Кощей, бессмертный и одинокий…

- -
- 100%
- +

Пролог: ДВА СЕРДЦА – ТРИ МИРА
ЗАМОК НА ГРАНИ МИРОВ, ОСКОЛОК ВЕЧНОСТИ
Он помнил звук ее смеха. Он разбивался о своды ледяных чертогов, как хрустальный кубок о каменный пол – ослепительно, резко, оставляя после себя лишь тишину, еще более гнетущую, чем до его появления.
– Они снова воюют, Кощей. Смотрят на звезды и режут друг друга за клочок земли, на котором эти звезды видны.
Марена стояла у огромного окна, которое было не стеклом, а сгущенным мраком, пронизанным жилками мерцающих светил. Ее пальцы скользили по холодной поверхности, и там, где она касалась, на мгновение расцветали призрачные узоры инея, чтобы тут же растаять.
– Это их природа, – голос Кощея был ровным, как поверхность озера в безветренную ночь. В нем не было ни одобрения, ни осуждения. Лишь констатация факта. – Они – пламя. Горит ярко, коптит, обжигает и гаснет. Таков цикл.
– А мы? – она обернулась. Ее глаза были цвета первой грозы, и в них бушевала та самая буря. – Мы – вечная мерзлота? Камень, что лишь наблюдает, как миры рождаются и умирают?
– Мы – равновесие, Марена. Без Нави их Явь сожжет себя дотла за одно столетие. Их страсти, их жадность, их непостоянство – все это требует противовеса. Тишины. Вечности.
– Вечности? – она горько рассмеялась. – Ты называешь это вечностью? Я помню каждый узор на этих стенах за последнюю тысячу лет. Я помню, как падала та самая снежинка в том самом углу. Это не вечность, мой возлюбленный. Это тюрьма.
Он подошел к ней, и его темная мантия, сотканная из теней, не шелохнулась. Его присутствие не нарушало тишину, а было ее частью.
– Там, внизу, – он кивнул в окно, за которым клубился хаотичный, яркий мир живых, – нет ничего, кроме хаоса. Они строят, чтобы разрушить. Любят, чтобы возненавидеть. Рождаются, чтобы умереть. Их мир – это вспышка. Яркая, ослепительная и бессмысленная.
– А разве в этой вспышке нет красоты? – ее голос дрогнул. – В этой мимолетности? В том, что сегодня они плачут, а завтра поют? Ты охраняешь равновесие, но что ты охраняешь, Кощей? Мертвый музей? Они – жизнь! Горячая, неидеальная, пахнущая кровью и хлебом! А здесь… здесь пахнет только временем.
Между ними повисло молчание. Оно было густым и тягучим, как смола.
– Без нашего холода их огонь спалит их самих, – наконец сказал он. – Без нашей памяти их забвение поглотит все их жалкие свершения. Я не сужу их. Я обеспечиваю им возможность существовать. Да, в их непостоянстве есть энергия, сила. Но в ней же – их погибель.
– А в нашем постоянстве – наша, – прошептала она.
Именно тогда, в эту трещину между их мирами, родилась она. Василиса. В ту ночь, когда Марена, не в силах вынести тяжести вечности, вышла в мир людей и принесла оттуда на своих ладонях отблеск костра и запах дождя на горячей земле. А Кощей, в свою очередь, дал ребенку каплю своей крови – черный алмаз вечности, чтобы сдержать бушующее в ней пламя матери.
Василиса спала в колыбели изо льда, что не таял от ее тепла. Ее волосы были цвета темного меда, а кожа отливала перламутром лунной дорожки. Она была дитем огня и льда, клятвы и предательства, вечности и мига.
Кощей смотрел на дочь, и в его застывшем сердце шевельнулось что-то острое и незнакомое. Страх.
– Она… иная, – сказала Марена, и в ее глазах светилась не только любовь, но и неизбывная тоска. – Она может стать мостом. Она может примирить миры.
– Или уничтожить оба, – беззвучно ответил Кощей, не отрывая взгляда от спящей девочки. – Равновесие – это не соединение противоположностей. Это – их разделение. Огонь должен гореть в очаге, а лед – лежать в горах. Смешав их, ты получишь лишь пар, который исчезнет, и лужу, которая высохнет.
Он не знал тогда, что произносит пророчество. Он видел лишь, как в снах младенца сплетались узоры вечного льда и языки живого пламени. Она была самой прекрасной и самой страшной вещью во всех мирах. Возможностью и угрозой.
