Ж-Ж: Король Помойки

Я снова вернулся к столу с десертом. Сел прямо на край тарелки и посмотрел ему в глаза. Это был вызов.

– Ну чё, брат, давай, попробуй достань меня, – жужжал я.

Он махнул меню. Я взлетел. Он промазал. Народ заржал. Девицы хлопали руками, как будто я был цирковым номером.

И тут я понял: я выиграл. Неважно, выгонят меня через минуту или я улечу сам – моё шоу уже состоялось. Я сделал так, что вся кафешка говорила обо мне.

Но, брат, гордыня – опасная штука. В тот момент, когда я решил отпраздновать победу и залез на вазочку с сахаром, официант включил свою хитрость.

Он не стал больше бегать. Он просто взял полотенце, свернул его в жгут и стал ждать.

Я уселся в сахарницу, утонул в кристаллах сладости и кайфовал. И вдруг – бах! Полотенце пролетело рядом, чуть не накрыв меня.

Я успел взлететь, но понял: тут шутки кончились. Ещё секунда – и меня бы накрыли, как простую муху.

Я вылетел из кафе, весь в сахаре, липкий, но счастливый. Сел на уличный фонарь, отдышался и подумал:

– Вот это было шоу! Я не просто поел. Я был звездой. Я оставил след в их памяти. Теперь, когда они будут заказывать чизкейк, они вспомнят меня, Ж-Ж, короля Скудоумии.

Знаешь, брат, эта кафешка научила меня важному правилу:

никогда не думай, что чужая территория безопасна. Но если уж влезаешь – делай так, чтобы все тебя запомнили.

Пусть официанты – «жмоты», девицы – визжат, а мужики ржут. Главное, что я снова остался жив и сытый.

А значит, Ж-Ж снова на коне.

Заговор Против Человека

После кафешки я понял одно: люди – это реальная проблема. Не просто фон, не просто «хозяева жизни», а прям конкретные враги. Они не дают хавать, гоняют, машут руками, бьют тапками, газетами, полотенцами, даже пылесосами! Короче, брат, война идёт уже давно, просто мы, мухи, обычно молчим и терпим.

Но терпение не бесконечно. У каждого из нас есть своя боль: кого-то прибили тапком, кого-то выкурили спреем, кому-то оторвали крыло. И вот в один вечер, когда солнце садилось за Скудоумие, я оказался на самой настоящей сходке.

Собрание проходило в легендарном месте – возле огромного зелёного бака за «Пятёрочкой». Для людей это просто вонючая помойка, а для нас – храм. Здесь всегда есть хавка, крыши для переговоров и безопасная зона, куда дворники не часто лезут.

Собралось нас много: старые бывалые мухи с покоцанными крыльями, молодняк, который только недавно вылетел из куколок, даже пара тараканов заявилась «на послушать».

В центре сидел Старый Слип, главный авторитет. Ему уже лет сто, по муховским меркам – вечность. Его глаза мутные, крылья в дырах, но голос такой, что даже тараканы молчали.

– Ну чё, братва, – начал он, – сколько можно терпеть? Мы летаем, пашем, делаем своё дело, а эти людишки нас шлёпают! Мы для них будто грязь. А ведь без нас их мир давно бы в дерьме утонул.

Толпа зашумела.

– Верно говорит!

– Они неблагодарные!

– Сколько братьев тапками полегло!

Я тоже подлетел ближе. Мне было интересно, что будет дальше.

Первым слово взял Гнус, молодой горячий пацан.

– Да чё тут думать? Надо в наступление идти! – кричал он. – Налетаем толпой на одного человека, крутимся у него ушей, залетаем в нос, глаза, пока он не сойдёт с ума!

– О, красиво, – сказал кто-то сзади. – Это ж чисто психическая атака!

Но Старый Слип поднял лапку:

– Гнус, ты горяч. Если мы будем вот так лезть напролом, нас всех перебьют. Люди сильнее. У них тапки, спреи, липкие ленты. Тут нужна стратегия.

