Беспечная Медуза

Песок, Пижама и Первые Искры Воли (Одиссея в Пижаме)

Первые часы в пустыне были не прогулкой – это был театр абсурда, где главную роль играла Наташа в совиной пижаме, а декорации состояли из бесконечного желтого бархана. Пижамные совы, некогда символы уютной дремы, превратились в мудрых, но до крайности потрепанных песчаных филинов. Они смотрели на нее сквозь слой пыли, будто совы-археологи, только что откопавшие собственное нелепое прошлое. Босые ноги пылали на раскаленной сковородке песка, а солнце – небесный паяльник, методично выжигало все мысли, оставляя лишь жалкий, навязчивый рефрен: «Сомали… Берег скелетов… Корабль… Горький кофе…» Компас на ладони, этот серебристый паук-татуировка, молчал, словно обиделся. Лишь изредка он посылал слабый, теплый импульс – упрямое «туда», как будто тыкал невидимой спицей.

«Плыву, черт возьми!» – мысленно орала Наташа, спотыкаясь о бархан, который предательски подставил ей подножку. «Прямо по пустыне! В пижаме! Какой же я, к дьяволу, капитан? Капитан песчаной шлюпки? Адмирал барханов?» Ирония ситуации обжигала сильнее полуденного солнца. Она отчетливо представила Игоря: он бы сейчас невозмутимо расчехлил свой термос, словно священный грааль, и предложил: «Капитанша, может, чайку? С солью, для регидратации. Или бросим якорь у этого кактуса? Выглядит солиднее Майбаха».

Кактус. Мираж? Или реальный, колючий символ жизни, торчащий посреди этого песчаного моря, как зеленый маяк надежды (пусть и очень колючей надежды)? Наташа поплелась к нему, движимая инстинктом тени, сильнее любого магнита. Тень была крошечной, размером с кошачью дремоту, но бесценной, как последняя конфета в апокалипсисе. Она рухнула на песок у его основания, закрыв глаза. Горечь костра, того самого, у которого ее «просветили» и выкинули в пустыню, все еще стояла во рту, смешиваясь с пылью в причудливый коктейль под названием «Отчаяние с нотками пепла».

Искушение Первое: Песчаный Сиреневый Шепот и Кофе Центрального Отопления

«Наташа… – прошелестело что-то. Не ветерок, а сам песок зашептал, как змея под гипнозом. Голос был томным, сладковато-приторным, как испорченный мед, оставленный на солнце. – Зачем мучиться? Скольжение – удел сильных. А ты… устала. Посмотри на ладонь. Это же клеймо! Цепь! Якорь, брошенный в иллюзии! Вырви его! Брось в песок! Пусть сгинет, как твои глупые сомнения! Вернись… Вернись в тот сладкий сон, где теплый кофе не пахнет гарью, а друзья-призраки не задают неудобных вопросов. Или вспомни Москву! Книги, пахнущие пылью и мудростью! Душ, где вода льется, как благодать! Центральное отопление, которое греет, а не жарит, как сковородка! Это же твое! Настоящее! Не этот песчаный ад!»

Образы поплыли перед закрытыми веками с навязчивой яркостью рекламного ролика: ее уютная кровать, мягкая, как облако из пуха ангела; кружка настоящего кофе, ароматного, без привкуса пепла и экзистенциального ужаса; Аня и Саша, смеющиеся на палубе «Медузы» под ласковым, а не карающим солнцем; Игорь у штурвала, невозмутимый, как скала… Сладкая, липкая волна тоски накатила, грозя смыть остатки воли, как песчаная буря следы на бархане. Рука сама потянулась к ладони, к тому серебристому рисунку-паразиту. Вырвать! Выбросить! Вернуться в нормальность, где единственные скелеты – в шкафу, а не на берегу!

Но тут в памяти всплыло лицо Стража у костра. Его безжалостная ясность, режущая, как осколок льда. И его слова, брошенные, как камень: «Цену игнорировала…» И голос Ани, пронзительный, как сигнал тревоги: «Ты откуда взялась?» Не сладкий шепот песка, а острый нож вопроса, вонзившийся в самое нутро.

