Он хороший

Глава 16. На нервяке

Вечером следующего дня мама ходила по дому радостная. Она даже напевала что-то себе под нос, чего не случалось уже давно. Олеся изо всех сил делала вид, что всё в порядке, но её сердце уходило в пятки от страха. В школе Хоботов вёл себя предельно сдержанно, даже равнодушно, и девушка не понимала, что это значит.

Папы дома не было.

– Мам, ты весёлая сегодня? – не выдержала Олеся, заглядывая в родительскую спальню, – Что-то случилось? То есть я хотела сказать: что-то хорошее? – она осеклась. Зачем только этот глупый разговор завела, чтоб спалиться? А если мать начнёт расспрашивать и догадается, – Ладно, не моё дело.

– А чё это ты любопытная такая? То сидишь в своей комнате, носа не показываешь, то сама пришла?

Блин, неужели мать что-то заподозрила? Дура Олеся форменная! Она уже сто раз пожалела, что на рожон полезла.

– Ну, просто… – девушка не знала, что отвечать.

– И я просто. Помоги мне с пододеяльником.

Получается, что всё хорошо? Никто никого не убил? В дверь позвонили.

– Открой, Олеська! Опять отец ключом в замок не попадёт, скоро в вытрезвитель загремит, позорник, – мама нехорошо хохотнула. Раньше мать никогда не комментировала увлечение папы спиртным. Да она сама пьяная, что ли? Или под таблетками? Слишком весёлая, слишком беззаботная. Олеся сглотнула слюну и мысленно перекрестилась; дурное предчувствие заполнило всё её худенькое тело от макушки до кончиков пальцев на ногах.

Она легко проскочила по коридору и прижалась к дверному глазку, замирая от страха. От увиденного её ноги подкосились.

Менты.

Словно в тумане Олеся открыла входную дверь и прижалась к косяку плечом, чтобы не упасть.

– Добрый день, Синицкий Сергей Петрович здесь проживает? – перед Олеськиными глазами всё расплывалось, – Девушка?

– Здесь, только его нет дома, – промямлила она, изо всех сил стараясь говорить чётко.

Главное помнить: вчерашний вечер она провела в гараже у Хоботова, они пили и целовались. Пили и целовались. Всё.

– А кем вы ему приходитесь?

Точно, убили они ту сварливую бабу. УБИЛИ!

– Дочь.

– Олеся, кто там? – подоспела мать, – Ой, здравствуйте, что ж ты гостей на пороге держишь, Олеся? – заверещала она тонким голоском, отчего у Олеси похолодело в груди. Какие, блин, гости? Разве мать не видит, что это менты? – Проходите, уважаемые. У меня от органов секретов нет.

Мама!

– Иди к себе, – шикнула мать на застывшую с глуповатым видом Олеську, приглашая ментов войти. Те стесняться не стали: завалились прямо в обуви, стряхивая на пол комья снега. Свиньи. Олеська мысленно выругалась.

Пила и целовалась. Главное, не проболтаться.

Разговаривали взрослые недолго: уже минут через десять Олеся услышала в прихожей топот и звук резко хлопнувшей двери.

А потом в Олеськину комнату влетела разъярённая мама. На ней не было лица.

– Ты где вчера вечером была, чёртова дочь?! – заорала она, как сумасшедшая, – Говори, ну!

– Мам, не ори, Соньку испугаешь, – в горле у Олеси пересохло. Главное помнить, что с Хоботовым, – С Хоботовым.

– С кем? – произнесла мать чуть тише, – Что вы натворили? – она присела на край Олеськиной кровати и схватилась за голову.

– Мы… мам, но я уже… мне уже… – как сказать матери, что она целовалась и пила? Лучше уж сразу признаться в убийстве, – Я просто хотела тебе помочь, мамочка, – не выдержала Олеся и разрыдалась громко, горько, безудержно.

– Но этого нельзя говорить, Олеся, – удивила её мать, – Эта информация органам ни к чему, – она нежно погладила Олеську по волосам, – Где ты была вчера вечером, Олеся? Подумай хорошенько.

