- -
- 100%
- +
1
Эшелон, набрав скорость, несся, торопливо постукивая колёсами на стыках рельсов. Скорее! Нужно успеть уехать на Урал, как можно дальше от Ленинграда, к которому рвались немцы. И не просто уехать, а увезти станки, оборудование, специалистов, членов их семей, вещи и многое другое.
Лето уже было на излёте, и леса уже кое-где прихватывала лёгкая желтизна. Пожилой машинист Никифор Бибиков, посматривая на проплывавшие за окном «эшки» осинники и березняки, невольно вздохнул и крикнул своему помощнику Николаю Коченгину, по прозвищу Кочерга:
– Грибов наверно сейчас прорва, верно, Коля?
Коченгин, парень лет двадцати пяти, посмотрел на пейзаж, из окна слева.
– Это перед войной, в сороковом много было, а сейчас вряд ли, – отозвался он. – Говорят всегда перед войной грибов много.
Кочегар, чумазый мускулистый украинец по фамилии Кравченко, без устали бросавший уголь в топку, хотел было принять участие в разговоре, но вдруг увидел, как изменился в лице Бибиков.
Машист высунулся из окна и замер, глядя вверх и будто нюхая воздух. Через секунду он крикнул со сдавленным хрипом:
– Воздух! Немец!
Кочерга тоже высунулся из окна и увидел три «Хенкеля», стремительно догонявших состав.
– Без паники! – рявкнул Бибиков. – До леса дотянем! На второй платформе зенитка и пулемёт! Стёпа, давай!
Раздался вой бомбардировщиков, и первая серия взрывов легла справа от состава, выворачивая молодые берёзы. Паравоз издал стонущий гудок, словно звал на помощь. Бибиков услышал, как басовито строчит с платформы счетверённая зенитная установка.
Следующим взрывом разворотило полотно в двухстах метрах от паровоза, Бибиков дал три отчаянных коротких гудка, и тормозные кондукторы завертели ручки механического привода, приживавшие колодки к колёсам. Состав встал. Бибиков, Кочерга и Кравченко выпрыгнули из паровоза и тут же, рухнув на землю, скатились по насыпи. Ба-аах! Две или три бомбы угодили прямо в платформы, где стояли демонтированные и укрытые брезентом токарные, сверлильные и фрезеровочные станки. Раздался отвратительный скрежет и огромная стальная болванка, посвистев в метре от лежащего Бибикова, упала на Кравченко, превратив его голову в кровавый блин. Вокруг уничтожаемого эшелона стоял крик и вой. Обезумевшие люди разбегались, стараясь добраться до леса. Пять или шесть вагонов пылало, заволакивая чёрным дымом лес. С платформы, где располагалась зенитка и счетверённый пулемёт, изредка доносились выстрелы.
Самолёты пошли на новый заход, прицельно кидая бомбы и уничтожая практически беззащитный поезд, и, наверно, довершили бы разгром, но в небе наперехват им появилась эскадрилья ИЛов. Один Хенкель тут же задымил и кренясь пошел на снижение, а трое других, видимо посчитав задание выполненным, удрали, не вступая в схватку.
Полотно, изуродованное взрывами, вздыбилось, будто хотело догнать тех, кто это с ним сделал, искореженные рельсы и разломанные пополам шпалы валялись под откосом. Несколько платформ было разворочено так, что оборудование превратилось в груду металла, годного теперь только для переплавки.
С десяток человек, схватив огнетушители, пытались сбить пламя, охватившее вагоны. Отовсюду доносились крики и стоны. Бибиков и Кочерга подбежали к раненому мужчине в штатском и оттащили его подальше от огня под откос, к деревьям.
– Ты смотри, Никифор! – вдруг сказал Николай, указывая на кустарник.
В зарослях ивняка валялись видимо отброшенные взрывам и скатившиеся по насыпи два подростка – девочка лет четырнадцати-пятнадцати и мальчишка примерно такого же возраста.