«Нет!» – мысленно рявкнула Наташа, не открывая глаз, но сжимая кулак так, что ногти впились в татуировку. Боль! Острая, реальная, как укус осы. И – вспышка! Тепла от рисунка, будто маленькое солнце проснулось у нее на ладони. Шепот смолк, словно его придавили этим самым кулаком. «Мое настоящее – это не удобный диван! Это вопрос, вбитый в меня, как гвоздь! И путь к ответу – вот мой берег! А не удобная ложь, завернутая в сладкую обертку!»

Она открыла глаза. Мираж тепла и уюта рассеялся, как дым. Был только колючий кактус-отшельник, палящее солнце-палач и бесконечный песок-тюремщик. Но внутри осталось ощущение маленькой победы. Над собой. Над пустыней? Ха! Пустыня даже не заметила. Она просто ждала.

Урок Первый: Ящерица-Гуру и Искра Прозрения

Двигаться дальше было пыткой, сравнимой с ходьбой по раскаленным углям в носках из крапивы. Ноги пылали, губы трескались, как пересохшая глина. И тут она заметила Ее. Ящерицу. Быструю, юркую, цвета выгоревшего песка, настоящего мастера камуфляжа. Она сидела на плоском камне, как на троне, и смотрела на Наташу черными бусинками глаз, дышала раздутым бочком, словно только что пробежала марафон или пересказала пустыне свежий анекдот.

«Эй, полосатый гуру! – хрипло, как старая дверь, позвала Наташа. – Как тут до воды добраться? Или хотя бы до тени покрупнее? Или до корабля, который, надеюсь, не мираж? А? Поделись мудростью песков!»

Ящерица, конечно, не ответила. Она лишь слизнула глаз прозрачной пленкой, будто надевая очки для плавания перед погружением в реальность, и резко дернула головой – быстрый, точный жест.

Наташа, движимая отчаянием или внезапным порывом обезьяньего подражания, машинально повторила движение. И… ощутила странный сдвиг. Не в пространстве – в самой ткани восприятия. Один миг – и она чувствовала тончайшую вибрацию песка под крошечными лапками ящерицы, жар камня, прожигающий брюшко, пульсацию дикой, не обремененной рефлексией жизни в ее миниатюрном теле. Миг – и снова была собой: потной, измученной, слегка сбитой с толку Наташей в абсурдной пижаме.

«Что за чертовщина?..» Она замерла. Это было не воображение уставшего мозга. Это было… скольжение? Микропереход? Кратковременный билет в сознание ящерицы? Возможно, пустыня выдала ей демо-версию своих скрытых функций?

Она снова сосредоточилась на ящерице, на ее спокойном, абсолютно животном присутствии здесь и сейчас. Не пытаясь силой войти, а просто… ощутив грань, как край пропасти. И снова – легкий толчок в сознании, как шаг на скользком льду. И она – видела мир через призму ее простых, незамутненных ощущений: тепло-холод, опасность-безопасность, пища-не пища. Никаких «откуда?», «почему?», «берег скелетов» или «горький кофе». Только чистое, незамутненное бытие. «Есть камень. Тепло. Солнце. Нет врага. Хорошо».

Назад вернулась легко, как вынырнув из теплой воды. Ящерица фыркнула, будто говоря «освоила азы, молодец», и мгновенно скрылась в песке, оставив лишь едва заметный след-зигзаг. Но в Наташе что-то щелкнуло, как замок сейфа с секретом.

«Я не должна бороться с пустыней, как дура с граблями против танка, – осенило ее ударом колокола в тишине. – Я должна… почувствовать ее ритм. Как она. Быть здесь, но не терять себя в этом „здесь“. Скользить не сквозь, а вместе. Пустыня – не враг, она… партнер по этому безумному танцу!»

