Губернатор

Шаяхметов Р.Р.

Губернатор

Рассказ (часть 1)

Уфа · 2022 г.

Содержание

Главы

1 Непал

2 Юность

3 У Петровича

4 Стрельбище

5 Мария

6 Новая работа

7 Охота (СВД, белки, волки, медвежонок)

8 Смотрящий

1. Непал

Туристический Непал

На смотровой площадке недалеко от монастыря два санньяси торговались с туристами, за сколько те готовы с ними сфотографироваться. Молодая пара, стоявшая неподалеку, равнодушно смотрела на происходящее. После успешного окончания очередного этапа торгов санньяси позвали и эту пару, на что молодой человек ответил:

– Седой старик из соседнего монастыря сказал, что вы фальшивка и фото с вами лишь портит карму.

Стоящие рядом обернулись. Парень продолжил:

– Он сказал, что, если вы будете фотографироваться бесплатно, одного из вас он возьмет к себе в ученики. Посмотрите на этих людей – они пришли помочь вам очистить карму, фотографируйтесь с ними бесплатно.

После непродолжительной беседы собравшиеся присоединились к бесплатному фотографированию с новоиспеченными «просветленными». Экскурсия закачивалась, и туристическая группа потянулась к автобусам. Перед уходом молодой человек подошел к санньяси и добавил:

– Через неделю придет тот старик и скажет, что это была просто шутка, испытание. Если пройдете его, он пригласит служить в монастырь, и это шанс на новую жизнь.

– А что будет со вторым? – задумчиво спросил один из санньяси.

– Ему вот эти пять баксов и спасибо за отличное фото, – молодой человек, обняв свою очаровательную спутницу, не торопясь пошел к автобусам.

Вечерело, и на смотровой площадке стало пусто. Ветер кружил листву, среди которой легко и грациозно танцевала купюра с портретом Авраама Линкольна…

На следующий день санньяси охотно фотографировались с туристами уже бесплатно. Туристы же, тем не менее, в благодарность оставляли им деньги. Среди гидов прошел слух об этом разговоре. Туристам начали говорили, что фото с санньяси на фоне монастыря приносит большую удачу. И чем больше чаевые, тем больше удача, плюс отличные снимки на память.

Немногим ранее в монастыре

Вот подошла к концу беседа с гуру. Он был на небольшой возвышенности, расслабленно скрестив ноги. Вокруг него были рассыпаны цветы и слушатели. Невысокая девушка, сидевшая по его правую руку, все-таки решилась задать завершающий вопрос:

– А что вы испытываете, когда медитируете?

– Блаженство! – коротко, многозначительно и емко ответил гуру.

– А можно с чем-нибудь сравнить это блаженство? Например, с сексом?

– Я сплевываю, когда слышу о сексе, – гуру почти это продемонстрировал.

Девушка вслух задумалась:

– Каких же невероятных высот можно достичь с помощью медитации…

На мгновение в зале воцарилась абсолютная тишина.

– Видимо, не повезло с партнершей, – тихо, сам себе произнес парень, сидевший в заднем ряду. – Слишком сконцентрировался на себе. Когда ты полностью в ней, весь мир раскрывается перед тобой. Речь даже не о женщине, а о жизни!

Милая девушка рядом с ним толкнула его в плечо и так же тихо сказала:

– Пойдем, все закончилось.

2. Юность

До пяти лет мы с родителями жили в поселке рядом с деревообрабатывающим комбинатом. Некоторые почему-то называли поселок «Пятый лагерь». Коммунальная квартира на три семьи, в которой мы жили, была в доме под номером 12 на улице Турбинной, на втором этаже трехэтажного дома. Это самый высокий дом на нашей улице. Золотое время моего детства.

Улица была крайней, за ней поле и лесок, за которым виднелись корпуса комбината. Атмосфера вокруг то и дело наполнялась неприятным запахом и шумом. Это не мешало нам болтаться на улице, играть в футбол, купаться, кататься на лыжах и наслаждаться беззаботностью. Через пару лет дела у отца пошли в гору, и мы переехали в город в новую квартиру.

Почти все свободное время юности я проводил в спортзале. Параллельно ходил в различные секции, то в один зал, то в другой. Однажды мой друг Серега позвал пойти с ним потренироваться в новое место. Как выяснилось позднее, муж его старшей сестры преподавал запрещенное в то время карате. В первый день мы попали на отбор. Для начала надо было подтянуться десять раз, отжаться пятьдесят и сесть на шпагат. С первым я справился легко, над вторым пришлось немного попотеть, а одолеть третье у меня не было никаких шансов.

