Это произведение создано под впечатлением от творчества Г.Ф. Лавкрафта и является фанатским произведением.
“Иногда мне кажется, что я не первый раз здесь. Люди говорят, что меня ждали, и я улыбаюсь – а потом ловлю себя на том, что действительно рад вернуться. Но я ведь никогда не был на Мирмут… верно?”
– из последнего письма Николаса.
Джонатан, его брат и младшая сестра – всегда были неразлучны. Болезни или сложности лишь укрепили их семейную связь. Когда сестра выходила замуж её братья сразу дали понять, что обижать их сестрёнку нельзя. Так и упорхнула девушка в объятья новой семьи. Сами братья не спешили жениться. Работали они на фабрике, где платили хоть и немного, но им двоим вполне хватало, чтобы не умереть с голоду и не замёрзнуть на улице. Они оба не унывали и часто проводили время в пабах, знакомясь с барышнями и кулаками их мужей или братьев. Не смотря на всё своё положение, они были… счастливы?
Не так давно умер их дедушка, который умудрился пережить даже родителей Джонатана и Николаса. Дедушка всегда держался отстранённо от внуков из-за чего вызывал недовольство со стороны последних и их родителей. Говорили, что не просто так. Мол, с ума сошёл старик, разговаривает с кем-то по ночам.
Где жил последние года этот старик они не знали, так что приехать и навестить его они банально не могли. Но когда пришло письмо, от общих друзей семьи, что Рик скончался, братья даже расстроились. Друзья рассказали в письме, что дед оставил внукам в наследство пару вещей, за которыми нужно было приехать. Мирмут. Остров, что находился на непонятном расстоянии от Большой земли. Лишь однажды мать братьев что-то упомянула про остров и тут же замолчала, словно боясь накликать беду. Как вообще дед оказался на острове – никто не знал.
Сам Джонатан не собирался ехать сразу. На Мирмут отправился первым его брат. Николас, как всегда, действовал с лёту – уволился с фабрики, наскоро собрал вещи и на следующее утро сел на поезд, отправляющийся на побережье. Вернувшись с работы, Джонатан нашёл на столе письмо: “Жди скоро и не волнуйся! Вот увидишь, я вернусь с наследством деда, и мы заживём! Еще и сестре отправим подарки! А ты пока пригляди за домом и помалкивай о том, где я”. Однако строчка снизу была вычеркнута. Он так и не смог разобрать что было написано – только знал, что вычеркнуто это было сильно, почти в ярости.
Без брата дни казались серыми и одинаковыми. Николас был заводилой, быстро находил не только веселье, но и проблемы. Джонатан был куда спокойнее, может поэтому не торопился ехать не известно куда.
По прошествию двух недель, от брата – ни весточки. Джон не волновался: мало ли, на острове – почта долгая, погода дурная. Но когда брат стал навещать во снах – суеверный Джонатан начал переживать. Во снах он видел не только Николаса, но и мать, крестящую воздух, словно пытаясь защитить кого-то за много миль отсюда. Просто сны, говорил он себе. Но по утрам в груди стоял холод. На исповеди ему твердили: “Он уехал туда, где Бога нет. Он покинул это место давно…”
После очередного выматывающего дня, Джонатан вернулся домой и тут же провалился в сон, как только голова коснулась подушки.
Однако настоящий сон пришёл лишь под утро.
Джонатан стоял по колено в холодной воде. Туман стелился низко, будто молоко пролили на серый мир. Он узнавал это место – залив, куда мать водила их с братом и сестрой собирать ракушки, когда они были совсем детьми. Лёгкий и тёплый ветерок дул в лицо. Волны мягко омывали ноги. Только теперь вода была солёнее, а берег чернее.
Николас стоял дальше, спиной, и смотрел в сторону моря.
– Ник… – вздохнул Джон, но тот не обернулся. Только качнул головой.
А потом, рядом, появилась фигура, стоявшая лицом к нему, положив руку на плечо Николаса. Она не подошла – возникла. Стройная, укутанная во что-то чёрное с капюшоном. Край плаща мок в воде, а ветер пытался сорвать с головы капюшон.
– Не иди, – прошептала она, – Не ищи. Это место ждёт тех, кто покинул его однажды.
Фигура протянула руку, не угрожающе, будто хотела дотронуться. Джонатан сделал шаг, и вода стала по пояс. Холод обжёг кожу, брат исчез, а туман сгущался. Фигура всё еще стояла и веяло от неё запретом.
– Спустишься на берег – назад дороги не будет.
Резкий всплеск воды, будто волна, что он не заметил и он проснулся.
В комнате было темно. Тихо. Даже слишком тихо.
Прошли ещё полгода. Снег успел сойти, а деревья – вновь покрылись зелёным покровом.
Никто не знал, где Ник.
Джонатана было не узнать: изуродованный тоской и тревогой, он редко посещал любимый паб, а если знакомые видели его на улицах, обеспокоенно спрашивали, куда же пропали их главные весельчаки. Джон лишь пожимал плечами и отвечал, что брат уехал – а одному, мол, веселья никакого.
Больше он не видел и снов. Ложась спать, он умолял, чтобы мать пришла. А если брат с ней – пусть приведет и его. Если бы Джон только увидел его рядом с ней, он хотя бы знал, где его брат.
Но всё, что оставалось – это ждать весточки от Ника… и дождался.
Однажды утром, на пороге, он нашёл письмо, которое жутко пропахло солью и рыбой. Но, увидев знакомый почерк, Джонатан уже не чувствовал ни запаха, ни омерзения. Он дрожащими руками разорвал конверт. Внутри лежал тонкий лист. Чернила в некоторых местах поплыли, будто письмо намокло и не высохло до конца.
“Иногда мне кажется, что я не первый раз здесь. Люди говорят, что меня ждали, и я улыбаюсь – а потом ловлю себя на том, что действительно рад вернуться. Но ведь я никогда не был на Мирмут. Верно?
Тут хороший паб, весёлые люди и странная, но вкусная рыба.
Я слышу море даже ночью. Оно говорит со мной. Оно доброе. Джон, ты бы понял, если бы приехал. Здесь всё иначе. Я, кажется, понял теперь, почему дед не писал.