Холодное золото

Глава 7

Как назло, транспорт в этот день ходил медленно. И когда Егоров поднялся на третий этаж и подошел к своему кабинету, он увидел человека, подпиравшего стену прямо напротив двери. Конечно же, это был племянник убитой певицы Леонид Сазонов, и, конечно, он был зол на то, что его заставляют ждать. Увидев, что капитан открывает дверь кабинета (Полозкова, напарника Егорова, все еще не было), ожидающий оживился и развязно спросил:

– Скажите, а капитан Егоров когда-нибудь придет? Он меня на час дня вызвал, а время уже половина второго. Долго мне еще ждать?

Наработанный опыт подсказывал Егорову, что в таких случаях, перед такими людьми ни в коем случае нельзя оправдываться. Надо держать себя как можно строже и говорить сухо.

– Ждать больше не надо, Сазонов, – сказал он самым жестким тоном, на какой был способен. – Сейчас я вас приму.

Он вошел в кабинет, снял плащ, разложил на столе блокнот, ручку, после чего приоткрыл дверь и негромко сказал:

– Можете входить. Вот сюда садитесь.

После чего сел сам и начал формальную часть допроса: имя, фамилия, адрес и прочие исходные данные. Сазонов отвечал надменно, через губу. Кажется, он считал, что у милиции против него ничего нет и что этим формальным опросом все и ограничится. Надо было показать ему, что он ошибается. Поэтому, задав последний вопрос из обязательного перечня, Егоров чуть наклонился к собеседнику, взглянул ему прямо в глаза и спросил:

– Скажите, Сазонов, вы убили вашу тетю только с целью ограбления или вы еще и хотели ей отомстить?

Надо сказать, этот вопрос произвел большое впечатление на свидетеля. Он онемел, вытаращился на капитана, даже рот открыл от удивления.

– Что значит «вы убили»? – воскликнул он, когда обрел дар речи. – Что значит «почему убил»? Кто вам такое сказал? Я никого не убивал!

– А вот у нас другие данные, Сазонов, – заметил капитан. – У нас имеются показания домработницы Петровой, согласно которым за день до убийства вы явились в квартиру вашей тети и требовали у нее денег. А когда их вам не дали, устроили жуткий скандал и угрожали убийством. Одних этих показаний мне хватит, чтобы отправить вас в Лефортово! А ведь у нас есть свидетельства и других людей, которые видели, как вы себя вели с вашей тетей. Вы угрожали ей убийством, а затем привели вашу угрозу в исполнение…

– Кто это на меня клепает?! – закричал Сазонов. В возбуждении он даже вскочил со стула. – Кто этот гад? Небось этот приживала Борис Маркович? Импотент несчастный! Он сам прилип к Виолетте, хотел попользоваться!..

– А чем попользоваться, Сазонов? – спросил Егоров.

– Как это «чем»? Бриллиантами, конечно! Небось надеялся, что ему что-то перепадет!

– Значит, вы знали о существовании коллекции, – сделал вывод капитан. – Так и запишем в протоколе: «Да, я знал, что моя тетя имела собрание редких драгоценностей». Ведь вы знали, верно?

– Я этого не говорил! – пытался отпереться племянник, однако Егоров был неумолим.

– Как же так «не говорили»? – вкрадчиво спросил он. – Кто только что произнес слово «бриллианты»? Кажется, этого человека звали Леонид Сазонов? Вы знали, что ваша тетя их собирает, знали, где они лежат…

– Не знал, где лежат! – вновь закричал подследственный. – Никогда не видел, как она их достает!

– Откуда достает, Сазонов? – тихо, даже участливо спросил Егоров. – Ведь вы про тайник говорите, верно?

– Не знаю я, где тайник! – верещал племянник. – И ничего не знаю! Вы не имеете права!..

– Право я как раз имею, – твердо сказал капитан. – Не только право, но и обязанность находить убийц и грабителей. Положение у вас аховое, мы в любую минуту можем предъявить вам обвинение. Понимаете это? А раз понимаете, давайте не будем строить из себя святую невинность, а будем честно отвечать на задаваемые вопросы. Готовы отвечать?