Тогда выступил другой – Чёрный Макс, легенда района. Говорят, он один раз целую неделю жил в квартире, питаясь только пельменями и борщом из кастрюли.

– Я вот что скажу, – загудел он. – Людей надо бить по больному. Не в лицо, не в руки, а туда, где у них слабости. У них есть жратва – мы её портим. У них есть чистота – мы её превращаем в хаос. У них есть нервы – мы их жжём, пока они не треснут.

Толпа зашумела, загудела. Мне аж понравилось. Реально звучало как план.

– Согласен! – крикнул я. – Мы должны стать их кошмаром, их назойливым сном! Чтобы каждый человек, ложась спать, думал: «Где эта муха, которая завтра придёт и испортит мне жизнь?»

Толпа заржала и поддержала. Даже Старый Слип посмотрел на меня с уважением.

Но тут в разговор влез таракан. Большой, рыжий, усатый, по кличке Карапетыч.

– Слушайте, мухи, – сказал он. – Вы, конечно, классные, но вы мелкие и живёте недолго. Вам войну вести тяжко. А вот мы, тараканы, вечные. Мы выживаем везде. Может, вам стоит с нами в союз пойти? Мы мозги, вы – крылья. Вместе будем людей трепать.

Толпа загудела неоднозначно. Кто-то «за», кто-то «против». Я лично тараканам не доверял. Они хитрые, всегда мутят под себя.

– Э, Карапетыч, не гони, – сказал я. – Вы, тараканы, всегда любите рулить. Но у нас своё движение. Мы не под кого ложиться не будем.

Толпа снова заржала, поддержав меня. Карапетыч фыркнул, но промолчал.

И вот тогда слово взял Старый Слип. Голос у него был глухой, но в нём была сила.

– Слушайте меня, мелочь пузатая. Человек – наш главный враг. Он нас ненавидит, но при этом зависим от нас. Без нас его мир рухнет. И поэтому наша задача – не убить человека, а показать ему, кто в доме хозяин.

Он сделал паузу, и все замолчали.

– Мы должны действовать по плану. Первое: нападать не в одиночку, а стаями. Второе: выбирать время, когда люди расслаблены – едят, спят, целуются. Третье: бить точечно – в еду, в тишину, в уют. Пусть у них не будет покоя.

Толпа взревела.

– Да! Правильно!

– Пусть знают, кто тут король!

– Мы – армия Ж-Ж!

Я даже офигел от этих слов. Вдруг я стал символом? Я-то всего лишь тусовщик с помойки, а тут меня уже сделали знаменем борьбы. Но, если честно, мне понравилось.

Потом пошло конкретное распределение: кто отвечает за какие зоны.

– Гнус со своей стаей – на рынок. Там много хавки.

– Макс – в общаги. Там студенты, у них всегда бардак.

– Пара новичков – в школу, где дети. Они больше всех орут.

А мне, Ж-Ж, дали самую крутую миссию: кафешки и рестораны. Потому что я там уже засветился, и теперь моё имя ходило в легендах.

– Ты, Ж-Ж, станешь нашим «фронтменом», – сказал Слип. – Люди должны помнить твоё жужжание, как приговор.

Толпа снова закричала. Я сидел, жужжал и думал: «Ну всё, брат, это не просто движуха. Это уже история. И я в ней главная фигура».

Сходка завершилась. Толпа разлетелась по делам, тараканы ушли в свои щели, а я остался один на краю бака. Смотрел на закат и думал:

– Вот оно, брат. Вчера я просто гонялся за окрошкой и прятался от дворника. А сегодня я стою во главе войны против людей. Жизнь – штука странная.

И где-то внутри у меня родилась новая мысль:

если уж быть мухой, то быть назойливой мухой. Чтобы меня помнили веками.

