Осенний приговор

Глава 1Старый дом

Октябрьский дождь барабанил по крыше служебной машины, размывая пейзаж за окном в серо-жёлтые разводы. Елена Светлова сидела на заднем сиденье, просматривая первичные материалы на планшете. Рядом с ней устроился Георгий Павлович Соловьёв, судмедэксперт, с которым она работала уже не первый год. За рулём – молодой оперативник Максим Береснев, недавно переведённый в их отдел из районного управления.

– Судья, – проворчал Соловьёв, поправляя очки и разглядывая дорогу за стеклом. – Опять судья. Последний раз, когда я выезжал на убийство судьи, дело тянулось полгода. Все друг на друга кивали, никто ничего не видел, не слышал. Адвокаты молчат, коллеги по суду молчат, даже уборщица вдруг ничего не помнит.

– А сколько это было? – спросил Береснев, притормаживая перед поворотом. Его интерес был искренним – прошел месяц как парень перевёлся в Следственный комитет и жадно впитывал любой опыт.

– Лет десять назад. Тогда ещё в прокуратуре работал. Судью нашли в машине, пуля в голову. Тоже сначала думали – заказ, криминал. Потом версия про любовницу появилась, потом про должника. В итоге доказать ничего не смогли. Дело закрыли как нераскрытое, а через год его вообще списали в архив.

Светлова подняла взгляд от экрана.

– Георгий Павлович, давайте не будем заранее настраиваться на провал. У нас есть труп, есть место преступления, будут улики. Это уже больше, чем ничего.

– Если их не успели замести, – буркнул эксперт, доставая из кармана пачку мятных леденцов. Он бросил один в рот и недовольно поморщился. —судьи обязаны своим долголетием в системе не случайности, а покровительству и обширным связям. Их влияние простирается за пределы жизни: мёртвый судья обладает большим потенциалом для создания проблем, чем действующий бандит.

– Тогда тем более надо работать быстро и чисто, – отрезала Светлова. – Максим, сколько ещё ехать?

– Минут пять, – Береснев кивнул на навигатор. – Посёлок Берёзовый Лог, дом на окраине. Местные говорят, там раньше какая-то усадьба была, ещё до революции. Потом коммуналка, потом дом разделили на части, а этот судья лет десять назад выкупил целиком.

– Откуда такие деньги у районного судьи? – задумчиво произнесла Светлова.

«А кто из власть имущих ныне лишён богатства?» – с усмешкой спросил Соловьёв, подразумевая, что судейский корпус, прокуратура и административный аппарат – это единое сообщество, объединённое общими (коррупционными) интересами. Извините, Елена Викторовна, не хотел вас обидеть.

– Не обиделась. Но давайте не будем строить версии на пустом месте. Может, он по наследству получил, может, жена была богатая.

– Разведён, – напомнил Береснев, который успел пробежаться по базе данных ещё в офисе. – Лет пять назад. Детей двое, но оба взрослые, живут отдельно.

Машина свернула с асфальтированной дороги на разбитую грунтовку. Колёса забуксовали в жидкой грязи, Береснев выругался сквозь зубы и переключился на пониженную передачу. Впереди, за редеющими берёзами, показался высокий забор из красного кирпича и кованые ворота с полустёршимся вензелем.

– Приехали, – объявил Береснев, останавливая машину у ворот. – Красиво жил товарищ судья.

У въезда стояла полицейская машина, два сотрудника в форме курили под навесом, явно скучая под моросящим дождём. Увидев подъехавший автомобиль, они поспешно затушили сигареты и выпрямились.

Светлова вышла из машины первой. Дождь сразу принялся хлестать по лицу холодными каплями. Она натянула капюшон куртки и направилась к воротам, доставая удостоверение.

– Следователь Светлова из Следственного комитета, – представилась она сержанту, коренастому мужчине лет сорока с усталым лицом и залысинами. – Кто первым прибыл на место?

– Мы с напарником, – ответил он, кивая на молодого полицейского рядом. – Старший сержант Морозов, это младший лейтенант Князев. Вызов поступил в 7:43 утра. Соседка звонила, гражданка… – он полез в нагрудный карман за блокнотом.

– Не надо, потом запишу, – остановила его Светлова. – Что говорила соседка?

– Что хозяин не выходит на связь второй день. Телефон не берёт, дверь не открывает, а машина во дворе стоит. Мы приехали минут через двадцать, обошли территорию.

– Как попали внутрь?