– Д-да, я готов, – пробормотал Сазонов.

Вот это капитану и требовалось. Он, в общем-то, не думал, что Леонид Сазонов был способен убить свою тетю. Едва увидев согнутую фигуру этого человека, подпиравшего стену в коридоре, он усомнился, что этот задохлик способен свернуть шею человеку – пусть даже слабой женщине. Нет, Егоров всерьез не рассматривал Сазонова как подозреваемого в убийстве. Но ему требовалось сбить со свидетеля спесь и заставить его с готовностью отвечать на вопросы. И он этого добился.

– Так, теперь говорите: сколько раз за последний месяц вы были у вашей тети? – спросил капитан.

– За месяц? То есть начиная с сентября? Два раза.

– А если хорошенько вспомнить?

– Два… нет, три.

– Хорошо, допустим, три раза. Сколько всего денег вы от нее получили?

– Но это вовсе не относится к делу! – попробовал протестовать свидетель. – Это мое личное…

– Здесь я решаю, что относится к делу, а что не относится! – твердо сказал Егоров. – Повторяю вопрос: сколько всего вы получили с вашей тети?

– Ну, пятьсот… вернее, шестьсот пятьдесят…

– А просили сколько?

– Ну, просил я, конечно, больше… Тысячу просил.

– А когда Леонидова отказала вам в такой большой сумме, она не говорила, что ей сейчас требуются деньги, намечается большая покупка?

– Да, верно, верно, она так и сказала! – оживился Сазонов. – Сказала, что предстоит крупная покупка, а кроме того, ей нужны деньги на оплату врача и массажиста.

– Разве она ходила на массаж?

– Этого я не знаю. Но она говорила про массажиста, это точно.

– За эти три раза, когда вы были у тети, кого вы видели у нее в квартире?

– Кого видел? Ну, гадюку эту, Людмилу, домработницу… Еще этого хлыща, профессора… А больше вроде никого… Хотя погодите! Что я говорю? Я еще врача видел, этого самого доктора Святослава Игоревича. Он приходил тетку осматривать.

– Как его фамилия, знаете?

– Нет, фамилию не знаю. Но я краем уха слышал их разговор с Виолеттой, и он сказал, что ему пора на работу, в свою клинику онкологии имени Семашко. Вот где он работает.

– Значит, Леонидова страдала онкологическим заболеванием?

– Этого я не знаю, она не любила говорить о своих болезнях.

– Больше вы никого в квартире не видели?

– Нет, больше никого.

– А в разговорах по телефону Леонидова упоминала какие-то имена?

– Ну, она при мне редко какие-то разговоры вела. То есть сама в моем присутствии никому не звонила, а если ей звонили, просила перезвонить позже. Так что имен я не слышал.

– Какие вещи были у нее в коллекции, помните?

– Там много чего было. Но я все вещи вместе никогда не видел, видел только те, которые она примеривала!

– Я понял, понял. Вот вам листок бумаги, вот ручка. Вспомните все вещи, которые Леонидова при вас примеряла. И все их запишите. Пишите так: «№ 1. Ожерелье. № 2. Серьги бриллиантовые…» Ну, и так далее. Вот, садитесь и пишите.

Леонид Сазонов принялся писать, а Егоров в это время оформил протокол его допроса. И подумал, что ему придется еще раз встретиться с математиком Шварцманом и также попросить его составить такой список. И домработницу Петрову заставить это сделать. Таким путем, сличая различные списки, он сможет получить почти полную опись пропавшей коллекции. Другого способа это сделать, видимо, не существовало.

Несколько минут спустя работа была закончена. Сазонов протянул капитану листок, на котором значилось двенадцать предметов. Егоров просмотрел список, спросил для очистки совести:

– Больше ничего не видели?

– Нет, клянусь, больше ничего не видел! – заверил Леонид.

– Ладно, Сазонов, – сказал капитан, пряча листок со списком в блокнот. – Сейчас вы можете идти. Я не буду брать с вас подписку о невыезде за пределы города Москвы, но не рекомендую покидать город. Вы можете нам еще понадобиться. Вы меня поняли?