По итогам этого мероприятия, думаю, благодаря протекции, из большого количества претендентов отбор прошли только мы с Серегой. В отличие от моих предыдущих занятий, в этот спортзал приходили довольно взрослые и, как оказалось, доброжелательные люди. Со временем из их разговоров и по манере поведения я узнал, что сюда ходят в основном бандиты, менты и гэбэшники. Выходит, только поэтому карате здесь преподавалось так открыто. Мне потребовалось больше года для того, чтобы понять, кто есть кто и что это за люди. Во многом, по сути, они были очень похожи, но по работе и в жизни находились по разные стороны баррикад. Еще тогда юношеским умом я понял, что гэбэшники среди них самые крутые, как минимум потому, что вычислить их было сложнее всего.

В зале были традиции. У каждого «старика» ученик, которому он уделял больше времени, чем остальным. С наставником Сереги было все ясно, а мне достался старичок невысокого роста, худощавый, почти полная копия Брюса Ли, только звали его Рашид. В отличной физической форме и хорошо растянутый. Иногда казалось, части его тела двигаются отдельно, как будто на шарнирах. Приемы Рашид выполнял технично, расслабленно и с высокой скоростью. Это придавало ему силу и точность.

Только через несколько лет общения я узнал, что Рашид был снайпером. Как-то раз он рассказал, что любит охотиться на сусликов. В теплый солнечный день берет с собой винтовку с оптикой, находит удобное место на каком-нибудь пригорке рядом с полем, где водятся суслики, ложится и ждет, когда эти пугливые и быстрые зверьки выйдут погреться. Рашид говорил, что испытывает какое-то необъяснимое чувство, когда через пару мгновений после выстрела на расстоянии полутора километров в поле образуется облачко красного тумана. Оно быстро рассеивается вместе с головой этого зверька, при этом тушка какое-то время остается стоять.

– Жалко сусликов, – говорил он мне, – но работа есть работа, и форму надо поддерживать.

Мое внутреннее чувство подсказывало, что речь шла не только про сусликов.

Когда и я стал старичком в этом зале, у меня тоже появился ученик – Женя. Немного забегая вперед, скажу, что через несколько лет я встретил его на улице. После армии Женя устроился в ГАИ. Как-то на рейде он остановил крутую иномарку, ехавшую с очевидным превышением скорости. Пьяный водитель вышел из машины и сильно избил его. Затем просто сел в машину и уехал. Напарник за него даже не вступился, несмотря на наличие табельного оружия. Да и сам Женя, насколько я понял, никакого сопротивления не оказывал. Напарника уволили сразу. Через месяц, когда Женя вышел из больницы, крутой водитель лично перед ним извинился, сунул кругленькую сумму и попросил забрать заявление. Об этом быстро стало известно начальству, и вслед за напарником Женя покинул доблестные ряды ГАИ.

Не знаю, почему он начал рассказывать мне о своей жизни. Может, ему поделиться больше не с кем было. Увидев выражение моего лица, Женя резко оборвал рассказ, раскланялся и пошел прочь. Практически вслед я пожелал ему здоровья, понимая, что зря тратил на него время тогда и сейчас.

Как-то раз один из старожилов спортзала неожиданно серьезно спросил меня, как я отношусь к работе гэбэшников. Приняв серьезный вид, а затем улыбнувшись, я ответил, что меня все равно не возьмут по здоровью. После этого оба выдохнули и продолжили тренировку как ни в чем не бывало.

Учеба в школе не создавала мне особых проблем, но и не приносила особого удовольствия. Большинство домашних заданий я делал прямо в школе на переменах между уроками, и качество их выполнения было соответствующим. За содержание обычно мне ставили четыре или пять, за оформление три, в среднем выходило около четырех, что вполне меня устраивало.

В институте я учился тоже без особых проблем. Основной принцип учебы был «выучил, сдал – забыл». Случаи «вспомнил, сдал – забыл» проходили с гораздо меньшими временными затратами. По окончании юрфака отец устроил меня в договорной отдел Торгово-промышленной палаты сопровождать различные сделки. Работа не самая высокооплачиваемая, но интересная, давала хороший опыт и перспективы. Через год меня назначили начальником отдела, через два пригласили возглавить юридический отдел самой большой торговой компании города. Конечно же, я согласился. Появились деньги. Вначале немного, затем побольше, затем появилась мысль во что-нибудь их вложить.

