Украденное детство
- -
- 100%
- +
Он проснулся минут через десять. Потянулся, обернулся, увидел, что я не сплю, и улыбнулся.
– Доброе утро, – сказал хрипловато. – Как ты?
– Лучше, – ответила я. – Спасибо, что пустил.
– Всегда пожалуйста, – просто сказал он.
Я кивнула, сжала одеяло в руках. Никаких лишних слов не нужно было. Просто это утро, его спокойное лицо и мягкий свет из окна – всё казалось новым, как будто мир начал собираться заново, потихоньку, с нуля.
День тянулся странно – тихо, будто вокруг всё стало слишком медленным и хрупким.
Папа ходил по дому, делал вид, что занят делами: мыл посуду, что-то чинил на кухне, звонил кому-то по работе. А я просто сидела у окна и смотрела, как за стеклом тает снег, как капли скатываются вниз по стеклу.
Он время от времени заглядывал в комнату, спрашивал, не голодна ли я, не нужно ли чего. Я отвечала коротко, но внутри меня что-то ныло – не боль, не тревога, а что-то другое, непонятное.
Я всё время думала об этом вечере. О том, как он ушёл. О том, как я ревновала. Слово «ревность» раньше никогда не имело для меня смысла, но теперь оно казалось чем-то страшным и неприятным.
Почему я так отреагировала? Почему не смогла просто спокойно отпустить? Он же взрослый, у него своя жизнь. Он – мужчина, а я… просто девочка, его дочь. Пусть и не родная по крови, но какая разница? Я ведь знаю, что он любит меня как родную. Он всегда любил. Никогда не кричал, не обижал, не бросал. Всегда был рядом, даже когда мама ушла, когда я замкнулась, когда мне казалось, что жизнь закончилась. Он вытащил меня из этого. А я… я вот что сделала.
Я вспомнила ту ночь. Пустая квартира, тишина, слёзы, отчаяние. Всё казалось таким безысходным, что я просто хотела исчезнуть. И теперь, когда вспоминаю, становится страшно. Настолько страшно, что руки сами начинают дрожать.
Зачем я это сделала? Я не хотела умирать – я просто хотела, чтобы он пришёл. Чтобы понял, что мне больно. Чтобы не уходил. Наверное, я тогда перепутала. Всё перепутала.
Любовь, благодарность, страх, одиночество. Всё смешалось. Мне казалось, что если он найдёт другую женщину, то в моей жизни не останется ничего.
А теперь, когда думаю об этом, внутри как будто всё переворачивается. Появляется ужасная мысль – что, может быть, я не просто ревновала. Что, может, всё гораздо сложнее. И от одной только этой мысли хочется зажмуриться, закричать, стереть её из головы.
Нет. Нет, это неправда. Он – мой отец. Тот, кто растил меня, кормил, лечил, учил.
Он не мужчина для меня. Он – опора, дом, спасение.
Просто я потерялась. Не справилась. Пережила слишком многое и запуталась в чувствах.
Я взрослею, и мир вокруг меня меняется. А внутри я как будто всё ещё та маленькая девочка, которая боится остаться одна.
Я положила лоб на холодное стекло. Снаружи моросил дождь, и капли стекали вниз, как слёзы.
Главное, чтобы он не узнал, что у меня в голове. Никогда. Пусть думает, что я просто испугалась. Пусть всё останется как раньше.
Только бы это чувство ушло. Только бы снова стало просто – как раньше, когда я знала, кто он для меня и кто я для него.
Вечер тянулся спокойно – даже слишком. Папа готовил ужин, резал овощи на кухне, что-то напевал себе под нос. Я ходила вокруг, не зная, с чего начать разговор. В голове крутилось одно и то же: надо поговорить. Просто поговорить.
Я хотела сказать, что больше так не смогу – что мне нужно понять, что между нами, кто мы теперь. Хотела объяснить, как мне страшно его потерять. Но слова не складывались. Каждый раз, когда открывала рот, голос как будто застревал где-то внутри.
И вдруг зазвонил телефон. Он лежал на столе, экран мигнул – всплыло имя: Света.
Меня как будто окатили ледяной водой.
Папа замер на секунду, потом взял трубку, бросив короткий взгляд на меня.
– Алло… Да, привет, – сказал спокойно, но я уловила в его голосе то особое, мягкое тепло, которого не было, когда он говорил со мной.
