Поющие в преисподней. Рассказы

Митя молчал. Он чувствовал себя оскорбленным, и жестоко обманутым. Но почему Маша сразу не сказала ему кто она? Возможно, за какое-то время он бы успел смириться с прискорбнейшим фактом, ну а теперь… Ведь он уже дал обещание.

Мария коснулась его плеча.

– Не сердись. Для меня собственная судьба не так уж важна, по сравнению с этим. Гораздо страшнее, что старая ведьма делает из моих детей снадобья. В тот самый момент, когда они окончательно превращаются, она убивает их, сушит, перетирает в чертовой мельнице… Потом, варит из этого порошка проклятое зелье. Говорят, что оно помогает людям. Дарит не только долгую жизнь, но даже бессмертие. К старухе обращаются очень богатые и знатные люди. Им хочется испытать на себе её хваленые снадобья, но никто из них так и не знает, из чего они сделаны.

Но я не пожелала с этим мириться. В тайне от бабушки, я незаметно переносила головастиков в лесные озера, с намерением сохранить. Авдеишна плохо ходит, и сама таскаться по лесу в поисках тайных мест, просто не может.

– И что, старуха не замечала, что выводок уменьшается? – буркнул студент.

Маша посмотрела на свое немногочисленное потомство, плескающееся в чане с водой, и с грустью ответила:

– Замечала, конечно. Наверное, и сейчас что-то подозревает.

– Интересненько.

– Да. Дней через десять, все, кого ты здесь видишь, должны скинуть хвосты, и перебраться на сушу. И вот тогда…

Митя помог Маше спуститься с приставной лестницы, принял из рук ведро. Они сели рядышком на перевернутое корыто.

– Нет, ну как я могу оставить их? – тихо проговорила Мария, – Им нужна моя помощь. Вот если бы ты подождал пару месяцев… А еще лучше – помог. Поверь, у меня есть для этого выводка новое место. Я присмотрела его в лесу, пока скрывалась от Марфы Авдеишны. Она ни за что не узнает.

– И что я смогу?

– Глупый! Ты бы смог обустроить в лесу наше новое обиталище! Поставим там дом, будем жить душа в душу. А я, …я буду ухаживать за детишками.

– Но, как же старая ведьма?

– Хм. Не такая уж она и провидица… Ой!

Студент обернулся. Подкравшись сзади, ведьма крепко держала девушку за косу, и торжествующе улыбалась, выставляя напоказ редкие зубы.

– Нашел-таки! – рассмеялась она, – А я уже полицейского пристава вызвала. Есть у меня в околотке знакомые…

На глазах Машеньки навернулись слезы обиды и боли. Она умоляюще смотрела на Дмитрия, мол, сделай же что-нибудь!

– Идите за мною, касатики, – проворковала Авдеишна, и потащила девушку за собой.

Митя, как побитый щенок, засеменил следом.

***

– Машенька все тебе рассказала? – спросила старуха, когда они все вошли в дом.

Ведьма указала студенту на место за щербатым столом, сама же устроилась на лавке под образами, усадив с собой внучку.

– Что молчишь? Я тебя спрашиваю.

Митя кивнул. Ему совсем не хотелось разговаривать с ведьмой.

– И мне не нужно еще раз объяснять тебе, почему я передумала продавать девочку. Хотя, есть один способ, чтобы вы навсегда были вместе. Если ты все еще хочешь, конечно.

Ведьма посмотрела на Дмитрия исподлобья, будто бы забросила удочку, и теперь выжидает.

– Думаешь, сколько ей лет? Пятнадцать, четырнадцать? Нет, двадцать восемь. Постоянное воспроизводство потомства не дает русалке стареть. Внешне, по крайней мере. Во всем остальном её часики тикают. Ты не заметил? Разве она не пыталась тебя соблазнить своими женскими прелестями, не строила глазки?

– Хорошо, – выдохнул Митя, – Какой это способ?

– Я уже говорила: женись на ней, недотепа, и дай ей потомство. После этого мы все будем жить мирно и счастливо.

