Тайны далеких гор

© Объедкова И.

Пролог

Сентябрь, 1670 год,

в 130 верстах от крепости Самара

Груженая свежим сеном телега медленно вкатилась во двор. Лошадь сделала несколько шагов по направлению к центру обнесенной частоколом площадки, остановилась, и устало вздохнула. За повозкой тут же затворились ворота, отделив возницу, кобылу и их поклажу от остального мира.

Кучер потрепал усталое животное по загривку, аккуратно оглянулся, не наблюдает ли кто и направился к человеку, закрывавшему на тяжелый засов деревянные створки ворот.

Пару минут спустя, не говоря ни слова, они вернулись к телеге. Возница чуть разгреб сено, открыв угол сундука, взглянул на собеседника, провел рукой по жухлой траве, скрывая схрон.

До людей далеко, крупная крепость Самара, и того дальше, но даже у птиц есть глаза, поэтому осторожность не помешает.

– Сена много в этом году, – произнес возница, глядя вдаль.

– Большой урожай, – ответствовал ему второй. – Да не год на год не приходится. Сохранить надо.

– Притомилась моя коняшка, – сазу все уразумев, ответил мужичок, облаченный в лапти, простую рубаху, да порты, под которыми, впрочем, опытный глаз, мог разглядеть закрепленный на икре нож в ножнах. – Долгой дороги не перенесет.

– Поменять не проблема. Путь и впрямь не близкий.

Спустя полчаса из ворот выдвинулась телега, запряженная свежей лошадью. Двое шли по обе стороны от нее, но пройдя с полверсты, один остановился и произнес:

– Дальше одному тебе путь держать, Ромашка.

– Справимся, – кивнул тот.

– На себя возьми то, что в сундуке. Заслужил. Чую, не все гладко впереди. Если что случится, подспорьем тебе станет. Да укрой хорошенько.

– Сделаю.

– Ну, прощай, да в оба смотри. Впрочем, не мне тебя учить.

Собеседники взглянули друг на друга и отправились каждый своей дорогой.

Лошадь с возницей последовала дальше, на восход, увозя с собой сундуки, скрытые от любопытных глаз сеном. Под замками лежали настоящие сокровища – монеты из драгоценных металлов, украшения, по большей части с каменьями, серебряная утварь – все то, что люди могли или пожелали дать, поддерживая армию Степана. Атамана Степана Разина.

Ромашка Тимофеев правильно понял командира: полученное надобно спрятать. Да получше. Впрочем, не впервой. Они оставляли сундуки в тайниках не единожды, соображая, что бывают не только взлеты, но и падения и надобно подготовиться на случай, если деньги понадобятся срочно.

Случись необходимость в новом оружии или людях, тут-то содержимое телеги и пригодится. Спрятать надобно хорошо, чтобы никто не смог найти, а если и нашел намеренно или случайно, взять не смог.

Ромашка решил отправиться к отрогам Уральских гор, к реке, чтобы иметь возможность забрать схрон не только по суше, но и по воде. Место на излучине Волги в Жигулевских горах, недалеко от крепости Самара казалось ему идеальным, но далековато и один тайник там уже есть.

Отведя кобылу чуть дальше, он решил передохнуть, и забрался в телегу сам. Звездная, темная августовская ночь, уступала место солнцу. Впереди замаячил рассвет, окрашивая небо в красный, а потом и в розовый цвет. Небо заголубело и отодвинуло темное покрывало, полное мерцающих точек.

По обе стороны дороги простирались равнины, полные травы, и Ромашка решил дать лошади немного подкрепиться. Выбрав место рядом с озерцом, он остановил телегу и съехал с дороги. Не распрягая, подвел животное напиться, а потом нашел местечко с травой посочнее. Присев рядом, он достал из-за пазухи краюху хлеба, луковицу и с удовольствием поел.

Спустя час телега продолжила путь. Встречных почти не попадалось. Места были глухие, да и не удивляли никого ни телега с сеном, ни их хозяин, одетый в серые суконные штаны и рубаху, с опояской на талии.

Вечерело, равнина сменилась горами, а атаман все никак не решался остановиться. Не спокойна была душа, а он привык ей доверять.

Нужно проехать еще больше. Оставить укрытое под сеном так, чтобы и в случае отступления из Уфы было, где получить поддержку.