Кусты были в небольшом болотце, поэтому и парень, и девочка были в такой грязи, что из лужи торчали только их головы и руки.
– Живые? – спросил Кочерга.
Вдвоём с Бибиковым они вытащили подростков из болота. Никифор поочерёдно приложил ухо к их груди.
– Дышат. Без сознания.
Он легонько хлопнул парня по щеке. Тот слабо замычал. Мальчик был в полуобморочном состоянии, из чуть вздёрнутого носа его сочилась кровь. На лбу у девочки тоже кровянела большая ссадина.
С насыпи спустились женщина с сумкой, на которой был красный крест, вслед за ней шел парень в военной форме с петлицами лейтенанта.
– Взрывом, видать, отбросило, но вроде целы, – сказал Бибиков и извиняюще добавил, – пойдём мы товарищи, раз вы тут без нас справитесь. У нас кочегара убило.
Женщина поочерёдно поднесла ватку с чем-то едким к носу девочки и парня. Они закашлялись и застонав, открыли глаза.
– Как звать, родители кто? – спросила женщина, вытирая платком грязные лица.
– Матвей, – неуверенно отозвался парень, оглядываясь вокруг, будто всё видел первый раз.
– Нина, – так же неуверенно сказала девочка.
Лейтенант присел перед ними на корточки:
– Вы что, брат с сестрой? Уж больно похожи.
Девочка и впрямь была очень похожа на парня. Такой же вздернутый нос, такие же глубоко посаженные глаза и тонкие губы.
Матвей посмотрел на Нину и кивнул.
– Да.
– А родители ваши где? Вы в каком вагоне ехали?
Парень неуверенно почесал затылок.
– Не помню.
– И ты не помнишь?
Девушка тоже хотела, как брат, почесать затылок, но ойкнула и сморщилась. На затылке оказалась шишка.
Где-то далеко в лесу раздался запоздалый взрыв упавшего «Хенкеля».
– Что делают сволочи, – вздохнула женщина, доставая бинт, – сколько людей, сколько добра народного по ветру пустили…
Женщине было не больше тридцати. Круглое улыбчивое лицо её обрамляла белая косынка, из-под которой выбивались светлые волосы.
Подростки сидели, поглядывая по сторонам и друг на друга. Лейтенант присел перед ними на корточки.
– Как они? – спросил он женщину.
– Гематомы, а главное, от контузии, видимо, память потеряли. Но, думаю, это временно.
Вместе с женщиной-врачом и лейтенантом подростки поднялись по насыпи к составу, замершему на путях огромной раздавленной гусеницей. Лейтенант тут же убежал помогать разбирать месиво из рельсов и шпал, а врач указала им на нетронутый вагон, около которого копошились люди.
– Вон там гражданские, идите туда, там скорее всего ваши родственники. Не найдёте, так обращайтесь ко мне или к начальнику проезда. А мне к раненым надо.
Женщина поправила на плече сумку и побежала к разбитым вагонам.
Подростки переглянулись и поплелись к вагону.
– Ты что-то помнишь? – спросил Матвей у Нины.
– Нет, – шмыгнула носом девочка и морщась дотронулась до повязки на голове, – помню только, что всё грохотало и страшно было. А потом огонь, взрыв…
– И я тоже, – сказал Матвей, – хорошо хоть мы помним, как нас зовут.
Нина почувствовала головокружение и села на шпалу, отдышаться.
– Тот дядька в форме сказал, что мы брат с сестрой, потому, что похожи.
– Может так и есть, – отозвался Матвей. – Башка гудит. Видимо здорово нам досталось. Пойдём скорее. Может там нас уже ищут.
Они, взявшись за руки, подошли к вагону с выбитыми стёклами, около которого суетясь, то мешая, то помогая друг другу сновали люди – одни разбирали нагромождение ломаных шпал, другие складывали уцелевшие вещи в одну кучу.
