Черный человек

Пролог

Он ломится в дверь моей квартиры. Кулаки бьют по поверхности деревянной двери, а голос разносится по подъезду хрущевки.

– Прости меня! – кричит Миша. – Я никуда не уйду, пока ты меня не простишь!

Я крадусь из коридора в спальню и горько поминаю прабабушку, которая в далеком шестьдесят втором предпочла первый этаж четвертому.

В окно тихонько стучат ветки клена. Надо было поставить решетки. Уродливые, в виде то ли солнышек, то ли лучей радиации. Дура – поверила же фирме, что хороший стеклопакет не так просто взломать снаружи. Да и не окраина же – с тех пор как в пяти минутах открыли станцию метро, здесь появились и транспортно-пересадочный узел, и ТЦ – в общем, спальный район стал локальным центром мира.

– Варя! Варя! Я никуда не уйду! – воет Миша.

Я все жду, когда же хлопнет дверь в подъезде. Жду, что-то кто-то крикнет: мол, да задолбал ты уже, заткнись! Или, может, Миша уйдет сам – устав или просто поняв, что ловить нечего.

Но нет. Соседи, если и проснулись, то притаились за двойными дверями и наблюдают сквозь глазки за ночным представлением. Я представляю чаты в телеграме, куда прямо сейчас летят сообщения, кружочки и голосовые: ну и пипец здесь у нас происходит, во вторую квартиру псих ломится.

А остальные, наверное, спят. Маски, беруши, мелатонин – джентльменский набор москвича.

– Варя! Варя! Прости меня! – кричит он.

Мне хватило ума не включать свет, когда проснулась от стука в дверь. Пусть до мишиной тугоумной головы дойдет, что меня дома нет.

Подмывает крикнуть: «Миша, долбоеб и долбослав, мы в разводе! Уже полгода! Когда же ты забудешь сюда дорогу?! У нас, слава богу, нет детей, квартира моя, вали ты на все четыре стороны, сам же говорил, как я тебя достала, ведь некрасивая, и заставляю мыть посуду. Ну и иди! Что ты ко мне пристал?!

Миша, ты же сам виноват! Я до последнего терпела, пока ты не пришел и не сказал, что нашел кого получше, помоложе. А когда тебя уволили, Миша, то получше и помоложе тебя бросили, и не такая уж плохая я оказалась. Да, я дура, с тобой в принципе нельзя было начинать жить. Но и ты меня пойми, дятел, мне тридцать два года, поздно ждать эльфа верхом на драконе, снизила стандарты. Видимо, переборщила, получила гоблина-террориста на свою голову!».

Но я молчу. Нельзя выдавать себя.

Я с ним не справлюсь.

Откуда-то я знаю, что он не пьян. Может, что потяжелее? Мало ли дряни можно найти в закрытых ТГ-каналах.

– Варя! Варя, я никуда не уйду! Открой, дверь, сука ты этакая!

И внезапно воцаряется тишина.

Я не пытаюсь встать, не тороплюсь включать свет. Хищник все еще там, он ждет, когда я потеряю бдительность.

Хлопает дверь подъезда.

И тогда я совершаю ошибку. Я встаю и случайно задеваю спиной сенсорный выключатель. Комнату заполняет яркий белый свет. Быстро хлопаю по белой клавише и погружаюсь в темноту.

Миша никогда не поднимал на меня руку, он воспитан мамой-одиночкой, которая вершиной своего материнского Эльбруса считала, что сыночка не дрался. И, если так подумать, то бывшая свекровь права. Когда мы только начали жить вместе, Миша много рассказывал об отце, который однажды сломал ему руку.

Иногда мне кажется, что мы и сошлись на почве общей и такой обыденной для ВСЖ травмы: плохо, когда нет отца. Хуже – когда он есть. Мой биологический так и сгинул в далекие девяностые. Хотя я помню высокого рыжеволосого мужчину, который носил меня на плечах.

А вот отчим…

Я не решаюсь включать свет снова, хотя по моим прикидкам прошло уже больше часа.

Темнота защищает меня. В темноте меня не видно.

Сколько раз в далеком детстве я умудрялась спрятаться от того, кто требовал называться отцом – если удавалось, липкие руки меня не доставали.

Темнота – мой союзник. Темнота – мой друг.

Я сижу, изредка клюя носом. Телефон стоит на зарядке, но я боюсь встать и взять его.

Начинает светать – дом понемногу оживает, хлопают двери, ходят по ступеням соседи. Ругаю невидимых товарищей по панельке: что, правда ничего не слышали?

