© Наталья Щербатюк, 2025
ISBN 978-5-0067-6274-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Беспечная медуза
Курс на сон
Соленый ветер, этот неугомонный парикмахер океана, с азартом терзал рыжие пряди Наташи, норовя заплести их в невидимые сети, цепляясь за ресницы с навязчивостью назойливой мошки. Она крепче сжала штурвал «Беспечной Медузы», ощущая под ладонью не просто упругую дрожь рулевой трости, а самый пульс судна – живое, отзывчивое биение сердца, в такт которому стучали волны о борт. Атлантика растекалась вокруг бирюзой и ультрамарином, словно гигантская, переливающаяся самоцветами скатерть, сотканная из миллиардов солнечных зайчиков, подернутая легкой рябью. Испанское побережье маячило слева ленивой, сонной полосой, где охра скал сливалась с изумрудом лесов, будто земля, нехотя проснувшись, протянула в море свою теплую, загорелую руку.
– Держи, капитанша, – раздался сзади голос, глубокий и спокойный, как гул прибоя в пещере. Игорь, невозмутимый, словно скала, выточенная самим Нептуном для проверки на прочность штормами (которых, к его тихому сожалению или облегчению, пока не предвиделось), протянул ей дымящуюся кружку. – Двойной эспрессо, щепотка корицы, твой фирменный рецепт выживания. Думай над курсом, а я пока постою у руля, не дам этому резвому коньку (он кивнул на штурвал) свернуть на первую попавшуюся сардину.
Наташа кивнула, благодарно приняв эликсир бодрости, пахнущий не просто обещанием и землей, а целым континентом, сжатым в аромат – терпким, горьковатым и бесконечно обнадеживающим. Она позволила Игорю занять ее место у капризного «коня», освободив ладони, и обвела взглядом свое маленькое, плывущее королевство. Ощущение было сродни тому, как орёл окидывает взором владения с высоты, только вместо скал – волны, вместо бездны – синева до горизонта.
На корме, растекшись по мягким подушкам с грацией двух сытых и самодовольных кошек, Аня и Саша щурились на солнце, золотящее лица. Их разговор был похож на ленивое мурлыканье – обрывки фраз о красоте проплывающих вилл, похожих на сахарные замки, о божественном вкусе тапас в прошлом порту («Тот хамон, Наташ, он просто пел во рту!») и о странной птице, пронесшейся над палубой и напоминавшей, по единодушному мнению, летающий заварной чайник с неопрятным хохолком. Выше, на крыше рубки, восседал Макс. Он сидел в позе лотоса, если бы лотос мог выглядеть слегка помятым после ночной вечеринки в океане. Его лицо было отстраненным, взгляд утонул в той самой точке, где небо, не в силах удержаться, целует океан, образуя гипнотическую, бесконечную синюю линию – шов мироздания, сшитый из света и воды. Казалось, он медитировал не на горизонт, а в него, растворяясь в этой синеве, как кусочек сахара в горячем чае, стремясь стать частью великой тайны.
«Куда ж нам плыть?» – пронеслось в голове Наташи, пока горячий глоток кофе разливался внутри теплой волной. Она спустилась в каюту, где пахло деревом, смолой и легкой сыростью – запахи, ставшие родными. Открыла ящик штурманского стола и достала пару потрепанных морских карт. Бумага была шершавой под пальцами, испещренной линиями маршрутов и загадочными пометками, пахла временем, солью и тысячами морских миль, словно кожа старого морского волка. Пальцем она провела линию вдоль побережья Испании, мимо Португалии с ее могучими, рожденными для серфинга волнами, и дальше – в теплые, ласковые объятия Эгейского моря, к белым, ослепительным домикам Санторини и древним, загадочным камням Афин. Мысль показалась ей… не просто правильной, а подобной идеально выбранному курсу по звездам – полной приключений, остроты, но при этом обладающей железной логикой селедки, плывущей на нерест.