На подростков никто не обращал внимания и никто не смотрел. Они вглядывались в лица людей, прислушиваясь к своим ощущениям. Девочка поминутно дёргала парня за рукав:
– Матвей! Не вспомнил?
Матвей морщил лоб и виновато разводил руками. Девочка раздраженно топнула ногой.
– Брат называется!
Матвей вдруг закашлялся и из глаз его брызнули слёзы.
– Вспомнил! Вспомнил!
2
– Дети, не отставайте!
Классный руководитель Нелли Ивановна Кушкина привычно пересчитала по головам класс и распахнула двери музея.
– У нас экскурсия. Восьмой «Б», на одиннадцать ноль-ноль, – сообщила она вахтерше, которая против всех музейных правил, была не строгая тётка в годах, а молодая студентка.
– Конечно-конечно, – радостно сказала она, – ждём! Экскурсовод Игорь Петрович уже освободился.
– А он что, сидел? – сострил стоявший за Нелли Ивановной ехидный и всегда всем недовольный мальчик.
Класс, нестройно толпившийся у дверей загоготал.
– Белкин! Елисей! – не оборачиваясь прикрикнула классная. – Помолчал бы лучше, юморист ты наш.
Класс неохотно стал снимать верхнюю одежду.
– Нель Иванна, а можно нам не ходить, у нас с Нинкой тренировка, – предпринял последнюю попытку увильнуть от экскурсии Матвей, незаметно толкая в бок свою сестру Нину.
Кушкина едва взглянула на них поверх очков
– Какая тренировка, Вострецов?
– По лыжам.
– В мае месяце? Не морочь мне голову.
– Ну мы там бегом занимаемся, когда снега нет, – попыталась помочь брату Нина, – а сочинение по походу в музей мы из Сети качнём!
– Что?!
– Ой, то есть не качнём, а сами напишем, когда на сайт музея зайдём!
Но Нелли Ивановна была непреклонна:
– Закрыли тему и проходим в зал.
Матвей и Нина уныло сняли куртки и сдали их в гардероб.
– Додик ты, Мотя, – прошипела Нина, – не мог что-нибудь стоящее придумать, чтобы Кушка поверила.
– Придумала бы сама, – огрызнулся брат.
Нина закатила глаза к лепному потолку музея.
– Ща опять эту лабуду слушать про войну.
К классу, толпившемуся в коридоре, вышел экскурсовод. Это был мужчина лет пятидесяти, с полуседым пробором волос. Тонкая паутина морщин тянулась из уголков его серый суровых глаз. На левой стороне его пиджака поблёскивал орден Мужества.
– Здравствуйте, дети, – приветливо сказал мужчина. – Сегодняшняя тема нашей экскурсии – начало Великой Отечественной Войны и эвакуация советской промышленности из центральных регионов СССР на Урал в Сибирь…
– А вы тоже воевали? – бесцеремонно перебил Елисей, кивая на орден.
– Да. А теперь пройдемте в зал.
– В Великую Отечественную воевали? – притворно округлил глаза Белкин. – Ой, а вы хорошо сохранились для 2025-го.
Весь класс снова загоготал. Кто-то смеялся злорадно, кто-то просто за компанию.
– Белкин! Да что же это такое! – сердито прикрикнула Нелли Ивановна.
– Ничего, – успокаивающе сказал ей экскурсовод, – дети, что с них возьмёшь.
Он обратился к Белкину:
– Награда за Чечню, – будто даже немного стесняясь, сказал он.
Игорь Петрович не производил впечатление какого-то супергероя, которых дети привыкли видеть в боевиках. Не мускулистый, не со свирепым лицом и челюсть обычная, а не выдвинутый вперёд квадрат.
– Да мы молодые, лохи, не знаем, – попробовал ещё подурачится Белкин, но на этот раз неуверенно.
– Вот именно для этого вас сюда и привели, чтобы хоть что-то узнали, – улыбнулся мужчина, показывая, что не хочет конфликта с детьми. – Прошу следовать за мной.
