Бальзам от трусости. О любви с юмором

© Дарья Щедрина, 2018

ISBN 978-5-4493-8413-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бальзам от трусости

Лиля Зайцева была несчастнейшим человеком на свете, по крайней мере она сама так считала. И основным несчастьем ее жизни был страх. Утром того дня ее поймала в коридоре старшая медсестра отделения кардиологии, в котором Лиля работала медсестрой, Нина Николаевна и велела поставить капельницу больному из платной палаты. Лиля, которая до дрожи в коленках боялась суровую и требовательную начальницу, открыла было рот, чтобы возразить, но страх парализовал ее. Вот уже две недели пациент из платной палаты терроризировал все отделение: доводил до слез медсестер бесконечными придирками, критиковал работу врачей, грозил написать жалобу на заведующего отделением и главного врача больницы. А фамилия у этого больного была… Благонравов! И вот теперь дошла очередь и до Лили Зайцевой терпеть выкрутасы Благонравова. Почувствовав себя между суровой начальницей и вредным больным как между молотом и наковальней, Лиля потрясенно молчала. А Нина Николаевна воспользовалась моментом, не услышав возражений, кивнула и ушла, оставив Лилю одну с ее новой проблемой.

С громко бьющемся сердцем вошла она в платную палату и попыталась поставить капельницу немолодому, с недовольным выражением лица пациенту, с царственным величием возлежавшем на кровати. Едва игла коснулась кожи, как больной вскрикнул и дернул рукой. Игла проткнула вену. Что тут началось! Благонравов (это не фамилия а просто насмешка судьбы!) кричал, ругался, оскорблял неуклюжую медсестру. А Лиля Зайцева сначала остолбенела от ужаса, потом лицо ее пошло красными пятнами, подбородок задрожал, а в глазах стало горячо и мокро. Лиля бросилась вон из палаты, пытаясь скрыться от несущихся в ее спину несправедливых обвинений. На фразе «криворукая каракатица!» она захлопнула за собой дверь и побежала рыдать в сестринскую.

Проплакав полчаса в закутке за шкафом, в котором медсестры вешали свою одежду приходя на дежурство, Лиля отправилась в реанимацию к своей подруге Кате. С Катей они вместе росли в детдоме, потом вместе учились в медучилище, а теперь вместе работали в городской больнице, только Катя дежурила в реанимации. Катя была не только лучшей подругой Лили, но и палочкой-выручалочкой во всех неприятностях.

– Катя, выручай! – взмолилась Лиля, шмыгая раскрасневшимся от слез носом, – Поставь вместо меня капельницу Благонравову из платной палаты, пожалуйста! Я его боюсь!

– А чего его бояться? – удивилась Катя. – Он же больной. Его жалеть надо, а не бояться.

– Он меня криворукой каракатицей назвал!

– А-а-а, ну тогда ладно, – согласилась добрая подруга, искренне посочувствовав Лильке, – А ты пока посиди здесь за меня. Видишь, тут только один пациент.

На единственной из трех занятой койке лежал молодой парень и читал книжку.

– А что это он такой молодой делает в реанимации? – тихо спросила Лиля.

– У него какая-то редкая болезнь, – шепотом, чтобы никто не услышал, ответила Катя, – сердце периодически внезапно останавливается, и он падает и отключается. В любой момент и в любом месте такое случиться может.

– Надо же… – сочувственно всплеснула руками Лиля, прижав их к груди.

– Помочь ему можно, если установить какой-то хитрый кардиостимулятор. А это импортная и очень дорогая штука. Государство такие операции не оплачивает. Ну, а денег у него, как человека простого, нет. Вот такая тупиковая ситуация!

Катя направилась спасать подругу, а Лиля взглянула на невезучего пациента. Тот отложил книжку и удивленно посмотрел на новую медсестру. Рыжие, цвета начищенной меди, волосы ореолом окружали его голову на белой подушке, лицо покрывали жизнерадостные веснушки, а глаза были цвета гречишного меда. Симпатяга! Но Лиля сурово нахмурила брови и предупредила:

– Вы только не вздумайте падать и отключаться, пока Катя не вернется, а то я боюсь!

– Постараюсь, – ответил парень с обаятельной улыбкой. – только ради вас!

