Серия «Всё о Санкт-Петербурге» выпускается с 2003 года
Автор идеи Дмитрий Шипетин Руководитель проекта Эдуард Сироткин
© Шерих Д.Ю.,2025
© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2025
Предисловие
Невский проспект у нас один. И все же Невских два. Потому что кроме «просто» Невского существует немалая часть проспекта, которую горожане издавна именуют Старо-Невским.
Ох, и неравномерно распределились яркие страницы истории между двумя этими Невскими! С обычным Невским все ясно: одного стоящего здесь Казанского собора достаточно, чтобы написать несколько солидных томов. А разве беднее прошлое Аничкова и Строгановского дворцов, Гостиного двора, Александрийского театра, да еще многих других памятных мест? Главная улица столицы!
Со Старо-Невским сложнее. Вроде бы это тоже столица, но уж больно захолустная. Вот как описывает Старо-Невский середины XIX века знаменитый юрист Анатолий Федорович Кони: «Старый Невский… обстроен окруженными заборами невысокими деревянными домами с большими и частыми перерывами. Никакой из ныне существующих в этой части Невского улиц еще нет. Есть лишь безымянные переулки, выходящие в пустырь». Современной своей застройкой Старо-Невский обязан по большей части концу XIX века, когда Российская империя исподволь клонилась уже к своему закату…
И все-таки на Старо-Невском тоже немало ярких страниц истории. Здесь, например, знаменитый композитор Василий Соловъев-Седой получил первые уроки музыки и написал некоторые свои популярнейшие песни. Здесь народовольцы забили насмерть ломами жандармского полковника Судейкина. По Старо-Невскому шли к Александро-Невской лавре знаменитые траурные процессии. А сама лавра?
В этой книге мы совершим экскурс в историю всего Невского проспекта, обеих его частей. Мы пройдем проспект из конца в начало – от Александро-Невской лавры до Адмиралтейства. Почему именно в таком направлении? Так удобнее и для тех, кто захочет с книгой в руках пройти по Невскому, и для тех, кто собирается читать ее дома. Первым куда проще начать путь от лавры, нежели от истока проспекта (спасибо общественному транспорту), а вторым именно такое направление позволит плавно погрузиться в историю – ведь если в начале нашего пути далеко не каждый дом достоин внимания и шаг наш будет достаточно энергичен, то ближе к концу нам придется подолгу задерживаться у некоторых зданий и перекрестков…
Необходимое примечание. В этой книге собрано только то, что показалось автору самым интересным, ярким, занимательным в трехсотлетней истории Невского проспекта. То, что удивляло горожан прошлого, что попадало в литературу, описывалось историками и журналистами, обсуждалось на вечерах и в салонах; что было тайной, а может, и осталось ею до сих пор – и, вероятно, навсегда.
Автор видит свою задачу в том, чтобы путешествие по главной улице Санкт-Петербурга не было скучным. А потому здесь нет перечня архитектурных стилей, годов постройки зданий и прочей полезной, но сухой информации, которую заинтересованный читатель может почерпнуть в солидных справочниках.
Ну, а прежде чем пуститься в путь, ответим на вполне очевидный читательский вопрос: почему же все-таки солидная часть Невского имеет отдельное название? Дать ответ несложно. Невский с самого начала был проложен по нынешней своей трассе. Но в середине XVIII века властные умы решили вдобавок к имеющейся дороге проложить «новую невскую перспективу» от Лиговки до лавры, по трассе нынешних Гончарной и Тележной улиц. А интересующую нас часть Невского переименовать в «старую невскую перспективу». Потом от преобразовательских планов мало что осталось, но название закрепилось…
Лавра и ее посетители
Невский проспект, как всем известно, берет начало у величественного Адмиралтейства, построенного Андреяном Захаровым, – здания, которое даже скептики признают шедевром мирового зодчества. Завершается же проспект у комплекса строений не менее знаменитого, но в архитектурном плане куда более спорного.
Александро-Невская лавра создавалась на протяжении многих десятилетий. Основанная Петром I как Александро-Невский монастырь, она с первых своих лет стала городской святыней. Особенно после того, как Петр перенес сюда из Владимира мощи святого князя Александра Невского. А со времен Елизаветы Петровны ежегодно 30 августа в лавру шел пышный крестный ход, о котором красочно писала в начале XX века Анна Григорьевна Достоевская:
«Доныне праздник св. Александра Невского считается почти главенствующим праздником столицы, и в этот день совершается крестный ход из Казанского собора в Лавру и обратно, сопровождаемый массою свободного в этот день от работ народа. Но в прежние, далекие времена, день 30 августа праздновался еще торжественнее: посредине Невского проспекта, на протяжении более трех верст, устраивался широкий деревянный помост, по которому, на возвышении, не смешиваясь с толпой, медленно двигался крестный ход, сверкая золочеными крестами и хоругвями. За длинной вереницей духовных особ, облаченных в золоченые и парчовые ризы, шли высокопоставленные лица, военные в лентах и орденах, а за ними ехало несколько парадных золоченых карет, в которых находились члены царствующего дома. Все шествие представляло такую редкую по красоте картину, что на крестный ход в этот день сбирался весь город».