Она встала, игнорируя жар, который теперь казался скорее фоном, чем палачом. Не просто пошла, волоча ноги. Она попыталась идти легко, почти танцующе, перенося вес, как ящерица: быстро, чутко, чувствуя песок не врагом, а опорой, живой, дышащей поверхностью. И сосредоточилась не на далеком, зловещем востоке, а на каждом шаге здесь. На ощущении горячего, но не обжигающего песка под босыми ступнями. На дуновении ветерка, несущего не только пыль, но и запах далекого моря (или это опять мираж?). На собственном дыхании – ритмичном, как барабанная дробь ее жизни.

И случилось чудо. Компас на ладони не просто отозвался – он вспыхнул мощным импульсом. Тонкий, яркий луч серебристого света, как лазерная указка небесного лектора, метнулся вперед и вниз, упершись в песок у подножия следующего бархана. И Наташа почувствовала слабый, но отчетливый… шорох. Не пересыпающегося песка. А чего-то иного. Как трещинка на толстом стекле реальности, из-за которой доносится странный звук.

Искушение Второе: Супермаркет «Удобные Заблуждения» и Ловец Душ с Кассовым Аппаратом

Подойдя к бархану, Наташа ахнула. Там стояла Дверь. Обычная, деревянная, покрашенная в жизнерадостный, ядовито-зеленый цвет, с блестящей хромированной ручкой, так и манящей прикоснуться. Она красовалась посреди песка, безо всякой стены, как самый наглый арт-объект в галерее безумия. На двери висела кричаще-яркая табличка: «АКЦИЯ! Холодная вода БЕСПЛАТНО! Мороженое „Пломбир Сомнения“ со скидкой 50%! Сомнения в подарок! Успей купить иллюзию комфорта!»

«Мираж. Опять мираж», – автоматически подумала Наташа, но ее сердце бешено заколотилось. Тот самый шорох исходил именно отсюда! А компас на ладони горел так тепло, что чуть не подпаливал пижаму.

«Заходи, солнышко! Не стесняйся! – прозвенел из-за двери до боли знакомый, сладковатый голос (тот самый, что шептал про Центральное Отопление). – Отдохни! Набери сил! Охладись! Зачем спешить к этим жутким скелетам? Они же только кости и проблемы!»

Наташа, как завороженная, подошла ближе. Дверь выглядела абсолютно реальной. Она даже почувствовала дуновение ледяного, кондиционированного воздуха из-под щели – обещание рая. Искушение было оглушительным, как рев толпы на стадионе. Холодная вода! Настоящая тень! Мороженое «Пломбир Сомнения»! Ей уже представлялось, как она откусывает вафельный стаканчик, а сомнения тают сладкими лужицами на горячем песке. Она взялась за ручку. Холодный металл. Совершенно реальный.

«Цена,» – вдруг громко, перекрывая шелест соблазна, сказала Наташа, вспоминая ледяные слова Стража. «Все имеет цену. Особенно в пустыне иллюзий. Что ты хочешь за мороженое, воду и эти щедрые сомнения в подарок?»

Сладкий голос засмеялся, и смех его был похож на позвякивание монет:

«О, пустяки, милая! Сущие пустяки! Твою усталость – она тебе только мешает! Твой ненужный, надоедливый компас на ладони – он же тебя пугает! Или… одну крошечную, неважную, пыльную память. О той яхте, скажем? Или о глупом, колючем вопросе Ани? Отдашь – и войдешь в рай прохлады и забвения! Гарантия удовлетворения или возврат… ну, ты поняла, возврата нет!»

Наташа посмотрела на свою ладонь. Серебристые линии пульсировали живым, тревожным светом. Вспомнила вкус кофе Игоря – горький, настоящий. Серьезное, озабоченное лицо Ани, задающей свой «глупый» вопрос. Ощущение штурвала «Медузы» под рукой – твердое, надежное. Эти воспоминания, острые и не всегда приятные, были живыми. Частью ее нового, странного, но ее «я». Отдать их за мороженое? Это как продать душу за эскимо.