Друг моего детства Равшан посоветовал построить дом. Ростом под метр девяносто и под сто килограммов здорового живого веса, однажды в походе он всю дорогу таскал с собой рюкзак, который я даже не мог оторвать от земли. Равшан дал телефон знакомого строителя – Фадиля. Он покупал домокомплекты из клееного бруса в Кирове, привозил и собирал из них дома. По работе мы сотрудничали с предприятиями Кирова, и при случае я напросился туда в командировку. Посетил небольшую фабрику, с которой работал Фадиль. Директор фабрики Владимир показался мне открытым и улыбчивым человеком. Он говорил:

– Ты не волнуйся, все будет в лучшем виде.

Я заключил договор с его фирмой и заплатил первую часть за домокомплект. Прошел оговоренный месяц, но ничего не пришло. По телефону Владимир говорил, что есть некоторые производственные трудности и скоро все будет. Прошел еще месяц. Приближалась зима. Я направил Володе претензию – то же. Перед тем как отправлять бумаги в суд, мы с Равшаном решили съездить в Киров и посмотреть, как там обстоят дела. До Володи дозвониться не удалось, и мы выехали в выходной без предварительной договоренности. Прибыв на место, зашли на производство. Все как и прежде. Рабочие в выходной день не торопясь клеят брус, зажимая его в специальные приспособления. Древесина сложена комплектами, на каждом из которых написаны номер заказа и данные заказчика. Обойдя комплекты, свой заказ я так и не нашел. Пришли в контору. Никого. Через пять минут появился Володя. Улыбки на его лице уже нет, разговор постепенно перешел на повышенные тона и стал больше похож на словесную перепалку. Поколотить его было бы бессмысленно. Володя хоть и длинный, но очень худой.

Прошло не так много времени, как вдруг в комнату влетела группа товарищей в черном, и на их груди крупными буквами было написано «ОМОН». Без каких-либо слов они начали бить нас с Равшаном резиновыми палками. Били на поражение, изо всех сил стараясь попасть в голову. На Равшана насели трое. Мне повезло больше. Я стоял между столами, и подойти ко мне можно было только по одному. Амуниция омоновцам явно мешала и сковывала их движения. Мне удалось вырвать палку у одного из них и зарядить несколько увесистых ударов в ответ. Равшан раскидал соперников как котят и заново отбрасывал вновь подходящих. Все произошло так быстро. Адреналин выделялся в бешеном количестве и заставлял действовать незамедлительно. В какой-то момент омоновцы замешкались, и мы дали деру. Хорошо, что машину поставили чуть подальше, успели добежать, завестись и поехать до того, как первый из преследователей к нам приблизился. В сторону дома летели на всех парах, пока не поняли, что нас почему-то не преследуют.

Голова работала с максимальной эффективностью, но детали как-то не складывались. Откуда взялся ОМОН, да и почему так быстро, почему нас сразу стали бить, куда так быстро исчез Володя, почему на нас не объявили перехват. Пока мы добрались до дома, нас могли сто раз остановить.

Отец Равшана был главным врачом центральной городской больницы. Он подлатал нас, спрятал и постарался аккуратно замять дело. Позднее выяснилось, что несколько омоновцев попали в больницу, но что они делали на этом производстве в выходной день, выяснить так и не удалось. Равшана отправили пожить на какое-то время к родственникам в Казахстан, а меня его отец пристроил к своему старому другу на поселение. Равшан сказал о нем просто:

– В поселении у Петровича ты будешь как за каменной стеной.

Я даже не представлял, насколько он окажется прав.

3. У Петровича

Градообразующим предприятием этого поселения была тюрьма строгого режима. Вся жизнь, инфраструктура и интересы крутились вокруг нее. Вот уж здесь меня бы точно искали в последнюю очередь.

Зима, температура где-то под минус сорок градусов. В поселение я попал вечером, и было совсем темно. Петрович – начальник поселения – встретил меня сухо. Он угрюмо сказал, что никто его заранее не предупредил о моем приезде, что у него нет свободных мест для проживания, что тут вообще не санаторий. В ответ на мой вопрос: «И что же теперь делать?» – его заместитель произнес:

– А давайте его к Николаю поселим, он же один в четырехместном бараке живет.

– Ну, вот видите, все будет нормально, – добавил я.

Петрович строго посмотрел на подчиненного:

– Ну, как скажете.

Все время, пока мы шли на место моего нового места жительства, я думал, что могут значить слова Петровича: «Ты уверен, что все будет нормально?»

Пока мы шли, замначальника, показывающий мне дорогу, рассказывал, что Николай, конечно, необычный человек. В целом тихий, но, правда, лишний раз по пустякам его особо лучше не беспокоить.

Отблески снега и строящегося неподалеку завода освещали нам дорогу. В окнах некоторых домов можно было увидеть серые тени на фоне тускло светящихся лампочек.

– Ну, вот мы и подходим.