Он всматривался в отроги гор, но сердце его молчало. «Нет, не здесь», – говорил он сам себе. И лошадь продолжала путь.

Солнце садилось. Атаман чувствовал, что впереди поселение, а не просто пара домов – встречных стало больше.

Что-то такое он слышал о людях, живущих у места впадения реки Мочегай в реку Бугурусланку. Еще верст двадцать-тридцать, и он окажется у кого-то на пороге, тогда придется придумывать историю и объяснять, кто он и куда направляется с телегой, полной сена.

Но тут на одной из гор блеснул луч, Ромашка кивнул сам себе и свернул с дороги. Горы были не слишком высокими, но это не имело значения. Подойдя ближе, он остановил лошадь и стал ждать. Смеркалось. Подул прохладный ветерок. Вдалеке, с горы спустилось стадо коров, подгоняемое нетерпеливым пастухом, и пропало из виду. Земля успокаивалась и готовилась ко сну.

Атаман ждал. Сверкнув последним лучом, скрылось солнце, затихли звуки вокруг. И даже лошадь задремала, утомленная долгой дорогой.

Ромашка оглядел уснувшую землю, произнес несколько только ему известных слов и достал припасенные травки.

А потом взялся за лопату. Горная порода стала мягкой как пух и работа спорилась. Выкопав через час довольно большую пещеру, он взял сундуки и по одному перетащил внутрь. Как только он закончил, порода засыпала его работу, укрыв сокровища, словно их и не было.

Атаман соорудил небольшой костер, зажег его, и как только тот разгорелся, кинул пучок трав. Над телегой поплыл дурманящий аромат, тут же потерявшийся в ночном тумане.

Ромашка все шептал и шептал слова, призывая природу помочь ему и спрятать драгоценности, открывая только одному человеку, тому, кто сейчас свершал свой мистический ритуал.

И когда последний уголек догорел, трава тут же скрыла все следы огня ровным цветочным ковром.

Взяв лошадь под уздцы, он вывел телегу на дорогу. И только звезды и луна светили ему.

Спустя несколько часов за его спиной замаячил рассвет, но атаман даже не обернулся, следуя своим путем.

Дело было сделано. Отныне, если кто-то подойдет к этому месту он будет одурманен ароматом костра, сам того не понимая и не ощущая никаких посторонних запахов. И не ведая почему, захочет отойти подальше, решив, что ничего интересного поблизости нет.

Заговор сильный, с течением лет его мощь не ослабеет. Может статься, что за кладом получится вернуться не скоро.

А время необходимо. Не получалось взять Симбирск, хоть и засевшие в деревянной крепости люди были немногочисленны, не давался город казакам. Уже сдались Карсун, Инсар, Саранск, Пенза, Нижний и Верхний Ломов, Алатырь, Темников, Курмыш, Ядрин, Василь и Козьмодемьянск. Нижегородцы писали, приглашали атамана, обещая город отдать и государевых людей оттуда выбить. Да уже не один раз, дважды. А Симбирск все стоял.

Степан, после удачного похода не распустил войско, как это делали другие атаманы, а стал набирать голытьбу, расплодившуюся в казачьих станицах зимой. Уже студеной порой слухи ползли по низовским городам, но знания эти не помогли державшим крепости, города переходили к казакам один за другим. Весть о триумфальном шествии Разина обгоняла его армию, и городские низы поднимали восстания прежде, чем под крепостями появлялся атаман.

Так получилось и в Самаре. Тридцать первого мая 1670 года первые отряды появились около поселения. Крепость с обветшалыми деревянными стенами, обнесенная высоким частоколом со сторожевыми башнями по углам, со скудными боеприпасами, не привыкла держать оборону.

Редкие набеги калмыков и башкир отбивались успешно, а о другом и подумать никто не мог.

Воеводой был стольник Иван Алфимов, назначенный шестого сентября 1669 года и сменивший на посту князя Алексея Щербатова, правившего с осени 1668 года и переведенного на повышение в Казань. Городничим – Петр Щеглов, сменивший летом 1670 года самарского дворянина Бориса Порецкого.

Воеводе подчинялись около ста конных и двести пеших стрельцов, а также несколько пушкарей. Под стенами крепости находились посадские и крестьянские дворы, торговые лавки и базар. Захватив слободу, казаки начали штурм крепости. Были сожжены две сторожевые башни, но прорваться внутрь не смогли, и отступили вниз по Волге.