Восемь часов, девять. Гудят автобусы, разговаривают люди, ветки снова стучатся в окно. Ужасно хочется в туалет, и когда позывы становятся нестерпимыми, я все же встаю и едва не падаю от боли в ногах.

Кое-как доползаю до туалета, и все так же в темноте справляю нужду. Сразу становится легче. Кошмар предыдущей ночи постепенно уходит. Иду на кухню. Наливаю чай. Горькая заварка занимает почти половину чашки. Миша насмехался, что я пью чай со вкусом земли – заварку делаю сразу на несколько дней и потом просто разбавляю кипятком.

Знаю, что вредно. Ничего не могу с собой поделать.

Выпиваю одну чашку, вторую, третью. Делаю бутерброд. Пора идти на работу – меня ждет ученица, которую заставляют в субботу в одиннадцать утра изучать английский. Я совершенно четко разделяю ее недовольство, но, раз уж я теперь сильная и независимая, правда, без кошек, то отменять учениц просто так не могу.

Привожу себя в порядок, переодеваюсь, подхожу к двери. Смотрю в глазок – никого. Прикасаюсь к ручке. Находит паника, тело в ужасе от необходимости выйти. Здесь, внутри – безопасно.

Здесь, внутри – темно.

И все же тяну на себя ручку двери и оказываюсь в подъезде. Набираю в грудь воздуха и спускаюсь по ступенькам вниз. Иду в сторону ученицы. Спальный район тихий: здесь нет высоток-человейников, только пятиэтажки и девятиэтажки. Выхожу к дороге. Дом ученицы всего в двухстах метрах.

А потом меня хватают за волосы (дура, почему не постриглась, не состригла к чертям эти поганые черные косы?!) – зажимают рот и тащат.

– Что думала, я не пойму, что ты дома?! – громко говорит Михаил. – Быстро в тачку села!

Разворачиваюсь, кусаю его за ладонь. Потом кричу – зову на помощь хоть кого-то, но мой крик перебивает голос Михаила.

– Да выпила она, жена это моя. Села в машину, быстро! – говорит он.

Пинаю бывшего мужа ногой. Пользуясь замешательством, открываю дверь с другой стороны и вываливаюсь на проезжую часть, едва не попав под машину. Водитель сигналит и матерится. Едва не влетаю в самокатчика, который успевает увернуться.

– А ну стой, шалава! – кричит Михаил.

Сейчас загорится красный, и он побежит за мной. Интересно, вызов полиции в этом случае вариант, или меня убьют уже раза три, прежде чем хоть кто-то приедет?

Помогите мне. Помогите.

Помоги мне.

С языка срывается слово – древнее, богомерзкое, грязное, мерзкое.

И помощь приходит.

Мы стоим друг напротив друга, разделенные дорогой. Чувствую, как течет кровь по щеке. Голова кружится – то ли от удара, то ли от недосыпа. Михаил похож на неуправляемого зверя.

А потом за ним появляется черный силуэт. Я моргаю, думаю, что это игра света. Тень стоит позади Михаила, но она выше его ростом. Он ничего не замечает, а потом подается вперед, будто невидимая рука толкает его. Бывший муж теряет равновесие, хватается за воздух.

Свист тормозов, удар машины о тело. Михаила отбрасывает в сторону, он падает на асфальт обездвиженной куклой, по серой поверхности растекается кровь. Я смотрю на бьющееся в предсмертных конвульсиях тело. Слышу крики водителя. Где-то уже воет сирена, а я перевожу взгляд на тень, что стоит напротив меня. И понимаю.

Ко мне вернулся Черный человек.

Глава 1

Маленькая Варя ненавидела этот дом. Он находился так далеко от привычного, от друзей, от родни. Мама говорила, что в маленьком Волоколамске можно будет спокойно гулять по улицам, и что у Вари будет своя комната.

Варя не верила.

Варя не верила отчиму, который так внезапно появился в ее жизни и так резко увез ее в маленький подмосковный городок. Маме поначалу верила. Пока и ее слова не стали пустыми словами на ветру.

Довольно быстро выяснилось, что выходить из дома лишний раз нельзя. Что Кремль на холме будет выситься неприступной башней, к которой нет прохода. И даже личная комната не станет защитой от человека, решившего, что новая жена и приемная дочь – его собственность.

И только темный лес не разочаровал.

Потому что в лесу обитало чудовище.

Я боюсь возвращаться домой, но все же шагаю за порог, чтобы скинуть одежду и взять вещи. Самой себе я кажусь грязной: словно джинсы и футболку пропитал пот мертвого мужчины и кровь, разбрызганная по асфальту.