«Мой рай… – тихо, но четко сказала Наташа, и голос ее звучал неожиданно твердо, – …не за этой дверью с акциями на забвение». И вместо того, чтобы тянуть ручку на себя, она резко толкнула дверь от себя, в пустоту, что была за ней.

Дверь с душераздирающим скрежетом распахнулась, но за ней не было супермаркета с холодильниками и стеллажами сомнений. Был Вихрь. Бешеный, ревущий вихрь из песка, черных, корчащихся теней и миллиардов треснувших зеркал. В осколках мелькали обрывки миров: ее московская кухня с чайником; палуба «Медузы» под безмятежным солнцем; звездная пустыня у костра со Стражем; даже уютная кровать с пижамными совами. И посреди этого хаоса – Фигура. Неясная, колеблющаяся, как пламя на ветру, но источающая жадность, холод и скуку вечного продавца иллюзий. Охотник? Или просто Ловец Душ, промышляющий на разломах реальности с кассовым аппаратом вместо сердца?

«Глупая Скользящая! Неблагодарная!» – зашипел вихрь, и сладкий голос превратился в скрежет раздираемого металла. – «Ты пожалеешь! Берег скелетов – твой берег! Там тебя разорвут на запчасти для чужих кошмаров! Это твой последний шанс на удобную ложь!»

Наташа не стала ждать финального аккорда этой угрозы. Она прыгнула в сторону, за бархан, откуда торчала предательская дверь. Не раздумывая, инстинктивно, как та ящерица. Прямо в песок, в его горячие объятия. Вихрь с ревом, похожим на проклятие кассира, которому не заплатили, пронесся над ней, затягивая ядовито-зеленую дверь, как бумажку в пылесос, и исчез, оставив только ровную, безмятежную поверхность песка и гробовую тишину, звенящую в ушах.

Наташа лежала ничком, отчаянно хватая ртом раскаленный воздух, сердце колотилось о ребра, как арестант о решетку. Компас на ладони пылал раскаленным угольком, обжигая, но и давая странное утешение. Она не только почувствовала разлом – она столкнулась нос к носу с тем, кто в них охотится на растерянные души. И выжила. Не купив мороженого. Маленькая победа пижамного капитана над супермаркетом иллюзий. «Ну что ж, – подумала она, с трудом поднимаясь. – Теперь к скелетам. Интересно, там тоже акции?»

Открытие: Эликсир Вечности в Песчаной Чаше

Наташа поднялась, отряхиваясь от песка с грацией кошки, вывалившейся из мешка с цементом. Пижама ее, некогда гордый шелковый стяг, превратилась в рельефную карту Сахары, каждый шов – русло высохшей реки. Волосы встали дыбом, как испуганный еж, увенчанный короной из колючек и отчаяния. Но взгляд… Ах, взгляд! Он был тверже алмаза, выточенного в жерле песчаной бури. Ни тени сомнения, только холодное, отточенное «дальше».

Она подошла к тому месту, где еще недавно красовалась ядовито-зеленая дверь в супермаркет иллюзий. Теперь лишь ровный песок, но… Шорох! Не тот, прежний, едва уловимый шепот разлома. Нет. Теперь это был отчетливый, настойчивый скрежет. Как будто сама ткань реальности терлась о неровный край чего-то иного. И сквозь этот скрежет, словно серебряная нить в черной пряже, пробивалось… Журчание! Чистейшее, хрустальное, неземное. Звук, от которого ссохшаяся глотка сжалась в мучительном спазме жажды.

Наташа рухнула на колени, забыв про достоинство пижамного капитана. Песок обжигал, как раскаленная сковорода, но ее пальцы, огрубевшие за часы пути, впились в него с отчаянной энергией крота, одержимого идеей докопаться до центра Земли. Она рыла, отбрасывая пласты золотистого плена, пока кончики пальцев не наткнулись не на камень, а на холод. Пронзительный, обжигающе-ледяной контраст с раскаленным песком. Что-то твердое и гладкое.