– Понял, товарищ капитан! – ответил свидетель и исчез.

После его ухода Егоров решил, что пока что с него хватит людей, связанных с погибшей певицей. И теперь пора переключиться на первые два убийства.

Он снова просмотрел список подозреваемых. С убийством дирижера Воскресенского были связаны два человека, с гибелью артиста Соколова – только один, а именно библиофил Семен Маркуша. Проверив телефонную книгу, Егоров установил, что домашние телефоны имелись у Маркуши и у театрального барышника Жабкина, а вот у Хрусталева телефона не было. Егоров позвонил Жабкину, однако он упорно не брал трубку. Тогда капитан набрал номер телефона любителя книг. И спустя несколько минут услышал свистящий голос, глотавший слова, произносящий их неразборчиво:

– Да, я слушаю! Кто говорит?

Капитан представился и строгим тоном потребовал, чтобы любитель редких книг немедленно явился в уголовный розыск на допрос.

– Я явлюсь, конечно, – прозвучал ответ. – Куда же я денусь, меня тут майор Пчелинцев вообще в тюрьму упечь собрался. Так что я, можно сказать, уже ваш человек. Только живу я далеко, мне не меньше часа добираться.

– Ничего, я подожду, – ответил Егоров. – Но сегодня вы должны явиться непременно!

После чего, положив трубку, он выписал повестки на следующий день на имена Жабкина и Хрусталева и отослал их. До прихода Маркуши делать ему было больше нечего, и Егоров приготовился просто ждать. Но тут зазвонил телефон, и незнакомый капитану голос спросил, можно ли поговорить с капитаном Егоровым.

– Я слушаю! – сказал Егоров. – Кто говорит?

– Меня зовут Юрий Валентинов, я сотрудник лаборатории криминалистики, – ответил говоривший. – Два месяца назад мне прислали на экспертизу материал, найденный при обыске в квартире артиста Соколова. Сейчас я эту экспертизу провел и хотел представить результаты майору Пчелинцеву, но мне сказали, что дело об убийстве Соколова передано вам. Вот я и хочу вам прислать результаты.

– Присылайте, – одобрил Егоров. – А вы не могли бы мне сейчас сказать, что это за материал, который вам давали на экспертизу?

– Это нитка, – услышал он ответ криминалиста. – Нитка белого цвета. Ее сняли с корешка одной из книг, стоявшей на верхней полке. Видимо, грабитель, когда перебирал книги, искал ему нужные, самые редкие, работал в перчатках. И одна из перчаток зацепилась за металлический оклад Библии восемнадцатого века, стоявшей на верхней полке, и нитка оторвалась. Поскольку это была верхняя полка, над головой грабителя, он этого не заметил, и нитка осталась там. А наши ребята, когда проводили обыск, ее заметили и приобщили к делу.

– Я понял, – отозвался капитан. – И что вы выяснили относительно этой нитки, можете мне сказать?

– Могу, конечно, – произнес Валентинов. – Мы хотели выяснить, где были сделаны и в каком магазине проданы перчатки, которые были на грабителе. Вообще-то мы думали быстро завершить эту работу, и это открывало бы путь к поиску грабителя. Ведь, как правило, преступники используют обычные рабочие перчатки, которые можно купить в хозяйственных магазинах. Ну, их еще на дачах часто используют или при проведении слесарных работ. Но в данном случае было не так. Материал оказался необычным, у нас в СССР такой не используют.

– Вы что, хотите сказать, что квартиру Соколова грабил иностранец? – удивился Егоров.

– Может быть, и иностранец, – сказал криминалист. – Во всяком случае, после всех наших запросов мы недавно получили ответ из Франции. Выяснилось, что такую ткань делают на территории этой страны, на фабрике в Марселе. И там же были пошиты перчатки, в которых действовал грабитель.

– Перчатки из Франции… – удивленно произнес Егоров. – Да, очень интересно. А когда вы доставите мне ваши результаты?

– Да прямо сейчас и доставим, – прозвучал ответ. – Наш дежурный принесет. У вас какой кабинет?

