Главное – ты

- -
- 100%
- +
– Чем могу помочь?
– Привет, Бриджит!
Она лопнула пузырь жвачки, и ее глаза забегали.
– Привет!
Я слегка улыбнулся, смущенный ее откровенной закрытостью. Мы вместе ходили в школу. Однажды во втором классе я помог ей подняться после того, как хулиган выбил у нее из рук учебники и она заплакала. Но это было давно. Я предположил, что, вспомнив об этом – если она вспомнила, – Бриджит пришла к тому же выводу.
Я замолчал, а она все смотрела на меня, пока, наконец, не перевела взгляд на пакеты, которые я положил на край стойки. Я сдвинул две коробки вперед. Одна из них, лежавшая сверху, опрокинулась и чуть не упала на пол.
– Черт! – Я подхватил посылку и вернул ее на стойку. – Я хотел бы отправить это по почте.
– Конечно. – Она взвесила и проштамповала посылки, а затем подсчитала почтовые расходы, улыбнувшись мне тонкими губами.
За мной в очереди стояло несколько человек. Сдержанно поблагодарив Бриджит, я кивнул и им. У первой женщины в очереди – я был уверен, что ее зовут Пенни, – был маленький сынишка, и она прижала его к себе, погладив по голове, когда я проходил мимо. Она одарила меня улыбкой – и в ней был тот самый оттенок печали, к которому я так привык.
Я толкнул стеклянную дверь, и порыв теплого воздуха ударил в лицо. Я услышал, как Пенни громко шепчет Бриджит: «Ты слышала о…» Дверь захлопнулась, прежде чем я смог дослушать остаток сплетни, которую она собиралась сообщить.
Я сел в свой пикап, включил кондиционер и несколько минут сидел, откинувшись на спинку, чтобы избавиться от неприятных ощущений. Я знал, почему некоторые люди в городе относились ко мне именно так, и понимал, какую реакцию до сих пор вызываю. Пора бы мне привыкнуть! Я и привык. Но терпеть не мог чувствовать себя участником балагана уродцев.
Я тронулся с места и почти решил отложить другое дело, ради которого приехал в город, но в последнюю минуту все равно свернул направо, к хозяйственному магазину. Если я хочу жить нормальной жизнью, то нужно заставить себя выйти из зоны комфорта, которую я сам себе создал. К тому же хозяйственный магазин «У Сэла» был одним из немногих мест в городе, где я не чувствовал себя букашкой под микроскопом. Букашкой, которая в любой момент может совершить нечто странное и неожиданное, или букашкой, которая вызывает постоянное сочувствие и служит напоминанием о самом страшном материнском страхе.
Я заехал на парковку за магазином и, обойдя его, подошел к главному входу. Колокольчик над дверью звякнул, и я вошел в душный полутемный магазин.
– Привет, Габриэль! – поздоровался Сэл.
Я улыбнулся.
– Привет, Сэл! Как дела?
– Чертовски жарко! Сегодня я работал бы топлес, вот только я зарекся быть моделью уже много лет назад, – пошутил он, похлопав себя по огромному животу.
Я рассмеялся.
– Пора купить кондиционер?
Он вздохнул:
– Джина тоже так говорит! А я говорю, что моему деду и отцу это было не нужно и мне – тоже. Жара делает мужчину сильным! Ты должен это знать: целыми днями работаешь на каменоломне.
– Вообще-то в основном я работаю в помещении, но спорить с тобой не стану. Джордж очень силен. – Сэл кивнул.
– Таким же был и твой отец! А теперь смотри: я привез перчатки, которые ты заказывал, вместе с другими вещами, что Джордж внес в список.
Сэл ушел в подсобку. Я остался ждать. Я мог бы купить перчатки онлайн, но предпочитал доверять свои дела Сэлу даже при небольших заказах. К тому же это заставляло меня с некоторой регулярностью приезжать в город, и это было хорошо. Наверное.
Сэл вытащил из подсобки коробку и поставил ее на прилавок.