К вечеру, когда солнце, намаявшись за день, начало неспешно катиться к воде, окрашивая небо и море в золото, пурпур и розовый фламинго, они собрались на ужин на палубе. Воздух был напоен запахами, от которых урчали даже самые философские желудки. Игорь, как добрый кухонный маг, наколдовал что-то невероятно ароматное на крошечном гриле – креветки шипели, как раздраженные раки, отбиваясь от жара. Аня с хирургической точностью нарезала хрустящий хлеб, посыпанный кристалликами соли, похожими на микроскопические алмазы. Саша расставляла тарелки с важностью посла, сервирующего королевский пир. Макс спустился с небес (точнее, с рубки), его взгляд все еще казался слегка затуманенным, будто он принес с собой кусочек бесконечного горизонта, но в уголках губ играла тень загадочной улыбки – возможно, он только что постиг великую космическую шутку, суть которой нам, простым смертным, не дано понять, или просто унюхал креветки.
– Итак, товарищи мореплаватели, бесстрашные спутники по этому плавательному средству! – начала Наташа, разливая рубиновое вино по бокалам. Звук льющейся жидкости, звонкий и жизнерадостный, как смех русалки, был удивительно громким в наступившей внезапной тишине, нарушаемой лишь плеском волн и шипением гриля. – Планирую обогнуть носок Португалии, мыс Сан-Висенти, поймать пару-тройку атлантических горбунов для остроты ощущений и проверки содержимого наших желудков на прочность, а затем взять курс на Элладу! Острова, залитые солнцем, мифы, оживающие в камне, мусака, от которой плачут от счастья… Но! – она сделала драматическую паузу, достойную шекспировской сцены. – Путь предстоит не близкий, как до соседнего буя. Прежде чем мы окончательно свяжем себя узами морского братства (и неизбежным в таких походах легким ароматом селедки и отсутствием душа дольше трех дней), хочу спросить. Всем ли по душе этот безумный, но чертовски притягательный план? Или, быть может, кому-то пора на твердую, неподвижную землю, где туалет не качает? Следующий приличный порт – в паре часов хода. Испания, цивилизация, души и прочие блага сухопутной жизни.
Игорь хмыкнул, мастерски переворачивая креветки щипцами, как гладиатор на арене. Саша мечтательно вздохнула: «Греция… О, эти белые домики на скалах…". Макс кивнул медленно и веско, как будто подтверждая не просто согласие, а фундаментальный закон вселенной, гласящий: «Плыть в Грецию – благо». Аня же, отложив кусочек хлеба с почти церемониальной важностью, подняла на Наташу свои ясные, чуть раскосые глаза. В них светилось не праздное любопытство довольной кошки, а что-то более глубокое, пронзительное, почти испытующее – взгляд археолога, нашедшего неожиданную трещину в знакомой стене.
– Наташ, – произнесла она четко, перекрывая и шум волн, и шипение гриля, и даже тихое бульканье вина в бокале. – А ты откуда взялась? Вот так. Среди нас. На этой яхте. Капитаншей.
Тишина повисла мгновенно, густая, внезапная и тягучая, как оливковое масло высшего сорта, разлитое по палубе. Даже Макс оторвал взгляд от вечного горизонта и устремил его на Наташу. Игорь замер с щипцами в руке, словно загипнотизированный. Саша застыла с куском хлеба на полпути ко рту, превратившись в соляной столп любопытства.
Какой хороший вопрос. Простой. Как удар весла по воде. И такой же неожиданный, как айсберг в Средиземном море, – пронеслось в голове Наташи. Мысль была ясной, холодной и звонкой, как удар корабельного колокола в тумане.
Она открыла глаза.
Не соленый ветер, игравший в ее волосах, а теплый, спертый воздух комнаты, пахнущий пылью и застоявшейся жизнью. Не бирюзовое, дышащее море за иллюминатором, а знакомый, до боли обыденный пейзаж за окном – ясное июльское утро, пыльные тополя, похожие на запыленные метлы, припаркованная во дворе машина соседа, вечно подтекающая маслом. Она лежала в своей кровати, под легким одеялом, вдруг показавшимся ей невыносимо тяжелым. Сердце колотилось странно часто и гулко, как барабанная дробь после бега на длинную дистанцию или… после резкого рывка шквала.