Мне жаль мать Михаила, свою бывшую свекровь. Сейчас пожилая женщина стоит на коленях у тела сына и покачивается из стороны в сторону. Мне жаль водителя, в один момент ставшего убийцей.

Я знаю, что за мной придут – я свидетель несчастного случая в эпоху всеобщего эксбигционизма. Но я же не виновата, напоминаю я себе, переодеваясь и собирая сумку. Виноват Михаил, у которого засвистела фляга. Который решил, что я – его собственность, так же как однажды решил мой такой же мертвый отчим.

И все же я могу себе не врать – если бы не я, мой бывший муж был бы жив.

Ведь Черный человек пришел на мой призыв.

Иду к метро. Потом бегу. Боюсь оборачиваться – и вздрагиваю от каждой тени, что тянется по асфальту в этот ясный осенний день.

Спускаюсь по эскалатору, забегаю в вагон. Это новая ветка, ей меньше года. В ней нет этого хтонического величия, что чувствуется на старых линиях.

Доезжаю до БКЛ[1]и пересаживаюсь – меня встречает такая же юная станция на такой же юной ветке. Здесь город молод, тут не успели поселиться монстры и призраки. Но стоит пересесть и поехать дальше, вглубь – то тоннели задышат древностью.

И где-то в неверном свете роскошных люстр мне померещится Черный человек.

Выхожу на платформу. Поднимаюсь по эскалатору. Стены не украшены рекламой – московское метро не упускается до дешевого торгашества – только плакат с призывом служить по контракту встречает у турникетов.

Останавливаюсь взглядом на фотографии мужчины в военной форме. Наверное, была бы другого пола – то бросилась бы в объятия классической маскулинности, оставив позади комфорт мегаполиса. Хотя с 1917 года мы живем в стране победившего равенства полов – кто мне помешает бросить вызов классической же феминности?

Поправляю лямку рюкзака и выхожу. Иду вдоль МКАДа, то и дело вздрагивая, когда мимо меня проносятся огромные фуры. Дом – мой дом, где я жила до отчима и после него – виднеется на обратной стороне. Кирпичная многоэтажка возвышается над деревьями, словно прикрывая ими первые три этажа.

Я сжимаю ключ в руках. Мама не берет трубку – она работает до пяти вечера в школе, занимается с дошколятами в подготовительных классах. Что скажет, обнаружив меня на кухне? Обрадуется? Разозлится? Расстроится? Никогда не знаешь.

Дохожу до надземного перехода. Поднимаюсь. Подо мной проносятся автобусы, машины и грузовики. Переход старый – он реликт той старой замызганной Москвы, что навсегда в наших сердцах, но никогда в наших пожеланиях. Стекла побиты, воняет мочой. Спускаюсь, стараясь не наступать на мусор. Выхожу на другой стороне автострады.

Иду к многоэтажке, сжимая в руках ключи от материной квартиры. Проверяю мессенджеры – нигде сообщения не прочитаны. Ну что же, никто не запретит мне прийти домой, даже если домом я предпочитаю звать другое место.

Но есть ли у меня дом? Бабушкина двушка порой кажется совсем чужой, пропитанной не моими устремлениями. Квартира мамы – ее личное царство и пространство. Существует ли место, которое можно назвать своим?

Открываю дверь. Морщусь от яркого света. Кот по имени Васисуалий лениво тянется при виде меня, но внезапно начинает шипеть, стоит потянуться руками к его черной шерстке.

Не в настроении, решаю я, предпочитая не думать, что питомца может во мне напрягать вовсе не излишняя миролюбивость. Иду на кухню, завариваю чайник.

Смотрю в холодильник – и делаю заказ на сладости, молоко и кошачий корм. Лишним не будет, тем более пожилая учительница младших классов вряд ли может многое себе позволить.

Жду. Час – два. В ушах крик Михаила и визг тормозов. И черный силуэт. При воспоминании о бессонной ночи и утре начинают трястись руки – мог ли он меня покалечить, изнасиловать? Убить? Где бы я была сейчас, если бы не водитель фуры, что не заметил человека на своем пути?

И где сейчас этот водитель? Что ему грозит?

– О господи, ты-то что здесь делаешь? – охает мама, заходя в квартиру. – А предупредить?

– Ты не отвечала. Я заказала тебе продуктов.

– А ты что, по субботам не работаешь? – недовольно морщится она. – Зачем ты эту марку молока взяла, я другое пью. И такой корм Вася не ест, зря только деньги потратила.

– Извини, – говорю я, – не подумала.

– Конечно, не подумала: ты никогда ни о чем не думаешь. Ну? Зачем пришла?