– Калитка была открыта. Не на засов, не на ключ – просто прикрыта. Я подумал – странно, мужик пропал, а калитка нараспашку. Прошли во двор, увидели машину у гаража, окна в доме неосвещены. Постучали – тишина. Дверь в дом тоже оказалась незапертой.

– Вы не посчитали нужным вызвать подкрепление перед тем, как входить?

Морозов замялся.

– Ну… тут же посёлок, все друг друга знают. Судья Ковалёв, он здесь лет десять живёт, мужик спокойный. Мы подумали, может, плохо ему стало, инфаркт или ещё чего. Зашли, окликнули – никто не отвечает. Прошли по дому, комнату за комнатой проверили. В гостиной и нашли.

– То есть вы прошлись по всему дому, прежде чем увидели тело? – уточнила Светлова, и в её голосе прозвучала нотка недовольства.

– Да, но мы ничего не трогали, – поспешил заверить сержант. – Я ж понимаю, место преступления, улики. Только пол потоптали немного, но след-то всё равно не снять с ковров старых.

Светлова вздохнула. Конечно, они потоптались. Конечно, наследили. И теперь половину улик придётся отсеивать, отделяя следы преступника от следов ретивых полицейских.

– Ладно, что сделано, то сделано, – сказала она. – Свидетелей опрашивали?

– Соседку, которая звонила. Она живёт в доме напротив, через дорогу. Говорит, последний раз видела судью позавчера вечером, часов в восемь. Он на машине уезжал, потом через час вернулся. С тех пор и не видела.

– Хорошо. Я с ней сама поговорю позже. А вы оставайтесь здесь, никого не пускайте без моего разрешения. Журналисты могут примчаться, любопытные. Всех – назад.

Соловьёв и Береснев уже вышли из машины и доставали снаряжение из багажника. Криминалистический чемодан, фотоаппарат, защитные костюмы и бахилы. Стандартный набор для выезда на место преступления.

Светлова надела бахилы прямо у ворот и двинулась по вымощенной плиткой дорожке к дому. Соловьёв и Береснев последовали за ней, тоже обуваясь на ходу. Двухэтажное здание из красного кирпича действительно выглядело впечатляюще – массивные стены, высокие окна с резными деревянными наличниками, крыльцо с белыми колоннами. Когда-то здесь жили люди с деньгами и вкусом. Но время не пощадило постройку: облупившаяся краска на рамах, трещины в штукатурке, водосточные трубы покрыты ржавчиной. Сад тоже явно запустили – высокая трава, неподстриженные кусты, опавшая листва, которую никто не убирал.

– Эх, дом-то какой, – присвистнул Береснев. – Я б в таком жил с удовольствием. Если бы привести в порядок, конечно.

– Привести в порядок такое – это миллионы потратить, – заметил Соловьёв, оглядывая фасад профессиональным взглядом. – Здесь и крышу менять надо, и фундамент укреплять, и всю проводку. Судейской зарплаты на это не хватит.

– Значит, были другие доходы, – пробормотала Светлова.

На крыльце их встретил капитан полиции Виктор Русаков, начальник местного отдела. Светлова знала его мельком – работали вместе года два назад по делу о серии краж на вокзале. Русаков тогда показал себя толковым, хоть и осторожным оперативником. Сейчас он выглядел уставшим, с синяками под глазами и помятой формой.

– Елена Викторовна, – кивнул он, протягивая руку для рукопожатия. – Не ожидал, что вас пришлют. Это же районное дело, казалось бы. Местный судья, местное преступление.

– Убийство судьи – всегда дело Следственного комитета, Виктор Сергеевич, – напомнила Светлова, пожимая его руку. – Независимо от ранга. Так что теперь координировать будем вместе. Что у вас?

Русаков достал помятый блокнот.

– Игорь Сергеевич Ковалёв, судья Берёзовского районного суда, 58 лет. Живёт один в этом доме, точнее, жил. В последний раз его видели позавчера вечером: он заехал в магазин на въезде в посёлок и купил продукты, сигареты, а также бутылку коньяка. Продавщица, которая хорошо его знает, сообщила, что он вёл себя как обычно, и ничего странного в его поведении не заметила. Вернулся домой около восьми вечера. С тех пор на связь не выходил. Телефон не отвечает – либо выключен, либо разряжен. Мобильные операторы пробивают последние звонки и перемещения по вышкам, но это завтра будет.

– Семья?

– Разведён пять лет. Бывшая жена, Анна Леонидовна Ковалёва, живёт в Москве, работает бухгалтером в частной фирме. С покойным общались редко, только по вопросам детей и алиментов.

