Дом моей матери. Шокирующая история идеальной семьи

- -
- 100%
- +

Посвящается всем, кому затыкали рот,
кто был жертвой газлайтинга,
абьюза и чувствовал себя одиноким.
Вы сильней, чем вам кажется.
Да помогут вам ангелы, небесные и земные
© Ирина Голыбина, перевод, 2025
© Кошкин Д.В., предисловие, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Предисловие от психиатра
Что общего между миссис Беннет[1], Нормой Бейтс[2] и Джун Джордж?[3] Все они – культовые персонажи, отображающие образ матери-нарцисса. Властные, жадные до внимания, истеричные и склонные к манипуляциям. В культуре это чуть ли не троп, настолько сценарий с эгоистичной матерью – ординарная история.
Пожалуй, самой отличительной чертой нарциссов можно назвать отсутствие у них эмпатии. Хотя они и склонны адаптироваться под моральные устои общества, умеют имитировать сострадание и даже помогать, за этим всем стоит простая цель – угодить.
Потребность в подтверждении собственного статуса, будь то политические амбиции или деспотичность родительства, очень важна для нарциссов. Она – столп их личности, опора самооценки, определяющая координата поведения.
Человек с таким расстройством не остановится ни перед чем для достижения своей цели. Вероятно, по этой причине нарциссы часто добиваются больших успехов в карьере, политике, бизнесе. Их психическая особенность становится полноценной чертой личности, влияет на характер. А успех, в свою очередь, подкрепляет уверенность в том, что они делают все верно.
Руби Франке, ведущая YouTube-канал, сама того не ведая, создала идеальную среду для культивации нарциссизма. Несколько миллионов подписчиков следили за ней, восхищались. Они стали живым доказательством ее праведности.
Наблюдаемая тенденция логична: чем выше росла ее популярность, тем более жестокими становились ее методы «воспитания». Ранее я писал о том, что нарциссов не волнуют чужие чувства. К ним относятся и физические ощущения. То есть, нанося увечья детям, наказывая их голодом, сном на холодном полу и т. д., Руби не испытывала к ним ни малейшего сострадания.
Зато себе она позволяла и обиды, и громкие слезы. У нее отчетливо прослеживаются гистрионные черты. Они же черты истерического расстройства личности. Ее эмоции почти театральны, как и частая смена настроения и манеры речи. При этом они не несут в себе какой-либо глубины, оставаясь исключительно поверхностными.
Коктейль из самоуверенности, жажды внимания и экспрессивности помог Руби прорубить тропу к успеху в сфере блогинга. Ее сестра и родители тоже вели YouTube-каналы, но не достигли аналогичного успеха – не хватило тех самых черт.
Осознавала ли Руби, что внимание аудитории держится во многом на ее детях? Трудно сказать. Люди с подобным расстройством редко склонны к саморефлексии. Тут больше актуально сравнение со стратегическим подходом – Il fine giustifica i mezzi[4]. То есть для Руби дети были инструментом для достижения своей цели. А цель у нарциссов, по сути, одна – подтверждение собственного величия.
Но кто эти люди, что следили за блогом «8 пассажиров»? Тут важно заметить, что все действия происходят в Юте. Это один из самых консервативных и религиозных штатов Америки. Около 60 % населения – мормоны. В последние несколько лет и в США заметен рост популярности темы традиционализма. Видео каноничной мормонской жены, стоящей у плиты за приготовлением домашнего хлеба, держа при этом на руках младенца, набирают миллионы просмотров. Вероятно, такая заинтересованность – это ответная реакция общества на политическую борьбу внутри страны. Две правящие партии демонстрируют полярные крайности, стараясь «перекричать друг друга». Нынешние тенденции – всего лишь ответ на крайне левую политику, проводимую демократической партией. Иными словами, у американского общества появилась закономерная потребность в противоположном, как в ощущении нового.
