Каменные стены

Пролог

Тонкий аромат непогоды и привкус не смытой с грязных улиц сырости распространялся по городу как нависающий туман, даже если в общем это был лишь надвигающийся омут ливня. Пока на улице лил сильный дождь, окна старого дома, которые стали заклеены обычным скотчем по прошествии лет, светились слабым, еле видным огоньком. Он как некий маяк – позволял заблудшим рассмотреть хоть что-нибудь в этот дождливый вечер, где была лишь темнота, звук дождя, и бесконечная дорога. Каменные дороги устремлялись вдаль, не давая действительного маршрута, или хоть какого-то напутствия, чтобы выйти куда людям надо. Этот район считался старой частью Марселя, так что многое из современной инфраструктуры не доходило до самых старинных районов, оставляя блага цивилизации для более продвинутых, и, возможно даже, индустриальных людей. Здесь жили в большинстве либо ценители старой архитектуры, либо просто люди, которые не захотели менять свой дом на что-то новое. Или кому просто было больше негде жить, например. Многие в этом районе перешли на светильники уже нового типа, но именно здесь, в маленькой комнате одного из двухэтажных зданий, свет разливался ярко-жëлтым, тëплым, цветом. Он добавлял какой-то уют, делал место приятнее, роднее. Как будто спокойный, знакомый тебе лучик света, играясь, старается провести тебя домой. Жёлтый разливался по стенам ближайших домов, также как тихая осень всегда сменяла краски на полутëплые тона. Всего лишь лампа озаряла близстоящие дома своим светом. Но, к сожалению, сейчас была только зима – точнее, еë конец, и никакой тëплый свет не сбивал ожидания весны. Того предвкушения, которое приходит перед началом сезона цветения, и заставляет радоваться жизни, после долгой, зимней поры. Новая оттепель, после долго снежного застоя – период, когда в сердце каждого расцветал свой маленький цветочек, который хранился всё время непогоды. Ожидание новой поры всегда заставляло людей выйти из некоторой спячки, выйти на улицу, начать новое дело, например. Оно заставляет думать о лучшем, о свежем, о приятном. О чём-то обычном, мирском. Может быть, даже, праздном. Как будто все тяготы жизни спадали, как только приходила весна. Пока дождь пытался обойти все дороги и намочить каждое окно, в той самой комнате, тонкий ручеëк воды, как и бывает, попадал в дом через крышу. Он стремился от потолка к светлому, деревянному полу, который давно бы уже сгнил, если бы не постоянный ремонт и надлежащий присмотр. Дерево практически всегда оставалось свежим, как будто никакой потоп и не был страшен ему. Это могло показаться странным, ведь с таким уровнем влажности пол пришлось бы менять чуть-ли не каждые пару месяцев, особенно учитывая климат Франции. Можно, конечно, было просто-напросто заменить окно – но, почему-то хозяева не хотели этого делать. Возможно им просто нравилось тратить деньги на новый пол каждый раз, а может и в голову не приходила такая идея. Они были люди высокого общества – так что размышлять о банальных, бытовых мелочах – было не в их обязанностях. Семья скорее беспокоилась о внешнем виде, чем о внутреннем наполнении, или банальной практичности. Возможно, у них просто не было времени заказать рабочего для оценки, в целом, это было не сильно важно. Главное – что их всё устраивало, так что и этот вопрос можно было отложить далеко и надолго. Дождь стал усиливаться, и из-за простого нежелания заливать всё помещение, чья-то тень накрыла окно плотным листом металла, идеально подходящих по размеру – чтобы оно уж точно прилегало максимально плотно. Обитатель этой комнаты покинул своë привычное место пребывания в спешке, конечно же, не сильно желая промокнуть, и устремился вверх, на первый этаж. Гулкий топот на несколько мгновений разразился по лестнице, ведущей из подвала, а в коридоре уже включился довольно мощный свет. Молодая фигура ловко выскользнула из дверного проëма, ведущего напрямую к выходу из кухни, пугая при этом свою собственную мать. Та, в испуге, конечно, не сдержалась, и воскликнула,

