепкий. Заплатил хозяину за три месяца вперёд, оставив золотые монеты на столе.
– Здесь ты будешь в безопасности, – сказал он, глядя на Моралин.
Она стояла у двери, и слёзы катились по её щекам. Плечи дрожали, в каждом её вдохе звучало безмолвное обвинение.
Саливан задержался лишь на секунду, не дольше. Развернулся и ушёл.
Вечером он вернулся домой. В доме было тихо, как всегда, но едва он открыл дверь – навстречу выскочил его пёс – крепкий и преданный Райан. Пёс замахал хвостом так, что весь коридор ожил, и тут же ткнулся мокрым носом в руку хозяина, облизывая её жадно, будто хотел стереть с него всю усталость дороги и боль прошедших дней.
Саливан провёл ладонью по мягкой шерсти.
– Да, дружище… – его голос впервые за день прозвучал теплее. – Я тоже скучал.
Некоторое время он сидел в темноте, слушая ровное дыхание пса, и только потом прошёл в кабинет. Разжёг свечу, сел за стол. Достал сигару, прикурил и выпустил первый густой дым. С каждой затяжкой тишина становилась тяжелее.
Он думал о Моралин. О том, как она смотрела на него и плакала. В её глазах явственно отражались страх и беспомощность. Думал и о себе – о том, что его собственные демоны никуда не исчезли.
Когда сигара догорела почти до конца, он затушил её и поднялся. Раздевшись, лёг в постель. Долго ворочался, но в конце концов усталость взяла своё.
И во сне к нему пришла женщина.
Ей было лет сорок – сорок пять. Лицо бледное, глаза блестели от слёз. Она стояла перед ним, и Саливан сразу узнал её.
– Мериэн?.. – его голос был хриплым, будто чужим.
Она смотрела прямо на него, и слёзы текли по её щекам.
– Ты не спас моих детей, – голос дрожал. – Ты не спас их. Ты не спас меня.
Саливан шагнул к ней; руки его дрожали.
– Я пытался… – слова застревали в горле. – Я клянусь, я делал всё, что мог. Я пытался спасти их… изо всех сил… Я… я пытался…
Но ком в горле поднимался выше и выше, не давая вымолвить больше.
Мериэн молчала. Смотрела на него, и в её взгляде было только одно – разочарование.
Саливан закричал, но крик застрял внутри. И в этот миг он проснулся.
В холодном поту, хватая ртом воздух, будто тонущий. В комнате царила тишина, только Райан тихо скребся в дверь, словно чувствовал его муки.
Утро встретило Саливана хмурым небом. Он долго не мог стряхнуть остатки сна – холод всё ещё лип к коже, но он поднялся решительно. Райан тёрся о его ноги, словно подталкивал к выходу.
Саливан быстро шёл по улицам Лавандера, не слыша привычного утреннего шума города. И вскоре остановился у двери того самого дома, который накануне снял для Моралин.
Он постучал.
Дверь приоткрылась медленно, и на пороге показалась она. Лицо бледное, глаза всё ещё полные тревоги. Но при виде его в них блеснул свет.
– Живи пока у меня. Так будет лучше, – сказал Саливан.
Сначала лицо девушки застыло, будто она не поверила. Потом слёзы выступили на глазах, и губы дрогнули в улыбке.
– Спасибо…
И эта улыбка, сквозь слёзы, выглядела так, словно она впервые за долгое время почувствовала надежду.
Детектив сделал шаг в сторону, пропуская её.
Моралин, прикрывая лицо ладонью, сдерживала всхлипы, но всё же шла рядом.
И так они вместе вернулись в его дом.
Глава 2. Тени, что живут дольше нас
Ночь опустилась на Лавандер, и город дышал тишиной. Где-то далеко звучали звонкие голоса из таверн, редкие шаги патруля гулко отдавались в переулках, но у северных ворот, у самой стены, царила почти безмятежность.
Два стражника, кутаясь в плащи, стояли возле факела. Пламя дрожало на ветру, и тени казались длиннее самих людей.
– Скука, – пробормотал один, высокий и крепкий, постукивая сапогом по камню. – Вся жизнь моя превратилась в скуку. Жена пилит, дети ноют, каждый день одно и то же. Иногда думаю, что лучше бы и не женился вовсе.
Его напарник, более молодой, усмехнулся и покачал головой.
– Ты жалуешься на то, что имеешь. А ведь многие отдали бы всё, лишь бы сидеть у домашнего очага.
– Да какой там очаг! – раздражённо отмахнулся первый. – Одни крики и заботы. Лишь служба держит меня живым. А так… пустота. Одно и то же каждый день.