Встреча с Нано-Мухой

Я всегда считал, что знаю жизнь. Помойка – мой университет, двор – моя академия, а мусорный бак – кафедра философии. Но вот судьба решила подкинуть мне урок, брат. И это был урок будущего.

Случилось это после сходки. Я сидел на подоконнике какого-то интернет-кафе. Старое, облезлое место, где пацаны зависали за компами, жуя чипсы и квася пепси. Внутри воняло проводами и пылью, но для меня это был рай: куча крошек, остатки сладкой газировки и целые армии сонных задротов, которых можно доставать своим жужжанием.

Я кайфовал, пока не услышал странный звук. Не жужжание, не писк, а что-то тонкое, вибрирующее, будто радио ловит волну. Я повернулся – и чуть не выпал из окна.

Передо мной зависла муха. Но не простая. Она вся переливалась серебристым блеском, её крылья сияли, как антенны, а глаза будто светились цифрами.

– Здорово, брат, – сказал я, жужжа по привычке. – Ты чё за покемон?

Она хмыкнула:

– Я не покемон. Я – Нано.

– В смысле, нано? Типа маленькая? – не понял я.

– Нано-Муха. Версия 2.0. Улучшенный прототип. Цифровой апгрейд на базе базовой биологической платформы.

Я заморгал всеми глазами сразу.

– Слышь, по-человечески можно?

Она усмехнулась:

– Ладно. Я та же муха, что и ты, только я вижу мир не так, как вы, «старички». Я читаю Wi-Fi-сигналы, вижу вибрации телефонов, понимаю, что люди пишут в интернете.

Я опешил.

– Подожди, подожди. Ты хочешь сказать, что видишь не только жратву и дерьмо, а ещё и вот эти их… экраны?

– Точно, – кивнула Нано. – Я живу в цифре. Для вас мир – это помойка, мусор, запахи. Для меня – это информационные потоки.

Я аж прифигел.

– А чё толку? Всё равно хавать надо реальную жратву. От цифры не нажрёшься.

Она вздохнула.

– О, Ж-Ж… ты всё ещё думаешь категориями двора. Мир давно поменялся. Люди зависят от информации сильнее, чем от еды. Их можно свести с ума не тухлой костью, а мемом. Не лужей кваса, а уведомлением.

Я чесанул лапкой за ухом.

– Ну и чё? Допустим, ты это всё знаешь. Зачем оно мухе?

Нано зависла в воздухе, а её крылья засветились странными узорами.

– Затем, что мы можем управлять людьми. Представь: я залетаю в офис, вижу пароли, вижу письма. Я могу подсказать, куда поставить лапку, чтобы у них обрушилась система. Мы можем стать кибер-террористами.

Я заржал.

– Э, подруга, ты чё, в матрицу переиграла? Мы мухи, а не хакеры. Наше дело простое: прилетел, насрал, улетел.

Но она посмотрела на меня так, что у меня крылья похолодели.

– А может, ты просто боишься? Боишься, что мир меняется, а ты останешься вонючим королём помойки.

Меня задело.

– Слышь, я Ж-Ж, понял? Меня двор уважает, помойка слушает, тараканы боятся. Я король реального мира, не каких-то там цифр.

– А реальный мир, Ж-Ж, уже наполовину в цифре, – холодно ответила Нано. – Ты этого ещё не понял.

Мы замолчали. Внутри кафе пацаны заржали над каким-то роликом. Один из них уронил чипс, и я сразу метнулся к нему. Но Нано опередила. Она плавно спикировала, схватила крошку, будто в замедленном кино, и улетела вверх.

– Видишь? – сказала она, жуя. – Даже еду я беру быстрее. Потому что я просчитываю траекторию падения за миллисекунды.

– Ну и чё? – огрызнулся я. – Всё равно ты просто жрёшь крошку, как и все мы.

Она улыбнулась.

– Может, сейчас. Но завтра я буду жрать данные.

Мы улетели вместе, болтая. Нано рассказывала про странные штуки.