”Айзек Кардамон Аксильо! Какого чёрта ты здесь делаешь?!”, – женщина в испуге начала пятится назад, еë рука крепко прижата посередине груди. Она, конечно, не то чтобы имела претензии к сыну – скорее была настолько напугана, что решила сказать первое, что пришло к ней в голову. И это был вопрос о том, почему же она, как и всегда это бывает, попадает в такие ситуации. На это Айзек на это лишь усмехнулся, и пожал плечами, будто бы ничего серьёзного и не произошло. На самом деле, действительно не было ничего слишком уж ужасно в испуге матери, но, учитывая её характер – оправдаться, как и всегда, всё-таки надо было,

”Гуляю по дому, как и всегда. Это теперь запрещено? Или я опять мешаю чему-то?”, – спросил юноша, хотя это была скорее попытка ответного укола, а не реальное желание узнать правду. Он, конечно, заметил испуг своей матери, но не решился шутить об этом дальше – зная её, зачастую, вспыльчивый характер. Коридор был освещён намного лучше и больше, чем проход в подвал, так что ничего удивительного в том, что женщина не заметила сына во тьме. Или просто не обращала внимание на то, что происходит по сторонам, как это обычно с ней бывает. Пока Ламора приходила в себя, Айзек вышел из прохода полностью, двигаясь поближе к матери, и прильнул на стену, уставившись на своего родителя глупым и наигранным взглядом, в ожидании прощения за свой поступок,

”Я убрался в подвале, как ты и просила. Что на ужин у нас сегодня, кстати? Я, пока бродил тут, проголодался, знаешь. Да и ещё эти коробки таскать”, – довольно самолюбиво размышляя юноша перевëл тему вопроса, более заинтересованный едой, чем эмоциональным состоянием матери. Не то чтобы Айзек не волновался о произошедшем, но просто как человек, слегка лишённый эмпатии, и понимания людей – всегда старался перевести тему, чтобы помочь другому человеку расслабиться. Это был один из рабочих вариантов, так что парень, видя эффективность метода, решился придерживаться его. Мать Айзека была человеком довольно восприимчивым по натуре, так что постоянные испуги или другие яркие реакции – давным-давно стало нормой в их семье, и практически никто не обращал на это сильного внимания. Ламора вздохнула, её рука опустилась с груди на пояс, чтобы превратиться из напуганной дамы в строгую мать, и хмуро посмотрела на сына. Её руки упёрлись в бёдра, в знак надвигающейся злобы, а дыхание успокоилось – но, скорее, перешло в недовольство. Пока она всматривалась в реакцию юноши, не видя никакого раскаяния в его поступке, взгляд женщины стал ещё более сфокусированным, а лицо – ещë более суровым. Женщина не была действительно зла на него, просто иногда, как и всем женщинам, ей хотелось хоть какого-то понимания в доме. А не типичное представление что она сможет всё простить, понять, и угодить, и забыть навсегда о произошедшем,

”То есть вот так да? И даже без извинений? Не так мы тебя растили, Айзек, уж точно не так. Если бы мы до сих пор жили в Италии, ты бы уже просил прощения как миленький”, – ответила она, недовольно дëргая подолом халата. Женщина уже начала движение, пытаясь уйти от неловкости всей ситуации, и того неуважения, которое она зачастую испытывала в доме – даже если не всегда специально, или не всегда оправдано она считала это неуважением. Но, уходя, Ламора всё-таки добавила, зная, что злиться просто так на сына ей не доставит ничего хорошего, и в большинстве случаев – это бессмысленно,