Нелли Ивановна облегчённо вздохнула и уселась на скамеечку в вестибюле, чтобы ненадолго насладится тишиной и покоем в ожидании класса.
Дети прошли в первый зал, у стен которого стояли застекленные витрины, а на стенах висели пожелтевшие старинные плакаты и фотографии военного времени.
– Как известно, начало войны стало очень тяжелым испытанием для нашей страны, – начал Игорь Петрович. – Германия, не смотря на заключенный с ней пакт, напала на СССР и разгромила в приграничных сражениях Красную Армию…
– А мне папа говорил, что это СССР хотел на Германию напасть, – самодовольно сказал Елисей, – просто Гитлер опередил Сталина…
Экскурсовод сделал вид, что не услышал и продолжил свой рассказ указывая на плакат Родина-мать зовёт.
– Плакат был выпущен уже на следующий день после начала войны.
– У бабушки моей, когда сердится, такое же лицо, – прокомментировал Белкин.
Матвей и Нина, стоявшие рядом, прыснули в кулак.
Дети равнодушно слушали рассказ экскурсовода. Многие достали телефоны, но не для фотографий, а просто для того, чтобы листать соцсети. Игорь Петрович укоризненно покачал головой
– Можно повнимательней? Не интересно?
– Очень интересно, – признался бледный очкарик Саша Добровольский, – только всё это есть в интернете.
– Есть, – согласился экскурсовод, – но неужели вам не любопытно вживую посмотреть на оружие, документы, оборудование того времени? Вы же парни, будущие защитники!
– Ну раз мы защитники, засчитайте нам что мы всё уже у вас послушали и посмотрели, – снова сострил Белкин под одобрительное хихиканье Матвея и Нины.
Лицо экскурсовода побагровело, но он тут же взял себя в руки.
– У меня задание – провести у восьмого «Б» экскурсию, – отозвался он, – и я проведу её, хотите вы этого или нет. Может быть хоть у кого-нибудь из вас что-то в голове осядет – уже хорошо. Идёмте в следующий зал.
Класс не отрываясь от телефонов равнодушно поплёлся вслед за экскурсоводом. В следующем помещении находилась довольно большая диорама под прозрачным колпаком, изображавшая горы, лес и извилистую железную дорогу, по которой мчался длинный состав, нагруженный маленькими станками и ящиками. На одной платформе вместо ящиков находилась зенитка и четырёхствольный пулемет. Вокруг их замерли фигурки людей, вглядывающихся в небо, где зависли немецкие самолёты.
– Перед вами один из эпизодов войны: бомбёжка и оборона состава с оборудованием, который шел из Ленинграда. Поезд обороняла…
Игорь Петрович сам так увлёкся рассказом, что не заметил, как Елисей Белкин тихо подкрался к нему, сзади и стал мастерски пародировать экскурсовода, бесшумно открывая рот и размахивая руками. Матвей достал телефон и давясь от смеха, стал снимать, уже предвкушая, какое количество лайков и комментариев соберёт этот бомбический видос. Класс тихо пыхтел от еле скрываемого хохота.
– Вы чего? Не стыдно вам? – укоризненно сказал экскурсовод. – Хоть бы постеснялись… Пройдёмте в следующий зал.
Класс кое-как успокоился и пошел следом. Но Елисей, Матвей и Нина остались в зале с диорамой. Дождавшись, когда все выйдут, они дали волю эмоциям. Окончательно распоясавшийся Елисей вытащил из кармана носовой платок и, подставив стул, завязал глазок видеокамеры в углу комнаты. После этого бросился к столу с игрушечным эшелоном:
– Матюха, снимай! Землетрясение!
Он схватил макет за край стола и затряс так, что эшелон мелко задрожал. Елисей с Матвеем веселились вовсю.
– Уважаемые пассажиры, – зажав нос прогундел Матвей, дурачась, – сейчас вас будут бомбить.