Выйдя из больницы после дежурства, Лиля увидела на скамейке в скверике влюбленную парочку, самозабвенно целующуюся в желтом фонарном свете. Катя со своим Сережкой. Лиля вздохнула, чувствуя, как падает градус ее настроения. Ну как не завидовать счастливой подруге, у которой есть такой замечательный жених? Он ее каждый раз встречает после дежурства. А вот у меня, грустно думала Лиля, медленно идя по шуршащей сброшенной осенней листвой аллее на автобусную остановку, никого нет. Никто ее не встречал с работы, даже не приглашал на свидание. И все из-за дурацкого страха! Еще во время учебы в медучилище ее попытался пригласить на свидание будущий рентген-лаборант Сидоров, но она так испугалась от неожиданности, что ответила отказом. Сидоров пожал плечами и больше не настаивал. Так кончились, еще не начавшись, ее романтические отношения.

В набитом автобусе крупногабаритная тетка с хозяйственными сумками отдавила Лильке ногу, какой-то длинный, неопределенного возраста, заросший седоватой бородой субъект пихнул ее в бок острым локтем. Выйдя из автобуса на своей остановке под мелкий моросящий дождик, она устало плелась по тротуару, когда мимо на большой скорости пронесся внедорожник, задев правыми колесами лужу и окатив веером грязных брызг оторопевшую от неожиданности Лильку с головы до ног. По плащу, пусть старому, пусть немодному, но такому любимому, светло серому плащу растекались отвратительные коричневые капли. И ей стало так отчаянно жалко себя, она почувствовала себя такой несчастной, одинокой и безвинно обиженной, что жгучая влага, давно копившаяся в глубине глаз и рвущаяся наружу, хлынула наконец светлыми, нескончаемыми потоками по щекам.

В квартиру Лиля вошла, громко всхлипывая и подвывая от ощущения вселенской несправедливости.

– Что случилось? – участливо поинтересовалась соседка по коммунальной квартире Зинаида Павловна.

Баба Зина, как просила называть себя Зинаида Павловна, была единственным светлым пятном в безрадостной жизни Лили Зайцевой. Пережившая в раннем детстве блокаду в Ленинграде, баба Зина на всю жизнь приобрела такую устойчивость к жизненным трудностям, что в любой ситуации, при встрече с любой проблемой говорила: «Ерунда! Справимся. Где наша не пропадала?!». Потеряв единственного сына, погибшего под колесами автомобиля с пьяным водителем за рулем, пережив любимого мужа, Зинаида Павловна оставалась жизнерадостной оптимисткой, окруженная друзьями и поклонниками. Год назад она в искреннем душевном порыве вступила в партию «Зеленых», активно занималась скандинавской ходьбой и регулярно посещала салон красоты «Весна» на соседней улице. К соседке Лиле она относилась с теплотой и заботой, как к собственной внучке.

– Как жить, когда все так плохо? – всхлипывая, вопрошала Лиля, обессиленно опустившись на табуретку в коридоре.

– Ну, во-первых, надо застирать плащ, пока грязь не засохла, а во-вторых, надо попить чайку! – ответила мудрая баба Зина.

За чашкой ароматного чая с травками, который специально заварила Зинаида Павловна «от нервов», Лиля рассказала о всех своих бедах. Баба Зина подливала чай в ее кружку и сочувственно кивала головой.

– Все люди как люди, – сокрушалась Лиля, – а я хуже всех.

– Это почему же хуже всех? – Баба Зина вздернула аккуратно подрисованные карандашом бровки над дугами очков.

– Потому, что я толстая, не красивая и, к тому же, трусиха! И фамилия у меня трусливая – Зайцева…

Зинаида Павловна с удивление посмотрела на свою молодую соседку. На ее взгляд, девушка была очень даже симпатичной, но красота ее была тихой, неброской, скромной, из разряда тех, что не каждый и не сразу заметит, а заметив, прикипает сердцем навсегда.

– Ну, это не беда. С этим легко справиться!

– Как легко? – удивилась Лиля. Почему-то от слов бабы Зины все безбрежное море ее страдания показалось небольшим озером, или даже обычным прудом.

– Во-первых, чтобы не быть толстой, перестаем есть это, – хитро подмигнув, Зинаида Павловна взялась за стоящую на столе вазочку с печеньем и потянула ее со стола. Лилька тут же схватилась за вазочку с другой стороны и потянула обратно.

– Хотите лишить меня единственной радости в жизни? – упрекнула она соседку.

– Дурочка ты, глупенькая! Хочу, чтобы в твоей жизни было много радостей. – Но вазочку вернула на место. – Хочешь быть красивой? Сходи в парикмахерскую, сделай хоть небольшой макияж. Хочешь, подарю тебе губную помаду?