”Раз в моём доме царит непонимание, то будет, как обычно – луковый суп. По рецепту твоей бабушки. Чтобы слишком сладко не было”, – закончила женщина, быстрыми шагами еë фигура бесследно исчезает за ближайшим углом. Помещение стихло, только лампочки тихонько звенели в признаке своей долгой работы. Айзек остался в коридоре, его пальцы нервно простучали тонкий ритм по стене – в недоумении от ситуации. К сожалению, каждый раз Ламора воспринимала такие моменты всё более и более трудно, слишком близко к сердцу. Когда-то она могла понимать банальные шалости, но теперь, после долгих лет брака с его отцом – она, видимо, была не в состоянии поддерживать атмосферу веселья. Парень слегка поник, его выражение лица сменилось с игривого болвана на что-то более меланхоличное, а руки опустились на грудь – чтобы скрестить их между собой, его лицо слегка скривилось в недоумении, а мысли пошли в самого разного рода направления. Не то чтобы он не любил французскую кухню – всë же, они стали жителями Франции давным-давно, просто душа юноши всегда лежала к его истокам – Италии. Корни Айзека уходят далеко в те края, ближе к Сицилии, а мать так вообще – из рода коренных итальянцев, живших всю жизнь близь Венеции. Их семья жила там очень долгие годы, несколько поколений, если не десяток, проживали на тех территориях – если верить генеалогическому древу семейства. Своего рода поместье находилось на окраине города, практически за его пределами, ведь раньше это была совсем уж сельская местность. Сейчас уже черта города стала пододвигаться всё ближе и ближе, и возможно, в скором будущем – резиденция станет находиться уже именно в Венеции. а не поодаль от неё. Фамилия Ферес стала вполне известной в небольшой части Венеции – один из предков основал сеть нескольких мелких пекарен, которые стали любимыми локальными местами жителей. Даже некоторые туристы имели наводки в эти заведения, но найти их помогали только местные резиденты – потому что не многие точно знали про существование пекарен. Семья жила вполне припеваючи, Ламора всегда была хорошей дочерью, старалась поддерживать бизнес родителей, и хотела пойти по их стопам, стать таким же хорошим пекарем, как и все поколения до неё. В какой-то момент женщина встретила только приехавшего гражданина – как ей показалось сначала – француза. Мужчина проходил мимо их заведения в один из вечеров – спрашивая дорога до ближайшего отеля, или, хотя бы – хостела. Он старался найти место для ночлега, ведь только приехал, и в спешке не сообразил ничего, чтобы прожить эти несколько дней пребывания на местности. Он выглядел как какой-то дипломат, или просто человек высокого достатка – так что конечно, женщина обратила на него своё внимание. Вначале даже без романтических эмоций – просто как старая добрая традиция выходить замуж по расчёту. Состоятельного мужчину было найти не так уж просто, так что Ламора, будучи весьма не городского менталитета, решила что это был отличный шанс познакомиться с потенциальным кавалером. Он не то чтобы был удивлён, но всё же проявил некоторую осторожность – никогда не знаешь до конца, кто перед тобой стоит. Даже если этот кто-то – молодая, не слишком смыслившая в жизни девушка, которая захотела себе билет в эту самую жизнь. Мужчину звали Чанил, в здешних краях его имя воспринималось довольно странно, но на самом деле, оно имело довольно подходящее значение – дуб, в переводе с французского. Даже если родители мужчины не подразумевали придавать какое-либо значение сыну, то его имя сделало это само – он стал тем самым древом, которое стойко растёт и развивается, держа практически всю семью на плаву. Конечно, до таких мыслей разум Ламоры и не заходил, остановившись на размере суммы в его кошельке, и так она стала с ним общаться, время от времени, стараясь понравится. Она пробовала все методы и тактики, даже многие советы матери – которая сама, собственно, вышла не по любви, а скорее – из-за бедственного положения родной семьи. Она уж знала как лучше предстать перед будущим супругом, как действительно заковать его внимание. Сначала ничего не работало на Чанила, так как мужчине в принципе были безразличны любого рода эмоциональные проявления, тем более уж – мысль о том, чтобы заводить семью. Он старался отдалиться от назойливой Ламоры, как будто она была скорее его проклятьем, чем приятной собеседницей. Но девушку это не останавливало, она всё время пыталась снова и снова, старалась понравится Чанилу по-настоящему. После того как мужчина прожил в Италии несколько месяцев, он, наконец, проникся любвеобильности женщины – которая уже, кстати, успела по уши влюбиться в недоступного красавца. Его ярко-синие глаза, которые светились как будто в лунном свете, никогда не сходили с её мыслей, а ночью один и тот же сон преследовал сознание – он. И только он. Как будто весь остальной мир перестал существовать, как только Ламора встретила его. Родители уже молча готовились к свадьбе, ведь знали, и понимали, что любовь дочери – это чуть-ли не главное событие в её жизни, и они хотели для неё самого наилучшего. Сначала Чанил просто стал больше общаться с Ламорой, как будто бы пытался подружиться и слегка сгладить углы их общения, после долгого периода холода с его стороны. Потом уже начались цветы, конфеты, свидания – мужчина растаял, его глаза стали наполняться какой-то радостью, каждый раз, когда он наблюдал будущую невесту. Походило даже на то, что, возможно, Ламоре удалось его изменить. Стать лучшей версией себя, а не вечным ботаником, которого интересовали лишь цифры да деньги. Они вскоре поженились, у них появился главный наследник и сын – Айзек, потом ещё его младшая сестра – Софианна. Отец семейства, конечно, был рад такому прибавлению, несколько лет они жили в полном согласии и спокойствии, Чанил развивал свой бизнес во Франции находясь в этот момент в Италии – благо, возможности современного мира вполне позволял заниматься и такими вещами. Поместье лишь росло, стали пристраиваться новые комнаты. Даже родители женщины стали относится к Чанилу – как к родному сыну, будто бы он жил здесь всю свою жизнь.

