Украденное детство

Глава 5.

Я доехал до дома Светы даже быстрее, чем рассчитывал. Дорога в субботний вечер оказалась почти пустой – редкость для Москвы. Музыка тихо играла в машине, а я ловил себя на том, что улыбаюсь. Давно не чувствовал такого лёгкого, почти подросткового волнения. Всё казалось правильным: разговоры со Светой, её улыбка на фото, лёгкость в переписке. Сегодня наконец-то должно было быть настоящее, живое общение.

Припарковался прямо у её дома, нашёл место почти у подъезда – везёт же. Взял букет, который купил по дороге, аккуратно поправил упаковку. Цветы были простые, но свежие – ярко-красные тюльпаны, которые почему-то показались мне подходящими именно для неё.

Подошёл к двери, набрал код, который она прислала днём раньше. Всё работало, домофон открылся с коротким звуком. Пока поднимался на шестой этаж, машинально проверил телефон – написал ей: «Я уже поднимаюсь :)». Она не ответила, но я решил, что, наверное, занята – может, переодевается или готовит.

На площадке пахло жареным луком и чем-то сладким, наверное, у соседей. Я остановился перед нужной дверью, поправил рубашку, взял букет поудобнее и позвонил. Один раз, затем второй.

Тишина. Я подождал пару секунд и позвонил снова. Никакой реакции. Ощущение лёгкого беспокойства появилось почти сразу – сначала где-то на уровне инстинкта. Всё же мы договаривались заранее, она писала сама, что ждёт. Может, не услышала?

Я позвонил ещё раз. И ещё. Потом достал телефон и набрал её номер. Гудки. Долгие, один за другим, пока вызов не сбросился.

Я звонил снова, потом ещё. Бесполезно. С каждой секундой внутри становилось всё более пусто и странно. Что-то не складывалось. Может, она передумала? Может, случилось что-то неожиданное? А может, просто обиделась – за какую-то мелочь, о которой я даже не догадываюсь?

Я открыл мессенджер, перечитал нашу последнюю переписку. Всё было нормально – лёгкие шутки, смайлики, фраза «жду с нетерпением». Никаких намёков на холод или раздражение.

Я стоял у двери, слушал гул лифта, редкие шаги на лестнице. В коридоре было тихо и немного пахло краской. Позвонил ещё раз, уже без особой надежды. Ответа не было. Минут через десять я просто опустил руки. Что бы ни случилось – это уже не имело смысла. Я развернулся, спустился вниз, прошёл мимо почтовых ящиков. У выхода остановился возле урны, посмотрел на букет – красные тюльпаны теперь казались чужими, нелепыми – и бросил их туда.

Сел в машину. На душе было мерзко. Не злился, нет – просто чувствовал себя глупо. Как подросток, которому пообещали встречу и не пришли.

По дороге домой заехал в супермаркет. Взял бутылку коньяка, коробку шоколада и замороженную пиццу – набор холостяка на вечер разочарования. На кассе поймал себя на том, что стараюсь не смотреть людям в глаза.

Дома первым делом включил телевизор, налил немного коньяка, но пить не хотелось. Телефон мигнул – сообщение от Юли.

«Мы с Анькой всё ещё у неё. Буду к девяти. Ты там с другом повеселись, только много не пей!»

Я ответил коротко, поставил сердечко. Потом снова посмотрел на часы – без пятнадцати восемь.

Света всё так же не написала и даже не прочитала мои последние сообщения.

Я выключил телевизор, поймал себя на мысли, что так и не выпил ни капли. Настроение было отвратительное. Хотелось просто забыться. И почему-то не покидало ощущение, что что-то пошло не так – но не с ней. С чем-то другим, что гораздо ближе.

Юля вернулась примерно через полчаса. Я как раз сидел на кухне, листал ленту новостей, когда щёлкнул замок, и она появилась в дверях – растрёпанная, щёки розовые от холода, взгляд чуть усталый.

– Ты уже дома? – удивилась она, поднимая брови. – Я не думала, что так быстро вернёшься.

Я отвёл взгляд, чувствуя неловкость.

– Ну… мы посидели немного, поговорили. У него дела, он ведь всего на один день в Москве. Так что быстро и разошлись.

Юля кивнула, словно просто приняла ответ, и в этот момент я заметил у неё на щеке свежую царапину – тонкую, красноватую, похожую на след от ногтей.

– Юлька, а что у тебя на лице? – спросил я настороженно.

Она вздрогнула, тронула щёку пальцами.

– А, это… – замялась. – Мы с Анькой немного поругались. Она… ну, вспылила.

– Из-за чего? – не унимался я.

Юля отвела взгляд.

– Да так, ерунда. Мы обсуждали одного мальчика из параллели, я сказала, что он придурок, а ей он, оказывается, нравится. Вот она и взбесилась. Оцарапала. Неадекватная. Я больше не хочу с ней дружить, – добавила уже с раздражением. – Просто кринж какой-то.

Я смотрел на неё и чувствовал, как растёт лёгкое беспокойство. Вроде всё логично, но в её голосе было что-то неестественное – будто она читает текст, заранее придуманный.