Именно консервативная среда, нежели сама религия, в большей мере повлияла на взгляды и цели Руби. Нам известно, что еще до совершеннолетия она грезила идеей материнства. Мечтала о большой семье, соблюдающей каноны мормонства. Итак, все дети Руби рождены с разницей в два года. При этом между каждой новой беременностью она переживала выкидыши. Это довольно тяжелый труд и огромный стресс как для организма, так и для психики матери. Что еще раз доказывает идею о том, как черты психического заболевания становятся частью характера человека. В данном случае речь об неутолимом упорстве Руби.
Отчасти эта же ее черта определила выбор пути религии при воспитании. Простые и понятные инструкции, прописанные в священных писаниях, «что можно делать» и «что нельзя», помогли закрепить ей в себе свою идею. Они сформировали ее образ «святой мученицы», что исцеляет своих «неблагодарных» детей. К тому же религия позволяла ей аргументировать свои действия перед детьми и близкими. Разумеется, искажая писания в свою пользу.
Со временем одной религии стало мало. Вместе с напарницей, Джоди Хильдербрандт, они создали секту. На тот момент перед камерой были лишь они, без детей, но все так же проповедуя «истины». Среди них были советы вроде воспитания детей голодом или телесными наказаниями, чтобы те учились благодарности.
Возвращаясь к вопросу о наличии у Руби гистрионного расстройства, доказательным можно считать и то, как люди с ним легко поддаются внушению. Вероятно, также в поисках подтверждения собственного величия и праведности она попала под влияние Джоди. Вскоре они стали «воспитывать» детей совместно.
О последствиях таких условий для детской психики говорить можно долго, ведь сценариев великое множество. Их процесс борьбы с травмой будет зависеть от врожденных особенностей характера до влияния социума в дальнейшем. Для маленького ребенка родитель – центр мира. Ему с большей вероятностью придет мысль о том, что с ним что-то не так. А симбиоз давящих установок «ребенок должен заботиться о себе» и «без матери ты ничто, дети должны быть благодарными» создает расщепление внутри детской психики. Подобная реакция нередко становится причиной пограничного расстройства личности. Однако, как я уже писал ранее, все индивидуально. Иные потенциальные сценарии развития – это болезненная привязанность и комплекс неполноценности, неконтролируемая агрессия или, напротив, всепоглощающее стремление к справедливости. Даже эти шестеро детей, которые росли под одной крышей, по-разному справляются с произошедшим и несут за собой разный эмоциональный багаж.
На данный момент несовершеннолетние дети находятся под опекой государства. Родителям или потенциальным опекунам сперва потребуется получить справку от лечащего психиатра. При потенциальных проблемах пациента направят к психологу для оценки экспериментально-психологического исследования. В случае выявления каких-либо отклонений опекун будет обязан пройти лечение, и по его итогу будет собрана комиссия для вынесения решений.
Перед тем как посадить Руби Франке под стражу, суд постановил, что она полностью вменяема. То есть она осознавала все, что делала, понимала и принимала последствия. Наличие ее психических расстройств не делает ее «сумасшедшей». Проще говоря, поедет человек в тюрьму или сперва в больницу, решает то, кому принадлежат идеи из его головы: себе самому или голосам извне.
И все же, психотерапия в стенах тюрьмы для Руби необходима. Подобные наблюдения – нечастая практика как в США, так и в РФ, но она несравненно полезна и для обвиняемого, и для исправительных органов в будущем.
Правда, к сожалению, расстройства личности до конца не исчезают – они навсегда становятся частью человека и определяют его характер.
Дмитрий Кошкин,
практикующий психиатр
Повела бы я тебя, привела бы тебя в дом матери моей – той, что учила меня.
Песнь песней Соломона 8.2, Американская Библия нового стандартаВведение
Наконец-то
30 августа 2023 г.
Была среда, начало нового учебного года в колледже, и я сидела за своим письменным столом, заваленным конспектами и домашними заданиями. Я пролистывала страницы, но мой разум отказывался включаться, а мысли постоянно возвращались к пятерым младшим братьям и сестрам.
Целый год я не слышала их голоса, не видела их лица, и мысли о них, запертых в том доме, пожирали меня заживо. Несмотря на все мои усилия – бессчетные телефонные звонки, отчаянные воззвания ко всем, кто мог услышать, – ничего, казалось, нельзя было сделать, чтобы их спасти.