– Алименты? Он ей платил?

– Нет, она ему. Странно, да? Обычно наоборот. Но в решении о разводе так прописано – она выплачивает ему компенсацию за дом. Он его унаследовал от матери, а при разводе не делили. Она получила квартиру в Москве, он – этот дом.

– Дети есть?

– Двое. Сын, Дмитрий Игоревич, тридцать два года, живёт в Москве, работает менеджером в IT-компании. Дочь, Ирина Игоревна, двадцать восемь лет, замужем, тоже Москва, домохозяйка. С отцом общались нечасто, но и в ссоре не были. Мы связались с обоими, они в курсе. Сын сказал, что приедет завтра утром. Дочь пока не может, у неё маленький ребёнок.

Светлова кивнула, запоминая информацию. Обычная разведённая семья, ничего выдающегося. По крайней мере, на первый взгляд.

– А здесь кто-то с ним жил? Экономка, охранник?

– Нет, один. Иногда приезжала женщина из посёлка, убиралась, готовила. Но не постоянно, раз в неделю-две. Звали её… – Русаков полистал блокнот, – Валентина Егоровна Смирнова. Мы её уже нашли, она даст показания, как освободится. Сейчас у неё на работе аврал – санитарка в больнице.

– Значит, в ночь убийства он был один?

– Похоже на то. По крайней мере, соседи никого не видели. Но это ещё проверять надо. Может, кто-то приезжал поздно, когда все спали.

Русаков провёл их через просторную прихожую с высокими потолками и потрескавшейся лепниной. На стенах висели потемневшие от времени картины в тяжёлых рамах – пейзажи, натюрморты, портреты людей в старомодной одежде. Пахло сыростью, плесенью и ещё чем-то затхлым, словно дом давно не проветривали.

– Здесь вся обстановка старая, ещё с тех времён, как усадьбой было, – пояснил Русаков, заметив, как Светлова разглядывает картины. – Ковалёв, говорят, не менял ничего. То ли денег жалел, то ли нравилось так. Любил старину.

В гостиной, куда они вошли следом, стоял тяжёлый запах крови, сладковатый и приторный. Светлова морщилась – за годы работы она не привыкла к этому запаху, и каждый раз он вызывал у неё лёгкую тошноту. Соловьёв, напротив, даже не поморщился. Для него это была обычная рабочая обстановка.

Тело лежало у камина, лицом вниз. Мужчина средних лет в домашних тёмных брюках и сером шерстяном свитере, на ногах домашние тапочки. Седеющие волосы, крупное телосложение, начинающаяся лысина. Возле головы – большое тёмное пятно запёкшейся крови, расползшееся по светлому ковру неровными разводами. Рядом, на белой каминной полке, стояла массивная бронзовая статуэтка – фигура ангела с распростёртыми крыльями и поднятым мечом. На основании статуэтки виднелись бурые разводы и прилипшие волосы.

Соловьёв сразу же присел на корточки рядом с телом, достал из чемодана перчатки и осторожно повернул голову погибшего, чтобы лучше рассмотреть рану.

– Удар в затылок, – проговорил эксперт вслух, больше для себя, чем для остальных. – Один, очень сильный. Череп проломлен, видны осколки кости. Такой удар – смерть, практически мгновенная. Мозг повреждён, внутреннее кровоизлияние. Жертва, скорее всего, даже не успела понять, что произошло.

Он пощупал кожу на шее и руке, осмотрел трупные пятна, проверил температуру тела специальным термометром.

– Время смерти… ориентировочно тридцать шесть – сорок часов назад. То есть позавчера вечером или ночью, между девятью вечера и двумя ночи. Точнее скажу после вскрытия, когда проверю содержимое желудка и степень окоченения.

– Орудие убийства – вон та статуэтка? – спросила Светлова, указывая на каминную полку, но не приближаясь. Нельзя было трогать улики раньше времени.

– Практически уверен, – кивнул Соловьёв. – Вес подходящий, форма тоже. На основании следы крови, волосы, возможно, частички кожи и мозгового вещества. Отправлю на экспертизу, но сомнений мало. К тому же, видите? – он указал на край статуэтки. – Здесь вмятина, царапина. Свежая. Это от удара о черепе.

Береснев, который до этого молча осматривал комнату, стараясь не мешать эксперту, подошёл к открытому сейфу в углу гостиной. Сейф был встроен в стену, за сдвинутой в сторону картиной. Дверца распахнута, внутри пусто – только пыль на полках.