Но ничего, набрали людей и с новыми силами двинулись на укрепление. А тем временем настроения в Самаре переменились и когда отряды подошли к стенам форта и начали штурм, жители крепости подняли восстание, открыли ворота и встретили их как дорогих гостей – хлебом-солью и колокольным звоном.

Самарский воевода Алфимов, несколько дворян и подьячих были схвачены и «посажены в воду» – утоплены. На сторону восставших вместе со своими отрядами перешли также оба стрелецких сотника – Михаил Хомутов и Алексей Торшилов. Уже через день крепостью стал управлять местный посадский житель Игнат Говорухин, а военными силами – выборный атаман Иван Константинов, которые объявили всем вольную и освободили население от податей.

За неделю до Самары пал Саратов. Следующим должен был стать Симбирск. Потом Казань и Нижний Новгород.

Но Симбирск никак не желал сдаваться. А тут и жители завоеванных городов вдруг решение свое под Степана идти переменили. Когда рядом с крепостными самарскими стенами появилось нескольких легких стругов с израненными разинскими казаками и окровавленным, хромающим Степаном Тимофеичем, потерпевшими поражение под Симбирском четвертого октября, горожане закрыли ворота и никого не пустили. Испугались, объяснений не слушали, все ждали, река воевод царских принесет, и не сносить никому голов, кто за казаков встанет.

Не стал Разин уговаривать, казаки люди гордые. Посад разграбили, да ушли вниз по Волге к Сосновому острову.

Ромашка в здешних местах тоже недолго пробыл. После поражения под Симбирском вместе со своими казаками отошел вниз по Волге в Надеинское Усолье – монастырское владение на северо-западе Самарской Луки с крупными соляными промыслами.

Но клады свои забрать не сумел, не до этого было. Ничего. Надежно спрятаны. Потом, когда все утихнет, вернется и все возьмет. Торопиться не следует, жизнь впереди.

А тут и слух прошел, что царские шпионы в крепость Самара собрались, проверить численность бунтовщиков, да настроения людские выведать. Недоволен де царь Алексей Михайлович, что налоги не платят, крепости из-под его начала уходят. А раньше думать надо было, стараться жизнь простому люду улучшить, а не только о себе печалиться, да царские подвалы деньгами набивать. От хорошей жизни да умелого начальника ни один народ не сбежит. Не было недовольных, разве б кто Степану Тимофеевичу поверил?

А Самара меж тем перестала получать вести от верховного атамана всей волжской вольницы. Его ставленник Игнат Говорухин, обеспокоенный данным фактом, послал на разведку вниз по Волге атамана Максима Бешеного с отрядом казаков, а следом еще несколько групп на Саратов, Царицын и Пензу. Но разведка вернулась ни с чем.

Лишь с наступлением весны 1671 года в Самару пришла весть, что Разин схвачен правительственными войсками. Горожане, испугавшись гнева государя, принесли царю повинную и в течение нескольких лет платить громадную пошлину в царскую казну. Правда, это не спасло некоторых особо активных участников бунта. Казнены были Константинов и Говорухин, более сотни горожан сосланы в Холмогоры на вечное поселение.

Разин разделил участь казненных.

Преданный ближайшим окружением – атаманом Константином Яковлевым – четырнадцатого апреля 1671 года был схвачен в донском городе Кагальник вместе с братом Фролом и четвертован шестого июня того же года на Болотной площади.

А клады все еще лежат в потаенных местах. Таинственные, они до сих пор влекут охотников, желающих разгадать их тайну.

Глава 1

Февраль, 1902 года, Самара

В одноэтажном деревянном домике на Соборной улице было совсем темно. Закрытые наглухо ставни не пропускали скудные лучи клонящегося к закату зимнего солнца, свеча на столе положения не спасала. В комнате было жарко натоплено, в печке догорали дрова, но она находилась далеко от стола и почти не давала света.

Только вот расположившихся в комнате мужчин подобное положение дел, похоже, не смущало. Более того, создавалось впечатление, что они даже рады, что освещение отсутствовало. Словно собирались заняться тем, чему посторонние взгляды не нужны.