Он говорил это устало, даже с какой-то горечью, словно слова сами вырвались и зазвенели в холодном воздухе.
Напарник хотел возразить, но вдруг снаружи раздался крик.
Женский. Пронзительный, отчаянный, от которого кровь стыла в жилах.
– Помогите! – доносилось из-за ворот. – Прошу, помогите!
Оба стражника вздрогнули и переглянулись. Эхо, разнесённое темнотой за пределами города, делало крик ещё страшнее.
Огонь факела дрогнул, словно отозвавшись на зов.
– Эй! – крикнул один из караульных, задрав голову к бойнице. – Видишь что-нибудь? Там женщина кричит!
Сверху донёсся голос дежурного, грубый и тревожный:
– Темно! Ни черта не видно!
И снова – пронзительный крик. На этот раз он был ближе, будто сама ночь сжалась вокруг.
– Помогите! Прошу! Они хотят меня убить!
Стражники переглянулись. Нервы были на пределе, но служба не позволяла медлить. Они схватили факелы, извлекли мечи из ножен. Тяжёлые створы ворот со скрипом распахнулись, выпуская их в мрак.
Снаружи было пусто. Лишь поле, залитое тусклым светом луны, и чёрные силуэты деревьев на горизонте. Тишина.
– Где ты?! – крикнул один, приподняв факел выше.
Ответом прозвучал тот же голос, только теперь будто сбоку:
– Помогите! Прошу вас! Здесь!
И тут – быстрый топот. Лёгкий, стремительный, словно кто-то убегал по камням.
Стражники без колебаний двинулись вперёд, направляя факелы в темноту. Один из них обернулся и крикнул вверх:
– Позови помощь! Быстро! Мы идём за ней!
Они шагнули в ночь, туда, где звала чужая, надрывная мольба.
Стражники бежали, спотыкаясь в темноте, тяжело хватая ртом ночной воздух. Факелы трепетали, разбрасывая рыжие блики по мокрой траве, словно языки пламени сами боялись высунуться за пределы дороги.
– Быстрее! – выкрикнул один. – Она где-то рядом!
Крик женщины рвался из тьмы, теперь совсем близко:
– Помогите! Прошу вас!
Они почти достигли края леса. Деревья стояли, как мрачные великаны, ветви тянулись к земле, заслоняя луну. Всё вокруг дышало чужим холодом, и даже ветер стих, казалось, лес ждёт их.
Один из стражников шагнул вперёд, поднял факел – и пламя дрогнуло. На мгновение показалась фигура женщины: силуэт в лохмотьях, волосы, слипшиеся от грязи, руки, протянутые к ним. Но в следующий миг тень дрогнула и исчезла.
– Я её видел! – крикнул он. – Там, дальше!
Они рванулись вперёд, но вдруг крик сменился на нечто иное. Голос, всё ещё женский, но уже искажённый, словно доносился из глубины пещеры:
– Помогите… помогите мне…
Факелы осветили прогалину. Там, между стволами, стояла она.
Высокая фигура в рваном платье, старом, как сама земля. Лицо скрывала маска волка, из глазниц которой вырывался багровый свет. Длинные рыжие волосы, спутанные, казалось, жили искрами огня. Она не двигалась, но воздух вокруг дрожал, словно пространство пыталось сбежать от её присутствия.
Стражники замерли. Один судорожно сжал рукоять меча.
– Святой боже…
И в тот миг она рванулась.
Она двигалась не так, как человек. Одним рывком сократила расстояние, будто ночь сама вынесла её вперёд. Факелы взвились, огонь на миг выхватил из темноты её когтистую руку. Лезвие, тёмное и острое, рассекло воздух и вонзилось в грудь одного из стражников.
Он даже не успел закричать. Лишь глаза расширились, рот приоткрылся – и тишина. Его тело беззвучно осело на землю.
Второй закричал, отступая:
– Беги! – выкрикнул он, хотя сам не знал, кому это сказал. Он бросился к воротам, не оглядываясь. Факел выскользнул из рук и потух, оставив лес в кромешной тьме.
Позади раздался странный звук. Ни крик, ни рычание, ни шорох – а всё вместе, словно сама ночь издала голос. Он не обернулся. Не мог.
Вскоре показались стены Лавандера. Он добежал до ворот, крича:
– Откройте! Откройте! Чудовище! Оно там!
Ворота распахнулись, и стражника втянули внутрь. Он задыхался, слова сбивались, факелы вокруг освещали его бледное лицо и пустые глаза.
А снаружи, за его спиной, из лесной тьмы тихо вышла она.