Зазвонил телефон, и на экране высветилось имя соседки. Мое сердце пропустило удар – каждый звонок от нее был как спасательный круг. Он означал новости о детях. Означал, что они еще живы.
– Шари, полиция в доме твоей матери! – воскликнула соседка, не тратя время на приветствия. – Они вооружены и собираются выламывать дверь.
Сердце сжалось у меня в груди, а перед глазами встали кошмарные картины. Крошечные тела, которые выносят из дома в резиновых мешках безликие фигуры в полицейской форме.
«Это случилось, – подумала я. – Они мертвы».
Как в тумане, я схватила ключи от машины и бросилась на улицу. Обычно путь от моей студенческой квартиры до дома матери в Спрингвилле занимал двадцать минут, но сегодня они показались мне вечностью, перемежаемой моментами слепой паники.
Я не бывала в доме матери с тех пор, как Руби год назад отказалась от меня. Руби, самопровозглашенная святая материнства. Руби, превратившая мою жизнь в подобие «Шоу Трумана» для своих послушников из соцсетей. Руби, подвергавшая меня, моих братьев и сестер извращенным наказаниям в соответствии с такими же извращенными представлениями о преступлениях, – еще до того, как появилась Джоди, добавившая ей садизма.
Джоди. Наша собственная предводительница культа, лжепророк, ворвавшийся в наши жизни подобно урагану и превративший мою мать в покорную и преданную союзницу, которая впитывала каждое ее безумное слово, будто святую воду. Мой отец, некогда наша опора, был изгнан из семьи, а Руби и Джоди остались править четырьмя младшими детьми, по-прежнему жившими с ними.
Я ехала по знакомым улицам Спрингвилла, и глухой, глубоко въевшийся гнев закипал у меня внутри. Почему ни у кого не было информации о детях? Почему их забрали из школы? Почему никто не попытался их защитить?
Бесчисленные предупреждения поступали в Отдел опеки и попечительства и Департамент полиции как от меня, так и от неравнодушных соседей. Целый год мы разве что с крыши не кричали об этом, но, несмотря на все признаки неблагополучия, никаких действий не предпринималось. Как будто красные флаги, которыми мы размахивали, были невидимы, – система, предназначенная защищать моих братьев и сестер, бросила их на милость двух женщин, опьяненных иллюзиями и неограниченной властью.
Я свернула в наш сонный тупичок и оказалась в зоне военных действий. Полицейские джипы с включенными мигалками баррикадировали проезд. Спецназовцы топтали наш газон. Соседи группками стояли на тротуарах, и страх на их лицах мешался с любопытством.
Я выскочила из машины, и какой-то офицер с каменным выражением преградил мне дорогу.
– Я не могу пропустить вас дальше, мисс.
– Но это мой дом! – воскликнула я. – Младшие дети – они в порядке? Где они?
До меня долетали обрывки переговоров по рации. Что это, имя младшего брата? Его я услышала?
– Прошу! – взмолилась я. – Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
Подошел другой полицейский и обратился ко мне:
– Мисс, можете описать планировку дома? Там есть сейфы? Оружие?
Сквозь слезы я сообщила ему необходимую информацию: семь спален, шесть ванных, где некогда мы боролись за возможность полюбоваться на себя в зеркале, семь единиц огнестрельного оружия, запертого в сейфе, кладовая, в которой можно пережить апокалипсис. В каждой комнате витали призраки тех, кем мы были когда-то.
В следующий миг начался хаос. Щепки полетели от передней двери под ударом тарана. Офицеры ворвались внутрь, словно разъяренные шмели. Я стояла, прикованная к месту, и смотрела.
«Боже, пожалуйста! Пусть они будут живы», – молилась я.
Внезапно в мозгу всплыла мысль: этот момент, кульминацию падения моей семьи в бездну безумия, необходимо снять на камеру, сохранить и выложить в соцсети. Как выкладывались все наши лживые улыбки и постановочная идиллия.
Я вытащила телефон – руки у меня не дрожали, несмотря на суету вокруг.
Фото. Щелчок.