– Принес? – утончил грузный мужчина, примостившийся на лавку, жалобно скрипнувшую от подобного обращения. Та была тонкой, человек, разместившийся на ней, слишком крупным, от чего казалось, что деревяшка того и гляди переломится под непосильной ношей.

– Да, – кивнул небольшого росту щуплый мужичок и протянул холщовый мешочек собеседнику.

Толстяк подался вперед, и протянут руку. Сиденье скрипнуло и чуть слышно затрещало.

– Давай, – нетерпеливо пошевелил пальцами на руке виновник страданий лавки.

Мужичок сделал шаг вперед, безропотно протянул кусочек ткани и вернулся на то место, где стоял. Сминая в руках шапку, он исподтишка, то поглядывал с опаской на собеседника, то с надеждою – на дверь, будто прикидывая как половчее сбежать.

Предмет его опасений, заполучив мешок, не стал долго ждать. Тут же нетерпеливые пальцы развязали узел, тесемки расползлись, и на большую ладонь легла одна золотая монета.

– Это все? – взвесив на ладони груз, недовольно засопел толстяк.

– Тот, у кого я это купил, сказал, что больше ничего нет, – подобострастно отозвался мужичок. Взгляд на двери задерживался все дольше.

– И ты ему поверил? – усмехнулся собеседник, всем видом показывая, что существует категория людей, которой доверять ну никак нельзя. И, надо отдать должное, себя к подобной категории людей он относил в полной мере.

– А зачем ему врать? Вряд ли в своем Бугуруслане он найдет богатых покупателей. Только в таком большом городе, как Самара, кто и сыщется. Да не каждый еще товар такой возьмет. Поостерегутся.

Толстяк пожевал губами, признавая правоту говорившего и что-то прикидывая, а потом уточнил:

– А ты не проследил за ним?

– Обижаете! Все как положено, честь по чести. Несколько дней за ним незаметно ходил.

– И ничего интересного?

– Золота у него точно больше нет.

Сидящий на лавке поднес монету ближе к огню и повернул ее из стороны в сторону. Благородный металл тускло сверкнул в пламени свечи и тут же погас. Монета была старинная, времен правления царя Алексея Михайловича, в то время еще Стенька проходил по их землям, но это не только не расстроило, а еще и обрадовало мужчину.

– Сколько? – через несколько секунд словно бы нехотя уточнил он.

Щуплый мужичок покидать комнату сразу передумал, тут же приободрился и назвал цену.

Толстяк поморщился.

– Товар отменный, – настаивал гость. – Продавец говорил, что в кладе Разина или его подвижников найденный.

Хозяин вздохнул – монету заполучить хотелось. Поторговавшись еще пару минут и услышав стоимость, которая его устроила, толстяк встал с радостно скрипнувшей лавки, протянул пришедшему банкноты и отошел. Протянутые деньги тут же исчезли в складках одежды щуплого мужичка, словно их и не бывало.

– Больше ничего нет для моей коллекции? Я не прочь прикупить побольше таких же.

– Помилуйте, это все же не баранки, чтобы в таком количестве… Не пеку я их.

– Это правильно. Подделок я не потерплю, – верзила ударил кулаком по столу.

– Я и не подумал бы вам их даже предложить! – возмутился посетитель.

– За это тебя и ценю. Ничего больше не привез из поездки?

– К чему подобный интерес? – глаза мужичка забегали, а ноги сами собой сделали шажок к двери.

Он и боялся, и уважал хозяина сей комнаты. А еще более, чем кто-либо другой, понимал, что никто и никогда не предложит ему за его товар больше. Подобных ценителей не то, что в Самаре, во всей России по пальцам пересчитать можно. Вот и носил сюда все ценное, да с историей. Хоть и каждый раз боялся, что его выставят за дверь, обобрав до последней нитки, да еще и тумаков наподдадут вслед, если хозяину что не придется по вкусу. И хотя ни первого, ни второго, ни разу не случалось, мужичок понимал, что страх имеет под собой веские основания.

– Знаю, что не по твоему профилю, но мне бы украшение какое, старинное. Дочка замуж собралась, подарок хочу сделать. Да не абы что, а на всю жизнь память.

– Сейчас не имеется. Украшения есть, но не такие, чтобы вам предложить можно было.

– А ты все же покажи.

– Право, даже стесняюсь на свет выставить.