– Мы весь вечер были в гараже у Хоботова. Мы… – Олеся замялась, – Пили и целовались.

– Последнее предложение лишнее, – перебила её мать, неодобрительно сверкнув глазами, – Кто-то может подтвердить, что ты там была?

– Да, Генин брат.

– Хорошо. Ты стала взрослой, Олеся, и мне просто необходимо познакомиться с этим твоим… как его?

– Гена Хоботов.

– Хороший мальчик. Ведь он хороший мальчик, Олеся? Из приличной семьи?

– Очень хороший. Правда, он на учёте…

– Олеся, твою мать! Я всегда говорила, что ты дурной дорогой идёшь. Что не друг, то уголовник, ты моя дочь или чья?

– Мы её не трогали. Просто… рядом стояли, честно. Даже не рядом, а в стороне. Очень далеко. Это не мы, мам. Это совсем другие люди были, я их даже не знаю.

– Не вы? Это хорошо. Очень хорошо. Вас кто-то видел?

– Не думаю. Всё так быстро случилось. Разве только из окна.

– Олеся, блин.

– Мам…

– Что?

– А она… мёртвая?

– Да. И, кажется, твой отец – первый подозреваемый. В отделе слышали, как они конфликтовали. Твой папенька одумался и хотел с ней расстаться, но стерва чем-то его шантажировала. Я сказала, что ничего не знаю. Слава богу, мне хватило ума сохранить лицо и не лезть в их постыдные отношения. Отец понял, с кем связался, а теперь ещё и ответит за всё.

– Блин…

– Вот именно «блин». И твой тугодумный папаша не придумал ничего лучше, как куда-то смыться, я всегда говорила, что он идиот! Ох, у нас почти наладилось, как же некстати это всё. Ты бы хоть со мной посоветовалась, Олеся.

– Но ты же сама согласилась.

– Ладно, проехали.

– И разве тебе неинтересно, что произошло?

– А что произошло? Ты весь вечер провела в гараже у Гены Хоботова. Я, конечно, не в восторге, но что я могу? У вас любовь. И избавь меня от своих мерзких подробностей.

– Но…

– Я ничего не хочу знать.

***

Олеськиного отца задержали. Мать заставила пригласить в гости Гену, и, кажется, тот даже ей понравился: рассказывал о спортивных секциях, о заграничных автомобилях, вежливо улыбался и не чавкал за столом.

Идеальный жених.

Только вот Олесю стало воротить от всего этого. Для её матери Гена Хоботов старался: надевал чистые рубахи, причёсывался и пользовался одеколоном, а с ней стал невыносимым: каждый раз подкалывал и напоминал, что она ему должна. Он мог запросто зажать её в собственном доме и укусить или ущипнуть, например. Не сильно, слегонца, но…

Олесе такое обращение не нравилось.

И то, что с папой происходило, не нравилось.

Очень скоро обнаружилось, что папа к убийству своей любовницы не причастен, так как провёл тот вечер в ресторане, где даже успел поскандалить. Уголовной статьи ему удалось избежать, а вот репутация была основательно подмочена. Его дальнейшая карьера в качестве партийного организатора вызывала всё больше сомнений. Об этом Олеся неоднократно слышала от него самого, когда подслушивала их вечерние, очень эмоциональные разговоры с матерью.

Олеся сильно нервничала, а Хоботов с его шокирующей грубостью лишь подкидывал ей переживаний. Гена не был мальчиком-одуванчиком, он был резок в словах, импульсивен в поступках и совсем не умел утешать. Кроме того, он старательно избегал касаться этой темы, засунув голову в песок, как страус. И как мать. Девушке хотелось хоть какой-то посильной поддержки, но поддержать её было некому.

Когда в отделение милиции пригласили её, Олеся Синицкая дошла до нервного истощения. Она была на грани того, чтобы расколоться. Слава богу, на допрос её позвали с мамой.