Мария нервно заерзала, бросая взгляд то на бабушку, то на взъерошенного студента. Старуха же продолжала держать ее за руку.

– Единственное условие: жить будете здесь. Когда-нибудь я все же соберусь на покой, вы же останетесь здесь командовать. Клиентов у старой Авдеишны много, так что нищими не останетесь, – зелье прокормит. А еще, я передам внучке все свои книги и заговоры…

– Я не хочу! – голос Машеньки резанул по ушам старой Авдеишне.

Старуха нахмурилась. Дернув девушку за руку, она уставилась на неё, готовясь испепелить.

– С меня хватит, – повторила чуть тише Мария, – У меня есть душа, если ты не заметила, и она страдает от пыток.

Старуха закачала маленькой головой.

– Пыток? Да что ты знаешь об этом, живя в достатке и благости, огражденная мною от настоящего жестокого мира! А вспомни-ка, ведь именно я спасла тебя от неминуемой гибели.

– Ты убиваешь моих детей! Этим все сказано.

Смех Авдеишны закончился старческим кашлем, а лицо превратилось в сморщенный чернослив.

– Но они же не люди, ты знаешь? …А что будет со мной, если я тебя отпущу? А с тобой? На что ты нас обрекаешь?

– Я знаю.

– Нет, уж! Делай, что говорят, и все будет по-прежнему.

С огромным усилием, Маша вырвала свою руку из цепких лап старой мошенницы.

– Я лучше умру.

Старуха задумалась. Первый раз в жизни Мария позволила себе взбунтоваться. Неблагодарная.

– Ладно, позову-ка я с ледника Васеньку, – зашипела Авдеишна, – Пока ты гуляла, он как раз разморозился. Женишок, конечно же, некудышный, но…

***

Студент смотрел на заплаканную Марию, и лихорадочно соображал. Выбора не было. Придется согласиться на условия ведьмы, или принять последние меры. Что если наброситься сейчас на старуху, и задушить собственными руками? Или огреть по голове кочергой? Кстати, вот она, рядом с печкой стоит. А что, много ли надо старухе: тюк, и готово. И кто найдет её могилку в диком лесу?

Межу тем, Авдеишна приподнялась со своего места, и распахнула окошко.

– Васька! Поди-ка сюды!

Маша побелела как полотно, услышав знакомое имя.

– Угу! – послышалось с улицы.

– Я тебе предлагала, – пожала плечами старуха.

В комнате появился Василий. Коренастый, веснушчатый, с копной растрепанных рыжих волос. В добавок ко всему – голый. Кривые, бледные ноги его отличались необычайно широкой ступней, и были покрыты навозом. Похоже, что он только что вылез из бабушкиного курятника. Увидав девушку, вошедший смутился. Руки его затряслись, а ноги конвульсивно задвигались. Широкие губы беззвучно зашевелились, произнося её имя.

– Узнала сыночка? – хмыкнула старая, – Ишь, какой живчик.

Мария молчала.

– Да и он, как я вижу. С детства был не равнодушен к тебе. Что ж, наверное, к лучшему. Не зря разбудила. Лягушки-то, во льду, в спячку впадают. Таким образом хорошо сохраняются.

Адеишна поманила пальцем вошедшего.

– Подойди, поздоровайся с мамочкой… Я разрешаю.

Как по команде, Василек сорвался со своего места, и подобно голодному кобельку набросился на Марию. Та испуганно завизжала, вскочила на лавку, отбиваясь от настойчивых лобызаний воскресшего. На ее лице читался страх и беспредельнейший ужас. Определенно, Митя много чего не знал о темном прошлом двух женщин.

– Да, одно неудобство, – улыбнулась старуха, глядя на размороженного, – после того, как они просыпаются, дураками становятся. Видимо, часть разума, все-таки отмерзает.

– Стойте! Уберите это чудовище! – закричал Митя.