Я смотрела, как он чуть улыбается, как морщит лоб, будто смущён, как старается говорить коротко:
– Да, всё нормально… Нет, не могу сейчас говорить, Юля рядом… Потом.
Он положил телефон и, не глядя на меня, принялся убирать со стола.
А внутри у меня всё оборвалось.
-Опять она. Он обещал…
– Это она? – спросила я, хотя и так знала ответ.
– Юль, давай без этого, ладно? – устало сказал он. – Просто позвонила, спросила, как дела.
– Просто?! – слова сорвались сами. – Ты же говорил, что не будешь с ней! Обещал!
– Я ничего не обещал, – отрезал он, но тихо, спокойно, без злости. – Я просто говорил, что сейчас не до этого.
– Нет, ты обещал! – крикнула я, чувствуя, как всё во мне закипает. – После больницы! Ты клялся, что больше никаких женщин!
Он поднял взгляд.
– Юля… я взрослый человек. Я имею право разговаривать с кем хочу.
– А я?! – выкрикнула я. – А я тогда кто тебе?!
Папа замолчал. Я видела, как он сдерживается, как ищет слова.
– Ты моя дочь, – сказал он наконец. – И я тебя люблю. Но не нужно…
Он не успел договорить – я не дала.
– Хватит! – закричала я. – Не говори ничего! Не хочу слушать!
Посуда на столе дрогнула, и я сама не поняла, как смахнула со стола тарелку. Она разбилась о пол, звон отдался в груди.
Папа шагнул ко мне:
– Юль, спокойно!
Но я уже не могла. Слёзы застилали глаза, воздух словно превратился в дым.
– Ненавижу! – выкрикнула я, не понимая даже, к кому обращаюсь – к нему, к ней, к себе.
Потом развернулась и убежала в комнату, захлопнув дверь так, что дрогнули стёкла.
Он стучал – тихо, не грубо.
– Юль… пожалуйста. Давай поговорим.
– Не хочу! – крикнула я, и голос сорвался.
Я сидела на полу, прислонившись спиной к двери, и рыдала, не в силах остановиться.
Понимала, что всё это глупо, по-детски. Что он не виноват. Что он просто хочет жить.
Но что-то внутри будто ломалось, и я ничего не могла с этим поделать.
-Он мой папа, -думала я сквозь слёзы. – Просто папа. Но почему тогда так больно?
Глава 3.
Саша.
После того как Юля закатила мне истерику, я просто стоял посреди кухни и не знал, что делать.
Сердце колотилось, в ушах звенело – не от страха, а от непонимания. Такое поведение я видел впервые. Это не была обида ребёнка, не вспышка подростковой истерики. Нет. В её крике, в глазах, в интонации было что-то другое – почти взрослая ревность. Та, что бывает у женщин, когда они подозревают измену.
Она заперлась в комнате, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка. Я подошёл, постоял у двери, но даже не стал стучать. Не хотелось. Я и сам был зол. Да, я пообещал ей, что никаких женщин не будет. Пообещал – но тогда, в больнице, я был готов на что угодно, лишь бы она выжила. А теперь… жизнь продолжается.
Мне сорок пять, не восемнадцать. Годы бегут. Что, мне теперь поставить на себе крест? Когда Юлька вырастет, выйдет замуж, уедет, я что – должен остаться один, сидеть по вечерам в пустой квартире и разговаривать с телевизором? Как-то не улыбается. Я ведь тоже живой человек, а не памятник отцовской жертве.
Со Светой я не порвал. Не смог. Да и зачем врать – она мне понравилась. Умная, спокойная, с ней легко. Я собирался встретиться с ней ещё раз, просто поговорить. Но не думал, что Юля воспримет всё настолько болезненно.
Я всё-таки подошёл к её двери, постучал.
– Юль… пожалуйста, давай поговорим.
Ответа не было.
– Не хочу! – крикнула она, голос сорвался.
Я вздохнул, опёрся лбом о дверь.
– Юля, это уже не смешно. Твоё поведение переходит все границы.
Тишина. Потом из-за двери, срывающимся голосом, практически визгом:
– Ты мне обещал! Ты меня обманул! Клянусь, я узнаю, где живёт эта шлюха, и я убью её! И себя!
От этих слов у меня всё внутри похолодело. На мгновение даже дыхание сбилось. Я стоял, не зная, что сказать. Снаружи – обычная дверь, а за ней мой ребёнок, который только что произнёс то, что ни один человек не должен говорить всерьёз.