– Олесь, – Хоботов встретил её на углу здания милиции, и Олеськина мать вежливо отошла в сторонку. В отличие от Олеси выглядел Генка уверенно, как-то возмужал и стал похож на взрослого мужика. Даже морщинки на лбу появились. На его белой коже это было очень заметно, – Ты плохо выглядишь. Ты спала? Ела? – его неожиданная забота Олеську взбесила. Боится?

– Чё такой заботливый? Боишься, что сдам? – хохотнула она агрессивно, – Зассал?

– Синицкая, я хочу тебе напомнить, – Гена на её провокацию не повёлся и выглядел более-менее спокойно, – Я весь вечер провёл в гараже с братом. Он подтвердит, Олесь. Мне ни к чему связываться с той бабой, я её даже не знаю. Мотив был только у тебя.

– Ген… это ты сейчас… кидаешь меня? – Олеська испугалась, – Ты же на шухере стоял?

– Олесь, я был в гараже с братом. Весь вечер. Ты что-то путаешь, – Гена усмехнулся.

– А я? А я? – от ужаса её затрясло, – Я где была?

– Думаю, ты была с нами? Мы же с тобой пара? Или… нет? – Генка через силу улыбнулся, – Всё будет хорошо, если не будешь дурковать, поняла? Той бабе всё равно, а ты засрёшь себе жизнь.

На допросе Олеся долдонила лишь одно: гараж, Гена и его брат. У Олеси с Геной любовь, а отношения родителей ей до фонаря. Мама мило улыбалась.

***

В этом году они с Генкой заканчивали школу, но Олесе было совсем не до учёбы. Она никогда не была отличницей, но теперь и вовсе скатилась до двоек-троек. Учителя постоянно жаловались на неё матери, но та всё понимала и не прессовала.

И на том спасибо.

Поначалу время тянулось мучительно медленно: Олесе казалось, что вот-вот и за ней придут, появятся свидетели, какая-нибудь любопытная бабка, разглядевшая в темноте её лицо, или случайные прохожие, или ещё кто, но никто не приходил, и девушка потихоньку расслабилась.

Папина погибшая любовница оказалась той ещё сукой, и в деле появились новые фигуранты. Один из чудаков, попавших в поле зрения следствия, неожиданно написал чистосердечное признание, и жизнь семьи Синицких стала налаживаться. Кажется, Олеське подфартило. Понемногу у неё появился аппетит и даже желание наряжаться.

Только вот встречаться с Хоботовым категорически расхотелось. Она боялась оставаться с ним наедине, так как понимала, что в случае требования расплатиться, не отобьётся. Её одноклассник Генка Хоботов, высокий, плечистый и бессовестно рыжий, почему-то стал её пугать. Возможно, он напоминал ей о плохом поступке или просто никогда не нравился. Всё чаще она стала оставаться вечерами дома, ссылаясь на то, что готовится к выпускным экзаменам.

– Хочу нормально школу закончить, Ген, – объясняла она Хоботову по телефону, втайне надеясь, что тот заведёт себе новую девчонку и от неё отстанет.

– Какой-то ты занудой стала, Олесь, – разочарованно вздыхал Генка, но особо не настаивал. Может, тоже к экзаменам готовился или просто на неё забил?

Школу она закончила кое-как. Впереди маячил выпускной вечер и подготовка к вступительным экзаменам в какой-нибудь ВУЗ. Кем быть Олеся ещё не задумывалась: хотелось бы пойти в актрисы или манекенщицы, но папа очень настаивал на высшем образовании. Остановились на педагогическом.

– Там тебе Гена звонит, – заглянула мать в её комнату поздно вечером, – Ты бы с ним по-доброму поговорила, а то нос воротишь – нехорошо.

– Не нравится он мне, мам: рыжий, грубый, матерится через слово, – пожаловалась Олеся.

– Раньше надо было думать, – возразила мать, – Решай полюбовно и не истери, это не тот парень, об которого можно ноги вытирать.

Мать права. С Генкой грубо нельзя.

– Алло, – ответила Олеся, внутренне замирая от напряжения. Чего ему надо?

Мать погрозила кулаком, но в этот раз подслушивать не стала и вышла.