Вся эта история звучала много и много раз в гостиной Айзека, куда приходило огромное количество друзей юноши. Даже сейчас, мать сидела, и спокойно рассказывала эту сказку о вечной любви подруге детства Айзека – Карлле. Девушка много раз уже слышала всё это, но каждый раз соглашалась послушать – только чтобы Ламора успокоилась, и, возможно, излила душу. Иногда даже казалось, что все трудности жизни женщина воспринимает через линзу этой самой любви, и что Ламора так легко переносит невзгоды потому что действительно живёт семьёй, своим домом. В какой-то степени это даже завораживало – как человек может быть настолько предан семье, близким, а главное – своему долгу перед ними. Айзек наконец закончил ужинать и вышел в гостиную сам – наблюдая картину не совсем заинтересованной Карллы и его матери, рассказывающей историю знакомства её с Чанилом уже раз пятнадцатый. Айзек ухмыльнулся на это и опёрся на дверной проём,

”Эй, мам, не думаешь, что моим друзьям стоит проводить время со мной? А не слушать твои истории?”, – спросил юноша, его голос специально игриво-саркастичный. Он хотел дать точный сигнал своей матери о том, что пока заканчивать с прослушиванием её историй гостями. Женщина подняла взгляд на свое сына, переставая говорить, и положила старый фотоальбом обратно на пыльную полку. Карлла облегчённо вздохнула, услышав что ей наконец-то удастся выйти из ловушки вечных рассказов, и обратила взгляд на фигуру, стоявшую в дверном проходе. Она молча встала с дивана, направляясь к Айзеку, её шаги еле слышный звук посреди непогоды и вечно-живущего дома. Парень довольно оглядел девушку, и, уступив ей дорогу вперёд, устремился за ней, на второй этаж поместья. Карлла ловко добралась до привычной локации и шмыгнула в комнату. Айзек проследовал за ней, его шаги слегка более размеренный – как будто в предвкушении долгожданного момента. Даже если Карлла была просто подругой для юноши, она всегда имела способность забраться подальше в его сердце, и заставить слегка потерять рассудок. Он зашёл за ней, прикрывая дверь тихим движением, и подошёл к окну – где стояла Карлла. Она осматривала полночный двор, весь в блеске дождя, лунного света, и шелесте листьев. Эта картина завораживала как никогда, ведь тихий шёпот капель распространялся по местности, а звёзды становились всё ярче в лужах на прохладной земле. Карлла стояла, её глаза жадно поедают этот ночной пейзаж, пока Айзек просто глянул в стеклянный прямоугольник, и посмотрел снова в комнату. Он не сильно смыслил во всей это красоте, в чём-то глубинном – его намного больше интересовали какие-то мелкие процессы, чем ночное небо. Так девушка простояла несколько минут, пока в комнату не зашла вновь Ламора, и не обратила внимание обоих к себе, -

”Айзек, пора уже ложиться. Тебе завтра рано вставать”, – заявила женщина, окидывая знающим взглядом Карллу. Девушка обернулась и кивнула, уже стремясь к выходу из помещения, пока Айзек грустно, глубоко вздохнул. Он только освободил её от историй матери, и опять она забирает Карллу. Но сейчас юноша просто слегка кивнул в ответ матери, и не стал ни с чем спорить. Всё равно, наверняка, мать разрешит Карлле остаться на ночь в гостевой комнате – как это и происходило обычно, так что у него будет момент увидеть ещё снова. Парень остался один в комнате, пока девушка проследовала за хозяйкой семейства в комнату не так далеко от Айзека, и помогла ей подготовить всё ко сну. Непонятно почему, но парень всегда чувствовал себя лучше, когда Карлла была в доме. Как будто только она могла сгладить всю атмосферу негатива и напряжение, и, даже, возможно, растопить холод его отца. Но пока этот вопрос не стоял остро – глаза юноши стали слипаться, и он уснул, под тонкий шелест листьев и капли дождя, которые так и не перестали стучать снаружи.