Подпись родилась сразу же: одно-единственное слово, несшее в себе груз многих лет.
НАКОНЕЦ-ТО.
Загрузить в «Фотограм»[5]. Поделиться.
Этот кошмар зародился в соцсетях – пускай и умрет там же.
Часть 1
Сад земных наслаждений
Глава 1
К алтарю
Меня преследует один и тот же сон. Начало у него прекрасное. Неземной свет льется на поля, убегающие за горизонт. Меня охватывает глубокое ощущение покоя, и я понимаю, что нахожусь в раю. Мой земной путь окончен.
Пейзаж меняется: он знакомый, но все равно нереальный. Близкие, которых я потеряла, возникают вдалеке, от их лиц исходит сияние. Я делаю шаг к ним, – невесомая, ничем не отягощенная, – и обнимаю со слезами радости на лице. «Вот он, рай, – думаю я. – Вот он, покой».
А потом я вижу эти глаза. Холодные и жестокие, они впиваются в меня с первобытной яростью. Это она. Руби.
И тут раздается Глас Божий, сотрясающий основы самого неба:
«Дитя мое, нельзя отказываться от своей матери!»
Я просыпаюсь с колотящимся сердцем и еще несколько секунд не могу прийти в себя. Неужели даже после смерти мне не удастся освободиться от нее?
Моя мать, Руби Гриффитс, родилась 18 января 1982 года, в Логане, штат Юта, и была первой из пятерых детей Чеда и Дженнифер Гриффитс, семьи которых уже несколько поколений являлись преданными членами Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней (СПД), она же Церковь мормонов.
Когда Руби была еще ребенком, ее семья переехала в Рой – небольшой городок штата Юта, где СПД контролировала практически все аспекты жизни. В их сплоченной общине все крутилось вокруг изучения Писаний, быт строился по религиозным канонам, и в первую очередь важна была семья. В конце концов, она – краеугольный камень нашей веры.
Будучи старшей из детей в строгом консервативном семействе, Руби провела детство не в играх и развлечениях – на нее очень скоро легла ответственность за младших братьев и сестер. Я легко могу представить себе маленькую Руби с прямой спиной и решительным взглядом, исполняющую родительские наказы с ощущением собственной праведности и страстно предвкушающую тот день, когда у нее появится своя семья, где уже она будет диктовать законы и править так, как сочтет нужным. Для Руби материнство было не просто будущей ролью – она считала его верхом своих ожиданий, своим главным желанием и долгом.
Такое поклонение материнству свойственно мировоззрению СПД, в котором меня растили. Стать матерью, по моей вере, это духовное призвание высшего порядка, возможность подняться до Господа и принять участие в Творении. Вероятно, именно поэтому физические неудобства – дискомфорт от беременности и родовые муки – не казались Руби препятствиями, которые надо преодолеть, или тяготами, которые надо вынести. Для нее они были священными испытаниями, возможностью лишний раз доказать нерушимость своей веры в Божьи планы и обеспечить себе место в загробной жизни вместе с предками, которые прошли этим же путем до нее.
Как только ей исполнилось восемнадцать, выстрелил стартовый пистолет в стремительной гонке Руби к вечному блаженству, и моя мать приступила к миссии по заселению не только своего земного дома, но и вместе с тем загробного пристанища.
Однако для начала ей требовался муж.
В 2000 году, когда восемнадцатилетняя Руби впервые ступила в кампус Университета штата Юта, у нее на уме было только одно: поиски мужчины. Да, она выбрала в качестве основной специальности бухгалтерский учет, но колледж был нужен Руби не для получения диплома. Ей требовалось найти партнера, за которого она сможет выйти замуж, родить детей и начать исполнять свое высшее предназначение. Как можно скорее.
На своей «доске желаний» Руби записала основные качества, которые ищет в мужчине. «На десять сантиметров выше меня». «Красивый». «Со своей машиной». «Инженер». (Ее отец был инженером, и, вероятно, ей понравилась идея быть похожей на родителей.) Не стоит и упоминать, что ее партнер должен был являться последователем мормонской Церкви.