Я постучал сильнее, стараясь, чтобы голос звучал ровно, спокойно:
– Юль, хватит. Послушай меня. Никто никого не обманывал. Я просто говорил по телефону, поняла? Только по телефону.
Но за дверью стояла гробовая тишина. Ни всхлипа, ни звука. Только моё собственное сердце, бьющееся слишком громко в этой звенящей тишине.
После этого я решил, что лучше оставить её в покое. Каждое моё слово только вызывало новый всплеск истерики – смысла продолжать разговор не было.
Я вернулся на кухню, сел за стол и стал бездумно листать новости в телефоне, пытаясь хоть как-то отвлечься. Но буквы расплывались перед глазами, ничего не запоминалось. В голове крутились одни и те же мысли:
«Что она себе позволяет? Почему так себя ведёт? Что вообще с ней происходит? Это что – то самое половое созревание, переходный возраст?..»
Мысли оборвал скрип двери. Юля. Она вышла тихо, опустив голову, вся в слезах. Медленно подошла и попыталась обнять. Я демонстративно отстранился – не грубо, но ясно дал понять, что всё ещё зол.
Она всхлипнула и, почти теряя голос, сказала:
– Папочка, прости меня, пожалуйста. Я такая дура, я не знаю, что со мной! Я никак не могу прийти в себя. Я больше не буду…
Я тяжело выдохнул, потом всё же притянул её к себе, погладил по голове.
– Ладно, Юльчонок, всё… успокойся, моя хорошая. Но ты должна пообещать мне одну вещь.
– Какую? – спросила она, подняв на меня заплаканные глаза.
– Надо, чтобы ты поговорила с психологом. У меня есть одна знакомая, бывшая коллега, она сейчас как раз работает с подростками. Хорошо?
– Папа, я не сумасшедшая! – воскликнула Юля.
– Конечно, не сумасшедшая, – спокойно ответил я. – Я сказал психолог, а не психиатр. Просто у тебя стресс, накопилось. Это обычный разговор, не более того.
Она немного помолчала, хмуро вытерла слёзы ладонью и кивнула:
– Ладно… уговорил.
Утром Юля вела себя тише обычного. Не капризничала, не спорила, почти не разговаривала – как будто вся энергия ушла за вчерашний вечер.
Я тоже не заводил разговор первым. Ходил по квартире, пил кофе, отвечал на сообщения, но мысли всё время возвращались к ней.
В какой-то момент я взял телефон и набрал номер Елены – бывшей коллеги, с которой когда-то вместе работал в одной фирме. Сейчас она практикующий психолог, работает с подростками. Мы пару раз пересекались на конференциях, и я знал, что она хороший специалист.
– Лена, привет. Это Саша, помнишь?
– Конечно, помню, – отозвалась она. – Что случилось?
Я немного помолчал, подбирая слова.
– У меня дочь… тринадцать лет. Серьёзный стресс, эмоциональные срывы. Хочу, чтобы ты с ней поговорила.
– Можешь привезти? – спросила Лена спокойно. – Или пока онлайн попробуем?
– Лучше лично. Думаю, так проще будет.
– Тогда завтра в пять. У меня как раз окно.
Мы договорились, я поблагодарил и повесил трубку.
Юля всё это время сидела в своей комнате, но я был уверен, что слышала каждый мой слово.
Когда я зашёл на кухню, она уже стояла у окна, с кружкой в руках.
– Слышала? – спросила тихо.
– Да, – ответила она, не оборачиваясь. – Завтра к психологу, да?
– Да. Только поговорить. Никто тебя не будет «лечить». Просто попробуй.
Она пожала плечами:
– Ладно. Я всё равно понимаю, что со мной что-то не так.
В голосе не было вызова, только усталость. Я подошёл, потрепал её по плечу.
– Всё нормально, Юль. Мы справимся. Просто шаг за шагом.
Она кивнула, но взгляд у неё оставался каким-то пустым, как будто мысли уже были где-то далеко.
Мы приехали чуть раньше.
Небольшой кабинет в старом доме, на втором этаже. В коридоре пахло кофе и бумагой. На двери табличка: “Елена Павлова, психолог-консультант.”
Я постучал, изнутри отозвался тихий голос:
– Заходите.
Лена почти не изменилась – тот же спокойный взгляд, доброжелательная улыбка.
– Привет, Саша, – сказала она, пожимая руку. – А это Юля, да?
Юля кивнула, опустив глаза.
– Можно без формальностей, – добавила она тихо. – Просто Юля.