– Мне это не поможет! – с трагическим выражением произнесла Лиля.

– А я говорю, поможет! А вот на счет трусости… – выражение лица Зинаиды Павловны стало таинственным и загадочным, – Есть у меня одна интересная мыслишка…

В следующее воскресенье Зинаида Павловна вместе с Лилей отправились за город осуществлять некий «план». В чем заключался этот самый «план» баба Зина не сказала, только таинственно улыбалась и подмигивала левым глазом. Выйдя из электрички на маленькой, мокрой от дождя и продуваемой всеми ветрами железнодорожной платформе, отправились пешком в ближайший дачный поселок.

Пока шли по усыпанной осенней листвой улице между огороженными высокими сетчатыми заборами дачными участками, Зинаида Павловна рассказала, что здесь, в поселке, у нее живет подруга, настоящая потомственная колдунья и гадалка. И, если ее как следует попросить, то Олимпиада Кирилловна, как звали колдунью, избавит Лилю от всех проблем. У Лильки от страха, удивления и любопытства часто-часто застучало сердце и взмокли ладони.

Олимпиада Кирилловна, встретившая их на крыльце старинного деревянного особнячка, действительно выглядела, как настоящая колдунья: седые кудри обрамляли бледное лицо с горящими таинственным внутренним огнем черными, как угли, глазами, длинные цыганские серьги мелодично позвякивали при каждом ее движении, черное платье в пол с широкими рукавами мело подолом узорчатые ковры, а на руках она держала огромного черного кота. Животина не мигая уставилась на Лилю зелеными глазищами. Опустив кота на пол, Олимпиада Кирилловна подтолкнула его в сторону приоткрытой двери в комнату и сказала: «Иди, дружок, приготовь все!» И кот пошел, кажется даже кивнул хозяйке.

Обменявшись с гостями приветствиями, хозяйка отвела их в затемненную комнату, где посреди круглого стола, застеленного старинной скатертью с бахромой, были разложены карты и стояли зажженные свечи в тяжелых бронзовых подсвечниках. Неужели это кот зажег свечи? Подумала Лиля, садясь на стул возле стола. Колдунья раскинула карты и стала гадать:

– Вот дама червей, – говорила она низким, грудным, мелодичным голосом, указывая узловатым пальцем с длинным, покрытым фиолетовым лаком, ногтем на карту, – это ты, милочка. А вот казенный дом.

– Тюрьма, что ли? – испуганно вставила баба Зина.

– Почему сразу тюрьма? – колдунья бросила на подругу сердитый взгляд темных глаз, – Это может быть любое государственное учреждение, школа, больница…

– Больница! – одновременно воскликнули баба Зина и Лиля, догадавшись, о чем идет речь.

– В казенном доме есть рядом с тобой дама крестей. Есть?

– Есть, – закивала Лиля, – Нина Николаевна, наша старшая медсестра.

– Сердита она на тебя, но бояться ее не стоит. Ничего плохого она тебе не сделает.

– Точно не сделает? – переспросила Лиля для уверенности.

– Точно. Так карты говорят. А вот и червовый король возле тебя, поклонник твой.

– Какой еще поклонник? – удивилась Лилька и сразу стала отбиваться. – Нет у меня никакого поклонника и быть не может! На меня никто внимания не обращает!

– Обращает, только ты об этом пока не знаешь! – примирительно, положив красивую, холеную руку на ладонь девушки, сказала колдунья. – А вот король пик. Неприятный субъект!

– О, это, наверное, Благонравов! – догадалась Лиля.

– Через пикового короля будет у тебя потрясение.

– Что, жалобу на меня напишет главному врачу? – в голосе Лили сразу задрожали слезы.

– Про жалобу тут ничего не сказано. Потрясение и все! Но все кончится хорошо. За королем пик идет король червей, то есть жди, девица, любви. Встретишь ты со дня на день своего суженного.

– Вот видишь! – баба Зина громко и щекотно зашептала на ухо Лиле, – Это ж карты говорят! А картам надо верить!

Лиля недоверчиво пожала плечами. Таинственный поклонник занимал ее куда меньше, чем пиковый Благонравов с угрозой потрясения. Какой же еще гадости можно ждать от этого капризного и вредного субъекта?

