Украденное детство

Глава 7.

На следующее утро Юля отправилась в школу. Мы с ней позавтракали вместе, и она при этом вела себя так спокойно, как будто ничего не произошло. Разговаривала привычно – спросила, не закончился ли у меня кофе, напомнила, что сегодня у неё физкультура, даже улыбнулась несколько раз. Я старался отвечать в том же духе, не выдавая, что у меня внутри всё клокочет от тревоги и сомнений.

Как только за ней закрылась дверь, я ещё несколько минут сидел за столом, прислушиваясь к тишине в квартире. Потом встал, прошёл в её комнату и остановился у двери. Было чувство, как будто я нарушаю что-то святое, словно собираюсь вломиться в чужую жизнь.

Я глубоко вздохнул, толкнул дверь и вошёл. Всё было так, как всегда – кровать аккуратно застелена, домашняя одежда висит на спинке стула, на подоконнике стоит горшок с её любимым фикусом. От всего веяло детством – запах шампуня, немного сладковатый аромат ластиков и тетрадей. И именно это делало происходящее особенно мерзким. Я чувствовал себя вором, хотя искал не деньги, а ответы.

Начал с письменного стола. Тетради, учебники, какие-то записки с формулами и стихами – всё аккуратно сложено. Я листал их, стараясь не оставлять следов. Под бумагами – блокнот с чёрной обложкой, на котором золотыми буквами написано «Мои мысли». Открыл – первые страницы заполнены обычными подростковыми записями: цитаты из песен, жалобы на школу, зарисовки. Но дальше пошли странные, более злые фразы:

«Она его не любит»,

«Она использует его, как и мама когда-то»,

«Если я позволю, он уйдёт, как она».

Сердце у меня кольнуло. Я пролистал до конца – дальше всё в том же духе. Но ничего конкретного. Только эмоции.

Потом я стал перебирать полки с книгами – под каждой обложкой заглядывал, поднимал даже тетради с прошлых лет. Ничего. Под кроватью – коробка со старыми игрушками, плюшевый мишка, сломанная кукла, какие-то ленточки, значки, фрагменты Лего. Тоже ничего. Уже собирался сдаться, когда машинально поднял угол ковра – пусто. Под подушкой – только пижама.

И вдруг, когда я приподнял матрас, из-под него выпал сложенный вдвое лист бумаги.

Я поднял его, развернул. На первой строке крупными буквами аккуратно написано слово: «ПЛАН».

Всё внутри оборвалось.

Дальше шли пункты. Первый: «Выяснить, где она живёт». Второй: «Посмотреть, когда он уедет». Потом – «Если она пригласит его к себе – быть там раньше».

А ниже – короткие заметки, почти как мысли вслух:

«Главное – не дать им остаться вместе. Надо сделать, чтобы он понял, какая она на самом деле».

«Если получится – чтобы она сама отказалась от него».

И в конце жирным шрифтом, подчёркнуто:

«Она должна исчезнуть. Навсегда».

Я сел прямо на край кровати, уставившись в листок. Это был не просто эмоциональный всплеск. Всё было слишком чётко структурировано – даты, возможные варианты, даже стрелки и пометки карандашом вроде «если не сработает – придумать другое». Всё было продумано до мелочей.

Мир как будто ушёл у меня из-под ног. Я не мог понять, как и когда всё зашло настолько далеко. Как из той тихой, ранимой девочки, которую я спас от отчаяния, вырос человек, способный составлять такие планы?

Я сидел, глядя на лист, и чувствовал себя стариком. Наверное, в тот момент я впервые по-настоящему испугался Юлю – не физически, а внутренне. Потому что в этих словах я видел не злость, а холодную решимость. Решимость, которой не должно быть у тринадцатилетнего ребёнка.

Я бессильно опустился на Юлькину кровать. Матрас мягко пружинил подо мной, одеяло сбилось в комок, и почему-то всё это – такое простое, домашнее – вдруг вызвало почти физическую боль. Казалось, что сама комната смотрит на меня, как живое существо, немое и обвиняющее. На полке стояла её чашка с недопитым какао, на стуле – смятая пижама, носки, учебники. Всё такое обычное, детское… и от этого становилось ещё страшнее.