«Откуда взялась?..»
Отголоски сна витали в сознании, как морской туман на берегу после шторма: отчетливый вкус кофе с корицей, обжигающий язык; ощущение упругого, живого штурвала в ладонях; соленый, щиплющий привкус на губах. И этот пронзительный, неудобный, как камешек в ботинке, вопрос Ани. Он звенел в ушах назойливо и громко, как комар, забравшийся под полог.
Наташа села на кровати, чувствуя легкое головокружение, как после качки. Солнечный зайчик, словно озорной дух, плясал по стене, высвечивая знакомые детали: ту самую трещинку на обоях, похожую на карту неизведанной реки; пыльную гитару в углу, молчаливого свидетеля несыгранных баллад; стопку книг на тумбочке – каменные плиты обыденности. Ее комната. Ее жизнь. Обычная, земная, прибитая к берегу гвоздями расписания и счетов. Никаких яхт. Никаких бесконечных горизонтов, манящих в неизвестность.
Но ощущение… Ощущение было иным. Не пустота пробуждения, а странная полнота возвращения. Как будто она действительно вернулась. С какого-то странного, яркого, насыщенного запахами и ветром плавания. Сон? Да, но такой детализированный, что каждая морщинка на лице Игоря, каждая волна казались реальнее этой пыльной комнаты. Почему вопрос Ани прозвучал не как бессмыслица сновидения, а как ключ, повернутый в замке потайной двери, ведущей в куда-то очень важное?
Она встала, подошла к окну, будто надеясь увидеть за тополями бирюзовую гладь. Июльское солнце безжалостно заливало двор, превращая асфальт в раскаленную сковороду. Где-то монотонно, как метроном обыденности, лаяла собака. Реальность давила, как ватный халат. Но в голове, вопреки всему, крутились карты с нарисованным жирной линией курсом на Грецию. Лицо Макса, медитирующего в никуда, с загадочной полуулыбкой. Игорь с вечным, спасительным кофе – эликсиром капитанов.
«Откуда взялась?» – снова прозвучал в памяти четкий голос Ани, словно эхо в пустой раковине.
Наташа вздохнула, и воздух показался ей густым и безвкусным после морского бриза. Возможно, Аня была права. Возможно, она, Наташа, действительно «взялась» откуда-то. Из того сна? Или туда – в тот сон, на палубу «Беспечной Медузы» – она вернулась? А это… пробуждение в пыльной комнате… Было ли оно настоящим? Или это всего лишь очередная, временная пристань в бесконечном плавании души? Где берег? Где море? Где грань?
Она потянулась к телефону, чтобы проверить время – этот ритуал причастия к реальности, и заметила на тыльной стороне ладони маленькую, едва заметную царапину. Совсем свежую. Розовую. Как от тонкой, натершей кожу веревки. Или… от жесткого троса штурвала яхты под названием «Беспечная Медуза».
На кухне, наливая себе кофе (автоматически: эспрессо, щепотка корицы – ритуал или бессознательная тоска по эликсиру?), Наташа поймала себя на мысли, выплывшей из глубин, как неожиданная медуза: «Интересно, успеет ли „Беспечная Медуза“ обогнуть мыс Сан-Висенти до того, как поднимется полуденный бриз? И… – мысль застряла, колючая, – захотят ли они плыть дальше без своей капита… без меня?»
Она взглянула в окно на ясное, безмятежное, удивительно плоское небо. Курс в этой реальности был неясен, как туман над болотом. Но вопрос Ани висел в воздухе ее маленькой кухни, звенящий и неотвеченный, как забытый колокольчик на ветру. Откуда? И главное – куда теперь, когда знаешь, что где-то есть море, соленый ветер и штурвал, ждущий твоей руки?