– Может, ты всё-таки её спровоцировала? – спросил я мягче. – Ты же иногда можешь быть резкой.

– Нет, не я, – ответила она быстро. – Она сама.

Я только кивнул, не желая продолжать разговор. Если честно, мне было уже не до этого – в голове всё ещё крутилась ситуация со Светой.

Юля, словно почувствовав, что я не настаиваю, пробормотала:

– Я устала, пойду к себе.

– Иди, – сказал я.

Она ушла, тихо закрыв дверь в свою комнату.

Я остался на кухне. Коньяк так и стоял на столе, нетронутый и я молча убрал его обратно в шкаф. Всё, чего хотелось, – тишины и объяснений.

Я снова достал телефон. Никаких новых сообщений. Света по-прежнему не отвечала. Даже до сих пор не прочитала мои последние сообщения.

Я перечитал наш последний диалог, пытаясь найти хоть намёк на то, в какой момент что-то могло пойти не так. Ничего. Ни обиды, ни холодка, ни странных слов. И всё же… где-то глубоко внутри нарастало тревожное чувство, словно я пропустил что-то важное, совсем рядом, под самым носом. Я выключил свет на кухне, пошёл в комнату и долго сидел в темноте, глядя на экран телефона, пока тот не погас сам. Света так и не написала. А за стеной, в комнате Юли, стояла такая же плотная, напряжённая тишина.

Так прошло несколько дней. Вроде бы жизнь шла своим чередом – я работал, Юля ходила в школу, по вечерам мы ужинали вместе, иногда смотрели что-то по телевизору. Всё внешне выглядело спокойно, почти как раньше. Но внутренне я всё сильнее чувствовал, что что-то изменилось.

Юля как будто стала другой. Я не мог точно понять, что именно изменилось, но это чувствовалось во всём – в том, как она двигалась, как разговаривала, как смотрела. Раньше она могла болтать без умолку, спрашивать обо всём подряд, рассказывать истории из школы. Теперь же – тишина. Ела молча, коротко отвечала на вопросы, и почти всегда спешила уйти в свою комнату.

Она стала нервной. Иногда вздрагивала от обычных звуков – хлопнувшей двери, шагов в подъезде, даже от гудка машины во дворе. Я пару раз ловил её взгляд – быстрый, настороженный, как у человека, который чего-то боится или что-то скрывает.

– Юль, всё в порядке? – спросил я однажды за ужином.

– Да, – ответила она, даже не поднимая головы. – Просто устала.

Но это «устала» звучало слишком часто. Слишком одинаково. Я видел, что она не просто утомлена, а как будто чем-то подавлена изнутри.

А я… я сам не находил себе места. Первые дни после того вечера со Светой были для меня сплошной нервотрёпкой. Я писал ей – в мессенджеры, соцсети, на почту. Писал всё, что только приходило в голову: «Ты где?», «Что случилось?», «Я переживаю, дай знать». Звонил по сто раз в день. Сначала – длинные гудки. Потом – короткие. На третий день услышал сухой голос автоответчика: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Значит, она не просто не хочет общаться. Она даже отключила телефон. Я сидел на кухне, глядя в пустую чашку кофе, и чувствовал, как всё внутри проваливается. Что это было? Игра? Проверка? Или что-то действительно случилось?

Я понимал, как глупо выгляжу – взрослый мужик, потерявший голову из-за женщины, которую толком и не знаю. Но это было сильнее меня. Я дважды ездил к ней домой. Стоял под её дверью, звонил, стучал, вслушивался в тишину за дверью. Никто не открывал. Соседки на лестничной площадке поглядывали настороженно, но ничего не говорили. Я даже попытался выяснить, где она работает, но понял, что почти ничего о ней не знаю. Она говорила, что экономист, называла какую-то фирму – то ли «АгроКонсалт», то ли «ЭкоФинанс» – но я тогда не придал значения, и теперь из головы всё вылетело.

С каждым днём я чувствовал себя всё более бессильным. Вечерами сидел в темноте, глядя в телефон, словно он сам должен был выдать ответ, объяснить, куда всё исчезло. Иногда ловил себя на мысли, что, может, она просто решила закончить всё без объяснений. Но если так – зачем тогда всё это? К чему были эти слова, эти взгляды, эта уверенность, что ей тоже было важно?

На шестой день после моего последнего визита к её дому я уже почти смирился. Был поздний вечер, мы с Юлей сидели в гостиной. Я уткнулся в ноутбук, пытался работать, но мысли соскальзывали куда-то в сторону, а Юля листала что-то в телефоне, уткнувшись в экран.

И вдруг – звонок в дверь. Обычный, короткий, но в этой тишине он прозвучал как выстрел.

Я вздрогнул, оторвался от экрана.

– Кого там ещё принесло… – пробормотал я, вставая.

Юля резко подняла голову. Я сразу заметил, как она напряглась – буквально вся. Руки сжались в кулаки, взгляд застыл, в глазах мелькнул испуг. Настоящий, не наигранный.

– Юль, ты чего? – спросил я.