Я не знал, что делать с этим знанием, с этой тяжестью, которая опустилась на меня. Мысли крутились по кругу, не давая передышки. Что сказать ей, когда она вернётся из школы? Как смотреть в глаза, если вдруг окажется, что моё худшее подозрение верно?

Если она и правда замешана в исчезновении Светы – как с этим жить? Как поступить? Наказать? Смешно. Она – ребёнок. Да, упрямая, вспыльчивая, порой резкая, но всё же ребёнок. Да и какое тут вообще может быть наказание, в такой ситуации? Не представляю. Сообщить в полицию? Ни за что. Я не отдам её в руки людям, для которых она будет просто очередным делом, статистикой, чьим-то отчётом. Ей ещё нет четырнадцати. Никто не посадит, но сам факт, сам позор, сам ужас – это уничтожит её. И меня вместе с ней.

Но если промолчать? Сделать вид, что ничего не произошло? Притвориться, что не знаю? Это ведь тоже ложь, тоже преступление – против неё, против Светы, против себя. Какой я тогда отец, если отвожу глаза и прячу голову в песок, лишь бы не чувствовать боли?

Вопросов становилось всё больше, а ответов не было ни одного. Я пытался рассуждать логически, но внутри кипело что-то совсем другое – растерянность, жалость, страх и какая-то отчаянная любовь. Хотелось просто поверить, что это ошибка, совпадение, нелепость. Хотелось проснуться завтра и понять, что я всё это придумал, что никакой беды нет, что Света нашлась, жива, здорова, а Юля сидит за завтраком и ругается, что я не купил её любимый йогурт.

Я провёл ладонью по покрывалу, словно пытаясь нащупать ответ. Ком подступил к горлу. Я ведь обещал себе – защищать её, какой бы она ни была, что бы ни случилось. Но сейчас впервые не понимал, где проходит грань между защитой и слепотой.

Наверное, каждый отец мечтает спасти своё дитя от мира, но что делать, если спасать нужно не от мира, а от неё самой? Но одно я знал точно – поговорить с ней придётся. Избегать этого больше невозможно. Я должен понять, что произошло, услышать всё из её уст, как бы тяжело это ни оказалось.

Было ещё довольно рано. До возвращения Юли из школы оставалось несколько часов. Квартира казалась непривычно тихой – часы на кухне тикали слишком громко, холодильник гудел неровно, как будто старый мотор задыхался. Делать было нечего, а сидеть и ждать – ещё хуже. Я решил выйти, пройтись до магазина, хоть как-то отвлечься, купить продуктов.

На улице стояла прохладная погода – редкое утро, когда город кажется сонным и мирным. Я шёл по знакомому маршруту, и всё, казалось, как всегда, словно никакой беды нет, что всё нормально. Только внутри – как будто кто-то натянул струну.

В магазине людей было немного. Я бродил между полок, машинально складывая в тележку всё подряд: хлеб, молоко, макароны, пару яблок, кофе, сахар. Всё делал на автомате, не задумываясь, что и зачем беру.

Когда подошёл к кассе, привычно достал телефон и приложил его к терминалу. Раздался короткий писк – и на экране высветилось: «Операция отклонена».

Я даже не сразу обратил внимание. Такое уже бывало.

– Давайте ещё раз, – сказал я, и снова поднёс телефон.

Тот же результат.

– Наверное, сеть глючит, – улыбнулся я кассирше, хотя внутри уже начинало шевелиться беспокойство.

Достал кошелёк, открыл – и замер. Карточки не было. Пустой слот, только старые чеки и водительское удостоверение. Может, выложил дома? Забыл? Всё возможно. Я снова попробовал оплатить с телефона. Та же надпись.

Кассирша смотрела с лёгким раздражением – за мной уже собралась небольшая очередь.

– Простите, – пробормотал я, убирая телефон. – Сейчас, секунду…

Я открыл банковское приложение. Экран высветил цифры, и в тот же миг холод пробежал по спине.

Баланс: ноль.

Вклады: закрыты.