– Смотрите, сейф, – сказал он, заглядывая внутрь. – Взломан… нет, не взломан. Открыт по коду или ключом. Дверца целая, замок не повреждён. Значит, либо сам хозяин открыл, либо кто-то знал код.

– Внутри что-то было? – спросила Светлова.

– Соседка говорила, что Ковалёв хранил там документы и деньги, – ответил Русаков. – Сколько денег – не знает. Но говорил ей как-то, что держит наличные на экстренные нужды. Тысяч пятьдесят или больше.

– Значит, возможно ограбление, – заключил Береснев. – Убили, забрали деньги из сейфа.

Русаков скептически поморщился.

– Не похоже на обычное ограбление. В спальне на комоде лежат дорогие наручные часы – швейцарские, тысяч на триста стоят. В прихожей висит кожаная куртка, в кармане кошелёк с картами и деньгами – я проверил, там тысячи три наличными. На кухне стоит ноутбук, новый, не- дешёвый. Ничего не тронуто. Если грабили, то очень избирательно. Взяли только то, что в сейфе.

– Может, знали, что искать, – предположил Береснев. – Пришли целенаправленно за документами или деньгами из сейфа. Остальное не интересовало.

Светлова медленно обошла комнату, стараясь не наступать на пятна крови. Никаких следов борьбы – мебель на месте, картины на стенах висят ровно, ковёр не смят и не задран, книжные полки целы. Только разбитая чашка у кресла возле камина – осколки белого фарфора в луже остывшего чая, тёмное пятно на ковре.

– Удар сзади, – проговорила она вслух, восстанавливая картину. – Жертва сидела в кресле, пила чай. Расслаблена, ничего не подозревает. Убийца подошёл сзади, схватил статуэтку с камина и ударил. Один раз, но сильно и точно.

– Значит, знакомый, – тут же отреагировал Береснев. Парень явно пытался проявить себя, показать, что не зря его взяли в Следственный комитет. – Ковалёв впустил его в дом, даже чай заварил, сидели, разговаривали. Убийца – кто-то из близкого окружения. Может, родственник? Или сослуживец?

– Или кто-то, кому он доверял, – добавил Русаков, прислонившись к дверному косяку. – У судьи наверняка было много знакомых. Адвокаты, другие судьи, прокуроры, секретари… Люди заходят, выпить чаю, обсудить дела.

Соловьёв, всё ещё сидящий на корточках возле тела, поднял голову.

– Или кто-то, кого он считал безопасным. Женщина, например. Дамы реже вызывают настороженность. Мужик впускает женщину в дом, думает, ну что она ему сделает? А она раз – и статуэткой по башке.

– Жена у него была? – спросила Светлова.

– Бывшая, – ответил Русаков. – Разведены пять лет, как я уже говорил. Анна Леонидовна Ковалёва, сорока трёх лет. Живёт в Москве, работает бухгалтером. Общаются редко, только по вопросам детей и финансов. Говорят, развод был скандальный, она его чуть ли не до инфаркта довела. Но это слухи.

– Проверьте её алиби, – велела Светлова. – Где была в ночь убийства, с кем, есть ли свидетели. И выясните подробности развода – почему скандальный, из-за чего разругались.

– Сделаем, – кивнул Русаков, делая пометку в блокноте.

Светлова подошла ближе к камину и присела рядом со статуэткой, внимательно рассматривая её, не касаясь. Ангел был выполнен очень детально: каждое перо крыла, складки одежды, черты лица. Старая работа, возможно, антикварная.

– Тяжёлая вещь, – заметила она. – Килограмма три, не меньше. Чтобы так ударить, нужна или физическая сила, или очень сильная эмоция. Ярость, страх, отчаяние.

– Или и то и другое, – хмыкнул Береснев, подходя ближе. – Знаете, мне кажется, это всё-таки бытовуха. Семейная ссора, любовная драма. Судьи тоже люди, у них свои проблемы. Может, любовница была? Поссорились, она схватила первое что под руку попалось.

– Возможно, – не стала спорить Светлова. – Но тогда объясните мне две вещи. Первое: какова причина, по которой сейф был открыт, и почему из него изъяты деньги? Если это эмоциональное убийство на почве ревности или ссоры, зачем лезть в сейф? Второе: почему нет следов борьбы? Обычно, когда человек убивает в порыве эмоций, всё вокруг вверх дном. Здесь же почти стерильная чистота.