Камень? Нет. Осколок. Большой, плоский, размером с ладонь, но тяжелый, как слиток свинца. Он был мутным, словно выточен из молочного кварца, затянутого вековой пылью времен. А под ним, в аккуратном песчаном ложе – маленькое углубление, чаша, выточенная неведомой рукой. И в ней… Вода. Не просто вода. Жидкий свет. Чистейшая, прозрачнее горного воздуха, холоднее полярной ночи. Всего глоток. Но какой! Наташа замерла, боясь дышать, чтобы не расплескать драгоценность. Она осторожно, как священник, прикасающийся к реликвии, зачерпнула ладонью. Вода не имела запаха. Или имела? Чистоту. Абсолютную, вневременную. И… время. Да-да! Самый его дистиллят. Как если бы горный ручей родился не от таяния снегов, а от слез титанов, плачущих о потерянных эпохах. Аромат вечности с нотками древних ледников и звездной пыли.

Она сделала глоток. Холод впился в горло, как удар молнии из холодильника Вечности, разливаясь живительной, звенящей силой по иссушенным каналам тела. Усталость – та тяжелая, липкая трясина – отступила, как прилив перед цунами ясности. Мысли, ранее спутанные жарой и страхом, выстроились в четкий парад, отполированные до блеска. Это была не просто вода. Это была Вода Времени, вытекшая из самого разлома реальности, капля иного измерения, просочившаяся в песчаную пустыню Пограничья. Дар? Небесная милость? Или плата, переданная через щель, за пройденное испытание с дверью и вихрем? Монета, отчеканенная в кузнице абсурда?

Она допила воду до последней капли, чувствуя, как влага впитывается не только в тело, но и в самую душу, смывая остатки сладкого шепота отчаяния. Осколок стекла под ним замерцал. Неярко, но настойчиво. Слабый, фосфоресцирующий свет, будто в его мутной глубине проснулась крошечная галактика. Наташа подняла его. Повертела на ладони. В молочной дымке что-то шевелилось… Мелькнул парус? Белый, призрачный. Или это было просто отражение единственного облака, плывущего по синему колодцу неба над пустыней? Загадка. Она сунула осколок в карман пижамы (чудо инженерной мысли – карман! В пижаме! Кто бы мог подумать, что он пригодится для хранения осколков реальности?). Он лежал там, холодным, успокаивающим грузом, как карманный кусочек вечной мерзлоты. Ее первый трофей. Или… инструмент? Ключ? Оружие? Будильник для спящих дюн? Пока – просто холодный утешительный приз за выживание.

Компас на ладони, этот серебристый навигатор судьбы, снова ожил. Не импульсом, а ровным, уверенным светом, указывающим на восток. На Берег Скелетов. На корабль. На вопросы, острые, как гарпуны Охотников. Но теперь Наташа шла иначе. Она не сгибалась под солнцем, как тростинка под ураганом, а выпрямилась. Плечи расправились. Пижама с потертыми, но все еще узнаваемыми совами развевалась на ветру, как знамя забытого, но гордого полка. Она ощущала песок под босыми ногами – горячий, колючий, но уже не как пытку раскаленными углями, а как путь. Единственно возможный. В кармане лежал осколок иной реальности – талисман, якорь, напоминание. В ладони горел ее личный компас – звезда в миниатюре, карта желаний, вшитая под кожу. А впереди… Берег Скелетов. Корабль. И новые, острые, как бритва, вопросы, ждущие своих ответов.

Она улыбнулась солнцу, обветренными, потрескавшимися губами. Горький, въедливый привкус костра Стража все еще жил во рту, как воспоминание первого предательства или слишком крепкого кофе. Но теперь он смешивался со свежестью Воды Времени – чистой, леденящей, обновляющей. И с новым, незнакомым доселе вкусом – вкусом своей собственной, только что обретенной силы. Не грубой мускульной силы, а силы духа, выкованной в печи абсурда и закаленной ледяной влагой разлома. «Интересный коктейль, если заведу ресторан, там такой будет».