Через неделю, в почтовом ящике, этом алтаре современной цивилизации, заваленном рекламными сиренами, зовущими купить то, без чего прекрасно жилось, и счетами, напоминающими о неумолимом течении земного времени, Наташа нашла открытку. Не просто кусочек картона, а настоящий артефакт, окно в иную реальность. Вид с высоты птичьего полета – нет, полета чайки, наверное – запечатлел белоснежную яхту, изящную и дерзкую, как лебедь, решивший покорить океан. Она рассекала лазурные, почти неоновые воды у скалистого берега, такого обрывистого, что казалось, земля, не выдержав красоты моря, решила свалиться в него прямо здесь. «Беспечная Медуза» – узнала Наташа мгновенно, сердце екнуло, как парус при резкой смене ветра. На обороте, размашистым, незнакомым почерком, похожим на следы краба, убегающего по мокрому песку, было нацарапано: «Курс на Лефкаду держим. Макс утверждает, что ты была коллективной галлюцинацией, вызванной некачественными сардинами (он теперь веганствует, представь!), но Игорь, упрямый, как ослик с Миконоса, оставил для тебя кофе. В термосе. С корицей. Аня просит ответить на вопрос. Не терпится. Скучаем. P.S. Португальские волны – просто огонь! Швыряло так, что Саша чуть не подружилась с китом! Уверен, это был кит. Или очень большая волна. В общем, эпично!» Подписи не было, но подвох заключался в другом. Наташа долго смотрела на фото, впитывая каждый блик на воде, каждую тень на палубе, словно пытаясь разглядеть в иллюминаторах знакомые лица. Потом перевернула открытку еще раз, машинально, и взгляд ее упал на лицевую сторону, в самый уголок, где обычно пишут дату отправления этого бумажного посланника. Там стояли не цифры, а три буквы, выведенные аккуратнее основного текста: «К.Б.К». Как Было Классно? Камбэк? Кит и Белый Киль? Какой Брать Курс? Не понятно.
Она поставила чашку с остатками остывшего кофе на стол с тихим, но отчетливым звоном, нарушившим тишину кухни. Вопрос Ани больше не висел в воздухе неудобным камешком – он разросся, превратившись в целую скалу, в маяк, в карту с огромной вопросительной меткой. Он звучал теперь не просто как вопрос, а как приглашение на танец с судьбой. Или как предупреждающий гудок перед входом в туманный фьорд. «Откуда взялась?» – возможно, это был единственно важный курс, единственный истинный компас, который ей предстояло проложить сквозь мели и рифы собственной запутавшейся жизни. И «Беспечная Медуза», похоже, не просто ждала ее решения – она дышала ожиданием где-то там, на самом стыке реальностей, у той самой синей линии горизонта, где небо целовало океан, образуя шов мироздания. Она чувствовала это каждой клеточкой, оставшейся соленой после сна.
Воспоминание (Развернутое до размеров континента)
После получения открытки от «Беспечной Медузы» – или от кого-то на ее борту, кто предпочел остаться инкогнито, как пират в мирное время – Наташа погрузилась в состояние не просто навязчивого дежавю, а в настоящий океан узнавания. Каждый запах кофе (особенно с корицей!) оборачивался волной соленого ветра. Тень от пролетающего самолета на асфальте напоминала парус. Даже скрежет несмазанной двери в подъезде звучал как скрип такелажа на ветру. Вопрос Ани «Откуда взялась?» висел в ее сознании постоянно, как назойливая чайка, требующая хлеба. А та самая маленькая, едва заметная царапина на тыльной стороне ладони – она то затягивалась, то снова чуть краснела, как будто невидимый штурвальный трос натирал ее вновь и вновь, напоминая о другой реальности. Она стала ее талисманом, доказательством безумия или… истины.
Однажды вечером, сидя у себя дома (уже не в постели, а за столом, заваленным не морскими картами, а скучными отчетами), она разглядывала знакомый вид из окна. Ту самую сталинскую высотку – исполинский торт из камня и света, подсвеченный алым закатом. Внизу темной лентой вилась Москва-река, больше похожая на лужу ртути в этом городском пейзаже. И вдруг… щелчок. Не в ушах. Не в дверном замке. Щелчок внутри, в самой глубине памяти. Как замок сейфа, открывшийся от найденного кода.