В ряд стояли несколько небольших бараков, у одного из них окна были настежь открыты, и не было света. Когда мы подошли к этому дому, стало очевидным, о чем именно говорил Петрович.

– Николай и зимой и летом спит с открытыми окнами: говорит, что в закрытых помещениях ему душно, – сказал помощник и окликнул хозяина дома.

На порог вышел мужчина крепкого телосложения, под два метра ростом и сто пятьдесят, если не больше, килограммов весом. Равшан на его фоне был просто ребенком. На Николае кирзовые сапоги и короткая телогрейка, явно сшитая из нескольких штук.

– Проходите, – тихо произнес он и вернулся в дом. – Можете ложиться на любое свободное место.

После чего лег на кровать, повернулся лицом к стенке и засопел.

Заместитель начальника молча откланялся и поспешил убраться.

Не знаю, сколько я недоуменно стоял в звенящей тишине – может, минут пять, может, час. Затем закрыл окна, сложил три матраца и одеяла на дальнюю от окон панцирную койку и, разумеется, не раздеваясь забурился спать.

Утром проснулся рано с ясной и чистой головой, сделал зарядку, чтобы согреться, вскипятил стоявший на столе в углу чайник. Заварил чай из привезенного из дома запаса. Подошел к Николаю и негромко спросил:

– Чаю будешь?

Тот даже не шелохнулся. Он лежал неподвижно, наслаждаясь богатырским сном. В комнате стояла полная безмятежность. На столе были истрепанные газеты и листочек с четверостишием на немецком языке:

Über allen Gipfeln Ist Ruh,

In allen Wipfeln Spürest du Kaum einen Hauch;

Die Vögelein schweigen im Walde.

Warte nur, balde Ruhest du auch.

Wolfgang von Goethes

«Вольфганг Гете – что-то знакомое из школы», – подумал я, но так и не смог вспомнить, что именно. На мой взгляд, этот листок бумаги никак не вписывался в местную обстановку. Ни по цвету, ни по форме, ни по содержанию. Словаря под рукой не было, и я оставил попытку в этом разобраться. Сел на свободную от матрацев кровать и стал пить чай.

Через некоторое время Николай проснулся: аромат чая все-таки достиг его носа.

– Ну, здравствуй, – он встал и протянул руку.

Я осторожно подал ему руку и чай. Рукопожатие его было крепким и дружелюбным. Мы попили чай и пошли трудиться. Меня определили на работу и к вечеру дали новое жилье.

Позднее я узнал, что Николай отсидел за убийство и за хорошее поведение переведен на временное поселение в этот лагерь. За время пребывания в лагере он сильно покалечил несколько человек по их же собственной инициативе. Рассказывали, что однажды соседи, жившие с ним в одном бараке мужики, решили отметить полученную премию. Пригласили гостей, накрыли на стол. Через некоторое время после обильной еды и питья собравшиеся осмелели и решили угостить Николая водкой.

Николай сопротивлялся, но после долгих уговоров, переходящих в оскорбления и угрозы, опрокинул стакан и совсем утих. Через пять минут после этого на него уже никто не обращал внимания, даже форточку закрыли. Когда Николай пришел в себя, отмечавшие премию были раскиданы по бараку и лежали в неестественных позах. Кто-то один, корчась от нестерпимой боли, хрипел в углу. Николай подошел к нему и, видимо, из милосердия одним легким движением большого и указательного пальцев переломил ему шею, словно притушил свечку. Дело замяли. После этого жители поселка стали еще меньше с ним общаться. Боялись, кто-то, возможно, уважал.

80% сельчан составляли поселенцы, среди которых были уголовники, репрессированные (политические) и просто попавшие туда люди. Благодаря знакомству с Николаем меня никто не трогал. Время от времени я заходил к нему в гости, реже он просил меня о чем-нибудь. Мне потребовалось много времени для того, чтобы убедить его сходить к врачу и хотя бы раз в год появляться там. Я не врач, но подумал, что у него, как у одной моей хорошей знакомой, какие-то сложности со щитовидной железой. Местный врач, особо не вдаваясь в подробности, сказал, что Николай здоров как бык, чем немало его порадовал.

Через много лет я узнал о том, что Николай сохранил мне жизнь дважды, при первой встрече и когда отправил на покой одного нового поселенца, прибывшего по мою душу. Посланец тот был непростой: после его пропажи в тюрьме прошли волнения. Так я получил новую путевку в жизнь.

Но это будет потом, а пока я, залетный молодой человек, попал в место, где, на мой взгляд, никто меня искать не будет. Выпив с Николаем крепкого чая, пошел к Петровичу.