– Этого тебе должно хватить на некоторое время.
– Да.
– Я просто запишу на твой счет.
– Хорошо, отлично. Спасибо, Сэл! – Я поднял коробку, а когда повернулся, чтобы уйти, Сэл окликнул меня по имени. Я обернулся: на его лице читалось беспокойство.
– Послушай… не знаю, слышал ли ты, но вчера пропал маленький мальчик. Его до сих пор не нашли.
Кровь застыла в моих жилах.
– Маленький мальчик? – переспросил я внезапно севшим голосом.
Сэл кивнул, нахмурившись.
– Да. Десятилетний мальчик поехал на велосипеде в городской бассейн и просто исчез. Его зовут Уайатт Геллер. Ты его знаешь?
Я тяжело сглотнул, зажав коробку под мышкой, и провел рукой по волосам. Магазин окружал меня со всех сторон.
– Нет. Спасибо, что дал мне знать, Сэл.
Он кивнул.
– Да. Бывай, Габриэль!
– Бывай!
Я вышел на улицу, щурясь от внезапного яркого света, и глубоко вздохнул, направляясь к машине. Просто исчез. Господи Иисусе!
Я даже не помнил, как завел пикап и выехал с парковки хозяйственного магазина. Внезапно я оказался на дороге, и мои мысли сосредоточились на том самом дне, на пустой стоянке возле моего дома. Прошло восемнадцать лет, а я до сих пор отчетливо помню, как воздух в тот день пах пылью и мальвами, которые росли вдоль забора из проволочной сетки. До сих пор помню, каким голубым было небо, полное волнистых белых облаков. Мирным. Все было так мирно. А потом все это куда-то делось… оказалось украдено. Просто исчезло.
Не приняв никакого осознанного решения, я обнаружил, что направляюсь на тот самый участок. Конечно, он больше не пустовал. На этом месте стоял маленький белый домик с верандой и заборчиком из штакетника. Интересно, знают ли люди, которые там живут, о том, что здесь произошло? Я задался вопросом, думали ли они когда-нибудь обо мне, сидели ли когда-нибудь летним вечером на крыльце, потягивая чай со льдом и размышляя о том, как это было в тот день, когда сам дьявол вырвал меня из привычной жизни. Прямо с этого места. Если так, держу пари, они покачали головами, прищелкнули языками и пробормотали: «Какой ужас! Бедная мать… Несчастный отец. Не хочу даже думать об этом».
И действительно перестали об этом думать.
Но у меня не было такой возможности.
И все же, когда я сидел в своем работающем на холостом ходу пикапе на тихой пригородной улице, меня охватил некоторый покой. Я здесь. Я выжил в тот день и в каждый ужасный день тех шести лет, что последовали за ним. И я не только выжил, но и преуспел почти во всех важных аспектах жизни.
Гэри Ли Дьюи украл много, но не все.
«Тебе не удалось взять надо мной верх, – пробормотал я. – Даже близко». Несмотря на все его усилия, я вышел из того сырого подвала с нетронутой душой.
Уайатт Геллер.
Господи, пожалуйста, пусть с этим маленьким мальчиком все будет хорошо!
Я подъехал поближе к дому своего детства, остановил пикап и сидел, глядя на него с противоположной стороны улицы. Новые владельцы выкрасили дом в бледно-серый цвет, а ставни – в цвет лесной зелени. Белый забор из штакетника выглядел так же, как и раньше, а детские качели, которые вешал мой отец, по-прежнему покачивались на дереве во дворе. Я почувствовал, как мои губы изгибаются в легкой улыбке, мысленно услышал голос матери, смех отца, лай Тени – собаки моего детства. Я закрыл глаза и готов был поклясться, что чувствую запах лимонного пирога с безе, который мама готовила по особым случаям, потому что он был моим любимым. Я хотел этого снова – иметь свою семью, кого-то, кто любил бы меня и кого я мог бы любить.