– Конечно, просто Юля, – улыбнулась Лена. – Саша, давай так: ты посиди в приёмной, а мы немного поболтаем. Минут двадцать, не больше.
Я хотел что-то возразить, но передумал. Только кивнул и вышел. Дверь мягко закрылась, и в коридоре воцарилась тишина.
Я сел на стул, достал телефон, но смотреть в экран не мог. Слушал звуки за дверью – приглушённые голоса, то Лены, то Юли. Иногда Лена что-то спрашивала – спокойно, мягко, потом шёл долгий ответ.
Минут через десять Юля вдруг повысила голос – не крик, но в интонации чувствовалась боль.
– Я не понимаю, почему мне так больно, когда он с ней! – донеслось из-за двери. – Он ведь мой папа… Он не может просто так уйти к другой!
Я застыл. Хотел встать, войти, что-то сказать – но ноги словно приросли к полу.
Дальше услышал только Ленин спокойный голос:
– Юля, ты злишься не на него, а на ситуацию. Ты боишься снова остаться одна. Это не ревность – это страх потери.
– Но ведь он обещал… – прошептала Юля. – А потом всё равно пошёл к ней.
Дальше слов уже не было слышно. Только тишина, потом слабый звук – как будто кто-то плачет, а другой человек говорит что-то утешающее.
Я сидел, чувствуя, как в груди сжимается.
Не злость – скорее вина. Потому что, как бы я ни пытался себя оправдать, всё это началось с меня.
С моего желания снова почувствовать себя живым.
Через двадцать минут дверь открылась. Юля вышла – заплаканная, но спокойная. Лена стояла позади, усталая, но с лёгкой улыбкой.
– На сегодня хватит, – сказала она. – Думаю, толк будет. Ей нужно время и немного стабильности. И тебе – тоже.
Я поблагодарил её и вывел Юлю на улицу. Мы шли молча. На лице Юли ещё блестели следы слёз, но взгляд был другой – усталый, взрослый.
– Ну как? – спросил я тихо.
Она пожала плечами:
– Не знаю. Наверное, легче. Но стыдно.
– За что?
– За всё это. За то, как я себя вела. И за то, что думала…
Я не стал спрашивать, что именно. Просто взял её за плечи и слегка прижал к себе.
– Всё нормально, Юль. Главное – что ты говоришь. Остальное наладим.
Она кивнула. И впервые за много дней в её глазах мелькнуло что-то живое – тихая надежда, как будто что-то внутри неё всё-таки начало понемногу оттаивать.
Юля.
Кабинет оказался уютным – мягкий свет, книги на полках, чай на подоконнике. Не как в больнице, а как дома. Но всё равно было неловко. Я села на край кресла, положила руки на колени и упрямо смотрела в пол.
– Ну что, Юля, – мягко сказала женщина напротив. – Я – Лена. Можно без отчества, хорошо?
Я кивнула.
– Саша сказал, что тебе сейчас тяжело. Хочешь рассказать, что происходит?
– Не знаю, – ответила я. Голос прозвучал глухо. – Просто… всё плохо.
– Это уже много, – спокойно сказала Лена. – Что именно плохо?
Я пожала плечами.
– Всё.
Пауза.
Она не торопила, просто сидела, иногда кивала, будто показывая, что слышит.
Молчание тянулось, и оно было странным – не давящим, а как будто тёплым.
– Ты злишься на отца? – наконец спросила она.
Я резко подняла голову:
– Нет! Я… просто не понимаю, зачем ему всё это. Ему ведь меня достаточно!
– А «всё это» – это кто?
– Женщина, – выдохнула я. – Какая-то Света. Он с ней встречался. А потом обещал, что больше не будет. И всё равно…
Слова застряли, а потом вдруг сами сорвались:
– Я просто не могу этого вынести!
Лена чуть подалась вперёд.
– Почему, Юля?
Я долго молчала. Смотрела на свои руки, на ногти, на узоры на ковре. Потом сказала:
– Потому что… если он уйдёт к ней, я опять останусь одна. Сначала мама, теперь он. Я этого не переживу.
– Ты боишься остаться одна, – повторила она тихо.
– Да.
– Это не ревность, Юль. Это страх. Страх, что всё повторится.
Я кивнула, хотя внутри всё протестовало. Нет, это не только страх. Это что-то другое, но я сама не знала, как это назвать.