Он просунул руку под стол и отсоединив прозрачный пластиковый корпус, схватил висевший на невидимой нити самолет и затряс им в воздухе.
Первой в себя пришла Нина.
– Вы чего! Кушке скажут, она нас порвёт! Хватит!
Но в комнате что-то стало происходить. Паровоз вдруг как настоящий дал громкий гудок, и из трубы его повалили чёрные клубки дыма.
– Это что за фигня?! – перестав трясти стол удивлённо спросил Белкин.
Матвей почувствовал, что самолёт будто живой вырвался у него из рук и взмыл под потолок.
– Воздух, – вдруг услышали дети откуда-то сбоку хриплый голос.
Все трое присели от неожиданности, а когда выпрямились, ощутили, что находятся не в комнате музея, а в лязгающем и трясущемся тамбуре вагона.
– Мама! – в ужасе крикнула Нина и попыталась ухватится за брата.
– Что происходит? Что нафиг за интерактив?! – стараясь сохранить спокойствие спросил Белкин.
Что-то взорвалось снаружи вагона, потом ещё и ещё раз, и Матвей почувствуй, что куда-то проваливается. Очень скоро наступила тишина, которая тут же сменилась грохотом, рёвом самолётов и стрельбой.
3
Подожженные вагоны догорали после тушения и тихо смрадно чадили. Наступал вечер. Запах гари смешивался с прохладой, которую нёс из леса лёгкий ветерок. Тишина нарушалась возгласами людей. Кое-где разожгли костры.
– Ждём бригаду путейцев, – услышал Матвей голос пожилого дядьки-железнодорожника, который привёл их в чувство.
– Матюха, мы что, в прошлое пропали? – тихо спросила Нина. – Как в кино?
Они сидели на каком-то брошенном ящике и смотрели на людскую суету.
– В кино артисты, – буркнул Матвей, – а у меня башка гудит до сих пор по-настоящему, да и у тебя наверно тоже.
– Страшно. Нужно папе позвонить. Ох и попадёт нам за одежду, – всхлипнула Нина.
Матвей медленно обыскал карманы своих заляпанных грязью брюк, но они были пусты. Нина сделала то же самое.
– Ничего нет, – пробормотала она, – значит нам ещё и за телефоны достанется.
– Дура, – буркнул Матвей, – от кого достанется? Кому ты будешь звонить? Ты посмотри вокруг. Ни у кого телефонов нет.
– Ребятки, ну что, нашли кого-то из своих? – услышали Матвей и Нина голос позади себя.
К ним подошла та самая женщина, на плече которой висела сумка с красным крестом.
– Нет, – пробормотала Нина.
– А как чувствуете себя? Что-то вспомнили?
– Мы в музей пошли, – начал было Матвей, но сестра, незаметно больно ущипнув его за бок, перебила:
– Ничего не помним. Только грохот и взрывы.
Женщина ласково и осторожно погладила их по грязным волосам.
– Бедолаги. Вагон-то с документами сгорел. Как сейчас найти тех, с кем вы ехали – непонятно. Сидите тут, я сейчас.
– Ты чего? – прошипел Матвей, потирая бок.
– А того, – рассердилась сестра. – Хочешь чтобы нас в психушку упрятали или в тюрьму?
– В тюрьму-то за что? – озадаченно спросил брат.
Нина пожала плечами:
– Не знаю. Елисей говорил, что в войну при этом… при Сталине всех в тюрьму сажали.
– Слушай! – встрепенулся Матвей. – А ведь с нами Белкин был. Где он интересно? Может тоже где-то тут?
Нина осторожно встала, чувствуя, что голова кружится уже меньше.
– Ты лучше скажи, что нам дальше делать? – сердито отозвалась она.
Матвей тоже поднялся. Совсем недалеко от них пронесли носилки с неподвижно лежащими на них не то убитыми, не то ранеными.
– Из-за ваших с Белкиным шуточек мы сюда попали, уроды несчастные, – заплакала Нина, – вот как нам обратно вернуться?