Чуть наклоняюсь, раскачиваясь на стуле. Вообще, мысленно я хотела попроситься переночевать. Я боюсь оставаться одна. Там Черный человек – он вернулся, хоть ты никогда не поверишь, что он существовал.

– С Мишей что, помирилась? – говорит мама. – Вечно ты такая импульсивная: раз, и развод. Надо было подождать. А то снова расписываться, когда помиритесь – где такое видано? – мама садится за стол. – Фу, что ты за чай взяла? Я такой не пью.

– Я не заказывала чай, – говорю я.

– А ты не хами, – мама говорит тоном учительницы, которой надо любой ценой привести класс к порядку, – кому нужна разведенка? Хоть без прицепа, как я. Тридцать два года – ни котенка, ни ребенка, ни мужа.

– Миша погиб, – фраза звучит куда спокойнее, чем я ожидала, – его машина сегодня утром сбила.

Мама ничего не говорит. Потом театрально хватается за сердце. Охает, причитает, вздыхает. Мне кажется, из нее получилась бы отличная плакальщица – раскосмаченная и без платка, она бы рвала на себе волосы и вопрошала холодный труп, на кого ж он нас всех покинул.

– Он на меня напал, – тихо говорю, – ломился всю ночь, а потом пытался запихнуть в машину.

– Дура, мириться он хотел! – кричит мама. – А ты… тебе – тебе жизни никакой не будет, так и знай! Ох, горе какое! Хороший такой парень был, а ты его на мороз выставила – да было бы за что. Он тебя пальцем не трогал!

– Ага, зато к какой-то пигалице школьного возраста клеился, – зло отвечаю я.

– Про мертвых либо хорошо, либо ничего! – восклицает она. – Да напридумывала ты себе, лишь бы не как нормальные люди жить.

Ничего не говорю. Нет, бесполезно.

Все бесполезно.

Не надо было сюда приходить.

– Как Димка умер – я одна, – всхлипывает она, – а все ты виновата.

Смотрю на мать. Не знаю, что ответить – да и стоит ли.

Воспоминания лезут непрошеными мухами – липкие руки, вкрадчивые просьбы посидеть на коленках, снятая с петель дверь, запрет закрываться в ванной. Хруст сломанной шеи и рыдания мамы, когда все это наконец-то кончилось.

– Ты же кого угодно в могилу сведешь! Меня без мужа оставила, и сама теперь одна будешь! – продолжает она.

Качаю головой. Слезы душат, но я удерживаю их. Плакать я разучилась уже давно.

– У нас чертова бабья яма, – вдруг говорит мать, – бабушка твоя без мужа, прабабушка тоже. Думала, хоть у меня будет все хорошо.

Поднимаю голову. И вдруг осознаю, что в моей семье и правда царил какой-то патологический матриархат. Конечно, мужчины были – чьи-то братья, чьи-то дяди, в конце концов, бывшие мужья. Но все же…

– А кто сейчас живет в том доме? – спрашиваю я, – в нашем старом, в Волоколамске?

– Постоянно никто.

– А летом?

– Летом я, – мать смотрит зло, – Обалдеть, конечно. Дочь у меня даже не в курсе!

– Да я…

– Что я? Что я?! Помощи не дождешься. Ни привета, ни ответа. Ни разу даже не поинтересовалась, как я там справляюсь! А там огород, там сад. Наше наследство, между прочим! Сама же потом прибежишь, чтоб тебе долю отдали! Дима правильно говорил: ты эгоистка!

Из черной лужи памяти доносится крик боли и ужаса.

Отчим. Дядя Дима.

– Хоть бы съездила. Хотя бы посмотрела, что там, как! – продолжает возмущаться мама.

Солнце сквозь тонкий тюль бросает тень на стену. Тень отделяется, принимает человеческую форму.

– Ты что, пьяная? – зло цедит мать.

– Нет… я… не пью. Совсем, – бормочу я.

Я не пью уже три года. Сначала хотела выпендриться на фоне друзей. Потом поняла, что, выпив, я погружаюсь в какие-то уж совсем неадекватные пучины депрессии и тревожности. Голос в голове напоминает, что это Миша не любил пьяных баб.

Хотя сам выпивал. Ему можно. Он – мужчина.

Было можно. Был мужчиной.

Так странно. Еще утром Миша был жив. И больше его нет.

Тень шевелится, а потом рука сбивается, не успевает за быстрыми жестами матери. Едва различимый силуэт – будто неудачный наложенный кадр в попытке создать дешевую сенсацию.

Черный человек уже здесь.