– Ничего… просто неожиданно, – быстро ответила она, но голос дрогнул.

Я пошёл к двери, чувствуя, как по спине пробегает лёгкий холодок. На секунду мне даже показалось, что и за дверью стоит нечто странное – словно тишина за ней была слишком плотной.

Юля медленно встала с дивана, подошла ближе, но остановилась у стены. Она смотрела на дверь так, будто за ней могло быть что угодно – всё, кроме хороших новостей.

Я вздохнул, протянул руку к замку и повернул ключ. Звонок повторился – настойчивее.

И почему-то именно в этот момент я впервые за всё это время почувствовал, что история со Светой, с её исчезновением, с поведением Юли – всё это как-то связано. И что сейчас, когда я открою дверь, всё начнёт становиться на свои места. Хотя я совсем не был готов к тому, что произойдет дальше.

Глава 6.

Я стоял перед дверью и на автомате спросил:

– Кто там?

В ответ послышался мужской голос – спокойный, но с какой-то холодной уверенностью, от которой внутри всё сжалось:

– Следственный комитет. Майор Стасов.

От неожиданности я даже замер. Несколько секунд просто слушал тишину за дверью, потом наконец повернул замок. На пороге стоял мужчина лет сорока пяти – среднего роста, полноватый, с заметной залысиной и усталым, но внимательным взглядом. Одет просто – кожаная куртка, джинсы, в руке блокнот и удостоверение в раскрытой ладони.

– Александр Старостин? – уточнил он, глядя прямо в глаза.

– Да, это я. А в чём дело? Что-то случилось?

Майор кивнул, открыл блокнот и сказал ровно, без паузы:

– Мне нужно задать вам несколько вопросов касательно вашей знакомой Светланы Пименовой.

После этих слов у меня будто что-то оборвалось внутри. Пальцы похолодели. Я машинально посмотрел на Юлю, стоявшую у стены в гостиной. Она побледнела, буквально осунулась на глазах.

– Да… конечно, проходите, – сказал я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Это моя дочь, Юля.

– Андрей Ильич, – представился он, коротко кивнув Юле, и прошёл внутрь.

Я проводил его на кухню, показал на стул. Мы сели за стол – напротив друг друга.

Юля осталась стоять чуть в стороне, но я заметил, как она вся замерла, словно ждала удара. Плечи напряжены, руки скрещены на груди, пальцы сжаты так, что побелели костяшки.

Майор открыл блокнот, мельком пролистал страницы.

– Александр, скажите, как давно вы знакомы со Светланой Пименовой?

Я прокашлялся, пытаясь говорить спокойно.

– Около месяца. Познакомились на сайте знакомств. Вживую виделись всего один раз – в ресторане на Сретенке. После этого только переписывались, звонили друг другу… ну, вы понимаете. Потом она вдруг пропала.

– Пропала, говорите? – уточнил он, поднимая взгляд.

– Да. Примерно неделю назад перестала выходить на связь. Я ей писал, звонил, ездил к ней домой, но всё без толку.

Стасов внимательно смотрел, не перебивая, потом коротко кивнул, делая пометки.

– Понятно. Мы сейчас проверяем всех, кто был у неё в контактах. Дело в том, что три дня назад её мать обратилась в полицию с заявлением об исчезновении дочери. С тех пор ни звонков, ни следов. Мы ведём поиски и опрашиваем всех, кто мог с ней общаться.

Он поднял глаза:

– Вы уверены, что не встречались с ней после того свидания?

– Абсолютно, – ответил я твёрдо. – Мы договорились увидеться снова… но в тот день она не ответила на звонки. Я приехал к ней домой, звонил в дверь, стучал – никто не открыл. Это было почти неделю назад, в субботу.

Майор нахмурился, что-то отметил в блокноте.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Если вам вдруг станет известно хоть что-то – звоните по этому номеру.

Он достал визитку, положил на стол.

– Конечно, – сказал я, чувствуя, как во рту становится сухо. – Если что-то узнаю – сообщу.

Майор поднялся.

– Хорошо. Если вы нам понадобитесь – мы с вами свяжемся.

Я проводил его до двери. Он надел куртку, коротко кивнул:

– Всего доброго, Александр.

Дверь за ним закрылась, щёлкнул замок.

Я постоял в прихожей, чувствуя, как сердце колотится где-то под рёбрами.

Потом обернулся – Юля стояла на том же месте, белая как бумага. Губы дрожали, взгляд был опущен в пол. Она не произнесла ни слова.

– Юль… – начал я, но она только покачала головой и тихо сказала:

– Я… пойду к себе.

И скрылась в своей комнате, тихо притворив дверь.

Я остался один на кухне, глядя на визитку. Белая карточка, простые чёрные буквы:

Майор юстиции Андрей Ильич Стасов. Следственный комитет РФ.

Я опустился на диван, всё ещё держа в руках визитку, и не мог избавиться от чувства, что между этими событиями – моим визитом к ней, странным поведением Юли и теперешним визитом майора – есть какая-то связь. Я просто ещё не понимал, какая именно.