– Не переживай, не понравится, ругаться не буду, – хохотнул хозяин, прекрасно понимая причину волнения собеседника. – Слышу же, предупредил.

Гость еще немного помялся, но решился и достал несколько мешочков.

Толстяк с интересом развязал сразу все и принялся по очереди вынимать содержимое и рассматривать.

– Да, ничего достойного внимания, – разочаровано покачал головой. – А это что? – из мешочка показался черный уголек.

– Да там же нашел, в Бугуруслане. Купить предложили по дешевке, горит хорошо, вот думал для растопки использовать.

– Не маловат ли камешек? – с сомнением произнес хозяин и с подозрением посмотрел на мужичка. – Разве что для табака, но ты, вроде, не куришь?

– Не курю, – кивнул собеседник и втянул голову в плечи. Скандал, которого он так опасался, назревал.

– Тогда, что мне голову морочишь, говори немедля! Хороший товар от меня скрыть решил?! Другого покупателя нашел?! – начал закипать толстяк.

– Что вы, помилуйте, – быстро заговорил гость.

– Окромя вас лучше покупателя у меня и нету. А камешки взял на всякий случай, вдруг пригодится. За ценное что выдам. Но вам их что предлагать? Вы человек понимающий, вам ерунда всякая без надобности.

Баринов лукавил. Понимал, что тут за его находку ничего приличного не дадут, не те запросы у хозяина. Но есть люди, которым подобные угольки ох как пригодятся. И оценят они их по достоинству. Еще, может и сверху приплатят, чтобы царская власть не прознала, где именно они схоронены, да в большом количестве. Имя тем людям было «большевики». Слышал Петька, что власть они хотят в свои руки заполучить. А ему что, разницы кому вещи продавать никакой, лишь бы платили.

Он даже название тех камешков выучил, что недалеко от города Бугуруслана нашли, хоть и непривычное оно его слуху было – «асфальтит».

Вот бы кто-то сказал этим «большевикам», что у него имеется. Тогда бы прибыли в Самару, и он бы с ним договорился о цене. А уж преподнести товар он, Петр Баринов, сумеет.

– Ох, и хитер ты, Петька, – рассмеялся хозяин. – Ладно, иди. Но запомни, как что хорошее найдется, сразу мне неси, никому не предлагай. Да и просьбу мою не забудь, уважь дочку. Долго не тяни, свадьба через месяц, подарок позарез нужен.

Щуплый кивнул, быстро сгреб не пригодившиеся мешочки и семенящими шагами бесшумно выскользнул за дверь, словно опасаясь, что его могут остановить.

Толстяк поднялся, задул свечу, кинул взгляд на скамью, подумав, что укрепить бы надобно, обветшала похоже, и довольный отправился домой. В кармане весело побрякивали деньги, а в душе была радость, что так хорошо все сложилось с подарком. Теперь напуганный Петька Баринов носом землю рыть будет, чтобы ему угодить. И недели не пройдет, отыщет что-то стоящее. Уж в чем в чем, а в этом он мастак.

Но надеждам сбыться было не суждено.

Спустя три дня Петькин труп был найден за амбарами в Засамарской слободе.

Ни одного мешочка при нем не оказалось…

– И что, много украли? – околотный Иван Степанович Лапшин внимательно взглянул на городового, сидевшего перед ним на кухне и пытающегося отогреться от стужи за окном.

Сегодня утром, едва Иван Степанович умылся и уселся за стол завтракать, как в дверь постучали. В его обязанности входило надзирать за всеми дворниками и городовыми, имеющими обыкновение ни свет, ни заря докладывать о происшествиях за ночь, так что такие визиты были не редкостью. Но вид пришедшего настораживал.

В город Иван Степанович приехал из небольшой деревушки под Самарой несколько лет назад. Мечтая обучиться полицейскому ремеслу, в тот же день отправился к полицмейстеру, а тот, видя упорство юноши, оставил его подле себя на месяц. Поглядеть, будет ли толк. Давал мелкие поручения, потом покрупнее, а потом определил городничим. Сейчас Иван Степанович дослужился до околотного, был на хорошем счету и не зря ел свой хлеб.