– Зачем? – ухмыльнулась Авдеишна, – Вас не дождешься, хочу – не хочу, а свежий выводок надо. Сейчас Васятка сам со всем разберется. Возьмет свою мамку, и будут у нас новые головастики. А как родит, заберу что получится, а мятежницу на ледник, за то, что бабку не слушала. Я же сказала: помирать я раздумала. Теперича сама хочу испытать на себе волшебное снадобье. А вдруг и помолодею на пару-то годиков.

С дикими воплями студент бросился на помощь Марии, – мерзавец уже рвал на ней платье. Схватив ублюдка за шею, Дмитрий попытался оторвать его от перепуганной девушки. Но Васька вцепился в нее и рычал, как дворовая псина. От бессилия, Митя сам повис на Васятке, как мопс. Тот рычал, отбивался как мог, но все тщетно. Студент изловчился, и укусил противника за ухо. Укусил до того сильно, что почувствовал на губах привкус крови. В туже секунду, Митя вновь вцепился в то же самое ухо, и сомкнул челюсти. Как ни противно ему было в тот момент, но ухо он все-таки откусил. Такое же соленое и вонючее, как и его обладатель.

Нападавший выпустил жертву, и попятился к двери. Он скулил, взирая жалобно на старуху, ища у нее защиты. Митя оставил его, обратив вопросительный взор на старую ведьму. Та угрожающе замахала перед ним палкой.

– Чур меня, чур!

Студент вырвал палку из скрюченных пальцев старухи. От злости та дара речи лишилась.

– Вот тебе!

Ведьма закрылась руками, но это мало ей помогло. Край посоха вонзился ей в глаз. Старуха подпрыгнула, и завизжала как резанная. Василий, стоявший у двери, ринулся бабке на помощь. Студент огрел и его. Потом еще раз, и бил до тех пор, пока монстр, распластавшись на скользком от крови полу, не перестал подавать признаков жизни. Маша, тем временем, забившись в дальний угол избы, даже не смотрела на происходящее, а громко и отрывисто всхлипывала, прижимая к губам свое хрустальное зеркальце.

– Маша! – воскликнул студент, метнувшись к ней в угол.

Палка выпала из его рук.

– Как ты?!

Сзади кто-то сбил его с ног, и навалился всем телом.

***

Митя кое-как открыл слипающиеся от изморози глаза. Со спины, до самого позвоночника пробирал адский холод. В добавок, как ни пытался, но пошевелить руками или ногами он так и не смог. Я связан, и в леднике, – вспомнил он. Но глаза! Они, все-таки двигались! Откуда-то сверху пробивался неяркий луч света. А еще, он слышал едва различимый звук капающей воды. Кап-кап, кап-кап. Я живой! – захрипел не своим голосом Митя.

Тот час перед мысленным взором его пронеслись нескончаемые картины. Словно кто-то, в последний момент, решил показать ему фильм. Сразу весь, в ускоренной перемотке.

Митя кричал, пытался вырваться, убежать… Но его жестоко избили, связали по рукам и ногам, и бросили в подземелье, наполненное от пола до потолка льдом… Но время от времени его все-таки доставали оттуда. Скорей всего летом, когда было тепло. Две женщины выносили его наружу, погружали в теплую воду… Тогда Митя приходил в себя, но ненадолго, и не до конца. Дмитрий помнил обрывочно, как самая старая из них, по виду – настоящая ведьма, раздевалась, и залазила к нему в ванну. Там она проделывала с беспомощным телом странные манипуляции, по окончании которых он чувствовал в своем животе непривычную пустоту. А еще, во время той омерзительной процедуры, перед его затуманенным взором мелькало обезображенное отсутствием глаза лицо старухи: вверх – вниз, вверх – вниз. Движения ведьмы причиняли ему адскую боль… Потом старую женщину сменила молодая зеленоглазая девушка, и она приходила к нему в одиночестве. Эта девушка казалась ему очень знакомой, но её имени Митя вспомнить не мог. С ним она делала тоже самое, но по-другому, более бережно. И боли на этот раз он не чувствовал… Хотя, нет. Боль была. Но была она не физическая, а скорее душевная, от того, что прощаясь с ним, девушка всякий раз плакала…

В конце – концов, тех двоих заменила средних лет женщина. И до сего дня, она навестила его всего один раз, без привычных ему колдовских ритуалов.