– Триста семнадцатый, – сказал капитан. – Я жду.

Вскоре в дверь постучали, и дежурный сотрудник положил на стол Егорову папку с результатами исследований.

Глава 8

Капитан погрузился в изучение содержимого папки, стал знакомиться с результатами экспертиз, с названиями незнакомых материалов и технологий и так увлекся этим, что не сразу заметил, что дверь кабинета без стука открылась, и на пороге появился человек довольно примечательной внешности. Он был низкорослый, при этом толстый, а еще очень подвижный. Руки у него были короткие, голова блестела, как бильярдный шар, глаза улыбались, а рот не закрывался, кажется, ни на минуту.

– Я извиняюсь, но я спешил, очень спешил, и вот я здесь, – затараторил вошедший. – Кто здесь капитан Егоров?

– Егоров – это я, – ответил капитан. – И других людей тут вроде нет, так что ошибиться трудно. А вы, Маркуша, всюду так вламываетесь, без стука?

– Ну почему же вламываюсь, почему вламываюсь? – зачастил библиофил. – Вы же сами сказали, что скорей надо, вот я и спешу…

– Ладно, мне некогда учить вас хорошим манерам, – сказал Егоров. – Проходите, садитесь вот сюда. Объясняю вам ваше положение. Я веду дело о трех убийствах: дирижера Вознесенского, артиста Соколова и певицы Леонидовой. Тройное убийство, сопровождаемое ограблением. Это предельно тяжелая статья обвинения, по ней можно получить высшую меру наказания. Поэтому не советую вам шутить со следствием и врать тоже не советую. Майор Пчелинцев не успел отправить вас в СИЗО, но это могу сделать я, если увижу достаточные основания для этого. Это вам, надеюсь, понятно?

– Понятно, капитан, мне все понятно, – ответил Маркуша. На этот раз он не тараторил и перестал улыбаться. – Хотя я не видел, за что меня хотел сажать в тюрьму майор Пчелинцев, и сейчас не вижу.

– Майор собирался заключить вас под стражу потому, что вы были последним, кто видел Бориса Соколова живым, – объяснил Егоров. – Этот факт вы сами признали. Также вы признали, что снабжали артиста редкими книгами и прекрасно знали, что находится в его библиотеке. Вы лучше всех знали, какие раритеты там хранятся. Это так?

– Да, знал я, что у него есть, это верно, – согласился библиофил. – Но ведь не я один ему книжки поставлял, и не я один был у него в кабинете. А главное – я его не убивал!

– Ну, это пока что одни слова, – сказал Егоров. – Скажите, как давно вы знакомы с Соколовым?

– Лет шесть, наверно, будет, – ответил Маркуша. – Помню, я ему достал первый русский перевод басен Лафонтена, еще восемнадцатого века. Настоящий был раритет! Вот с этого наше сотрудничество и началось.

– Как часто вы у него бывали?

– Примерно раз в месяц, иногда раз в два месяца.

– Как строилось ваше сотрудничество? Вы приносили ему какие-то новинки, предлагали, а он выбирал?

– Нет, что вы! Настоящие собиратели так не работают. Иногда, конечно, я ему предлагал что-то, что у меня только что появилось. Но обычно я работал по заказам. Он где-то находил сведения о редкой книге, которая находится у кого-то на руках, и просил меня ее найти. Я искал, уговаривал владельца продать книгу и, если это получалось, звонил Борису Никитовичу, и он назначал мне время, когда прийти.

– Сколько всего книг вы ему достали?

– Всего… – Маркуша задумался. – Трудно сосчитать… Сорок, а может, пятьдесят…

– И все были такие редкие, как басни Лафонтена?

– Нет, конечно. Такие раритеты встречаются редко. Чаще были прижизненные издания писателей и поэтов нашего века, реже – девятнадцатого. Помню, я принес ему прижизненное издание Вальтера Скотта, а потом Конан Дойля.

– Русское издание?

– Нет, английское. Русские переводы позже появились.

– А что же, Соколов читал на английском языке?