– Юля, – сказала Лена мягко, – я должна спросить прямо. Ты понимаешь, что твой отец тебя любит? Именно как дочь.
– Да, конечно, – быстро ответила я. – Он же меня растил, с детства… Я всё понимаю. Просто… не могу с этим смириться.
Она посмотрела внимательно, как будто что-то во мне читала.
– То, что ты чувствуешь, – не стыдно. Это запутанно, но не стыдно. Просто надо это проговорить, и оно постепенно ослабнет.
Я покачала головой.
– Пожалуйста, – сказала я тихо. – Только не говорите ему, ладно?
– Не скажу, – ответила она. – Это останется между нами.
Я кивнула, сжала кулаки. Чувствовала, как сердце бьётся где-то в висках.
Молчание снова потянулось. Потом я услышала её спокойный голос:
– Что ты хочешь сейчас?
– Хочу, чтобы всё было, как раньше. Чтобы мы снова были вдвоём.
После этого у меня вырвалось громче, чем хотелось:
– Я не понимаю, почему мне так больно, когда он с ней! Он ведь мой папа… Он не может просто уйти к другой!
Лена ничего не ответила сразу. Потом тихо сказала:
– Он не уходит от тебя, Юля. Он просто ищет то, что ты ему дать не можешь. Надеюсь, ты понимаешь.
– Я знаю, – прошептала я, чувствуя, как текут слёзы. – Но от этого не легче.
А потом вдруг всё во мне закрылось. Как будто кто-то резко захлопнул дверь.
Я вытерла слёзы, выпрямилась и сказала уже спокойно:
– Да, вы правы. Я понимаю. Это глупо. Я больше не буду устраивать сцен. Пусть делает, что хочет. Мне всё равно.
Лена внимательно посмотрела, будто что-то уловила.
– Главное – не держи это в себе, – сказала она. – Говори, если тяжело.
– Хорошо, – ответила я и даже улыбнулась. – Обещаю.
Но внутри уже всё для себя решила.
Мне не было всё равно.
Я просто поняла: если хочу, чтобы он остался со мной – нужно действовать иначе. Спокойно. Без криков. Без истерик. Он подумает, что я смирилась. Пусть думает. А я найду способ, чтобы никакая Света больше не появилась в нашей жизни.
Дома я была сама вежливость и покорность, прямо-таки образец примерной дочери. Ходила по квартире тихо, улыбалась, помогала по мелочам, но всё старалась делать так, чтобы это не выглядело неестественно. Главное – не переиграть. Если буду уж слишком послушной и на всё согласной, папа сразу что-то заподозрит.
Я дождалась момента, когда он сел за ноутбук и налил себе кофе, и сказала спокойно:
– Пап, спасибо тебе, что отвёл меня к Лене. Она правда помогла. Мне стало легче.
Он оторвался от экрана, посмотрел внимательно.
– Да? – сказал осторожно. – Рад это слышать.
– Я была такая дура, – продолжила я, стараясь, чтобы голос звучал искренне. – Думала только о себе. А сейчас я всё поняла. Я больше не буду тебе мешать, не буду кричать. Если хочешь встречаться со Светой – пожалуйста. Я даже… готова с ней познакомиться.
Я специально сделала паузу, чуть опустила глаза – чтобы выглядело естественно.
Папа долго молчал, потом нахмурился.
– Слушай, – сказал он, – я, конечно, знаю, что Лена молодец, но это какой-то уж слишком быстрый результат. Юля, ты точно не говоришь мне именно то, что я хочу услышать?
Я подняла взгляд и сделала максимально честное лицо.
– Пап, это правда. – И тихо добавила: – Я тебя очень люблю и хочу, чтобы ты тоже был счастлив. Я не знаю, что на меня тогда нашло. Лена говорит, что это был просто страх – что ты будешь так счастлив со Светой, что на меня забьёшь.
Он тяжело вздохнул, потер виски и сказал уже мягче:
– Юленька, ну что ты такое говоришь… Никакая Света никогда мне тебя не заменит. Пойми, это совсем разные вещи. Ты же моя дочь. И я люблю тебя больше всего на свете.
Я кивнула и улыбнулась, чуть дрожащей улыбкой.
– Знаю, – сказала я. – Просто хотела это услышать.
Он подошёл, обнял меня за плечи. Я прижалась к нему и почувствовала знакомый запах – кофе и табака. Всё выглядело правильно, спокойно. Но внутри я думала совсем о другом. Теперь я знала, как всё будет. Я не стану больше кричать, плакать, бить посуду. Я просто не дам этой женщине шанса. Ни Свете, ни любой другой. Папа должен быть рядом. Со мной. Всегда.