Глава 1. Первая встреча

Когда юноша вновь открыл глаза, уставившись в разрисованный потолок, в доме уже пахло свежеприготовленным завтраком. Смесь лавандового чая и пряных булочек доносилась до каждой комнаты, и даже дворовые коты старались подглянуть внутрь здания – в надежде утащить хоть кусочек съедобного. Как будто для них там тоже могло что-то быть, что-то вкусное. Конечно же, им ничего съедобного и не достанется, но их это особенно не волновало. Животные – они на то и животные, чтобы хотеть то, чего не могут достичь, и не совсем понимать какие-то вещи. Они лишь следовали инстинктам, а не думали головой, так что оценить реальную суть происходящего на кухне для котов могло показаться действительно трудным. Они лишь чувствовали запах еды, и это манило их с невероятной силой – до такой степени, что думать они переставали в тот же миг. Некоторые, совсем уж наглые, начинали стучаться в окно, распугивая остальных обитателей двора, которые также собрались поближе к кухне, чтобы и им перепало хоть что-нибудь. Голуби стали разлетаться кто куда, воробьи последовали тому же примеру – лишь бы не попасться в лапы к котам, которые тут же попытались занять территорию – как главные хозяева. Кошачьи представители всегда воображали себе что они здесь в почёте, хотя на самом деле, были даже в меньшинстве, по сравнению с птицами, или другими обитателями места. В какой-то мере Айзек и сам понимал их – юноша всегда хотел то, что никогда не сможет получить, что никогда не окажешься в территории его владения. Многие вещи, которые он так хотел, становились недоступны с годами, либо же просто – банальное невезение преследовало его на пути. Ему практически во всем не везло – будь это дружба, уважение, или, на худой конец – любовь. Ему никогда не помогали никакие советы, попытки наладить общение всегда заканчивались прекращением этого самого общения, а другие люди избегали его, как огня. Люди почему-то боялись его, сторонились – не хотели иметь никаких дел с юношей. В какой-то момент Айзек стал задумываться над этим фактом, что же было настолько не так с ним самим, но затем он просто смирился с этим, и перестал вспоминать. Айзек перестал обращать внимание на все косые взгляды, странные слова, сказанные за его спиной, и в целом то, как на него обращает свой взор мир. Айзек стал одиночкой, бедным юношей, среди толпы – человека, которого никто не замечал. Или не хотел замечать. Но это было совершенно не то что нужно, или хотелось юноше. Айзек всегда желал быть обычным юношей, не живущим в горах денег его отца, простым, нормальным подростком. Где ему не надо было поддерживать статус семьи, не нужно было всегда выглядеть идеально, и его отец – был бы не холодным, закрытым человеком, а обычным – тёплым и приветливым. Эти мысли очень часто посещали голову юноши, он постоянно мечтал о той реальности, где всë могло бы быть по-другому. Как будто он в целом мог это изменить, или, хотя бы повлиять на ход своей жизни. Но, по всем законам подлости, конечно же, он не мог. Переписать историю своей жизни, увы, не удавалось ещë никому, и встречалось такое явление лишь в книгах о фантастике. Айзек мог, наверное, сбежать, попытаться уйти от этой праздной жизни – но в чëм был смысл? Он не искоренит из себя своего отца. Никогда, даже если юноша сделает ряд пластических операций и уберëт внешнее сходство – гены всë равно заберут своë. Каждый раз, смотря в зеркало, Айзек видел не себя. Он видел своего отца, запакованного в молодое тело, и смотрящее на него слегка другого цвета глазами. Как будто юноша не являлся отдельным человеком, а всего лишь продолжением другого Чанила. Будто бы всë его существование сводилось к простому дополнению к планам его отца. После того как Айзек около получаса просто лежал и смотрел в потолок, до него наконец дошло, что ему стоит встать и начать этот день. Даже если абсолютно никакого желания делать этого не было. Он встал с кровати, после того как просидел на ней ещё пару минут, озирая белые, шëлковые простыни, тонкое льняное одеяло и большой бордового цвета ковёр, простиравшийся практически на весь пол. За ночь простыни стали разбросаны по кровати, некоторые даже слегка свалились на пол, а ситуация с одеялом желала желать лучшего. Огромный комок чего-то из ткани располагался посередине кровати, напоминая скорее больше нечто, чем действительное, уютное и тёплое, одеяло. Что-то в этом хаосе парню даже нравилось – единственная возможность уйти от родительского контроля. Или просто как способ разнообразить жизнь, отходя от постоянно порядка отца и огромного количества расписаний. Пока Айзек натягивал свою привычную, чëрного цвета, рубашку, послышались тонкие, едва слышимые шаги в сторону его комнаты. Это была одна из самых тихих домработниц – постоянно присутствующее явление, которое жители дома едва ли замечали. Женщина всегда находилась неподалёку, звон еë каблуков сопровождал каждую уборку в доме, но практически никогда она не попадалась на глаза хозяевам жилища. Возможно это была прямая инструкция Чанила, а может быть, она сама того хотела. Работать в доме богачей не всем легко даётся, и возможно она чувствовала себя немного неловко, получая столько внимания от таких резидентов. Женщина была одной из любимиц в доме, даже если изредка решалась проявить себя, или в целом желала оставаться в тени его владельцев. Пока Айзек вслушивался в шаги по коридору, и всё ещё витал в облаках своих собственных мыслей, послышался нежный стук в дверь к юноше. Он в спешке надел всë что полагается, и наконец открыл дверь – всë ещë слегка растерянный после сна. Айзек встретился взглядом со светловолосой женщиной, слегка напоминавшей аргентинку своими чертами лица, и уступил немного места – чтобы она прошла. Оглядев комнату домработница лишь молча кивнула, и направилась в личную ванную молодого человека – чтобы начать подготовку к уборке помещения. Юноше следовало, конечно, поскорее удалиться на завтрак – но он, как и всегда, вставал очень долго и размеренно. После нескольких секунд простого наблюдения, он наконец очнулся, и вышел за дверь – легонько прикрывая её за собой. Когда Айзек покинул свою привычную обитель, он увидел Карллу, легко спускающуюся по лестнице, вниз, на первый этаж. Он тотчас же поспешил за ней, его смольно-чёрного цвета волосы взъерошились за доли секунды – хотя прихорашиваться он иногда мог и по часу.