Двигалась неторопливо, будто знала: никто не осмелится остановить её. Тени стен за воротами создавали тёмный фон, и в этом сумраке её присутствие осталось незамеченным.
Лавандер, переполненный жизнью, даже не подозревал, что в эту ночь вместе с одним из его стражников в город проникло и нечто иное.
Стук в дверь прозвучал резко, вырвав Саливана из сна. Он приподнялся, с трудом протёр глаза. Ночь была тяжёлой, и даже сны давили, как камни.
Дверь приоткрылась. На пороге стояла Моралин, кутаясь в плащ. Её голос дрожал, но она старалась говорить ровно:
– Саливан… стражники пришли. Они хотят видеть тебя.
Он сразу сел на кровати, натянул сапоги, накинул плащ. Одним движением поправил ремень с оружием. Прежде чем выйти, нагнулся и провёл рукой по голове Райана. Пёс тихо тявкнул и ткнулся в ладонь, словно понимая состояние хозяина.
Саливан коротко выдохнул и направился к двери, где его уже ждали трое стражников. Их лица были напряжены, плащи запятнаны после ночного обхода, а глаза красные от усталости.
Один из них, что постарше, бросил взгляд на Моралин, стоящую у лестницы. Потом, чуть помедлив, кивнул Саливану:
– Господин… лучше выйдем. Снаружи.
Саливан посмотрел на Моралин. Девушка не произнесла ни слова, но её глаза цепко следили за каждым движением. Он коротко кивнул ей, давая понять, что всё под контролем, и шагнул за стражниками на улицу.
Ночь ещё не ушла окончательно: в воздухе висел холод, и фонари едва пробивали серый туман.
Стражники собрались тесным кругом. Старший заговорил хриплым голосом:
– Минувшей ночью за стенами… погиб один из наших. Мы слышали крики женщины, пошли помочь, но… нашли лишь смерть. Второй стражник выжил, но клянётся, что видел… нечто. Красные глаза. Тень.
Он осёкся, потом добавил:
– Король уже знает. Он считает, что это может быть связано с той самой организацией, о которой ходят слухи. Говорит, что теперь это дело твоё.
Детектив нахмурился, задержав взгляд в тумане, словно там ещё блуждали те самые глаза.
Организация? Нет. Это было иное. Но мысль, что теперь ответственность ложится на него, принесла странное чувство облегчения.
– Понятно, – коротко произнёс он, сжимая пальцы в кулак.
Вернувшись в дом, мужчина плотно прикрыл дверь, и тишина снова наполнила комнату. Райан поднял голову, но, почувствовав напряжение хозяина, улёгся обратно.
Саливан зажёг свечу и достал сигару. Огонёк вспыхнул в пальцах, комната наполнилась густым, горьковатым дымом. Он сел за стол, уставился в пламя свечи и затянулся. В его взгляде была напряжённая тишина охотника, который знает: зверь уже близко, но где именно – ещё не ясно.
Тихие шаги – и рядом опустилась Моралин. Она села почти неслышно, будто боялась нарушить ход его мыслей. Несколько секунд молчала, только глаза – большие, влажные – уставились в него.
– Что случилось? – её голос был мягким, но в нём дрожал испуг.
Саливан не сразу ответил. Затянулся, выпустил облако дыма и лишь потом произнёс:
– Ещё один стражник мёртв. За стенами. Говорят – женщина звала на помощь, а когда пошли на зов, нашли лишь смерть. Король связывает это с той самой организацией.
Моралин слегка наклонила голову, и её волосы скользнули по плечу.
– А ты? – спросила она тихо. – Веришь, что это была организация?
Саливан усмехнулся криво, без радости.
– Нет. Это было нечто другое. Но людям проще верить в заговор, чем в то, что не имеет лица.
Девушка замолчала, обдумывая его слова. Потом её голос прозвучал мягче, теплее, почти заботливо:
– Даже когда другие не видят, ты видишь. Но разве это не проклятие?
Он резко посмотрел на неё.
– Проклятие?
– Ты несёшь всё это на себе, – продолжила она, глядя прямо в его глаза. – Все смерти. Всю вину. Даже ту, что не твоя. Ты не спасаешь всех, и это разрывает тебя. Но скажи, кто назначил тебя спасителем? Кто сказал, что именно ты обязан платить эту цену?
Саливан сжал зубы. В голове вспыхнул образ Мериэн и её слова: «Ты не спас моих детей». Он отвёл взгляд и снова затянулся.
– Кто-то должен.
Моралин наклонилась ближе. В её голосе мелькнула странная смесь нежности и вызова:
– Но если ты живёшь только ради того, чтобы спасать других… значит ли это, что ты сам разучился жить?