– Ты проснулся?

Луч света обернулся в ослепляющую стену огня. Митя зажмурился. Кто-то спускался к нему в холодное подземелье.

– Вот он, красавец.

Какой нежный и ласковый голос! …Женщина? Фея!

– Посмотрите на него, дети, – продолжала она, – Это ваш папа.

Множество рук принялись распутывать узы. Потом, общими усилиями, приподняли его, и усадили, оперев спиною о покрытую инеем стенку. Когда глаза Дмитрия привыкли к свету керосиновых ламп, и виденное перестало двоиться, он стал различать кое-что. Добрая фея хлопотала над ним, обтирая промерзшее тело полотенцами из вафельной ткани. Дети, на вид лет десяти или одиннадцати, помогали ей в этом, поднося чистые.

– Митя, – женщина-фея заглянула студенту в глаза, – ты узнаешь меня?

Студент замычал. Бессвязно и сбивчиво. Он хотел ей ответить, но, как ни старался, не мог. Язык отвык от человеческой речи. Митя покачал головой.

Женщина внимательно посмотрела на него, и кивнула в ответ.

– Все понятно… Дети, помогите папе подняться наружу.

Через пару-тройку часов, проведенных на свежем воздухе, и немного согревшись малиновым чаем, Дмитрий почувствовал себя чуточку лучше. Стали двигаться руки и ноги; от солнца уже не так болели глаза; дети, не отходившие от него ни на шаг, немного ослабили свое любопытство. Митя сидел на открытой веранде просторного дома, наслаждался теплым денечком и душевным спокойствием. Как ни странно, но мыслей о том, как он здесь оказался, и что это за люди, его окружающие, не возникало. Может они и были в первый момент, но скоро исчезли. Дмитрий не помнил. В данный момент он был твердо уверен, что сидел здесь всегда. В чаще елового леса, под широким навесом, созерцая окрестности. И это для него сейчас было, – самое важное! А еще, повсюду бегали дети. Много детей. Очень разного возраста, хотя и похожие друг на друга. Загорелые, длинноногие, …зеленоглазые. Они играли; смеялись задорно; иногда, кто-нибудь из них подбегал к Мите, и приносил в подарок то букетик цветов, то еловую шишку, то трепыхающегося в ладошках маленького беззащитного лягушонка.

И что еще бросалось в глаза, и удивляло непонятными словами Димитрия, это закрепленная высоко на деревьях растяжка из алого кумача, с выведенной от руки надписью: «ДЕТСКИЙ ЛАГЕРЬ ЛЕСНАЯ ПОЛЯНКА». Еще выше над ней красовался огромный портрет незнакомого, но по всему видать, доброго человека, с пышными и правильной формы усами.

– Митя!

На плечо Дмитрия легла рука с длинными изящными пальцами. Он повернул голову. Перед ним стояла красивая статная женщина. Та, что приходила к нему в подземелье. Та, что окончательно разбудила его. Волнистые длинные волосы; большие, изумрудного цвета глаза.

– Как вас зовут? – спросил Дмитрий, – Кто вы?

Женщина улыбнулась ему, и от одного ее взгляда на душе стало хорошо и спокойно. И поверилось вдруг, что все его пытки – далеко в прошлом, и больше не повторяться.

– Валентина, – ответила женщина, – старшая воспитательница, а для всех детей, – просто мама.

Она подсела к нему близко-близко, прижавшись мягким бедром к его костлявой коленке.

– Валентина? …Не помню.

Митя отвлекся, и закрутил головой, намереваясь понять, с какой стороны доносится такое чудное для его ушей пение птички. Валя продолжала смотреть на него, но как-то печально, и с пониманием.

– Я что-нибудь пропустил? – спросил Дмитрий, чувствуя кожей исходящий от женщины магнетизм.

– Двадцать лет жизни.

Валентина Дмитриевна поднесла к лицу бывшего студиозуса небольшое хрустальное зеркальце.