Переводчик Ирина Семёновна Белышева
© Уильям Шекспир, 2025
© Ирина Семёновна Белышева, перевод, 2025
ISBN 978-5-0065-1787-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Жалоба влюблённой (поэма)
1
С холма, чьё чрево вторило мольбам
Протяжным эхом над глухой юдолью,
Мой дух невольно жалобам внимал,
К земле припав, я плакал поневоле,
Когда увидел деву тяжкой доли,
Она о камни била ожерелья,
И письма разрывала в исступленье.
2
Соломенным венком на голове
От солнца скорбь и слёзы укрывала,
Небесной красоты струился свет
И чистота сквозь тернии сияла —
Так неподвластно времени начало…
Но гнев небес на свет ложится тенью
И оставляет след грехопаденье.
3
К глазам бесцветным шёлковый платок
С орнаментом фамильным подносила,
Срывался слёз безудержный поток
На вензеля и, как с незримой силой,
Она всё время с кем-то говорила —
То к небесам взывала равнодушным,
То тихо плакала и изливала душу.
4
Порой, её пространный светлый взор
Решимость наполняла. Но в сражении
С невидимыми духами, в укор,
Тотчас претерпевала пораженье,
И в землю устремлялось глаз движенье.
Вновь безнадёжно плечи опускались,
Виденья здравомыслия чурались.
5
Прическу без убранства – узелок,
Привычным жестом ловко смастерила,
Солома разлеталась и вдоль щёк
Ей локоны нещадно теребила.
Пучок, что на макушку водрузила,
В укладке милой всё-таки держался
И на семи ветрах не распадался.
6
И бездну подношений роковых
Она бросала вниз, в поток гремящий,
Безделицы из сумок расписных:
Янтарь, кристаллы, жемчуг настоящий,
Алмазы слёз в обрыв воды бурлящей —
Слеза к слезе, как мытарю проценты,
Как богачу доходы с нищей ренты.
7
В безумстве письма яростно рвала,
Но иногда к глазам их подносила,
Внимательно читала, и тогда
Рыданья извергались с новой силой.
Клочки кидала в пропасть, как в могилу.
Было одно, написанное кровью,
Быть может, с клятвой – ветреной любовью…
8
Его разгладила и стала целовать,
Вмиг просветлела, стала лучезарной,
Но тут же стала грозно причитать:
«Чернила, как и ложь твоя, коварны!
Чернее кровь найдётся ли дегтярной?
Чернила прокляты и писарю под стать!
Лицом к лицу лица не увидать!»
9
Свидетель драмы, мирно пасший скот,
Былой повеса, ныне мудрый старец,
Кто ведал: горе горькое пройдёт,
Закончится и этой страсти танец,
Как утешитель и богов посланец,
Он выслушать девицу захотел:
Как так случилось, что осталась не у дел?
10
Он тотчас оказался рядом с ней.
Как тень летучей мыши, опустился,
Махнул плащом и сел среди камней,
С участием и тактом поклонился,
В почтенье и вниманье обратился,
Девичий одолев экстаз мученья,
Внимал он горю девы с умиленьем.
11
Она промолвила: «Почтеннейший отец,
Вы видите не то, что подобает,
Украл разбойник девичий венец,
С тех пор лишь горе делом заправляет.
Цветок мой не цветёт, а отцветает,
Цвела бы красотой я, как и прежде,
Коль не питала бы в любви надежды.
12
О горе мне, ведь подчинилась я
Завоевателю сердец и веролому!
Он от природы действовал, губя…
Сдалась ему на милость – не другому!
Любовь рвалась любить – к родному дому!
Он домом стал моим, в его признаньях
Обожествлялась я… Вот наказанье!
13
Каштановые локоны вились,
Порывы ветра нежно их ласкали
И губ касались! Миг сладчайший, длись!
Не знала я ни горя, ни печали…
Те кудри не одну очаровали.
Столь дивный образ обещал блаженство —
Кто сможет устоять пред совершенством?
14
На подбородке ласковый пушок —
Так Фениксом проклюнулась отвага,
Небритый бархат нежных алых щёк,
И чёрных глаз таинственная влага.
Такой смущённый, милый симпатяга,
Была дилемма, право, велика:
Как симпатичнее? С пушком? Иль без пушка?
15
Он был галантен, ласков и учтив,
А речь сплетала тонкие узоры,
Но ариозо мог сменить речитатив —
Напорист был и в спорах, и в раздорах.
Как майский ветер, затевал он ссоры.
Горячность молодости – знатная ливрея
Фальшивой гордости. Но я судить не смею…
16
Как безупречно двигался в седле!
Все говорили: «Ах, какой наездник!
Ах, экстерьер коня! Но всё ж, вдвойне
Прекрасен всадник! Конь – едва соперник!
Какие выездка! Пассаж и дефиле,
Пыл темперамента! Они во всём едины,
В великолепии своём неотразимы!»
17
«И всё ж седок определяет стать!» —
Ждать не пришлось всеобщего вердикта. —
«Хорош наездник, конь ему подстать!
И шарм, и лоск, и доблесть!» В фаворита
Влюблялись все от мала до велика,
Одним присутствием внушал очарованье
И милостью одаривал случайно.
18
Как острослов, имел глубокий ум.
Он аргументами блистал в горячих спорах
И репликой спонтанной, наобум,
Легко менять мог тему разговора.
Смеялись, плакали по воле режиссёра.
Его способности, таланты и уменья
Страстями правили по волеизъявленью…
19
Склонялись к властной царственной груди,
Как дети, в обожании неподдельном,
Всех возрастов достойные мужи
И жёны в почитанье безраздельном,
Считая долгом следовать сужденьям
Кумира, прославляя тут и там,
Ни разу не ударив по рукам.
20
О, многие к нему попали в сеть,
Воспринимая мир его глазами,
Подобострастно вторя, сея лесть,
Забыв, что ценно перед небесами.
Так восхищаются данайскими дарами
И вкусом хлеба на чужом столе,
Чем воду льют на мельницу вполне.
21
Все те, кому он рук не целовал,
Любимыми себя считали втайне:
И те, кто с интересом наблюдал
Поодаль, одиноко и печально,
И те, кто восхищались изначально
Искусством юности и юностью искусства,
Дарили ему искренние чувства.
22
Соперниц жребий не прельщал меня,
Я не подвержена слепому обожанью.
Всего дороже честь была моя.
Её блюла на должном расстоянии,
И крепость укрепляло состраданье
К несчастным жертвам чувств его фальшивых
И подвигов его недосточтимых.
23
Но разве кто-то избежал судьбы?
Учился ль кто-то на чужих ошибках?
Не принимала ли гордыня похвальбы
Под натиском настойчивых попыток —
Коварных, льстивых, но желанных пыток
Искусным обольщеньем? Ведь подчас
Превыше Бога превозносят нас!
24
Что успокоить может нашу кровь?
Пример печальный, предостереженье?
Что запретит сладчайшую любовь?
Быть может, гордость? Иль предубежденье?
Любви и страсти чужды рассужденья.
Пусть разум плачет! Не в последний раз
Способность чувствовать подводит нас.
25
Должна сказать, он лучший образец