Деньги исчезли. Все – до копейки.

Я стоял, глядя в экран, не веря в реальность происходящего. Мир как будто на секунду остановился. Только ровное, глухое биение сердца где-то в груди. Всё стало ясно сразу. Не нужно было проверять дальше. Не нужно было гадать. Юля.

Я машинально кивнул кассирше, извинился ещё раз, аккуратно сложил покупки обратно в тележку, чтобы не мешать очереди, и отошёл в глубь магазина, где никого не было.

Пальцы дрожали, когда я доставал телефон. Я набрал номер классной руководительницы – Татьяны Сергеевны. Гудки тянулись бесконечно.

– Да, здравствуйте, – наконец ответил её голос.

– Татьяна Сергеевна, извините, что беспокою. Юля сегодня была в школе? – спросил я.

Короткая пауза, и спокойный, усталый голос:

– Нет, Александр Сергеевич. Она не появлялась, и звонков от вас тоже не было… что-то случилось?

Я закрыл глаза. Сердце ухнуло вниз.

– Нет… ничего, спасибо, – выдавил я. – Всё в порядке.

Повесил трубку и остался стоять посреди прохода, чувствуя, как пол под ногами словно уходит вниз. Тишина давила со всех сторон. Только холодильник в соседнем отделе гудел, как будто весь мир делал вид, что ничего не произошло. Я понял: всё только начинается.

Юля.

Когда за дверью раздался звонок, сердце у меня ушло в пятки. Этот звук прозвучал слишком резко, слишком не вовремя, и я сразу поняла – беда. Папа пошёл открывать, а я осталась стоять в гостиной, замерев.

– Кто там? – спросил он.

Ответ последовал короткий, уверенный, с интонацией, от которой у меня всё внутри оборвалось:

– Следственный комитет. Майор Стасов.

Я как будто окаменела. Даже дыхание перехватило. Сразу поняла, что пришли из-за Светы. И что бы они ни сказали дальше, это касалось меня. В голове стучала одна мысль: всё, это конец.

Папа пару секунд молчал, потом медленно повернул замок. В прихожей послышались шаги, низкий голос. Я осторожно выглянула из-за стены и увидела мужчину лет сорока пяти – среднего роста, плотного, с коротко остриженными волосами и залысиной. В одной руке у него был блокнот, в другой – раскрытое удостоверение. Он выглядел спокойно, даже устало, но взгляд был внимательный, будто он ничего не упускает.

– Александр Старостин? – уточнил он.

– Да, это я. А в чём дело? – ответил папа.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов касательно вашей знакомой Светланы Пименовой, – сказал майор ровно, без нажима.

После этих слов у меня внутри всё оборвалось. Я почувствовала, как кровь отливает от лица. Папа машинально посмотрел на меня – и, наверное, сразу понял, что что-то не так.

– Да, конечно, проходите, – произнёс он, приглашающе махнув рукой. – Это моя дочь, Юля.

Майор скользнул по мне взглядом, коротким и каким-то равнодушным. Но от этого стало только хуже – равнодушие пугало больше, чем интерес.

– Андрей Ильич, – представился майор, коротко кивнув мне. Я не смогла даже кивнуть в ответ. Стояла, вжавшись в стену, как будто это была моя последняя опора в жизни, пальцы сжала в кулаки так сильно, что даже побелели костяшки и ногти больно впились в кожу.

Папа проводил его на кухню. Я осталась в дверях, слушая голоса. Они говорили спокойно, деловито.

– Скажите, как давно вы знакомы со Светланой Пименовой? – услышала я.

– Около месяца… познакомились на сайте знакомств, – ответил папа.

Дальше всё смешалось. Я слышала отдельные слова: «пропала… мать обратилась в полицию… проверяем всех из контактов…»

Воздух стал густым, тяжёлым. Всё плыло перед глазами. Они знают.

Я чувствовала, как колени дрожат, как внутри холод растёт, словно поднимается из самого живота. Мне хотелось исчезнуть, испариться, просто раствориться в воздухе. Но я стояла, слушала, не в силах пошевелиться. Перед глазами расплывались пятна, всё плыло, и я едва держалась, чтобы не рухнуть на пол.