И пока я сидел там, вспоминая о счастье, которое когда-то знал, в моем сознании промелькнуло лицо Кристал. Прекрасная Кристал – такая суровая, такая настороженная по отношению ко всему миру. Почему? Что с тобой случилось, Кристал? Что привело тебя в эту комнату с бархатными занавесками? В эту тюрьму с фиолетовыми стенами? Кристал… Это имя по-прежнему казалось мне неправильным – даже в мыслях. Боже, я хотел знать, как ее зовут на самом деле! Кем она была на самом деле.
И что потом, Габриэль? Что потом? Сразишь ее наповал и будете жить долго и счастливо?
Я провел рукой по волосам, выдыхая. Она выполняла свою работу, и, насколько я понял, это была ее работа – не более того. И все же я чувствовал, что она борется с собой, по тому, как она смотрела на меня, когда придвигалась ближе на диване. Будто она чему-то сопротивлялась… Господи, у меня так мало опыта общения с женщинами! И у меня возникло ощущение, что с Кристал все сложнее, чем с большинством других.
Чувствуя себя сбитым с толку и несколько подавленным собственными мыслями, я отъехал от обочины и направился обратно на каменоломню. Приехав на место, занес коробку в офис и поставил ее на стол. Доминик был в одном из демонстрационных залов с покупателями, поэтому я просто кивнул ему. Он приветственно поднял руку, а потом снова повернулся к женщине, стоявшей перед ним, подперев пальцем подбородок и рассматривая два образца гранита.
Я вышел на улицу и направился по тропинке к краю карьера. Джордж как раз выбрался из одного из колесных погрузчиков и разговаривал с водителем. Я обвел взглядом гигантский каньон, на дне которого плескалась вода. Как всегда, меня поразила его необъятность и тот факт, что самые красивые вещи созданы природой. Когда Джордж заметил меня, то помахал рукой, снял каску и пошел мне навстречу.
– Привет! Я слышал, ты ездил в город.
Я улыбнулся:
– Да.
– Как все прошло?
– Неплохо.
Джордж на мгновение задержал на мне взгляд, а затем кивнул, по-видимому, удовлетворенный выражением моего лица.
– Хорошо, я рад. – Я последовал за ним. – Как дела с каминной полкой?
– Все готово. Я закончил ее сегодня рано утром, перед тем как уехать в город.
– Ну, черт возьми! Дай-ка взглянуть!
Я рассмеялся, и мы пошли обратно на холм, в мою мастерскую. После иссушающей жары снаружи в прохладном помещении с кондиционером было легче дышать. Большая каминная полка у дальней стены была закрыта простыней. Я осторожно снял ее и повернулся к Джорджу. Какое-то время он просто смотрел, а потом подошел ближе, опустился на колени и начал изучать детали. Я наблюдал за ним, а он рассматривал цветочные узоры и листья, вьющиеся по обеим сторонам бледно-золотистого мрамора, водил пальцем по стеблю розы, и на его лице возникло выражение благоговейного восхищения.
Меня наняли, чтобы я воссоздал каминную полку и ее отделку для семейной пары из Ньюпорта, штат Род-Айленд, которая купила особняк, построенный в эпоху Золотого века, и хотела вернуть как можно больше элементов, характерных для того времени. Это украшение должно было подойти для гостиной в официальном стиле.
Джордж стоял, качая головой, в его глазах блестели слезы. Я мягко улыбнулся его эмоциям – той глубине чувств, которую он всегда проявлял в отношении моих работ.
– Ты мастер! Неудивительно, что у тебя список заказов длиной в километр. Твой отец был бы чертовски горд!
Он опустил руки по швам. Я знал, что он хотел бы похлопать меня по спине или, может быть, сжать мое плечо, как с Домиником, когда тот делал то, что заставляло Джорджа им гордиться, но он понимал, что мне такое не понравится, и привык не подходить слишком близко. От этого я всегда чувствовал одновременно облегчение и легкий стыд.