– У меня завтра хата свободна, родители уедут. Придёшь? – Генка сразу приступил к делу.

– З-зачем? – Олеська начала заикаться.

– Окончание школы отметим.

– А выпускной?

– Выпускной в субботу, одно другому не мешает. Да не буду я приставать, достала. Просто вина выпьем и кино посмотрим. Ну так чё? – Гена смолк, ожидая ответа.

– А какое кино? Боевик? – Олеся сглотнула. Может быть, просто заплатить ему этот долг и свалить? Убудет с неё? Терпеть ухаживания Хоботова до конца своих дней Синицкой ох как не хотелось. Из-за него на неё другие парни не глядят – все Генкиного кулака боятся.

– Чё скажешь, то и поставим. Хочешь ужастик? Брат новых кассет припёр – их там целый стеллаж, выберем. Не ссы, Олесь. Я не какой-то там урод, я девчонок не обижаю. Не веришь мне? Уродом считаешь? – Гена начал горячиться, – Разве я тебя обидел хоть раз?

– Ладно, – быстро согласилась Олеся, проклиная себя за то, что связалась с настырным Хоботовым.

– Завтра зайду за тобой.

Вот блин, не отвертеться!

Глава 17. Кино

На следующий день Генка зашёл за ней, как обещал, в районе половины пятого. Стоял удушливый июнь, но Олеся надела плотные джинсы-бананы и скромную блузку с воротником-стойкой, опасаясь нападения.

Весной ей исполнилось семнадцать. Её юная красота расцветала, неподвластная природным катаклизмам и людским сплетням, вызывая зависть у одноклассниц и горящие взгляды у одноклассников. Белокурая, голубоглазая, с фарфоровой кожей и точёной фигуркой, Олеся была рождена для того, чтобы сводить с ума. Её подростковая угловатость давно сменилась соблазнительными формами, и, где бы Олеся не появлялась, парни пялились на неё во все глаза. Она знала об этом и очень хорошо понимала, что Генка настроен решительно.

Хоботов не отпустит.

А вот сама Олеся его намерений уже не разделяла. Кратковременное очарование его физической силой и брутальной импульсивностью сменилось раздражением: Гена был душным, и этим всё сказано. Он не давал ей свободы. Нет, он не устраивал ревнивых сцен и провокаций, он просто заполнил своим тяжёлым контролем всю её жизнь. Даже, когда его не было рядом, Олеся ощущала его присутствие. Все в школе знали, что она – его девушка, и это запрет на любые попытки общения. Парни Генку боялись, а девушки опасались его корешей.

Сама не понимая как, Олеська стала одиночкой. И ей было плохо.

– Иди, за тобой Гена зашёл, – Дверь Хоботову открыла Олеськина мама. Девушка неохотно вышла из комнаты, бросая на своё отражение в зеркале трюмо мимолётный взгляд: скромная, скучная ботаничка с зализанными в хвост волосами… только вот очень хорошенькая. И радоваться бы этому, но…

Припёрся. И, как назло, родители не против. Олеську утешало одно: сегодня она напьётся.

– Ты не запаришься? – Генка отрешённо окинул её скучный прикид, но тут же сделал вид, что ему пофиг, – Пойдём быстрее, чё время терять, – он подошел к лестнице и вальяжно облокотился на перила.

– Я не тороплюсь, – Олеська хлопнула дверью и злобно выдохнула. Как же он её бесит!

– Чё происходит? – Генка остановился, развернулся и заглянул ей в глаза, – У тебя кто-то появился?

У неё? Ха! Очень смешно.

– У меня?! – Олеська чуть не матюкнулась, – Да я себе всю задницу за уроками просидела! Готовилась вечерами, училась, как дура, я сто лет не гуляла, я…

– Тебе нужно расслабиться, зуб даю, – Генка довольно рассмеялся и схватил Олеську за руку. Его ладонь была прохладной. Это не было противно, скорее интимно как-то, – Мы все на нервах: я, ты… Такое случается, когда происходит что-то неприятное: люди отдаляются, начинают друг другу не доверять. Я вообще тебя бросить хотел, когда ты меня в это дерьмо втянула.