Не мимолетное смутное воспоминание всплыло, а целый остров ощущений вынырнул из тумана прошлого. Тот самый летний вечер много лет назад. Гнетущее одиночество в пустой, слишком большой квартире (бабушкиной? да, точно!). Тишина, такая густая, что слышно было, как пылинки падают на паркет. И на подоконнике, поймав последний агонизирующий луч заходящего солнца, стояли они – песочные часы. Неказистые, деревянные, явно ручной работы, купленные на блошином рынке за смешные копейки. Стекло колб было слегка волнистым, неровным. Песок внутри – не золотой и не белый, а обычный, желтовато-серый, как пляж после шторма. Наташа, тогда еще совсем юная, с душой, полной непонятной тоски и вопросов без ответов (студентка? старшеклассница?), от скуки ли, от безысходности или повинуясь какому-то глубинному, зовущему импульсу, протянула руку и… перевернула их.
И случилось Это. Не просто песок посыпался вниз тонкой струйкой. Воздух вокруг зашуршал. Не звук, а вибрация, физическое ощущение, будто сама ткань пространства-времени, эта космическая простыня, затрепетала под невидимой рукой. Она замерла, завороженная не столько гипнотическим падением песчинок, сколько этим странным, плотным, почти осязаемым движением чего-то невидимого, но могущественного. Взгляд потерял фокус на золотисто-серой струйке, растворился в ней, утонул…
И в следующее мгновение – не плавный переход, а резкий щелчок переключения каналов мироздания. Не сон (слишком реально!), не обморок (слишком осознанно!). Перенос. Телепортация без машины времени. Пустыня. Бескрайняя, безжалостная, остывающая после дневного пекла. Ночь. Небо – не нарядный черный бархат, а бездна, усыпанная невероятно яркими, крупными, почти давящими звездами. Они висели так низко, что казалось, протяни руку – и зацепишь алмазную россыпь. Возьмёшь горсть и нанизаешь на нить ожерелья судьбы. Воздух был сухим, колючим, пахнущим горьковатой полынью, пылью веков и… кофе? Да, отчетливый, густой аромат свежесваренного кофе! Перед ней пылал костер. Не сложенная кучка горящих веток, а живой, трескучий очаг, излучающий не только тепло, но и островок уюта, дерзко брошенный в эту безжизненную, пугающую пустошь. На раскаленных углях, черных, как ночь, стоял старинный, потемневший от копоти и времени, медный кофейник. И у костра, спиной к жаркому дыханию пламени, сидел мужчина.
Он был не старый и не молодой. Возраст терялся в игре теней и света от костра, прыгавших по его лицу. Но от него веяло вневременной мудростью, спокойствием глубокого озера и… тихой, вселенской усталостью? Он не вздрогнул, не обернулся с криком «Кто здесь?!». Просто поднял глаза, когда она материализовалась из ничего. Взгляд его был глубоким, как сама пустынная ночь, и проницательным, как луч лазера. Он не сказал ни слова. Ни звука. Просто кивнул в сторону шипящего кофейника, как будто предлагал: «Гость – к столу». Или просто констатировал факт ее внезапного присутствия: «Ага, прибыла. Кофе готов». А потом… песок в часах кончился. Знакомый *ш-ш-ш* прекратился. И она снова сидела на холодном подоконнике в Москве, в пустой бабушкиной квартире, сердце колотилось так же бешено, как сейчас, после открытки. Она списала это на усталость, переутомление, странную галлюцинацию от духоты. Забыла. Тщательно вытеснила в самый дальний чулан памяти, забитый ненужным хламом.
Почему ВСПОМНИЛА именно сейчас? С пугающей, кинематографической четкостью?