В голове мелькает мысль: это же мать во всем виновата. Она привела отчима, она искала мужиков себе в постель, она не слышала меня, она наказывала, когда я жаловалась.

Вскакиваю, хватаю сумку и опрометью выбегаю из квартиры.

Одно знаю точно – Черный человек не ждет меня в квартире.

Он просто следует за мной.

Глава 2

У Вари был выдуманный друг. Она болтала, играла с ним. Просила уступать ему место у стола – друг всегда сидел по левую руку. Он спал в ее комнате – под кроватью или на ковре. Вместе они играли, смотрели мультики, читали книжки.

У него не было имени. Много позже Варя узнает, что в далекой древности люди стеснялись называть богов и духов по имени и наделяли их эпитетами – Сын Бога, Ведающий Мед, Закатный Сын. Ведь подлинное имя обладает силой, и его нельзя поминать всуе.

Поэтому друга звали Черный человек, и он был тенью, ходившей за Варей по пятам.

Откуда он взялся? Кто же его знает. Варя считала, что он был всегда, всю ее жизнь. И будет всегда рядом – как же иначе.

– У меня тоже был раньше выдуманный друг, – говорила мать своему мужу, когда тот делал ей замечания, – перерастет.

Потом Варе исполнилось восемь, девять и даже десять лет. А Черный человек никуда не уходил. Он верно ждал ее из школы, всегда сидел по левую руку и никогда не предавал.

– А когда я вырасту, мы поженимся, – заявила Варя однажды за ужином.

Мама закрыла лицо руками с тем выражением, какое бывает у очень уставших взрослых.

А вот отчим…

– Да как же ты достала, имбецилка! – закричал Дмитрий и швырнул пустой стул о стену. Мать закрыла голову руками – ставший привычным жест за годы брака.

Варя никак не среагировала.

Ведь дядя Дима кинул стул справа от нее, а не слева.

– Что ты лыбишься, коза драная?! – Дмитрий схватил падчерицу за шкирку и толкнул на пол вместе со стулом. Варя заплакала от обиды.

Дмитрий хотел толкнуть правый стул – но внезапно больно ушиб большой палец, а стул не сдвинулся с места.

Отчим ошалело смотрел на ставший такой тяжелым гарнитур из ДСП. Потом потянул падчерицу за руку и потащил прочь из кухни.

– Я еще не поела! Я хочу есть! – плакала Варя.

– Это мне решать – будешь ты жрать или нет! – отчим вытолкнул девочку из кухни и заперся изнутри.

– Только не бей меня! – крикнула женщина за столом, все так же прикрывая голову.

– Она у тебя с шизой, или что? Так если с шизой, что молчишь, можешь ты у нас тоже психбольная? – зарычал отчим. – Кого спрашиваю?! Мы как с тобой сына рожать будем, если у тебя малявка дефективная?!

Зазвенело битое стекло.

Варя побежала к себе в комнату. Дверь не закрывалась – она чуть провисла, и дядя Дима отказался ее чинить. Поэтому девочка спряталась под одеялом.

– Дима, звони в полицию! – закричала мать, – кто-то пробрался в дом!

Хлопнула входная дверь.

Варя улыбнулась.

Черный человек никогда ей не врал.

Иду по улице. Вокруг меня – Арбат. Играет музыка, проезжают роботы-доставщики, то и дело застывая, не в силах объехать препятствия в виде улыбающихся прохожих. Иду мимо уличных выставок, торговцев книгами, танцоров и аниматоров в дурацких костюмах. Вижу толпу женщин в черных бурках – они щебечат то ли на арабском, то ли на фарси, а во главе идет смуглый мужчина в джинсовой куртке. За ними следом – роскошная дама в тяжелом люксе. Курит у входа в турецкую шаурмечную худощавый подросток. Интеллигентного вида старушки рассматривают уличную выставку.

Скоро дорога выведет меня к особняку Морозова, и там по-хорошему бы сесть на метро и поехать… но куда?

Сажусь на скамейку недалеко от уличных музыкантов. Молодой мужчина бренчит на акустической гитаре. Короткие волосы у него настолько светлые, что кажется он поседел раньше времени.

Он поет. Красиво, низким голосом. У него приятная улыбка, неловкая, словно у него мало поводов радоваться.

Я же чувствую себя грязной, уставшей и неадекватной. Начинает чесаться лицо – старая реакция на стресс. Светит солнце, но мне хочется, чтобы сейчас было пасмурно, чтобы реальный мир не кичился своей адекватностью и пассивностью, когда моя собственная жизнь все меньше мне принадлежит.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.