Слова повисли в воздухе. Саливан молчал. В груди сжималось что-то давно забытое, словно она вытаскивала наружу его собственные мысли, от которых он прятался.
– Скажи, Саливан, – прошептала она, – кто спасёт тебя?
Он резко встал, пытаясь стряхнуть эти слова, словно яд. Подошёл к окну и выпустил дым наружу. Но в отражении стекла он видел её лицо – печальное, искреннее, с лёгкой улыбкой сквозь слёзы.
И на миг ему показалось, что она действительно говорит правду.
Тело стражника лежало у подножия стены, накрытое плащом. Саливан присел на корточки и откинул ткань. Раны были грубые, резаные, будто в него вонзали клинок несколько раз подряд. Кровь успела почернеть, пропитав землю.
Он долго смотрел, глаза оставались неподвижными. Лишь внутри медленно нарастало ощущение – не просто утраты, но и пустоты.
Саливан поднял голову.
– Кто пришёл за ним?
Стражники переглянулись. Тишина. Наконец один из них, молодой, кашлянул и тихо сказал:
– Никто… У него есть жена и дети. Но никто не пришёл.
Саливан выпрямился, посмотрел на их лица. Ветер холодно трепал края его плаща.
– Значит, вот так он жил, – произнёс он глухо. – Так прожил жизнь, что даже смерть не собрала вокруг никого.
Эти слова зазвенели в воздухе, как холодное железо. И вдруг, в глубине сознания, мелькнула мысль – резкая, как удар: а если я умру, придёт ли кто-нибудь?
Образ Райана, ждущего дома. Образ женщины в слезах, обвиняющей его во сне. И пустота, которая может быть единственным свидетелем.
Мысль сжала сердце и исчезла, но оставила горечь.
Саливан двигался по месту убийства медленно, с привычной сосредоточенностью. Сапоги оставляли следы во влажной земле, а взгляд скользил по каждому клочку травы, по каждой царапине на камнях. Он останавливался, приседал, поднимал факел выше, всматриваясь в тьму леса.
Но земля молчала. Ни единого отпечатка, кроме следов самих стражников. Ни клочка ткани, ни капли крови, которая могла бы принадлежать убийце. Даже ночной воздух казался стерильным, будто само место стерло за собой следы.
Стража стояла поодаль, перешёптываясь. Лица бледные, в глазах застывший страх. Саливан слышал каждое слово, но не комментировал. Он чувствовал их нетерпение, желание скорее уйти отсюда.
– Здесь пусто, – сказал он наконец, поднимаясь. – Слишком пусто. Словно кто-то заранее знал, что мы будем искать.
И в этот момент к воротам подбежал гонец. Перехватывая дыхание, выпалил:
– Господин! Весть от короля. Он требует, чтобы дело было решено быстро. Город должен оставаться спокойным. Никаких слухов и паники.
Саливан посмотрел на тело, затем на пустую землю вокруг. В глазах мелькнуло что-то тяжёлое – понимание того, что правда не лежит на поверхности.
– Быстро… – повторил он глухо. – Король всегда торопится. Но у смерти свои законы.
Он отвернулся, понимая, что ничего не найдёт здесь больше.
Вечер застал его вымотанным до предела. Тело ломило от усталости, мысли путались, но он всё равно держался прямо, возвращаясь домой через узкие улочки Лавандера. Город шумел где-то вдали – голоса торговцев, звон молотов, детский смех, – а здесь, ближе к окраинам, улицы были пусты и темны.
Он шёл, глядя по сторонам, когда вдруг ощутил – дыхание рядом. Нет, не дыхание… шёпот. Будто кто-то склонялся к самому уху и неразборчиво произносил какие-то слова. Он резко обернулся – и увидел лишь тьму.
Саливан прижал ладонь к рукояти шпаги и двинулся дальше. Шёпот исчез, но теперь стены казались иными: по их поверхности скользили тени. Узкие, вытянутые, похожие на волчьи силуэты. Они на миг оживали и тут же таяли, словно дразнили его.
Он остановился, выхватил шпагу. Металл блеснул в свете фонаря.
– Покажись, – произнёс он глухо, и собственный голос отозвался эхом.
Взгляд метался по переулкам, углам, крышам домов. И вдруг он заметил.
Издалека, из узкого переулка, две точки – ярко-красные, как угли в печи. Глаза. Они горели в темноте, неподвижные, словно ждали его.
Внутри всё сжалось, но он не отступил.
«Ты не уйдёшь», – сказал он себе.