Вот сейчас, например, по одному только виду городового, понял, что произошло нечто необычное. Не два пьяницы у кабака поссорились, или одна коляска на другую наехала. Хотя последнее, учитывая, что он служил в самом центре города, как и другие происшествия между не поделившими дорогу купцами, были не редкостью. Околотный умело обходил острые углы, находя подход и миря самых ярых противников. Но сейчас другой случай.

Городничий Федор был неглупый малый, испугать его было сложно, и потому он выглядел лишь взволнованным, но выражение лица подтверждало, что случилось серьезное. Иван Степанович закрыл дверь в кухоньку, чтобы ни жена, ни дети не услышали разговора и лишь тогда выслушал историю. Убили одного из мещан, да не абы кого, а промышлявшего, в числе прочего, скупкой краденого.

– Да кто ж знает, – отвечал меж тем на вопрос Федор. – Соседи к нему не ходили, гостей окромя клиентов не привечал. Да и то, встречался с ними не у себя. Вот и сказать, как в комнате раньше было, некому. Осмотрел я все, но ничего ценного в комнате не нашел.

– Почистили?

– Да кто там разберет. Может и не держал дома ничего, все прятал. Одно могу сказать, незадолго до этого правда, слух ходил, что монета у него необычная появилась. Золотая. Но сейчас ее не нашли.

– Монета?

– Да старинная какая-то.

– И откуда взялась? Как выглядит?

– Пока не ясно.

– Надо поспрошать. Узнаем поподробнее, что за монета, будем знать, что искать. Быть может она нас на убийцу и выведет. Больше-то все равно не знаем, что за вещи Петька хранил.

– Будет сделано. Есть у меня на примете пара человек, кто может знать, где он ее получить мог.

– Ну и я в стороне не останусь. Помогу, чем смогу.

Федор кивнул, распрощался и был таков.

Иван Степанович закрыл за ним дверь, вернулся в кухоньку, уселся за стол и задумался.

Слухи о том, что у кого-то на руках в его околотке появилась вещь старинная, чуть ли не самому Стеньке Разину принадлежавшая, ходили уже с неделю. Но что за вещь, и кто владелец никто не знал. А вот поди ж ты, выяснилось, что Петька.

Так и не начав трапезу, Иван Степанович пораскинул мозгами, после чего накинул сюртук, крикнул жену, чтобы затворила за ним, и отправился лишь по ему одному известному адресу. Были у него мысли о том, кому Петька вещи свои сбывал, и эти думки надобно было проверить. Только идти к такому человеку с улицы и спрашивать, была ли среди покупок монета, не пристало. Нужны доказательства, что он вещи покупал, и такие доказательства мог предоставить только еще один продавец подобных безделушек.

Все они были у Ивана Лапшина наперечет, ко всем он заглянул, только никто ничего путного сказать не мог, да и видел городовой, что не таятся, выдают, что знают. Только проку от этих знаний – шиш. Спустя пять часов он понял, что ни на сантиметр не приблизился к разгадке причины убийства, но устал так, будто уже несколько дел раскрыл.

Кому мог помешать Баринов? Вещи он никогда у себя долго не держал, всегда сбывал желающим. Разве что о цене не договорились. Так тут просто украсть можно, из дома. Или по голове ударить и убежать, захватив требуемое. Да и место настораживало, если уж хотели обворовать, по месту жительства бы явились. Нет, вряд ли в вещах дело. Похоже, Петька знал или видел то, что ему знать и видеть не следовало. Только что это было? И спросить не у кого. Близкой дружбы ни с кем не водил, секретами, где вещи находил, не делился.

Отдохнув немного, Иван Степанович направился по следующим адресам. И в одном месте ему улыбнулась удача. То, что собеседник что-то знает, стало понятно по тому, как забегали его глаза, когда он увидел перед собой городничего, да услышал вопрос его.

– Не знаю никаких монет, – недовольно воскликнул собеседник, поведя плечами, словно попытался скинуть с себя строгий взгляд Ивана Степановича.

– Да ты не отпирайся, все равно выясню. Если замешан, лучше сразу скажи. Ты меня знаешь, хуже будет. Слышал, ты краденым торгуешь.

– Кто такое сказал?! – краденым собеседник никогда не промышлял. А вот добытым не совсем честным путем – обмененным не по настоящей стоимости или вынесенным из дома в обход жены или других домочадцев – такой грешок за ним водился и при желании полицейский мог его прижать. Так и клиентов можно растерять.