После гадания пили чай из тонких фарфоровых чашек перед живописным камином, задумчиво глядя в окно, где безжалостный ветер срывал с деревьев остатки летней красоты, а потом колдунья встала перед Лилей и жестом фокусника извлекла из длинного черного рукава крошечный хрустальный флакончик, заполненный темно-коричневой жидкостью.

– А это тебе, милочка, бальзам от трусости.

Лиля с замирающем сердцем взяла в руки подарок.

– Перед сном выпей половину флакона, не больше!

– Почему только половину? – спросила Лиля, с любопытством рассматривая, как преломляется свет в тонких хрустальных гранях.

– Я его на пятидесяти травах готовила, да пятью заговорами и заклинаниями приправила. Очень сильное средство! С половины флакона от всех своих страхов избавишься, а с целого флакона еще, чего доброго, экстремалкой станешь, будешь свою жизнь прожигать в вечной погоне за адреналином. Так что, соблюдай дозировку, милочка! Я тебя предупредила.

Вернувшись домой поздним вечером, Лиля поставила подарок на тумбочку перед кроватью и долго ходила вокруг него кругами, не решаясь выпить зелье. Как я могу стать экстремалкой? Думала она, вытряхивая по каплям коричневое содержимое флакона с подозрительно знакомым запахом в столовую ложку и прикидывая, есть полфлакона или еще нет? Да во мне столько страхов сидит, что мне надо выпить целый литр этого бальзама, чтобы стать ловцом адреналина! Решила Лиля и выпила весь флакон…

Утром следующего дня она шла на дежурство и прислушивалась к себе: нет ли необычных ощущений в организме, вызванных действием колдовского зелья? Но организм молчал. Правда, столкнувшись в коридоре с Ниной Николаевной, Лиля не почувствовала привычного сердцебиения и, здороваясь с заведующим отделением, ладони ее не взмокли, как обычно… Может, бальзам действует?

Лиля вошла в платную палату, где на кровати сидел Благонравов и читал газету, поздоровалась и поставила штатив для капельницы. Благонравов бросил на нее недовольный взгляд из-под очков, и произнес:

– Вы послушайте, что они пишут, эти мерзавцы! Просто возмутительно!

Слушать его едкие комментарии Лиля не собиралась, поэтому, повернувшись к пациенту спиной, направилась к двери за лекарствами для капельницы. Не успела она сделать и пары шагов, как за спиной ее раздался странный звук, как будто что-то большое и тяжелое упало на пол. Обернувшись, Лиля увидела распростертого на полу Благонравова. Он не дышал, а лицо его быстро бледнело и приобретало голубоватый оттенок. Волна ужаса, родившись где-то в области солнечного сплетения мгновенно поднялась к самому сердцу, но тут же разбилась о невидимую преграду и разлетелась на миллион мелких брызг, а Лиля с удивлением наблюдала за собой как бы со стороны: вот она бросается к двери и, распахнув ее, кричит в коридор – «Вера, скорей зови врачей!»; вот она подбегает к Благонравову и, положив сложенные друг на друга ладони на середину его груди, начинает ритмично надавливать на грудную клетку, наваливаясь всем своим весом и считая про себя; на счет семь зажимает ему нос двумя пальцами правой руки, а левой раскрывает рот и с силой вдувает ему воздух в легкие; и снова давит на грудную клетку. Через показавшиеся вечностью несколько минут в палату вбегают медсестра Вера и молодой доктор Саша из реанимации с дефибриллятором. Еще через минуту Лиля отходит от лежащего пациента, а доктор Саша прикладывает к его груди электроды дефибриллятора. От разряда Благонравов подскакивает и голова его с громким, неприятным стуком, бьется об пол, но зато он сразу приходит в себя и начинает дышать.

– Надо было подушку под голову подложить, – шепчет Лиле на ухо Вера, – а то ведь накатает жалобу в Комитет по здравоохранению, что мы, сволочи такие, шишку ему на затылке поставили, пока жизнь спасали.

Благонравов спустя пару минут уже лежал в своей кровати и растерянно озирался вокруг, словно видел все впервые.

– Ну, что, Федор Александрович, – бодро констатировал доктор Саша, – благодарите Лилю Зайцеву, она вам жизнь сегодня спасла!

Собрав чемодан с дефибриллятором, Саша, довольно улыбаясь, пошел к двери, на ходу подмигнув растерянной Лиле:

– А ты герой, Зайцева! – и вышел из палаты.