”Уже встала?”, – вопросил парень, как только нагнал девушку в коридоре, и слегка улыбнулся. Это был довольно глупый вопрос, так как было вполне очевидно что Карлла бодрствует, но юноша просто хотел начать диалог с ней. Он не всегда знал как лучше обходится в таких вещах, так что действовать напрямик было его главным козырем. Она лишь пожала плечами и молча кивнула, направляясь в гостиную. Карлла была вполне молчаливой, всегда думала о чём-то – но никогда не говорила, что именно. Это иногда даже бесило Айзека, потому что сам юноша не был великим мыслителем, или же просто – не сильно вдавался в подробности вещей, так что видеть кого-то, кто мыслит также, как и собственный отец – заставляло юношу попытаться узнать секрет ещё сильнее. Он проследовал за девушкой по пятам, пока она не уселась посередине огромного, мягкого дивана, и встал перед ней, в ожидании продолжения диалога,

”Так….У тебя есть какие-то планы на сегодня?”, – слегка приподняв бровь, Айзек начала разговор, стараясь понаблюдать за Карллой подольше. Иногда девушка успевала исчезнуть настолько же быстро, как и появится – так что застать её, отвечающей на вопросы и никуда не спешащей – было весьма интересное зрелище. Она посмотрела в ответ на юношу, думаю – что же ему ответить. Она могла сказать что да, очень занята, но это было бы неправдой – а Карлла никогда не любила врать. И уж тем более не любила людей, которые используют такие методы. Она, конечно, могла простить такое, когда люди врали ради выгоды или просто пытались обмануть абсолютно незнакомого человека – но если дело касалось близких или чего-то дорого – то никогда и не за что. Она взглянула в окно, её глаза на несколько секунд не сходили с одного места на стеклянном полотне, а затем перевела взгляд обратно на Айзека,