«Плыву,» – повторила она про себя, шагая навстречу мареву горизонта, где небо цеплялось за землю дрожащей дымкой. «Но теперь я знаю – скользить можно не только между мирами, как воришка между стеллажами в супермаркете иллюзий. Но и по их острым краям. По самому лезвию бритвы, отделяющему сон от яви, страх от отваги, ложь от вопроса. И это…» Она споткнулась о невидимый камень, но тут же выровнялась. «…даже весело. Почти. Как катание на санках с крыши небоскреба. В пижаме. С осколком стекла в кармане.»

Где-то в параллельной трещине, на палубе «Беспечной Медузы»…

Игорь, невозмутимо помешивая в кружке содержимое, похожее на смолу с ароматом выгоревшего двигателя, вдруг поднял голову:

– А где, собственно, Наташа? Кофе… – он ткнул ложкой в гущу, – …остывает. Совсем. Уже второй раз.

Аня, стоявшая у борта и вглядывающаяся не в море, а в саму дрожащую грань горизонта, где волны сливались с небом в зыбком танце, не обернулась:

– Она… прокладывает курс, Игорь. Необычный курс. Не по широтам и долготам. По разломам. По трещинам в самой… ткани. – Она провела рукой по воздуху, словно ощупывая невидимый шов. – Дай ей время. Она его найдет. Или оно ее. А кофе… – Аня слегка усмехнулась, – …оставь. Она его еще почувствует. Сквозь пески и сны. Горький, как правда.

Макс, дремавший на рубке, приоткрыл один глаз – узкую, блестящую щель. Его взгляд, казалось, пронзил мили морского простора и слои реальности, увидев одинокую фигурку, бредущую по бескрайним, зыбким пескам навстречу своей странной, немыслимой судьбе. Он едва заметно кивнул, как будто ставил галочку на невидимой карте: «Курс принят. Скорость – одна пижама в час. Груз – один осколок вечности. Назначение – край вопроса». И снова закрыл глаз.

Оазис Сомнамбул и Карта, Начертанная на Крови Просветленного Верблюда

Пустыня Пограничья, словно устав от однообразия золотых барханов, решила сменить декорации. Бескрайние волны песка сменились каменистыми плато – серым, потрескавшимся панцирем древнего исполина, усыпанным щебнем, похожим на окаменелые слезы или обломки звезд. Воздух не просто дрожал от зноя – он звенел, как натянутая струна, готовая лопнуть от напряжения. Наташа шла, механически переставляя ноги, повторяя как заклинание, как мантру против безумия: «Один шаг. Еще один. Ящерица. Чувствуй песок. Не думай о скелетах… Не думай о гарпунах… Не думай о мороженом…» Мысли были вязкими, как смола на солнце.

Именно тогда, когда надежда начала таять быстрее воды в миражном стакане, она их увидела. Пальмы. Не мираж – нет. Три жалкие, пыльные финиковые пальмы, склонившие свои макушки над крошечным, мутноватым озерцом, как три старушки над единственной тарелкой супа. Оазис! Настоящий! У подножия одной из них – драгоценная полоска тени! И… движение. Не юрких ящериц-гуру.

Верблюды. Два горбатых силуэта, величественных и невозмутимых, как буддистские монахи, медитирующие над колючками. Они жевали с философским спокойствием и опущенными длинными ресницами. А рядом с ними, растянувшись на потертом, когда-то ярком коврике, прямо в полосатой тени, спал человек. Голова укрыта тюрбаном, цвета выгоревшего песка, лицо скрыто. Рядом валялся посох с причудливым крюком на конце, похожим на клюв странной птицы, и потрепанный вещмешок, издававший тихий шелест – будто внутри шептались старые карты.

«Вода…» – выдохнула Наташа, забыв про осторожность, про Охотников, про все на свете. Жажда, этот невидимый зверь, прогрызший горло, сорвала ее с места. Она бросилась к озерцу, рухнула на колени и стала жадно зачерпывать ладонями теплую, мутноватую жидкость. Вода была солоноватой, с привкусом глины и вековой скуки, но для нее это был нектар богов. Она пила, обливаясь, чувствуя, как жизнь по каплям возвращается в тело, вытесняя вату усталости. Каждая клетка пела хором «Аллилуйя!».