Посидев некоторое время в приемной, после разрешения секретаря я зашел в кабинет начальника лагеря. Кабинет напоминал небольшое футбольное поле с длинным Т-образным столом посредине. Вдоль него стояли довольно красивые тяжелые резные дубовые стулья, скорее всего, местного производства. На дальней стене висел большой портрет Железного Феликса.

Увидев меня в дверях, Петрович встал из-за стола, пошел мне навстречу и, пожав руку, сказал:

– Очень рад видеть вас, молодой человек, в добром здравии и хорошем настроении. Мне доложили, что вы нашли общий язык с местным населением. Я правильно помню, что раньше вы занимались снабжением?

Я кивнул в ответ.

– У меня к вам деловое предложение, – продолжил Петрович. – Мы никак не можем найти толкового завхоза. Справитесь?

– Постараюсь.

– Стараются только неудачники, – с улыбкой продолжил Петрович. – Те, кто только старается, потом ищут оправдания своим неудачам. Надо брать работу и делать ее. Хорошо или плохо, время покажет. Сделаешь хорошо – похвалим. Что-то пойдет не так – поможем. Мой зам тебе все покажет. Есть вопросы?

– Пока все понятно, вопросов нет.

Не прошло и пяти минут, как я вылетел из кабинета как пробка, получив новое назначение.

Зам отвел меня на большой отапливаемый склад. Перед воротами стояла очередь. Люди оживились, увидев зама с ключами. Открывая ворота, зам сказал собравшимся:

– Вот вам новый завхоз. Приходите завтра, сегодня ничего выдаваться не будут.

В помещении склада площадью ни много ни мало пятьсот квадратных метров лежали беспорядочно разбросанные ящики, большие коробки и полупустые стеллажи. Все это освещали еле заметные лампочки. Казалось, что для того, чтобы разобраться в этой темноте и хаосе, потребуется целая вечность.

– Торопиться тебе некуда, и удачи, – напутствовал зам, протянув мне ключи. Показал указательным пальцем в конец склада: – А тебе вон в ту будку.

На этом акт приема-передачи склада был завершен. Зам опять ушел, оставив после себя всю ту же звенящую тишину.

Глаза боятся, руки делают. Как ни странно, разобраться оказалось не так уж и сложно. На следующий день я выдал пару партий товара по накладным, подготовленным моим предшественником. Договорился о переносе будки – офиса склада поближе к воротам и о переделке освещения. Через неделю установили прожекторы, которые, судя по документам, пару лет лежали на складе, разложили все по стеллажам, и почти половина склада стала свободна.

Я сделал так, чтобы освещение включалось локально от датчиков движения. С учетом специфики производства таких датчиков было в достатке. Мгла рассеялась после окончания инвентаризации. Стало ясно, в связи чем предыдущий завхоз вернулся к основной работе в лагере. Он постоянно приворовывал, притом делал это довольно прямолинейно.

Тюрьма – это такое же производство, с поставщиками, потребителями и определенной спецификой. Мебель, производимая в лагере, пользовалась спросом при ее себестоимости и неплохом качестве. Через месяц я заключил новые договоры с поставщиками леса, фурнитуры, других комплектующих и с покупателями мебели. Жизнь вроде бы опять налаживалась.

4. Стрельбище

На 23 Февраля администрация учреждения, в котором я работал, организовала выезд на природу, точнее на стрельбище. Для кого-то это обычная ежегодная вылазка, для кого-то ежемесячная тренировка, а для меня возможность еще раз пострелять, к тому же из боевого оружия, – особое событие.

Два автозака подъехали к 10:00. Проезд на место торжества на личном авто был строжайше запрещен. Где-то через час все не спеша собирались. Ехали по ухабам и кочкам около часа, но это того стоило. Погода выдалась как у Пушкина: «Мороз и солнце; день чудесный!» Как на заказ. Ни единого облачка, и температура немного ниже ноля.

Стрельбище находилось в живописном месте в распадке Медвежий у скалы Два брата. Между двумя хребтами располагалось большое поле, длиной более километра и шириной метров двести-триста. У скалы ущелье в этом месте поворачивает почти на девяносто градусов, что делает стрельбу более безопасной. У подножия одного из хребтов течет речка Шайтанка. Рядом с небольшим зданием стрельбища стояли армейские палатки, столы, различные разносолы и угощения. Перед зданием на высоком флагштоке развевался российский флаг. Горел костер, играла музыка, а из армейской полевой кухни доносились вкусные ароматы. На подготовку мероприятия ушли неделя моей работы, старания постоянных клиентов учреждения и пара комплектов мебели.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.