А через год Марена ушла. Не потому, что разлюбила его или дочь. А потому, что тяга к непостоянству, к смене дня и ночи, к непредсказуемости, оказалась сильнее. Она ушла в мир людей, оставив после себя лишь запах полыни и растаявший иней на окне.
Кощей остался один с дочерью, чье сердце билось в такт двум мирам одновременно. С дочерью, которая могла все спасти и все разрушить. И он поклялся, что никогда не выпустит ее в тот хаотичный, порочный, непостоянный мир, что отнял у него единственное, что он когда-либо считал своим.
Он был Стражем Равновесия. И его величайшей битвой должна была стать битва за сердце собственной дочери.
Глава 1: Дочь Вечной Зимы
Глава 1: УЗОРЫ НА ЛЬДУ
ЧЕРТОГИ КОЩЕЯ, СПУСТЯ ТРИСТА ЛЕТ
Тишина в замке была иной, чем до ее рождения. Раньше она была абсолютной, самодовлеющей, как вакуум между звезд. Теперь в нее вплеталось легкое, едва уловимое дыхание. И этот звуг, тишайший из всех возможных, был для Кощея громче падения городов.
Он наблюдал за Василисой.
Она сидела посреди Зала Застывших Времен, где в глыбах чистого льда навеки замерли доисторические животные, первые корабли людей и сцены великих битв. Она не смотрела на эти диковинки. Перед ней на полу лежал простой ковер из инея, и ее пальчик выводила на нем узоры. Не магические руны, которым он ее учил, а просто узоры. Цветы. Птиц. Деревья с причудливо изогнутыми ветвями.
– Фокус, дочь, – его голос прозвучал мягко, но в нем была стальная нить приказа. – Лед слушается не пальцев, а воли. Он не для забав. Он – основа мироздания.
Василиса вздрогнула и обернулась. Ее глаза, унаследованные от матери цвет грозового неба, светились непослушанием.
– Я и так могу, отец. Смотри.
Она сжала ладонь в кулак, и с потолка свисла огромная сосулька, приняв за секунду форму идеально отполированного кристалла. Это была мощь, чистая и неотразимая. Но Кощею было мало мощи. Ему нужен был контроль.
– Это – грубая сила. Любой дикарь из мира Яви может сокрушить скалу. Но заключить озеро в каплю, остановить мгновение в сердце алмаза… этому надо учиться. Этому учатся веками.
– Зачем? – спросила она, и в ее вопросе не было дерзости, лишь искреннее любопытство. – Чтобы стать таким же неподвижным, как эти стены?
Его лицо, вечная маска из слоновой кости, не дрогнуло. Но внутри что-то сжалось.
– Чтобы быть его опорой. Эти стены – не тюрьма, Василиса. Они – скорлупа, защищающая хрупкий зародыш от хаоса.
Он подошел и коснулся глыбы, в которой был заточен мамонт с поднятым хоботом.
– Смотри. Мгновение перед гибелью. Вечное. Неподвижное. В мире Яви от этого зверя осталась бы лишь горсть праха. Здесь же – он жив в своем последнем миге. Это и есть истинная жизнь. Жизнь без тления.
– Но он не дышит, – тихо сказала Василиса. – И сердце его не бьется. Разве это жизнь?
Кощей не ответил. Он повел ее дальше, вглубь залов, показывая замерзшие молнии, пойманные в лед вспышки вулканов, слезы великанов, превращенные в бриллианты. Он показывал ей мощь Нави, ее незыблемость. А она слушала, кивала, и все ее существо тянулось к крошечному окошку-бойнице, сквозь которое пробивался луч тусклого, чужого солнца.
Ночью, когда замок погружался в столь глубокий покой, что даже мысль замирала в нем, Василиса пробиралась в самую дальнюю башню. Там, в заброшенной комнате, куда не доходила воля отца, она творила свое тайное.
Она разжимала ладонь, и на ней, подчиняясь не силе, а нежному давлению ее желания, вырастал цветок. Не ледяной, а настоящий. Хрупкий, с живыми лепестками цвета утренней зари. Он пах. Пах пыльцой, летним ветром, чем-то таким бесконечно далеким и желанным, что у нее щемило сердце.
Она поливала его каплями росы, что собирала с холодных стен по утрам, и шептала ему слова, подсмотренные в отцовских свитках, но звучавшие на ее языке иначе – не как заклинания власти, а как колыбельные.
Однажды она принесла ему горсть земли. Настоящей, темной, пахнущей дождем и червями. Она украла ее, когда Кощей открывал портал, чтобы отбросить орду варваров, осмелившихся приблизиться к границам его владений. Эта земля была для нее сокровищем.