Папа говорил спокойно, уверенно, но я видела – руки у него дрожали. Майор что-то записывал, потом встал, поблагодарил, оставил визитку. Когда он вышел, дверь мягко щёлкнула, и тишина навалилась мгновенно, словно само здание выдохнуло.

Папа ещё стоял в прихожей, глядя на закрытую дверь. Потом повернулся.

Я стояла там же, бледная, как фарфоровая кукла. Он хотел что-то сказать, но я покачала головой:

– Я… пойду к себе.

Всё внутри было пусто. Я шла по коридору, не чувствуя под ногами пола. Я поняла: если сейчас просто сидеть и ждать – они придут снова, но уже не просто поговорить. Меня заберут. Наденут наручники, посадят в машину, а папа будет стоять в дверях и смотреть, не в силах ничего сделать.

Нет. Так нельзя. Надо что-то делать. Мысли метались, цепляясь одна за другую. Как выбраться? Как объяснить? Что сказать, если начнут расспрашивать? Бесполезно. Всё равно не поверят. Нужно было придумать, как спасти себя – хотя бы время выиграть, хоть немного, прежде чем всё рухнет окончательно.

Я огляделась – взгляд зацепился за окно, за тонкую занавеску, которая чуть колыхалась от сквозняка. Если уйти сейчас…Мысль была глупая, невозможная, но сознание цеплялось за неё, как за последнюю соломинку. Нужно было действовать. И как можно скорее.

Я за всю ночь так и не сомкнула глаз. Лежала, уставившись в потолок, и слушала, как за стеной тихо тикают часы. Каждая секунда, казалось, отзывалась ударом в голове – медленным, вязким, от которого внутри всё сжималось. Стоило закрыть глаза – начинали всплывать лица, голоса, обрывки разговоров, свет фонаря за окном, взгляд майора Стасова.

Меня трясло. Не от холода – от страха. От осознания, что это только начало. Что всё, что я скрывала, всё, от чего бежала, – теперь вылезло наружу. Я ясно понимала: это вопрос времени. Они докопаются. Они всегда докапываются. И тогда конец.

Папа после ухода майора выглядел очень уставшим. Сел на кухне, закурил, долго молчал. Потом посмотрел на меня, хотел, кажется, что-то спросить, но передумал. Просто кивнул, сказал: «Иди отдыхай». Слава Богу. Я не смогла бы выдержать этот разговор сегодня. Но я видела – он что-то понял. Может, не всё, но догадался, что я вру. Что не всё так, как я говорю. Он слишком давно меня знает, чтобы сразу почувствовать фальшь.

Около полуночи пришло сообщение от Аньки.

"Юль, твой батя мне написал. Спросил, была ли ты у меня в субботу."

Я замерла. Сердце кольнуло, как иглой. Он проверяет. Он всё понял. Ответить хотелось сразу, но пальцы дрожали.

"Скажи, что была. Пожалуйста."

Отправила сообщение и уставилась в экран.

…"Ок, скажу. Но что случилось?" – пришло почти сразу.

Я не ответила. Просто выключила телефон.

Мне казалось, что стены сжимаются. Комната вдруг стала слишком маленькой. Воздуха не хватало. Я ходила из угла в угол, садилась, вставала, садилась снова. Мысли прыгали, не давали передышки.

Папа всё ещё был в гостиной, потом пошёл спать. Дверь его комнаты закрылась, шаги стихли. Я ждала, пока затихнет всё – даже дыхание дома. И тогда в голове сложился план. Безумный, отчаянный, подлый. Но другого выхода не было. Если я ничего не сделаю – меня найдут. А если уйду первой – у меня хотя бы будет шанс.

Я тихо вошла в папину комнату. Он спал, дыхание ровное, чуть похрапывал. Я стояла рядом, и сердце билось так громко, что казалось, он сейчас услышит и проснётся. Несколько секунд я просто смотрела на него. В этот момент мне хотелось опуститься на колени, разбудить, всё рассказать, умолять простить. Но потом я вспомнила, зачем пришла.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.