Стиснув зубы, Саливан шагнул вперёд, держа шпагу наготове. Красные глаза растворились так внезапно, будто их и не было. Воздух вокруг стал холоднее, каждый вдох отдавался во рту металлическим привкусом.
Он остановился, вглядываясь в тьму. И тогда заметил фигуру.
В дальнем углу переулка, в полутьме, стоял мужчина. Свет редкого фонаря падал косо, вырывая лишь часть силуэта: плечо, руку, край лица. Остальное скрывалось в глубокой тени, так что невозможно было понять, кто он и что делает.
Саливан шагнул ближе. Тишина становилась вязкой. Он видел теперь отчётливее: мужчина стоял прямо у края, а за ним зияла пропасть – огромная, чёрная, казалось, весь переулок внезапно обрывался в бездну, которой не должно было быть в городе.
Саливан замер.
Тень колыхнулась, и мужчина резко обернулся. Его лицо было мокрым от слёз, глаза воспалены и полны отчаяния. Он дышал тяжело, срываясь, словно каждое слово рвалось из глубины.
– Не подходи! – хрипло выкрикнул он. – Я не хочу больше жить.
Саливан остановился в нескольких шагах. Его ладонь всё ещё лежала на рукояти шпаги, но теперь он отпустил её и поднял руку ладонью вверх – жест спокойствия.
– Почему? – тихо спросил он. – Что с тобой, друг?
Мужчина горько усмехнулся, но эта усмешка тут же сломалась в очередном рыдании.
– Что со мной? Я пустота, вот что! Всю жизнь я только и делал, что работал, таскал камни, строил дома для других… А когда у меня ничего не осталось, когда силы кончились – всем оказалось плевать! Жена ушла, нашла богатого. Дети… дети зовут его отцом! – его голос сорвался на крик, и он прижал ладонь к лицу. – У меня нет никого. Ни семьи, ни будущего. Каждое утро я просыпаюсь, и всё повторяется: голод, холод, одиночество. И я думаю: зачем? Зачем ещё один день, если он такой же пустой?
Саливан шагнул ближе. Его лицо оставалось спокойным, но глаза были жёсткими, пронзительными.
– Ты правда думаешь, что твоё дыхание ничего не значит?
– А что оно значит?! – выкрикнул мужчина. – Никто меня не ждёт! Никому не нужен мой голос, мои руки, моё сердце. Если я уйду, мир даже не заметит.
Саливан смотрел на него пристально, продолжая говорить твёрдо, но без жестокости:
– Ошибаешься. Мир замечает всё. Ты – не камень на дороге, который можно обойти. Ты человек. Ты жив. А это значит, что твоя жизнь уже важна.
Мужчина мотнул головой, словно хотел отогнать эти слова.
– Важна? Кому? Когда я лежу голодный, когда никто не заглядывает в мой дом? Когда я работаю, а всё, что получаю, – лишь усталость? Я кричу, а никто не слышит. Если я сорвусь вниз, будет хоть один, кто заплачет?
Саливан замолчал. Его взгляд на миг потемнел. Перед внутренним взором мелькнуло лицо Мериэн, её слова: «Ты не спас моих детей». Губы сжались, но он заговорил снова, теперь тише, медленнее:
– Я каждую ночь вижу их. Тех, кого не успел спасти. Их лица, их крики. Я тоже думаю: если бы меня не было, может, они жили бы. И знаешь, что это значит? Что я тоже спрашиваю себя: кому я нужен? – он сделал шаг ближе. – Но если я уйду, я точно не спасу никого. А если останусь – хоть один человек будет жить. Хоть один ребёнок снова увидит рассвет.
Мужчина всхлипнул и опустил взгляд в пропасть.
– Я не такой, как ты. Ты сильный. А я… я пустой.
– Нет, – сказал Саливан резко, с той сталью в голосе, что будит даже мёртвых. – Ты живой. И это уже больше, чем ничего. Сильный – не тот, кто никогда не падает. Сильный – тот, кто встаёт, когда все кричат, что смысла нет.
Мужчина дрожал, пальцы его всё ещё цеплялись за камень у края.
– Но боль… она не кончается.
Саливан протянул ему руку.
– Она никогда не кончается. Но с каждым днём ты учишься дышать вместе с ней. Это и есть жизнь. Она не про счастье без конца, а про то, чтобы не предавать себя. Чтобы не позволять тьме решать за тебя, что всё кончено.
Мужчина посмотрел на него сквозь слёзы. Плечи поникли, дыхание стало тише. Он медленно вытянул руку – дрожащую, слабую – и вложил её в ладонь Саливана.