И тут на сцене появился мой отец, Кевин Франке: старшекурсник, живший в кампусе, на четыре года старше (ему двадцать два), заканчивал факультет гражданской инженерии и посещал церковь СПД. Он был на десять сантиметров выше Руби (галочка), с выразительной нижней челюстью (красавчик – две галочки), а его интеллект и амбиции сулили многообещающее будущее.
К тому же он казался таким… славным. Излучавший искреннюю доброту Кевин был окружен аурой спокойствия, которая бальзамом ложилась на обостренную чувствительность Руби. Она ведь не хотела никакой борьбы за власть – ей нужен был кто-то, кто позволит ей встать у руля, не оказывая особого сопротивления; второй пилот, готовый отдать управление их общим кораблем, оплачивать счета и делать Руби детей, о которых она столько мечтала.
Кевин родился 9 октября 1978 года в Огдене, штат Юта, и был младшим из семерых детей, причем с предпоследним из них его разделяло аж двенадцать лет. Позднее появление на свет сделало Кевина чем-то вроде семейной аномалии: пока его братья и сестры заканчивали университет и поступали на работу, он учился завязывать шнурки на ботинках и целыми днями играл с соседскими ребятишками или смотрел спорт по телевизору, потому что родителям, которые многократно прошли все это раньше, не было дела до его досуга.
Матери Кевина не нравилось готовить или печь – жизнь вращалась вокруг обедов из полуфабрикатов, телевизора и разговоров о вере. Оба его родителя не слишком напрягались в соблюдении религиозных правил, и в доме царила расслабленная атмосфера, благодаря чему Кевин вырос мягким и уравновешенным.
Как и Руби, Кевин стремился найти вторую половинку: мать для своих детей, которых он рассчитывал воспитать в евангельском духе. Однако он приехал в колледж учиться и обеспечить себе будущее, поэтому не торопился с поисками жены. Пока не встретил Руби.
Он впервые увидел ее на приветственной вечеринке с хот-догами, в ее первую неделю в кампусе. Словно пчелка, Руби порхала от парня к парню, запросто флиртуя со всеми по очереди, – такой уверенности в себе он раньше не встречал. Помогало и то, что она была очень хорошенькая: блондинка с широкой ослепительной улыбкой и стройной фигурой. Руби оказалась полностью его типажом.
Пока она методично окучивала потенциальных мужей, словно кинорежиссер, выбирающий актера на главную роль, у Кевина усиливалось чувство, что часики тикают. Руби была драгоценным трофеем; если он сейчас не выделится из толпы, то девушка оставит его позади в своей гонке к алтарю.
И вот одним вечером Кевин сидел рядом с Руби и держал ее за руку под пледом, смотря фильм с еще несколькими друзьями. Кевину было абсолютно все равно, что происходит на экране: единственное, о чем он мог думать, – это мягкость ее кожи, ласковое пожатие и редкие прикосновения большого пальца к его костяшкам, от которых ток пробегал по руке до самого позвоночника.
Тут Кевин глянул вбок и заметил, что другой парень – один из поклонников Руби – сидит слишком близко к ней по другую сторону. У него упало сердце: Кевин понял, что и его она тоже держит под пледом за руку. Обычно такой уравновешенный, Кевин вскочил; его лицо горело, сердце колотилось. Не сказав ни слова, он выбежал из комнаты; Руби с разинутым ртом глядела ему вслед.
На следующий день Кевин поговорил с Руби и установил правила. Больше никаких посиделок за ручку с другими парнями. И точка. Руби, привлеченная его страстным к ней отношением, потащила Кевина знакомиться с Гриффитсами – ее родителями и самыми суровыми критиками. Они его одобрили, и Кевин, в свою очередь, познакомил Руби со своими родителями, четой Франке, которые вынесли вердикт: Руби кажется очаровательной юной леди и идеально подходит для их сына.
Через две недели после знакомства Руби потребовала определенности.
– Так мы поженимся? – спросила она.
Кевин, застигнутый врасплох, пробормотал самое опасное слово в словаре.
– Да.
Всего за четырнадцать дней они превратились из незнакомцев в жениха и невесту.