– Это восхитительно!
– Спасибо! Я отправил им фото сегодня утром. Судя по всему, им очень понравилось.
Джордж улыбнулся:
– Еще бы им не понравилось! Я уверен, что это преуменьшение, и ты так говоришь, потому что слишком скромен. Но я рад, что они довольны. – Он подмигнул, и я тихо рассмеялся. – К отправке все готово?
– Пока нет, но я отправлю все сегодня.
Джордж кивнул:
– Отлично. Что дальше?
– У меня есть балюстрады для террасы в Чикаго. Это не займет много времени. А потом я начну работать над французским проектом.
– Хорошо. Если понадобится помощь, ты в курсе, где меня найти. – Он засмеялся, направляясь к выходу. Мы оба знали, что помочь он мне не сможет. Дойдя до двери, он обернулся. – Я действительно горжусь тобой, Габриэль.
– Спасибо, Джордж! – И я действительно был благодарен.
В первый раз я потерял отца, когда меня похитили. Но даже когда мне было девять, он был примером человека, которым я хотел стать. Я помнил, как цеплялся за его любовь ко мне, его нежность и спокойную силу, веря, что если я когда-нибудь и выберусь из того подвала, то только в его надежных объятиях. А потом я потерял его снова, когда, сбежав, узнал, что он погиб. Тот факт, что он не услышал о моем освобождении, оставил незаживающую рану в моем сердце. Однако Джордж – человек, который был его лучшим другом и деловым партнером, – часто напоминал мне, что отец гордился бы мной. И это помогло. Это помогало мне каждый день на протяжении двенадцати лет.
Я потратил время на то, чтобы снова прикрыть изделие, прибраться в мастерской и заполнить необходимые бланки для отправки каминной полки. Раскладывая материалы, я заметил маленькие фигурки, которые хранил в глубине высокого шкафа, – фигурки, которые когда-то спасли мне жизнь. Фигурки, которые были моими единственными друзьями. Их вид вызывал уже не тяжелое чувство меланхолии, а легкий прилив счастья. Они были еще одной причиной – возможно, даже главной – того, что я стал тем, кем стал.
– Привет, ребята! – сказал я, кивая каждой из них и тихонько посмеиваясь над собой. – Рад вас видеть!
Я в сотый раз повторял себе, что должен просто выбросить их. Зачем же хранил? Они были последним материальным напоминанием о боли, которую я терпел долгие годы. И все же я так и не смог заставить себя это сделать. Я не был уверен, почему мой взгляд задержался на самой последней фигурке – девушке с цветком в руках. Я прошептал ее имя:
– Элоиза. Элоиза, леди нарциссовых полей.
Глава шестая
Все будет хорошо.
Может быть, не сегодня, но когда-нибудь. Веришь?
Гонщик, Воробьиный рыцарьКРИСТАЛЯ сошла со сцены и, едва скрывшись из виду, начала слегка хромать. «Проклятый волдырь», – пробормотала я. Последние пару дней я везде ходила пешком, и мозоль, которую я заработала на шоссе в день, когда сломалась моя машина, еще не успела зажить. Моя работа не требует большого количества замысловатых танцевальных движений – тем свиньям хватало и нескольких покачиваний бедрами, – но мне нравилось время от времени бросать себе вызов и придумывать что-нибудь новенькое. Не для них, а для себя.
Я только положила чаевые в шкафчик, как вдруг услышала доносившиеся из коридора крики – и сразу направилась к кабинету Родни. Дверь была распахнута настежь, и я заметила Кайлу. Она стояла перед Родни, суетившимся вокруг нее.
– Мне кажется, ты набрала гораздо больше пяти килограмм, – сказал менеджер.
Его взгляд скользил вверх и вниз по ее телу, на лице было выражение крайнего отвращения. Он протянул руку и ухватил ее за ягодицы и, должно быть, сжал, потому что Кайла подпрыгнула и тихонько взвизгнула. Ее глаза широко распахнулись от стыда, а шея покрылась пятнами.