– Немного читал. Но ведь такие книги собирают не для чтения. Почитать и сегодняшнее издание можно. А эти книги покупают, чтобы любоваться на них, держать в руках, перелистывать… Чтобы показывать другим знатокам…

– А к Соколову ходило много таких знатоков?

– Да, ходили люди. Не скажу, чтобы их было много… Так, человек шесть близких друзей-книголюбов. Среди них, между прочим, были писатели, например Леонид Горбовский.

– А еще кто? Давайте, перечисляйте остальных.

– Остальные? Хорошо, сейчас назову. Ну, про Горбовского я уже сказал… Следующим по степени известности я бы поставил оператора Бориса Верника. В мире кино его хорошо знают. Он тоже собирал редкие издания, они с Соколовым соревновались, кто соберет больше редкостей. Остальные – обычные собиратели. Игорь Цветков – он, кажется, инженер. Еще Константин Дерюгин, капитан речного судоходства. Потом Антон Дулин, журналист. И наконец, представитель молодого поколения – студент Никита Донской.

– Давайте сделаем так. Возьмите вот этот листок бумаги, ручку и составьте список всех этих людей. Если знаете чьи-то адреса, телефоны, место работы или учебы, еще какие-то сведения – их тоже запишите.

Несколько минут в кабинете царило молчание. Маркуша составлял список частых посетителей квартиры Бориса Соколова, а Егоров в это время писал протокол допроса этого самого Маркуши. Закончили они почти одновременно. Капитан взял листок с записями библиофила, просмотрел их и положил листок рядом с блокнотом.

– Значит, вы принесли Соколову не то сорок, не то пятьдесят книг, – сказал он. – И сколько вы получили с каждой?

– Но я не помню! – Маркуша прижал руки к груди. – Это было давно!

– А вы напрягите память. Постарайтесь вспомнить здесь, в этом кабинете, иначе придется вспоминать, сидя на нарах в Лефортово.

Сидеть на нарах Маркуше явно не хотелось. Он закатил глаза к потолку, начал загибать пальцы, ведя в уме какие-то сложные подсчеты. И наконец заговорил:

– Ну, с большинства книг я получал по двести-триста рублей. Хотя с редких изданий можно было получить и больше. Вот и считайте.

– Хорошо, я посчитаю. Неплохие деньги получаются, а, Маркуша? По пятьсот, а то и по шестьсот рублей в месяц. У нас столько профессора не получают. Ведь это нетрудовые доходы! Так что в тюрьме вам все равно придется сидеть. Вопрос только – по какой статье и какой срок. Давайте теперь определимся…

– Нет, постойте! – воскликнул Маркуша. – В тюрьме, вы сказали? Но я не хочу сидеть в тюрьме! Я не могу! Мне нельзя долго оставаться в одном помещении, мне там плохо становится! Я у себя дома-то не могу подолгу оставаться! Нет, если вы говорите, что в любом случае посадите меня в тюрьму, я больше ни слова не скажу. Какая разница, какая у меня будет статья? Я никакой срок в тюрьме не выдержу, я себе вены вскрою, голову о стену разобью!

И Маркуша уселся на стул, скрестил на груди руки и уставился в пол. Вид у него при этом был не гордый и отрешенный – наоборот. Губы у библиофила прыгали, лицо дергалось, а на глазах появились слезы. «А ведь он, пожалуй, не врет, – подумал Егоров. – Он и вправду теперь будет в молчанку играть, ни слова больше не скажет. А в СИЗО голову себе разобьет». Капитану был известен такой тип людей. Они действительно не могли находиться в заключении и готовы были решиться на что угодно, лишь бы вырваться на свободу.

Перед Егоровым вставал нелегкий выбор: настаивать на строгом соблюдении закона, рискуя при этом потерять свидетеля, обладающего ценными сведениями, или немного допустить послабление, закрыть глаза на некоторые делишки свидетеля, но при этом сохранить с ним контакт. До сих пор капитан Егоров редко шел на уступки фигурантам уголовных дел. Но тут, как ему казалось, был особый случай. И он решил уступить.