Пока Руби и Кевин занимались подготовкой к свадьбе, они немного ближе познакомились друг с другом. Оказалось, что оба любили играть на пианино, хотя их подходы к музыке были диаметрально противоположными. Кевин обладал фотографической памятью и мог наигрывать джазовые вещицы и популярные мелодии без всякой подготовки. Руби же вкладывала в игру всю душу. В подростковые годы она с головой ушла в классическую музыку и видела себя на сцене, где ей устраивают стоячие овации. Каждую пьесу она отшлифовывала с невероятной тщательностью, часами сидя за инструментом и повторяя ноту за нотой. Она не считала музыку развлечением – это был способ добиться совершенства, а если не выходило, на эго Руби оставалась отметина, которую никакими репетициями не залечишь.
Ее самооценка строилась на представлениях о собственной исключительности – а если в музыке она не исключительна, зачем стараться дальше? Руби нуждалась в новой мечте, новом источнике уверенности. Если музыка ее не дает, то материнство даст точно. Ангельские личики будут вспыхивать любовью и восхищением, которого она так жаждет. На этих чистых скрижалях она запишет свою мудрость и свои ценности. Сделает их подобиями себя.
Пара детей Кевина вполне бы устроила, но Руби желала большую семью, и Кевин с радостью пошел на поводу ее грандиозных устремлений, поклявшись сдвинуть горы, чтобы исполнить ее мечты. Так была задана динамика их отношений: Кевин на вторых ролях, а Руби, единственная и неповторимая, в центре их эпичной постановки «Идеальная мать».
28 декабря 2000 года, спустя всего три месяца после первой встречи, Руби и Кевин вошли в церковь, чтобы навеки соединиться перед лицом Господа. Руби была чудо как хороша в платье цвета слоновой кости, со светлыми кудрями, спадавшими на плечи. Поверх платья на ней была теплая накидка – уступка зимнему холоду. Даже разные ботинки Кевина – один черный, один коричневый (все из-за того, что он одевался в темноте) – не омрачали ее улыбки.
Это был он – сказочный момент, воплотившийся наяву. Произнося клятвы, она чувствовала себя так, будто ее «жили долго и счастливо» разворачивается впереди красной ковровой дорожкой. Наконец-то начиналась ее настоящая жизнь.
Глава 2
Слезы
– Она устает, – сказал врач. – Придется помочь ребенку родиться.
А потом с помощью устройства, по виду больше подходящего для чистки ковров, чем для появления новой жизни, он вытащил меня из материнской утробы на свет Божий.
Было 3 марта 2003 года, и после девяти непростых месяцев беременности, полных медицинских осложнений, двадцатиоднолетняя Руби наконец-то исторгла из матки меня, свое первое дитя. Каким-то образом, несмотря на боль и утомление, Руби сумела торжествующе улыбнуться. В ее руках был не просто ребенок, а олицетворение женской власти. Ее верховного права выковать новую душу по своему образу и подобию.
Держа меня на груди сразу после родов, она видела не копошащийся пищащий комочек, а свое восхитительное будущее. Я была первой страницей ее великого произведения, начальной главой эпической повести, которая станет доказательством ее уникального материнского дара.
Когда мне было около трех месяцев, Руби отнесла меня к педиатру, чтобы выяснить, почему я все время плачу – вразрез с ее представлениями о блаженстве материнства, – но врач ответил, что это обычные колики. Когда я начала отказываться от бутылочки и стала сонливой, Кевин перепугался и помчался со мной к врачу, где обнаружилось, что у меня кишечная непроходимость, представляющая опасность для жизни. Без срочной операции, которую мне сделали, я могла умереть. Похоже, с самого начала мое детство превратилось в борьбу за выживание.
Когда я, маленькая, плакала, Руби не считала нужным утешать меня – уж точно не так, как делает большинство родителей. Зачем? В ее семье считалось, что надо дать ребенку прокричаться. Детей нельзя баловать. Истерики недопустимы. Это для их же блага, чтобы они знали, кто тут главный. Потом, когда они вырастут, им легче будет справляться с испытаниями, уготованными судьбой. Они не станут плаксами и неудачниками.