– У меня были тяжелые времена, Родни, – сказала она. – Мой старик меня бросил и…
– И это, черт возьми, неудивительно! – Он вскинул руки вверх. – Зачем ему такая толстозадая подружка?
Кайла поморщилась, глядя себе под ноги.
Я скрестила руки на груди.
– Ты действительно считаешь, что можешь давать советы по диете? – И я многозначительно посмотрела на его огромный живот.
Родни ухмыльнулся, глядя на меня.
– Это не я трясу своей задницей, чтобы платили клиенты! – В его голосе зазвучали неприятные нотки. – Так что не вешай мне лапшу на уши. Ни одна из вас не стоит больше, чем ваши сиськи и задница, так что поддерживайте их в форме! – Он повернулся к Кайле: – У тебя есть месяц, чтобы сбросить вес, или можешь искать себе другой клуб. Если тебя еще кто-то возьмет. А ты, Кристал, перестань быть такой чертовой стервой по отношению к клиентам! Мужчинам нужна теплая и располагающая к себе женщина, а не какая-то снежная королева. А теперь убирайтесь!
Удрученная Кайла направилась ко мне, а я, стоя в дверях, ощутила тошноту и бессильную ярость. Мужчинам нужна теплая и располагающая к себе женщина, а не какая-то снежная королева. Но Родни ошибался: мужчинам было наплевать, кто я такая, пока я позволяла им лапать мое тело сколько душе угодно.
Кайла поймала мой взгляд и слегка покачала головой. Что бы ни отразилось на моем лице, должно быть, она поняла: я подумываю о том, чтобы порвать Родни на части. Отвратительный мерзавец! Идея была заманчивой, но я знала: все, что я скажу, лишь ухудшит положение Кайлы и мое собственное. Мне нужна эта дерьмовая работа! И поэтому я крепко сжала губы и пошла за ней в нашу гримерку. Закрыв дверь, я зарычала, а потом подняла и отшвырнула стоявшую у двери мусорную корзинку. Пластик, ударившись о стену, издал неприятный звук. Корзинка с грохотом упала на пол крышкой вверх, как будто ее поставили именно там. Все, что мне удалось сделать, – это ее передвинуть.
– Полегчало? – саркастически поинтересовалась Кайла, опускаясь на диван.
– Гребаный придурок! – пробормотала я. – Ты в порядке?
Она вздохнула.
– Да. В любом случае он прав. Я набрала вес. С тех пор как ушел Уэйн, я не могу отказаться от вредной пищи. Вчера валялась в постели с чипсами «Доритос» и коробкой пончиков и смотрела старые фильмы до трех часов дня. – Она опустила взгляд на свои сцепленные руки. – Я-то думала, что он – тот самый. Какая же я глупая! Думала, что мы поженимся, и когда-нибудь я, возможно, стану матерью. – Она замолчала, на ее глаза навернулись слезы. – А теперь я просто… чертовски одинока!
Мое сердце болезненно сжалось.
– О, Кайла… – вздохнула я. – Позвони мне, если у тебя опять будет такой сложный день, как вчера. Я приду и съем с тобой «Доритос».
– Не-а, я ни с кем не делюсь своими «Доритос»!
Я рассмеялась, и она одарила меня неуверенной улыбкой.
– Эй, если мы все еще можем смеяться, значит, у нас все в порядке, верно?
Улыбка сползла с ее лица.
– Наполовину в порядке. Да. А есть что-то еще?
На минуту между нами повисло молчание. На лице Кайлы отразилось такое отчаяние, что мое сердце дрогнуло. Она была одной из немногих девушек, которые стали мне настоящими подругами с тех пор, как я получила эту работу. Она никогда не была мелочной, поверхностной или склонной к соперничеству, как все остальные. Я хотела сказать ей, что это еще не все. Я хотела поделиться с ней своей надеждой на то, что в жизни есть счастье для таких девушек, как мы. Но я уже давно перестала надеяться. Я рано поняла, что надеяться – занятие жестокое и опасное.