– Думаю, ты правильно сказала. Для начала не нужно рассказывать, кто мы и откуда. Не помним и всё тут. Тем более, тётка-врач сказала, что доки сгорели.
– А что потом? Что там тот дядька с орденом в музее рассказывал?
– Да откуда я знаю, я не слушал, – огрызнулся Матвей.
Впереди израненного состава раздался лязгающий звук приехавшей дрезины, груженой шпалами и рельсами. Ещё на одной приехали ремонтники. Они начали разбирать пути и копать траншеи для шпал. Вскоре приехала и платформа с железнодорожным краном. Железнодорожники ловко подцепили сгоревший вагон, и он, легко оторвавшись от рельсов, перекочевал под откос.
К Матвею и Нине снова подошла знакомая женщина. В руках она держала мятое ведро.
– Идёмте, ребятушки, умоемся, скоро поедем, – ласково сказала она. – Меня зовут Надежна Сергеевна, будете около меня, пока память к вам не вернется.
Они спустились под откос к небольшому ручью, буйно поросшему кустами бузины. Чуть поодаль несколько девушек стирали окровавленное бельё и бинты.
– Что, Надюш, не вспомнили? – крикнула Надежде Сергеевне скуластая крикливая девушка в красной косынке и сиреневом платьице.
– Вспомнят обязательно, они молодцы, держатся, не раскисают, – весело отозвалась Надя, зачерпывая воду
Нина умывалась деликатно, подставляя ладошки, сложенные лодочкой под леляную струю, стараясь не намочить повязку на голове, Матвей же наоборот, скинул рубаху и согнулся пополам, как перочинный нож.
– Это что у тебя на шее? – удивлённо спросила Надежда.
Матвей не понимая, шлёпнул себя ладонью по груди, будто прихлопнул комара, нащупав там маленький деревянный крест на шнурке.
– Так крестик, – удивлённо сказал он, не понимая, что удивило женщину.
– И не стыдно тебе? – укоризненно спросила Надежда Сергеевна. – Ты же пионер, наверное, а может и комсомолец уже, и вдруг богомольный, как бабка неграмотная из глухой деревни. Сними. Считай, что я этого не видела.
Матвей спрятал крестик в карман.
– Идёмте, – кивнула Надежда, поднимаясь по насыпи.
– Может нам того, сдристуть? – прошептал Матвей Нине.
– Дурак что ли? – отозвалась она тихо. – В лес? Без еды и без питья? И что мы там делать будем? А вдруг напоремся на кого? На немцев или маньяка какого?
Довод показался Матвею убедительным, и они поднялись к эшелону вслед за своей спасительницей.
Стало совсем темно, но работы по восстановлению железнодорожного полотна не прекращались. Свет давали несколько больших фар, подключенных к аккумуляторам. Подростки поднялись в вагон, где среди ящиков, тюков и коробок была небольшая каморка.
– Вот тут и поедете, рядом с документацией к станкам, – сказала Надежда, ставя перед ними солдатский котелок с супом и доставая ложки и хлеб. – Ешьте, ребятки.
Матвей отхлебнул варево из гороха и вдруг брякнул:
– Шавуху бы да колы…
– Чего? – удивилась Надежда Сергеевна. – Ничего не поняла, что ты сказал.
– Это он про собаку вспомнил, собаку у нас так звали, – нашлась Нина, сердито двинув ногой брата.
– Вот, я же говорила, что память вернётся постепенно! – обрадовался Надежда. – Только имя какое-то странное у вашей собачки – Шавуха.
– Скажите, а вам мальчик не попадался такой как мы, тоже без памяти, – спросила Нина, чтобы поскорее переманить тему. – Чёрный такой, длинный.
– Нет, – пожала плечами Надежда, – не попадался. Высоких детей не видела, я бы запомнила.
Она бросила на ящики ворох какой-то одежды.