– Бросить? – от удивления Олеська позволила увлечь себя вниз по лестнице, – Меня? – честно говоря, она и не думала, что Генка тоже может переживать и хотеть с ней расстаться.

– А чё? Думаешь, ты единственная? – Генкин смех прозвучал издевательски.

– Ты не охуел? – Олеське стало неприятно и… обидно.

– Ты единственная, – отчеканил он и прежде, чем Олеська успела среагировать, поймал её на лестничной площадке в крепкие объятья. Их губы встретились, но лишь на пару секунд, – Но такая дрянь, – Генка резко её отпустил, отчего Олеся пошатнулась.

– Хоботов, – возмутилась она, не понимая, что её сильнее разозлило: слово «дрянь» или то, что поцелуй был настолько лёгким, что она ничего не успела понять.

Как такое может быть: человек не нравится, а целоваться с ним… прикольно?

– Я не прикоснусь к тебе, пока не захочешь, но ты захочешь, поняла? – произнёс Генка загадочно и жестом приказал следовать за ним, – Пойдём.

– Не дождёшься, – буркнула Олеся, но слегка улыбнулась. Может, и правда расслабиться и прекратить к Генке придираться? Да, рыжий. Ну и что? Всем теперь патлы осветлять, как Игорю? Зато встретится им нахальный Хромой лось и от ревности сдохнет.

Эта мысль Олеське понравилась. Из подъезда она вышла совсем в другом настроении.

Желая казаться недоступнее и скромнее, она нанесла на губы немного бесцветного блеска и лишь слегка провела по ресницам тушью, но, судя по красноречивым взглядам, которые бросали на неё мимо проходящие лица мужского пола, выглядела всё равно на миллион.

Тем лучше. Пусть их с Генкой увидит Игорь и поймёт, что был не прав! Ну, пожалуйста-пожалуйста, пусть он их увидит! Он же ходит за мороженым на Стальную.

– Гена, купи мне мороженого, – попросила она, мило улыбаясь, – Очень жарко. Или у тебя денег нет? – Не могла не съязвить она.

– Я похож на человека, у которого чего-то нет?

Ох, ядрён батон! Круче только горы…

– Думаю, на пломбир наскребёшь.

Пусть сейчас Олеська в западне, но она не позволит наглому Хоботову доминировать.

– Стерва.

Возле ларька никого не было. Генка быстро рассчитался с продавщицей и протянул Олеське заветный пломбир. Никакого Игоря они, конечно, не встретили. Разочарованная Олеська пригубила мороженое и скривилась.

– Не хочу, – заявила она, желая потянуть время, – Слишком сладкое.

– А я буду, – Хоботов выхватил мороженое из её рук и откусил чуть ли не половину.

– Э… если тоже хочешь, чё себе не купил? – Олеська остановилась и капризно нахмурилась.

– Ты ещё зареви, Синицкая. Просто скажи, что ссышь ко мне идти. Боишься меня, да? – парень беззвучно рассмеялся, отчего вокруг его серых глаз собрались милые морщинки, – Это так смешно выглядит!

– Я ничего не боюсь, – замечание Генки сильно Олеську задело, – Смотри сам в штаны не наложи. Пойдём. Где ты там живёшь? – она толкнула Хоботова в плечо.

– А чё тогда время тянешь? – какой же он догадливый. Бесит!

– Ничё я не тяну.

– Ну так идём.

В глубине Стальной, на фоне неуклюжих и невзрачных хрущовок Олеся увидела пацана, сильно смахивающего на Алёшу. А капусту-то она им с бабой Зоей так и не принесла! Как-то не до них ей было. Олесе стало стыдно: что она за человек такой, который обещает, но не делает? Дрянь-человек. И с рыжим такая же песня. Хоботов даже на преступление пошёл, чтоб ей угодить.

Но с другой стороны – он же сам напросился, никто не заставлял? А теперь прилип, как банный лист к жопе.

На секунду мелькнула мысль догнать Алёшку и использовать его как громоотвод, но тот уже исчез из вида.