– Эй, не спеши, Скользящая, – раздался спокойный, сонный голос, похожий на шелест песка в час сиесты. – Эта вода… она с сюрпризом. Гарантированным.

Наташа подняла голову, вытирая мокрый подбородок рукавом пижамы. Человек под тюрбаном сидел, подперев голову рукой, и смотрел на нее сквозь полуприкрытые веки. Его глаза были цвета старого, мутного янтаря, но невероятно глубокими – как колодцы, уходящие в самое нутро пустыни. Он зевнул так широко, что Наташа увидела здоровенный золотой зуб, сверкнувший, как пиратский дублон.

– Сюрприз? – Наташа насторожилась, вспомнив зеленую дверь и ее сладкоголосого хозяина. Рука инстинктивно полезла в карман к осколку.

– Гастрономический, – уточнил он, снова зевнув. – От нее клонит в сон. Сильно. Без тормозов. Отсюда и название: Оазис Сомнамбул. Идеальное место для дневной сиесты. Или для того, чтобы тебя догнали. – Он лениво кивнул куда-то за спину Наташи, словно указывал на надоедливую муху.

Она обернулась. На горизонте, в мареве, маячили три быстро приближающиеся точки. Всадники. Фигуры были размыты жарой, как акварель под дождем, но ощущение было четким, леденящим – погоня. И не просто погоня – охота. Звяканье сбруи долетело, тонкое и зловещее, как звон ножниц Парки.

– Охотники? – прошептала Наташа, вскакивая. Сердце провалилось куда-то в пятки, отбивая там барабанную дробь паники. – За мной?

– Ммм… – Человек потянулся с кошачьей грацией. – Похоже. Или конкуренты. В последнее время тут много охотников за Скользящими. Модная охота. Прибыльная. Ты, я смотрю, новенькая? – Его янтарные глаза скользнули по ее пижаме, задержались на сове. – Пижама… очаровательный дресс-код для Пограничья. Особенно для побега. Очень… заметно.

– Кто ты? – спросила Наташа, озираясь в поисках укрытия. Камни? Слишком низкие, как табуретки для гномов. Пальмы? Худшая защита – одна сплошная дыра. Верблюды? Смотрели на нее с философским безразличием.

– Картограф, – ответил он просто, зевнув в третий раз. – Харун. Картограф Снов и Разломов. В свободное от сиесты время. Одним словом, фрилансер.– Он ткнул пальцем в свой вещмешок, откуда донесся шелест. – Ищу материал для новых карт. А ты, похоже, идеальный источник. Вся в движении, вся в трещинах… – Его взгляд уперся в ее ладонь, где пульсировал компас. – О, Сомали? Берег скелетов? Интересный курорт. Прямо скажем, экстремальный. Туда обычно билеты в один конец. Или с открытой датой возврата… в лучший мир.

Всадники приближались. Уже были видны темные, развевающиеся плащи, скрытые лица (маски? шлемы?), странное оружие, похожее на длинные стеклянные гарпуны, сверкавшие на солнце зловещими зелеными огоньками. Знакомый холодок страха обжег Наташу.

– Помоги! – вырвалось у нее, голос сорвался на хрип. – Они меня поймают! Или… или того хуже!

– Помочь? – Харун поднял единственную видимую бровь, удивленно и лениво. – Дорогая, я картограф, не герой-спасатель. Моя работа – наблюдать, фиксировать, иногда подремывать в тени. Но… – он вяло почесал затылок под тюрбаном, – …ты можешь купить карту. Самую свежую. До Берега скелетов. С указанием кратчайшего пути и всех ловушек Охотников. Только что составленную. Горяченькую.

– Чем?! – отчаялась Наташа, похлопывая по пустым карманам пижамы. – У меня нет ничего! Только пижама… и осколок. – Она показала мутный кусочек стекла.