– Переодевайтесь пока в спецодежду, потом что-нибудь придумаем, а то вашу рванину грязную бесполезно латать…
Матвей облачился в широкие чёрные брюки с брезентовыми квадратами на колене и пиджак. Одеяние Нины было похожим, только без брезентовых вкладышей.
Неожиданно раздался свист паровоза и мягкий толчок вагона.
– Ну вот и поехали, – весело сказала Надежда. – Выше голову, юные сталинцы, враг будет разбит, победа будет за нами!
– Надежда Сергеевна, а куда мы едем? – спросила Нина.
Надежда вздохнула и осторожно обняла её:
– В Ханабино едем, на Урал, нас эвакуировали из Ленинграда, потому, что немцы рвутся к городу, – терпеливо, как совсем маленькому и глупому ребёнку объяснила Надежда Сергеевна, – а вы видимо дети кого-то из персонала. Приедем в город, будем разбираться. Вы сейчас спите, а у меня дела ещё.
Надежда расстелила на нескольких ящиках жестокое одеяло, положила в изголовье полушку, набитую чем-то колючим, и вышла из закутка.
– Вот мы влипли, – сказала Нина, трогая своё новое одеяние. – Как думаешь, из-за того, что этот придурок Белкин кривлялся?
– Из-за того, что рофлили над тем, над чем нельзя, – буркнул Матвей, – и это нам, типа, наказание такое. Я читал на одном сайте, так бывает. И что пока мы что-то тут не выполним, зачем мы сюда посланы, обратно мы не вернёмся.
– Так весь класс рофлил, – возразила Нина, – а попали только мы. Даже не Елисей. Что мы должны тут выполнить? В атаку идти?
Матвей лёг на ящики и положил голову на подушку.
– Жесткая какая. Сеном что ли набита… Давай спасть, Нинон. Вдруг завтра проснёмся, а мы дома.
– Если бы, – уныло отозвалась сестра, устраиваясь рядом и накрываясь вторым одеялом, тоже колючим и жестким.
Начинало светать. Эшелон, везший уцелевшее оборудование в тыл, набирал скорость, беззаботно отстукивая новое время для двоих подростков, волей судьбы попавших из мая 2025-го в август 1941-го.
4
Матвей открыл глаза в надежде, что сейчас он почувствует запах свежесваренного кофе, в комнату к нему войдёт мама и, сев к нему на кровать, ласково скажет: «Матюша, в школу пора».
Но вместо этого он увидел ящики, коробки, сундуки – всё, что было вчера. Рядом посапывала сестра, чему-то улыбаясь во сне. На повязке Нины просочилось и засохло небольшое коричневое пятнышко крови. Матвей вдруг почувствовал такой прилив нежности к сестре, что у него защемило сердце. Нинка! Ведь в этом чужом и страшном времени, где всё взрывается, где идёт война, среди чужих и странных людей, она теперь самый близкий ему человек! А ведь всю школу они особо не дружили, хоть и учились в одном классе. Часто ссорились, а иногда даже дрались. Папа, когда был дома, их разнимал. Нину он отдавал на расправу маме, а с Матвеем разбирался сам. Матвей и Нина редко видели отца. Он был вахтовик, и по полгода работал где-то далеко, в Сибири, изо всех сил стараясь обеспечить семью. Мама была бухгалтером и тоже часто, как она любила говорить, зашивалась на работе.
Поезд стоял. Матвей тихонько сполз с ящика и стал пробираться к выходу. В вагоне не было привычных ему нижних и верхних полок, пассажиров и проводниц, предлагающих чай. Дверь в тамбуре была открыта, и он выбрался на улицу. Через несколько путей Матвей увидел небольшой полустанок, а также обратил внимание, что их состав охраняется. У каждого вагона стоял вооруженный винтовкой солдат в форме и фуражке с красным околышем и синим верхом. Матвей с наслаждением вдохнул полной грудью. После спёртого пыльного воздуха вагона это было вдвойне приятно.