Глава 4.
Следующие несколько дней прошли на удивление спокойно. Мы с папой разговаривали почти как раньше – про школу, про новости, и просто обо всём на свете. Он снова стал улыбаться, иногда шутил. Я тоже старалась быть лёгкой, спокойной, как будто ничего не произошло.
В школе я вела себя нормально. Делала уроки, даже пару раз пошла гулять с девчонками из класса. Хотя мне было неинтересно – их разговоры про TikTok и мальчиков казались чем-то из другого мира. Но я знала: нужно выглядеть естественно. Главное – чтобы папа поверил, что я “всё поняла”, что я больше не лезу в его жизнь.
На самом деле я просто наблюдала. Он стал чаще сидеть в телефоне. Делал это тихо, ненавязчиво, практически украдкой от меня, но я видела: экран погаснет – он кладёт телефон экраном вниз.
Несколько раз в день он проверял уведомления и тут же гасил экран. Я знала, что это – она. Света.
Поначалу я думала, что он просто пишет ей редко, из вежливости. Но потом заметила, что стал делать это всё чаще и чаще. Иногда вечером, когда я делала вид, что смотрю сериал, он сидел в кресле и что-то набирал, тихо улыбаясь себе под нос. Тайком от меня. Он всё равно мне до конца не поверил.
Однажды вечером он ушёл в душ, а телефон оставил на кухне. Экран мигнул. Я подошла.
Пин-код я знала – подсмотрела пару дней назад, когда он оплачивал доставку. Руки дрожали, но я ввела цифры. Открыла Телеграм. На самом верху – Света, значит с ней он переписывается сейчас чаще всего.
Я открыла их чат. Сначала мелькнули безобидные фразы: «Как прошёл день?», «Соскучилась», «Ты мне снился». Потом – фотографии, смайлики, фразы с тем самым тоном, который уже нельзя ни с чем спутать. Я читала и чувствовала, как внутри всё холодеет. Они собирались встретиться. Скоро.
Он уже написал: «На выходных, если всё сложится.» Она ответила: «Жду. Очень. Скучаю» и три сердечка.
Я закрыла чат, выключила экран и положила телефон точно туда, где он лежал. Стояла посреди кухни, слушала, как в ванной шумит вода. Всё стало предельно ясно. Он всё-таки решил. Я не могла позволить этому случиться. Не сейчас. Не после всего. Мне нужен был план. Я не знала ещё какой, но знала точно – если я ничего не сделаю, он уйдёт. Сначала на вечер. Потом – насовсем. Я больше не собиралась ждать, когда меня снова бросят.
Ночью я долго не могла уснуть. Свет фонарей из окна ложился на потолок, и я смотрела на него, не мигая. Голова гудела от мыслей, но внутри уже не было ни паники, ни слёз – только странное, ледяное спокойствие. Я знала, что он снова пишет ей. Почти чувствовала это физически – вот сейчас в соседней комнате он лежит с телефоном в руках, улыбается, думает о ней. О ней. Не обо мне.
Боль ушла, осталась пустота и чёткое понимание: если я ничего не сделаю – потеряю его. А второй раз я этого не переживу. Я включила ночник, села на кровати и начала думать. Плакать больше не хотелось. Нужно было придумать, как всё исправить. Психолог говорила, что мне нужно отпустить, но я уже поняла: это ложь. Если отпустить – он уйдёт. А я не собираюсь его отпускать.
Я взяла тетрадь, открыла чистый лист и стала писать. План. Так и написала сверху – План.
Первое: нужно понять, когда у них встреча.
Он писал «на выходных, если всё сложится». Значит, скорее всего, суббота или воскресенье. Осталось узнать точное время.
Второе: я должна перехватить их общение.
Телефон у него почти всегда с собой, но вечером, перед сном, он кладёт его на тумбочку. Иногда на кухне. Если успею – смогу что-нибудь изменить. Удалить сообщение, ответить от его имени, поссорить их.
Третье: нужно действовать осторожно.
Если он заподозрит хоть что-то – всё кончено.
Я сидела так, пока за окном не забрезжил серый рассвет.
Папа спал, и в квартире стояла тишина. Я тихо встала, прошла по коридору, посмотрела в щель его двери. Он спал спокойно, с телефоном на тумбочке, экраном вверх.