– Они снова воюют, – сказал Кощей, глядя в большое Ледяное Зеркало, в котором клубились кровавые видения с полей сражений людей. – Два царя. Из-за реки, которую можно обойти за день.
Василиса, стоя рядом, смотрела не на солдат, а на женщину с ребенком, прятавшуюся за повозкой. Она видела страх в ее глазах. И любовь, с которой она прижимала к себе дитя.
– Они боятся, – прошептала она.
– Страх – их естественное состояние. Они боятся всего: голода, болезней, друг друга, темноты.
– А мы? Мы разве не боимся?
– Мы ничего не боимся, потому что мы все знаем. Все, что можно знать, уже запечатлено здесь. – Он обвел рукой свою библиотеку, где в ледяных фолиантах хранились истории каждого живого существа.
– А что будет завтра? – спросила Василиса.
– Завтра? – Кощей устало повернулся к ней. – Завтра будет то же, что и вчера. Бесконечное, идеальное сегодня.
В тот вечер, оставшись одна, она подошла к Зеркалу. Отец запрещал ей это. Он говорил, что хаос Яви может заразить ее душу. Но запрет лишь разжигал любопытство.
Она прикоснулась к ледяной поверхности и не стала искать войны или царей. Она искала… жизнь. Простую жизнь.
И Зеркало показало ему.
Молодого человека в расшитой одежде, но с лицом, испачканным землей. Он сидел на опушке леса, не в царских палатах, и с нежностью, которой она никогда не видела, гладил по голове раненого волчонка, делясь с ним своей дорожной едой. Он что-то говорил ему, и в уголках его глаз лучились морщинки – не от старости, а от улыбки.
И он был непохож на всех людей, что показывал ей отец. В его глазах не было ни жадности, ни страха. Была печаль. И доброта.
Василиса отдернула руку, как от огня. Сердце ее билось часто-часто. Это было то самое «завтра», которого не было в отцовских книгах. Непредсказуемое. Незнакомое. Пугающее.
И бесконечно манящее.
А внизу, в ее тайной комнате, хрупкий алый цветок, пробившись сквозь мерзлую землю, на которую она когда-то с таким трудом надышала тепла, наконец распустился.
Глава 2: ПРИНЦ НА АЛОМ ТРОНЕ
ЦАРСТВО ЯВИ, СТОЛИЦА ГОРОД ГРЕМУЧИЙ
Алый трон из полированного порфира стоял на возвышении, и солнце, пробивавшееся сквозь витражные окна палат, зажигало в его глубинах багровые отсветы, похожие на запекшуюся кровь. Иван с детства ненавидел этот трон. Он помнил, как в пять лет, зазевавшись, уронил на его подножие деревянного конька. Резкий стук о камень прозвучал как выстрел, и отец, царь Горох, сдвинул свои седые брови, промолвив: «Здесь не место для игрушек, Иван. Здесь – история. И ответственность».
Сейчас, в двадцать лет, Иван понимал это лучше. Трон был не просто камнем. Он был центром тяжести всего их мира, магнитом, притягивающим интриги, лесть и зависть. И местом, на которое Иван, младший из трех сыновей, смотрел с тихим, почти физическим отвращением.
Пир шел полным ходом. Бояре, раздутые от важности и меда, громко смеялись, поднимая кубки за здоровье царевичей. Дмитрий-старший, богатырского сложения, с густой бородой, уже вписанной в летопись его будущих подвигов, сидел справа от отца. Он говорил громко, жестикулировал уверенно, его хлопок по плечу боярина был одобрением, а взгляд – приказом.
– …и мы введем полки в долину, перекроем им переправу, и как рыбу в верше, вынем эту крамолу! – гремел Дмитрий, и отец кивал, его лицо выражало суровое одобрение.
Василий-средний, гибкий и острый, как шпага, сидел слева. Он не говорил громко. Он шептался с кем-то из приближенных, его глаза, цвета болотной воды, скользили по залу, выискивая слабости, вычисляя выгоды. Его улыбка была быстрой и холодной, как вспышка лезвия в темноте.
Иван сидел в стороне, за общим столом. Ему подливали вина, ему подкладывали яств, с ним пытались завести беседу. Но он был не здесь. Его душа витала где-то за стенами этого душного, пропахшего ладаном и человеческим потом зала. В библиотеке, где пахло старой бумагой и тайной, где на полках стояли истории о далеких землях и забытых богах. Или в лесу, где воздух был свеж и пах хвоей и грибами, где можно было услышать только шелест листьев и пение птиц.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.