– У людей есть банки. Там не деньги, а цифры. Я могу залететь на монитор и считать, сколько у них нулей. Я могу «видеть» их пароли в воздухе, когда они печатают.

Я чуть не подавился воздухом.

– Ты чё, реально?

– Да. А ещё я могу ловить их переписки. Знаешь, сколько у них секретов? Знаешь, сколько слабостей?

Я замолчал. Впервые в жизни я понял: этот мир реально больше, чем я думал. Для меня вершина кайфа – это тарелка окрошки или дранный кусок селёдки на помойке. А она говорит о том, что можно контролить самих людей.

– Так вот, Ж-Ж, – продолжила Нано, – у вас был сходняк, да? Слип и все остальные. Я знаю. Я читала их вибрации.

Я прищурился.

– Ты даже там была?

– Я везде, где есть сигнал.

И тут она сказала фразу, от которой у меня мурашки пошли:

– Если вы хотите реально победить людей, забудьте про тапки и спреи. Идите в их головы. Управляйте их страхами, их инфой. Сделайте так, чтобы они сами открывали вам двери.

Я долго молчал.

С одной стороны, мне нравилась идея войны «по-старинке»: налетел на борщ, насрал, улетел. Это красиво, понятно, честно. А с другой – в словах Нано был смысл. Люди действительно жили уже не в мире еды, а в мире инфы.

– Ладно, подруга, – сказал я наконец. – Давай так: ты покажешь мне этот свой цифровой движ. Но только так, чтобы я не выглядел лохом.

Она улыбнулась.

– Договорились, Ж-Ж. Ты будешь моим проводником в реале, а я – твоим гидом в цифре. Вместе мы станем силой.

И вот в тот вечер, глядя на мигающий неон интернет-кафе, я понял: мир больше, чем я думал. У нас, мух, появился новый фронт – фронт невидимый, цифровой.

А я, Ж-Ж, дворняга с помойки, вдруг оказался в самом центре этой революции.

Погоня за Сахаром

Жизнь – штука простая. Иногда тебе подкидывают тухлый огурец, иногда – горку плова на помойке после банкета. А иногда судьба бросает тебе крошку сахара. Маленький белый кубик счастья, сияющий на солнце, как алмаз.

Так вот, брат, именно такой день настал.

Я сидел на периле возле кафешки, вдыхал запах кофе и булочек. Люди там пили свои капучино, ржали, фоткали друг друга на телефоны. А я смотрел вниз – и видел его. Кубик сахара. Упал прямо под стол, на асфальт. Чистый, блестящий, будто сама Вселенная сказала: «Ж-Ж, это твой шанс».

– Вот оно, счастье, – прошептал я, облизываясь. – Вот он, мой белый кристалл.

Я спикировал вниз. Но стоило мне приблизиться, как воздух прорезал звук, от которого у меня шерсть на лапках встала дыбом.

– Ж-ж-жжж…

Передо мной приземлилась она. Пчела.

– Э, слышь, полосатая, – сказал я. – Кубик мой. Я первый заметил.

Она развернулась ко мне. Огромные глаза-бусины, блестящие крылья, задница с жалом, как копьё.

– Кубик общий, – сказала она холодно. – Все сладости – собственность улья.

Я заржал.

– Улья? Ты вообще видишь, где ты? Это мой район, моё кафе, моя помойка. Улей твой вон там, за заборами. Так что катись обратно к своим сотам.

Она прищурилась.

– Здесь пахнет сахаром. Где сахар – там я.

И мы оба сделали шаг к кубику.

Это был момент истины. Сахар лежал между нами, как приз. Я видел, как его грани отражают солнце. Моё нутро кричало: «Ж-Ж, рви, это твой трофей!»

Но полосатая уже расправила крылья.

– Последний шанс, мух, – сказала она. – Отойди по-добру.

– Ага, щас, – ответил я. – Я тебе чё, таракан, чтоб от сахара отходить?

И началась гонка.