Да и некрасиво.

Олеся постаралась успокоиться. Ну не съесть же её Гена? Что такого ужасного он с ней сделает, чего с другими не происходит? Подумаешь, первый раз. Не всё ли равно, с кем с первым. Лет через пять это вообще будет неважно.

По крайней мере Гене она нравится. Возможно, он даже влюблён.

Если целоваться с ним прикольно, то можно и попробовать?

Страшно.

С такими мыслями Олеся очутилась на пороге Генкиного дома.

Квартиру у Хоботовым была трёхкомнатная, а обстановка не такая крутая, как у Синицких, но вполне достойная. Было заметно, что семья не бедствует. Гена пригласил её в зал и велел устраиваться на мягком диване. Напротив дивана располагался видеомагнитофон с телевизором, а в углу стоял стеллаж с видеокассетами, их и правда было много.

Парень щёлкнул кнопкой, и заиграла иностранная попса.

– Вино красное или белое? – спросил он между прочим, – Может шампанского?

Олеська слышала о коварном влиянии шампанского на женский организм и облизнулась. Хочет, чтоб она совершала глупости? Точно.

– А закусывать чем? – спросила она, разрываясь от желания попросить коньяка. Побыстрее бы опьянеть и будь, что будет.

– Апельсины есть и яблоки, – Генка пожал плечами.

– А ещё? – Олеська не знала, как намекнуть о коньяке. Стеснялась? Фиг знает. Девушка не должна любить крепкое.

– Ты голодная? Давай сосисок сварю, – Генка явно хотел угодить.

– Не голодная, не надо.

Хоботов быстро приволок журнальный столик, стаканы, тарелку с фруктами.

– Так что тащить? Белое?

– Ну давай белое, – Олеся замешкалась. Как попросить коньяка?

– Или красное?

– Давай красное, запарил.

– Олесь, говори прямо, – догадливый Хоботов откровенно её пугал.

– А… коньяк есть? – решилась наконец Олеся. Коньяк – напиток серьёзный, без игривых газиков и намёков на флирт. Выпьют коньяка, а там, как карта ляжет. Олеська вспомнила, что забыла погадать перед встречей. Может спросить у Генки карты? Не фиг делать, ещё подумает, что она хочет поиграть на раздевание.

– Коньяк? Есть. Удивила, – Генка ухмыльнулся.

– Мне на Новый год понравилось, – искренне ответила Олеся.

– Ну, ладно. Тогда ещё колбасы нарежу. А то без закуски нажрёмся.

А и почему бы не нажраться? Олесе было всё равно.

– Семечки будешь? – Генка высыпал на столик горсть подсолнечных семечек.

Для просмотра выбрали фильм «Кошмар на улице Вязов», ужастик – самое то для того, что сейчас происходит. Гостеприимный Гена наполнил бокалы коньяком, угостил Олеську конфетами и колбасой, и она слегка поплыла. Потом совсем уехала. Никто ни к кому не приставал. Голова медленно кружилась. Было хорошо и странно.

А потом Генка поставил ещё что-то. Поначалу Олеся не поняла: мужик с бабой, нерусские, о чём-то пиздят, потом приходит другой мужик, гладит бабу по ляжке. Чё за хуйня?

Смотрели и пили. Пили и смотрели. Кажется, баба осталась без платья.

А Олеська вырубилась.

Глава 18. Хулиганьё

Олеська проснулась от дикой головной боли и чьего-то визгливого голоса за стеной. Кажется, орала мать.

– Это ты во всём виноват! Твои проклятые гены, пьяница!

– Заткнись, Зинка, закрой свой поганый рот, женщина, или я за себя не ручаюсь! – низкий папин голос прозвучал угрожающе. Отец явно был подшофе.

– Она не просто пьяная была, её приволокли, Сергей, а тебе хоть бы хны, шляешься по своим кабакам, а на поведение дочери плевать! Одному чёрту известно, чё с ней этот мальчик делал! – мать снизила тон и жалостливо всхлипнула, – Наплевать тебе на семью, Серёжа…