– Не знаю, Кайла, – честно ответила я. – Но меня вполне устраивает, когда все наполовину в порядке. Это лучше, чем быть совершенно несчастной или наполовину мертвой. А я была и той и другой. – Я слегка улыбнулась, и она ответила мне грустной улыбкой. Я взяла щетку и протяжными движениями начала расчесывать волосы.
– Да, – со вздохом согласилась она. – Знаешь, Родни, возможно, прав. Что еще есть у таких девушек, как мы, кроме сисек и задниц? И что мы будем делать, когда сила притяжения разнесет их к чертовой матери? Кому мы будем нужны тогда?
Никому. Никому мы не будем нужны.
– И, – продолжала Кайла, – что, если мы заболеем? Кто о нас позаботится? Что мы будем делать? Умрем в одиночестве под какой-нибудь эстакадой?
Что мне теперь делать? О господи боже, что же мне теперь делать?
Слова моей мамы. Опыт моей мамы. Я тоже к этому иду? По спине пробежал холодок ужаса. Я выронила деревянную щетку, и она со стуком упала на пол. Я наклонилась, чтобы ее поднять, но руки дрожали. Я подхватила щетку и встала.
– Ты в порядке? – спросила Кайла. Я взглянула на нее в зеркало: ее лицо исказилось от беспокойства.
– Да, – сказала я, и это слово прозвучало скорее как выдох, чем как звук. – Да, – повторила я более отчетливо, отложила щетку и повернулась к Кайле. Она снова вздохнула.
– Однажды я была беременна. Я тебе рассказывала? – Я слегка покачала головой. Она посмотрела на свои руки. – Уэйн заставил меня избавиться от ребенка. – На ее глаза навернулись слезы. – Я не хотела, но он сказал, что не готов заводить детей и не останется со мной, если я решу родить этого ребенка. Поэтому я сделала аборт.
Мой желудок медленно перевернулся: казалось, меня вот-вот стошнит.
– О, Кай… Мне так жаль!
Ты сказала мне, что сделала аборт… Я не хотел ее семь лет назад, и я не хочу ее сейчас.
По щеке Кайлы скатилась слеза.
– Я сама виновата. Послушалась его. Сделала так, как он хотел. Предпочла его собственному ребенку. И посмотри, к чему это привело: в конце концов он все равно меня бросил! Я ненавижу себя за то, что сделала, и никогда себе этого не прощу. Моему ребенку сейчас было бы пять лет…
Я села на диван рядом с ней и взяла ее руки в свои.
– Кайла, ты хороший человек. – Я не знала, что еще сказать, и поэтому замолчала. Просто взяла ее за руки и сжала их. Она была хорошим человеком. Я хотела бы сказать ей, как простить себя, но… если бы я знала ответ на этот вопрос, возможно, мне и самой было бы намного легче. Я вздохнула, в последний раз сжав ее руки, прежде чем отпустить. – Давай прекратим себя корить, Кай! Родни хочется, чтобы мы как раз этим и занимались – перебирали все моменты, за которые нам должно быть стыдно. Давай не будем давать ему такую власть над собой? Откажись от «Доритос» и позвони мне, если тебе захочется с кем-нибудь поговорить, хорошо? А что касается силы притяжения, я думаю, у нас есть еще немного времени, прежде чем она начнет красть наши активы.
Я положила руки на грудь, приподнимая ее над топом бикини и пытаясь хотя бы немного подбодрить подругу, и подмигнула, изображая беззаботность, которой совсем не чувствовала. На самом деле я ощущала себя хрупкой, как будто могла разбиться вдребезги только от того, что кто-то не так на меня посмотрит.
Кайла улыбнулась.
– Ладно. У тебя сегодня назначена встреча с твоим парнем?
Я приподняла бровь:
– С моим парнем? Какое там! Просто еще один платежеспособный клиент.