Мы оба рванули к кубику. Я метнулся низко, скользя по асфальту. Она пошла сверху, пикируя, как бомбардировщик. Ветер от её крыльев чуть не сбил меня с курса.

Я зацепил лапкой уголок кубика – и тут же отскочил, потому что жало свистнуло прямо мимо моей головы.

– Ты чё, охренела? – завопил я. – Это уже беспредел!

– Это называется конкуренция, мух, – рявкнула она.

Мы носились вокруг кубика, как два гладиатора вокруг арены. Она пыталась зажать меня сверху, я уворачивался, делал финты, нырял под её пузо. Несколько раз чуть не зацепило жалом – чувствовал его свист в сантиметре от себя.

Сахар блестел, манил, обещал кайф. Я уже чувствовал его вкус – сухой, хрустящий, чистый. Но эта полосатая психопатка стояла между мной и счастьем.

– Слышь, пчела, – сказал я на ходу, – а чё ты вообще сюда припёрлась? У тебя же там мёд ведрами, жри и радуйся.

Она не отставала.

– Ты не понимаешь. Для нас любая сладость – как золото. Мы обязаны собирать. Это наш закон.

– Закон? – хмыкнул я. – У нас законы попроще. Кто первый успел – того и тапки.

Она взвилась выше.

– Тогда попробуй успеть!

И начался настоящий замес.

Я крутился вокруг кубика, как боксер на ринге. Она атаковала сверху, жужжала, сверкала крыльями. Каждый её выпад – это удар, каждый мой финт – уклон.

Люди, сидевшие за столиком, заметили движуху.

– Смотри, муха с пчелой дерутся! – засмеялась девка.

– Давай, пчела! Жаль его! – заорал её парень.

– Давай, мух, не сдавайся! – поддержал другой.

Я офигел. У нас появился зритель. Настоящий стадион.

Я собрал всю волю в кулак. Сделал вид, что лечу влево, но резко ушёл вправо. Полосатая промахнулась, врезалась в ножку стола и чуть не рухнула. Я рванул к сахару и вцепился лапками.

– Ха! Моё! – завопил я.

Но радость длилась секунду. Пчела подлетела и толкнула меня всем телом. Мы оба кубарем покатились по асфальту вместе с кубиком.

Это уже была драка не на жизнь, а на смерть. Я кусался, она жалилась. Ну ладно, не жалилась – она берегла своё копьё, потому что знала: одно жало – и всё, капец. Но давила мощью, массой, криком.

– Отпусти! – рычала она.

– Фигушки! – орал я в ответ.

Кубик катился между нами, как футбольный мяч на финале чемпионата.

В какой-то момент я понял: в одиночку я её не осилю. Она сильнее, быстрее, и у неё жало. Но у меня было другое – хитрость.

Я отпустил кубик и резко отлетел назад. Пчела рванула вперёд, думая, что победила. Вцепилась в сахар и радостно замахала крыльями.

– Моё! – завопила она.

И в этот момент я ударил её сбоку, прямо в крыло. Она потеряла равновесие, кубик выскользнул из лапок и покатился в сторону.

Я метнулся, как молния, и схватил его.

– Ха-ха! Вот так-то! – заорал я, таща кубик. – Ж-Ж всегда забирает своё!

Пчела взревела.

– Это ещё не конец, мух! Я вернусь!

И улетела, жужжа от злости.

Я остался с сахаром. Побитый, в пыли, но счастливый. Люди за столиком аплодировали.

– Красавчик! – крикнул парень. – Вот это бой!

– Да-а-а, – выдохнул я, облизывая кубик. – Вот это жизнь.

И знаешь, брат, я понял одно. Сахар – это не просто сладость. Это символ победы. За него стоит драться, даже если против тебя целый ульяной спецназ. Потому что когда жуёшь эту белую крошку, ты понимаешь: мир принадлежит тому, у кого хватило наглости не сдаться.

А я, Ж-Ж, никогда не сдаюсь.