Береснев задумался, явно пытаясь найти объяснение.

– Может, так… сначала открыл сейф сам хозяин, хотел показать что-то или взять деньги. А потом уже поссорились, и убийство произошло?

– Слабо, – покачал головой Соловьёв, поднимаясь и отряхивая колени. – Если бы сейф открывал сам Ковалёв при жизни, он бы его потом закрыл. Зачем оставлять открытым? Нет, сейф открыли уже после убийства. Либо убийца знал код, либо нашёл ключ.

– Тогда другая версия, – не сдавался Береснев. – Может, сначала ограбили, а потом убили, чтобы скрыть следы? Взломали сейф, Ковалёв услышал, прибежал, а его – бах!

– Но сейф же не взломан, – напомнила Светлова. – Открыт кодом или ключом. Значит, грабитель либо заставил хозяина открыть сейф, либо сам знал, как его открыть.

– Или, – вмешался Русаков, – грабителем был кто-то из близких. Кто знал про сейф, знал, где ключ или код. Тот же сын- например. Или бывшая жена.

– А может быть, и так, – Соловьёв снял перчатки и сунул их в карман, – сначала убили, а потом решили замаскировать под ограбление. Открыли сейф, забрали деньги для видимости, чтобы мы подумали, что это грабёж. Но убийство было совсем по другой причине.

Светлова встала и оглядела комнату ещё раз, пытаясь поймать ускользающее ощущение. Что-то здесь было не так, но она пока не могла понять, что именно. Слишком чисто для эмоционального убийства. Слишком грязно для профессионального. Какая-то смесь, недоделанность. Словно убийца не до конца продумал план или что-то пошло не так.

– Георгий Павлович, сколько вам нужно времени на полный осмотр тела и места преступления?

Соловьёв оценивающе оглядел комнату.

– Часа три, не меньше. Буду работать тщательно, с фотофиксацией всех деталей, сбором образцов. Нужно проверить все поверхности на отпечатки, собрать волокна с одежды жертвы, проверить, нет ли под ногтями частичек кожи убийцы – вдруг была борьба.

– Хорошо. Максим, – она повернулась к Березневу, – идите, опрашивайте соседей. Всех, кто живёт в этом посёлке. Кто, что видел, слышал в ночь убийства. Когда в последний раз видели Ковалёва, были ли странные посетители, незнакомые машины у дома. Может, кто-то слышал крики, звуки борьбы. Всё записывайте подробно, с именами и контактами.

– Есть, – кивнул Береснев, доставая диктофон.

– Виктор Сергеевич, – она обратилась к Русакову, – мне нужна полная информация о потерпевшем. Все дела, которые он вёл в последнее время. Особенно те, где были крупные суммы, серьёзные обвиняемые, резонансные процессы. Список свидетелей, адвокатов, прокуроров, с которыми он работал. И проверьте его финансы – откуда деньги на дом, на жизнь. Судейская зарплата, понятно, но этого явно недостаточно для такого особняка.

Русаков старательно записывал.

– Запросы в банки сделаю сегодня же. По делам – нужно время, там архив большой. Ковалёв судьёй был двадцать с лишним лет, сотни дел провёл.

– Начните с последних двух лет, – уточнила Светлова. – И ещё. Мне нужно поговорить с теми, кто его близко знал. Коллеги по суду, друзья, если были. С той женщиной, что убиралась в доме, – как её, Валентиной Егоровной? – с ней обязательно. Иногда уборщицы знают о хозяевах больше, чем родственники.

– Смирнова Валентина Егоровна, – подсказал Русаков. – договорюсь с ней на завтра, она после смены может подъехать в отдел.

Светлова кивнула и снова обвела взглядом гостиную. Старинная мебель, картины в тяжёлых рамах, пыльные книжные полки, заполненные томами в кожаных переплётах. И над всем этим великолепием прошлого висел запах смерти.

– Георгий Павлович, когда закончите здесь, проверьте остальные комнаты, – сказала она эксперту. – может, убийца что-то искал не только в сейфе. Посмотрите, нет ли следов обыска в спальне, кабинете, если он есть.

– Сделаю, – кивнул Соловьёв, уже доставая фотоаппарат.

Светлова вышла из гостиной и направилась к выходу. Ей нужно было подышать свежим воздухом, очистить лёгкие от тяжёлого запаха крови и затхлости. На крыльце она сняла бахилы, сунула их в карман и достала телефон.