Кто герой? Лиля ничего не понимала. Неужели это она, герой? Вместо того, чтобы валяться в обмороке рядом с умирающем Благонравовым, она его спасла? И не испугалась?.. Значит бальзам Олимпиады Кирилловны действует?.. Действует!! Радость распирала ее изнутри. По отделению Лиля шла, гордо выпрямив спину и решительно развернув плечи. Ей даже показалось, что она выросла на пару сантиметров. Ну и бальзам…

Вечером перед сном Лиля зашла в платную палату, чтобы измерить несостоявшемуся покойнику давление. Тот тихо лежал в кровати и смиренно подставил руку, давая Лиле одеть на нее манжету тонометра.

– Как у космонавта, – констатировала Лиля с улыбкой, убирая прибор.

– Спасибо вам, Лиля… – вдруг произнес Благонравов, глядя на нее кроткими, благодарными глазами. Чудеса, да и только! – Если бы не вы, я бы уже давал отчет перед Господом.

– Все нормально, Федор Александрович. Все хорошо! – Лиля с удивлением поняла, что ни страха, ни неприязни не испытывает к этому человеку.

– Посидите со мной немного, пожалуйста… – попросил Благонравов, протянув в сторону медсестры слабую руку. Лиля подставила стул к кровати и села. Ну, не могла она отказать человеку, одной ногой побывавшему на том свете.

– Знаете, Лиля, нет там никакого коридора и зовущего света, одна темнота и пустота. К несчастью, и здесь пустота… Всю жизнь я доказывал миру, что я чего-то стою, карабкался по карьерной лестнице, потом делал бизнес, предавая друзей, подставляя коллег, главное было, как можно больше заработать. Теперь деньги есть, а ни семьи, ни друзей, ни просто близких людей нет. Я один, как перст. Вы, наверное, заметили, меня здесь ни разу никто не навестил. А если бы умер, тут бы налетела стая воронья! И в первых рядах были бы мои детки, охочие до папиных денег… Но, как говорится, как воспитал.

Лиля смотрела на этого немолодого, вмиг потерявшего всю свою самоуверенность, разочарованного жизнью человека и жалела его.

– Вот теперь думаю, чем оправдаюсь на Страшном Суде? И ведь деньгами этот суд не подкупишь.

– А вы сделайте что-нибудь хорошее, но не для себя, а для других и просто так, не за деньги. – посоветовала Лиля. Благонравов посмотрел на нее внимательно.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, например, помогите молодому парню, что лежит сейчас в реанимации. У него сложное заболевание, чтобы выжить, требуется дорогостоящий импортный приборчик, который будет страховать его сердце от остановки. У него таких денег нет.

– И сколько стоит этот приборчик?

– Много! Несколько тысяч баксов.

– И это спасет парню жизнь?

Лиля встала и, легонько пожала Благонравову руку, собираясь уходить:

– Еще как спасет. И будет у вас на том суде свидетель со стороны защиты.

Спустя месяц Лиля Зайцева вошла в свою палату и увидела на кровати у окна рыжего парня, что когда-то лежал у Кати в реанимации.

– Здравствуйте, сестричка! – приветствовал он ее радостно, как старую знакомую. Волосы цвета начищенной меди ореолом лежали вокруг его головы на белом поле подушки, веснушки щедро украшали добродушное круглое лицо, медово-карие глаза светились каким-то тихим внутренним светом. Симпатяга, одно слово!

– Здравствуйте, – Лиля слегка растерялась, – Как, вы тут?

– Не беспокойтесь, падать и отключаться больше не буду! – уверил ее парень, – Представляете, нашелся добрый человек и за свои деньги приобрел для меня американский кардиостимулятор. Мне три дня назад операцию сделали. Теперь я совершенно здоров.

– Очень рада за вас! – искренне, с улыбкой ответила Лиля. – Говорят же, мир не без добрых людей.

Вернувшись на пост медсестер, она порылась в стопке историй болезни и нашла историю рыжего пациента. Глядя на титульный лист, она даже присвистнула от удивления: фамилия у этого симпатяги была Храбров, Василий Храбров.

В день выписки Храбров подошел к посту, долго топтался в нерешительности, но наконец, смущенно улыбаясь, спросил:

– Лиля, а вы кино любите?

– Люблю, – честно ответила Лиля. – особенно про любовь.

– Тогда я вас приглашаю! Если вы не против, конечно…

Лиля посмотрела на добродушную круглую физиономию, покрытую веснушками и смущенным румянцем, и усмехнулась про себя: неужели все червонные короли такие обаятельные? Лиля взяла листок бумаги и решительно написала свой номер телефона.