– Ну не знаю… Мне послышалось что-то особенное в твоем голосе, когда ты рассказывала мне о нем по дороге сюда.
Я закатила глаза, подошла к зеркалу и вытерла пятнышко под глазом.
– Он хорошо платит. И после сегодняшнего вечера я смогу внести достаточно денег, чтобы в гараже начали чинить мою машину.
– Ага. А вдруг он станет тем, кто сразит тебя наповал? Тебе бы этого хотелось? Чтобы кто-то о тебе заботился?
– Ой, да ладно тебе! Жизнь устроена иначе. И вообще: я прекрасно могу о себе позаботиться.
Я повернулась к ней, ощущая странную боль в сердце. По правде говоря, я поймала себя на том, что думаю о Габриэле Далтоне чаще, чем мне бы хотелось. Я просыпалась, вспоминая нежность в его глазах, изгиб его губ, когда он улыбался, и то, как он запаниковал, когда я приблизилась, – выражение его лица было таким, будто внутри него разбередили острым лезвием старую рану. Больно видеть его таким. Не то чтобы я испытывала к нему сильную симпатию, но все это беспричинно заставляло меня страдать, хотя я не могла понять причины, нервничала и беспокоилась. Он заставлял меня чувствовать это.
«Я хочу остаться самим собой. Вот в чем мне нужна твоя помощь!»
Мне захотелось оттолкнуть эти слова. Я почувствовала себя смущенной и беззащитной, ведь он произнес их после того, как я сказала, что могу помочь ему мысленно отстраниться от физического контакта. Я, сама того не желая, открылась ему, и теперь он знал обо мне гораздо больше, чем мне хотелось бы.
Раздался стук в дверь, и Энтони просунул голову внутрь:
– Кристал, Гейб пришел.
– Помяни черта! – рассмеялась Кайла.
Черт? Нет, ангел, как я и подумала сначала. И ангелам не место в аду. Что он мне сказал? «Забавно, я подумал о тебе то же самое». С чего бы ему так думать обо мне? Именно здесь мое место! В любом случае больше мне идти некуда. Некуда.
Захотелось закричать. Боже, мне нужно вырваться из этого… состояния.
– Спасибо, Энтони! Я буду через секунду.
Он кивнул и закрыл за собой дверь.
Кайла встала:
– Что ж, через пятнадцать минут у меня танцы. Нужно подготовиться. – Она обняла меня. – Спасибо за разговор!
– Всегда пожалуйста! – пробормотала я.
Кайла вышла, закрыв за собой дверь. Несколько секунд я постояла, пытаясь обрести равновесие и создать вокруг себя защитную броню. Воспоминания о матери, наряду с непонятными чувствами, которые вызывал во мне Габриэль, заставили меня ощутить себя разбитой, как будто я вывернулась наизнанку, и у меня возникло короткое, но сильное желание заплакать. Заплакать. Меня потрясло это чувство. Когда я плакала в последний раз? Я действительно не могла вспомнить. Я не была плаксой. Зачем плакать, если этим ничему не помочь? Зачем быть такой, как она? Моя мать была плаксой. Она плакала все время – и что это в итоге дало? Ничего. Абсолютно ничего.
Я схватила толстовку и натянула ее поверх костюма, сделала глубокий прерывистый вдох и вышла из гримерки, направляясь в комнату для приватных танцев. Когда я открыла дверь, Габриэль стоял у дивана. На этот раз на нем была футболка вместо рубашки на пуговицах, которую он надевал в первые два визита сюда. Одним беглым взглядом я окинула его загорелые руки, рельефные мышцы, широкие плечи – не как у спортсмена, а как у человека, который использует физическую силу во время работы. Меня удивило, что я вообще обратила на это внимание. В какой-то момент все мужские тела стали казаться мне одинаковыми. Толстые, худые, хорошо сложенные – какое это имело значение? Все они использовали свои тела одинаково: причиняли боль другим и доставляли удовольствие себе.