Дождь усилился, барабаня по козырьку крыльца частой дробью. Светлова набрала номер своего начальника, полковника Громова.

– Алло, Виктор Петрович? Светлова. Я на месте, первичный осмотр провела. Убийство судьи Ковалёва подтверждается. Удар тупым предметом, орудие убийства на месте. Соловьёв работает, через несколько часов будет полный отчёт.

Из трубки донёсся хриплый голос начальника:

– Версии есть?

– Пока несколько. Возможно ограбление, хотя это не похоже на типичный грабёж. Возможно бытовое убийство, кто-то из близких. Возможно, месть – у судьи наверняка были враги среди тех, кого он осудил. Нужно время на проверку алиби и сбор информации.

– Давление сверху будет, – предупредил Громов. – убийство судьи – дело политическое. Прокуратура, суды, администрация – все захотят знать, что произошло. И все будут требовать быстрого результата. Работайте чисто, Светлова. Без дыр в деле, без ошибок. Понятно?

– Понятно,товарищ полковник.

– И ещё. Если почувствуете, что дело тянет на что-то большее, чем бытовуха, – сразу докладывайте. Не геройствуйте.

– Буду держать в курсе.

Светлова отключилась и убрала телефон. Громов был прав – давление будет. Убийство судьи всегда вызывало повышенный интерес у властей. Все хотели знать, не связано ли это с его профессиональной деятельностью, не угроза ли это всей судебной системе, не начало ли серии покушений. Паранойя, конечно, но понятная.

Она спустилась с крыльца и пошла к воротам, где всё ещё стояли полицейские. Сержант Морозов курил, прикрываясь от дождя плащом, младший лейтенант Князев мёрз рядом, явно мечтая оказаться где-нибудь в тепле.

–– Та соседка, которая звонила, – обратилась Светлова к Морозову, – она сейчас дома?

– Должна быть, – кивнул тот. – Дом вон тот, напротив, двухэтажный с зелёными ставнями. Зинаида Фёдоровна Крюкова, пенсионерка. Всё видит, всё слышит, всех знает. Типичная сельская наблюдательница.

– Спасибо.

Светлова перешла дорогу и поднялась на крыльцо дома с зелёными ставнями. Позвонила в дверь. Через несколько секунд послышался шорох, звук задвигаемой цепочки, и дверь приоткрылась. В щели показалось морщинистое лицо пожилой женщины в платке.

– Вы ко мне? – настороженно спросила она.

– Следователь Светлова, Следственный комитет, – Елена показала удостоверение. – вы Зинаида Фёдоровна Крюкова?

– Я, – женщина сняла цепочку и распахнула дверь шире. – Это из-за Игоря Сергеевича, да? Ох, господи, не верится, что такое случилось. Заходите, заходите, не стойте на холоде.

Светлова вошла в небольшую прихожую, пахнущую свежей выпечкой и нафталином. Крюкова провела её на кухню, где на столе стояли чашки, самовар и тарелка с пирожками.

– Садитесь, пожалуйста, – засуетилась хозяйка. – чаю налить? Или кофе? Вы же, наверное, с утра на ногах?

– Спасибо, не надо, – мягко отказалась Светлова, садясь за стол и доставая блокнот. – мне нужно задать вам несколько вопросов о вашем соседе.

Крюкова тяжело опустилась на стул напротив.

– Спрашивайте. Хотя я и так уже всё полиции рассказала.

–– Расскажите мне ещё раз. Когда вы в последний раз видели Игоря Сергеевича живым?

Крюкова задумалась, морща лоб.

– Позавчера, вечером. Часов в восемь, может, чуть позже. Он на машине подъехал, из магазина возвращался. Я как раз мусор выносила, увидела. Посигналил мне, помахал рукой. Я ему тоже помахала. Заехал во двор, калитку за собой прикрыл, и всё. Больше не видела.

– Он был один?

– Один, да.

– Настроение у него было обычное? Ничего странного не заметили?

Крюкова покачала головой.

– Обычный он был как всегда. Может, чуть усталый, но это нормально, работа у него тяжёлая. Судья всё-таки.

– А позже, вечером или ночью, вы не видели, чтобы к нему кто-то приезжал? Или, может, слышали что-то необычное?

Крюкова помолчала, явно пытаясь вспомнить.

– Вечером я телевизор смотрела, потом спать легла. Я не слышала ничего необычного. Машины какие-то ездили, может, но я уже не смотрела- чьи. Здесь вообще тихо обычно, народу мало живёт, особенно зимой.