– А вы позвоните мне, Вася! – сказала она, бесстрашно протягивая ему листок. Бальзам продолжал действовать…

Накрутив бигуди на только что окрашенные в модный оттенок блонд волосы, Зинаида Павловна засела за телефон.

– Липочка, ты представляешь, – с воодушевлением рассказывала она своей старой подруге, – моя Лилька отправилась в кино с ухажером! Карты то твои правду предсказали. Я так за нее рада! Девочка то хорошая, добрая, милая, сирота только. Жалко мне ее. Костьми лягу, но жизнь ее устрою! Ты меня знаешь! А кстати, Олимпиада Кирилловна, ты чего там в этот бальзамчик то намешала? Любопытно даже… Настойку пустырника с валерьянкой? И флакончик из-под французских духов?.. Такая ерунда, а как подействовало! Ну, Кирилловна, ты настоящая колдунья!..

Эти глаза напротив…

Толпа народа, подхватив Глеба, внесла его в вагон и втиснула в уголок между дверью и боковиной пассажирских сидений, прижав спиной к прохладной поверхности дверей. Поезд тронулся, и Глеб с облегчением выдохнул. Давка в метро в час пик была привычным делом. И каждый раз, возвращаясь с работы, он настраивал себя на 40 минут тычков в спину, острых локтей в бок, жестких ребер чьих-то портфелей и чемоданов по ногам, а еще духоты и спешки, шума и тряски.

Место у двери можно было назвать козырным, ведь с двух сторон он был защищен. Глеб немного расслабился, с удивлением осознав, что даже в такой толпе можно ощущать себя совершенно изолированным и закрытым, будто от окружающей действительности тебя отделяет невидимая стена или кокон.

Уютно устроившись, он огляделся по сторонам и вдруг в нескольких шагах от себя увидел женщину. Она цеплялась за поручень, обессилено припав виском к собственной руке, плотно сжатая с трех сторон людьми. Темные волосы до плеч, усталое милое лицо, тонкий нос с легкой горбинкой, голубоватые тени от длинных ресниц на скулах, нежный овал лица… Глеб залюбовался незнакомкой и не заметил, что слишком пристально рассматривает ее.

Под мерный перестук колес и ритмичное покачивание вагона он размышлял о женщине. Позади трудный рабочий день. А что ждет ее впереди?.. Скорее всего, ужин в кругу большой и шумной семьи. Она будет крутиться на кухне, готовя еду, а вернувшиеся со школы дети и пришедший с работы муж будут грузить ее своими проблемами. После ужина все долго будут препираться, кому выгуливать жалобно скулящего под дверью пса? А она будет мечтать о том, что, когда все угомонятся и разойдутся по своим комнатам, уткнувшись в компьютеры, она вымоет посуду и уйдет в ванную. Наполнит ванну горячей водой с ароматной пеной и хоть на полчаса останется одна, отгородившись от всего мира. Она будет, лежа в ванной, дуть на легкую воздушную пену, и белые, крошечные комочки, отрываясь от ее пальцев и, легко планируя в воздухе, точно кусочки манны небесной, будут прилипать к кафельным стенам или ее влажным темным волосам. И она, наивная, будет наслаждаться одиночеством, полагая, что это и есть счастье.

Незнакомка скользнула взглядом по Глебу, и он скромно отвел глаза в сторону. Он вовсе не хотел тревожить ее. Просто в ее лице было что-то такое, что трудно было не смотреть. Может, его заворожила глубина ее карих глаз или бледные, напряженные губы? Интересно, думал Глеб, снова возвращаясь к созерцанию незнакомки, если долго целовать эти губы, бледность и напряжение покинут их? И тут же усмехнулся про себя: эка тебя занесло, Глеб Викторович!

Татьяна почти висела на поручне. Потому что сил стоять на ногах уже не было. Этот бестолковый, суетливый рабочий день вымотал ее и опустошил. А тут еще тащиться в метро почти час! Она тяжело вздохнула и наткнулась на чей-то пристальный взгляд. В нескольких шагах от нее стоял мужчина и беззастенчиво рассматривал ее. Под сорок, в классическом костюме и галстуке. Вполне интеллигентное лицо, очки в тонкой золотой оправе. Гладкий какой-то. Пристальный взгляд и эта гладкость ее раздражали.