Этот забытый эпизод всплыл не просто так, а с силой цунами именно после всей истории с яхтой. Связи были очевидны, как маяк в тумане:
Кофе – Аромат-Проводник: Запах кофе из того медного кофейника в пустыне и кофе Игоря на яхте (особенно с той самой корицей, которую она всегда добавляла по привычке, даже не задумываясь почему) – это был мощнейший триггер. Один аромат, как ключ, открыл дверь в другое, глубоко запрятанное воспоминание. Кофе стал нитью Ариадны, связующей три реальности: пустыню, яхту, Москву.
Ощущение Перехода – Дежавю До Мозга Костей: Резкий, физический перенос из Москвы в пустыню был точь-в-точь похож на «пробуждение» из сна о яхте в своей кровати. Тот же шок разорванности, та же мгновенная потерянность, тот же мучительный вопрос, пронзающий сознание: «Где Я? Как Я здесь оказалась? По какому праву?» Ощущение было не просто похожим – оно было идентичным.
Вопрос Бытия – Взгляд Сквозь Времена: Мужчина у костра смотрел на нее точно так же испытующе, пронзительно, без слов спрашивая, как Аня на палубе «Беспечной Медузы». Не требовал ответа, но всем своим видом, своим молчаливым, спокойным присутствием вопрошал: «Кто Ты? Откуда Пришла? Какая Сила тебя Принесла? И Зачем?» Его взгляд и вопрос Ани сливались в один мощный аккорд сомнения в собственной… принадлежности? реальности? точке отсчета?
Артефакт. Песочные Часы! Где они?! Мысль ударила, как гром среди ясного московского неба. Наташа вскочила. Они должны быть! Где-то здесь! В этой квартире! В коробках, на антресолях, среди бабушкиных вещей, которые так и не разобрали после… Это же не какая-то безделушка! Это ключ! Или… ловушка? Дверь, которую однажды открыли и забыли закрыть наглухо?
Наташа нашла песочные часы после лихорадочных поисков, перевернув старые коробки с учебниками по матанализу, которые теперь казались артефактами из параллельной, невероятно скучной вселенной. Они лежали на дне, завернутые в пожелтевшую газету. Пыльные, деревянные, с потертостями и царапинами на темном лаковом покрытии. Стеклянные колбы были целы, но одно – слегка потрескалось у основания, как паутинка. Песок внутри, тот самый желтовато-серый, казался мертвым, застывшим. Сердце Наташи колотилось, как барабан в руках лихого африканца. Она вынула их, сдула пыль, ощутив под пальцами шероховатость дерева и холод стекла. Они были легче, чем помнилось, и тяжелее, чем казалось. Она поставила их на свой собственный подоконник в московской квартире, глядя в окно на ту же самую высотку, подсвеченную вечерними огнями. Башня казалась теперь не символом стабильности, а гигантским стражем, охраняющим портал в обыденность.
Вечер. Тишина. Только отдаленный гул города. Наташа положила ладонь на деревянный корпус часов. Под кожей почувствовалось едва уловимое, но отчетливое покалывание, легкая вибрация, как от спящего моторчика. Страх, холодный и липкий, схватил за горло. Но его пересиливало невероятное, жгучее любопытство, тяга к разгадке, к иному горизонту. Это было сильнее ее.
«Откуда я взялась?» – шепнула она, обращаясь и к Ане, и к тому молчаливому мужчине у костра, и к самой себе, к своим сомнениям. Голос звучал хрипло в тишине комнаты. – «Может… именно отсюда? Из этой точки? Из этого акта… переворота?»
Она глубоко вдохнула, наполняя легкие знакомым воздухом Москвы – запахом асфальта, тополиного пуха, чужой жареной рыбы из соседского окна. Но где-то на краю обоняния, словно мираж, замаячили горьковатая полынь и густой, обжигающий аромат кофе из медного кофейника. Ее палец, дрогнув лишь на мгновение, коснулся прохладного, чуть пыльного стекла колбы. Она почувствовала ту самую шероховатость трещинки у основания. Она обхватила деревянный корпус обеими руками, ощущая его вес, его потенциал, его древнюю, затаенную силу. И медленно, очень медленно, как сапер, обезвреживающий бомбу, или как жрица, совершающая священный обряд, начала переворачивать песочные часы.