Александро-Невская лавра.
Фото начала XX века
Лавра застраивалась постепенно. Постройки петровских времен были дополнены или заменены новыми. Особенно много поработал для лавры Иван Егорович Старов, автор знаменитого Таврического дворца. Ему принадлежит авторство Троицкого собора, главного лаврского храма, построенного при императрице Екатерине II (на освящении его присутствовали кроме самой монархини ее преемники на престоле – наследник Павел Петрович, великий князь Александр Павлович, а также великий князь Константин Павлович). Старов же поставил Надвратную церковь, которая замыкает перспективу Невского и открывает проход внутрь лавры. Он возвел и невысокие каменные дома, завершающие сам Невский…
Собственно лаврой лавра стала при императоре Павле Петровиче. Но и до этого, разумеется, она была центром церковной жизни столицы. Здесь, в главном монастыре Петербурга, находилась резиденция митрополита. Здесь служили лучшие певчие, и петербургская знать XVIII столетия с наслаждением слушала их пение. Монахи лавры угождали сильным мира сего и на других поприщах, иногда весьма неожиданных. Известно, например, что для императрицы Елизаветы, очень любившей медвежьи пляски, мохнатых танцоров обучал келейник лавры Карпов. В 1754 году он доносил о своих трудах: одного медведя приучил ходить на задних лапах и в платье, а вот «другой медведенок к науке непонятен и весьма сердит».
Вообще жительство лаврских монахов былых времен нельзя назвать особенно уж трудным и полным лишений. Французский путешественник Обри де ла Мотрэ, посетивший Петербург в 1726 году, очутился однажды на монашеском обеде – и подробно описал, как служители церкви настойчиво поили его вином, которое и сами пили без меры.
Не самые светлые впечатления остались от общения с лаврскими монахами и у шведа Карла Рейнгольда Берка, посетившего Россию во времена Анны Иоанновны:
«Монахи – великие невежды, так и не сумевшие мне ясно сказать, что за человек был их патрон или когда он жил… Я спросил одного монаха, говорившего на польской латыни, какими качествами и достоинствами должен обладать святой отец, чтобы быть принятым в столь важный монастырь. Он весьма искренне ответил, что ищут главным образом таких, кто имеет хороший голос для литургии».
Швед и француз – лишь двое из многочисленных гостей лавры. Бывали здесь самые разные посетители. Иногда они задерживались в монастыре надолго – как, например, генерал-адъютант Григорий Потемкин, попавший в опалу у императрицы. По словам историка Бантыш-Каменского, Потемкин «сделался пасмурным, задумчивым, оставил совсем Двор, удалился в Александро-Невский монастырь; объявил, что желает постричься, учился там церковному уставу, отрастил бороду, носил монашеское платье. Так необыкновенный человек этот пролагал дорогу к своему возвышению! Душевная скорбь его и уныние не остались сокрытыми от Двора, возбудили любопытство и жалость оного, и вскоре временный отшельник сбросил черную одежду и явился среди изумленных царедворцев во всем блеске любимца счастья».
А ранним утром 1 сентября 1825 года перед своим дальним путешествием по России в лавру заехал император Александр I. Он отстоял службу в Троицком соборе, потом навестил митрополита и одного из схимников в его келье. И прямо из обители отправился на юг, навсегда покинув Петербург…
Совсем уж неожиданный гость посетил лавру в самом начале XX века, во время Русско-японской войны. Прямо к ректору Духовной академии епископу Сергию, жившему в лавре, явился мужик из Сибири – Григорий Ефимович Распутин. Приезжему удалось обаять епископа, тот поселил мужика в лавре, а затем познакомил с некоторыми влиятельными персонами. Это было начало блистательной карьеры Григория Ефимовича в Северной столице. Карьеры, которая закончится трагически.
Вскоре после смерти Распутина начались революционные перипетии, не обошедшие стороной и лавру. В начале 1918 года, например, группа революционно настроенных товарищей с оружием в руках ворвалась в лавру, чтобы реквизировать ее помещения и имущество. Звонари ударили в набат, грянула стрельба. Одной из пуль был смертельно ранен обратившийся с увещеваниями к солдатам отец Петр Скипетров. Тогда лавру удалось отстоять, но роковые для монастыря события оказались лишь отсрочены во времени.
Вид с северо-запада на Александро-Невскую лавру.
Фото начала XX века
Сначала в лавре запретят хоронить, потом все-таки начнут изымать ценности, а за ними и помещения. В 1922 году состоится публичное вскрытие и осмотр мощей Александра Невского. Присутствовать на нем будут представители воинских частей, предприятий, парторганизаций, митрополит Вениамин. Из тогдашней «Петроградской правды»: «Эксперты определили, что здесь имеются две неполные берцовые кости, одно ребро, остатки от височных костей и ключиц… Верующие разочарованы…»
Серебряный саркофаг мощей был изъят и перевезен в Эрмитаж, а мощи передали в Музей религии (откуда они вернулись лишь в 1989 году – торжественно, с крестным ходом).
В 1933 году путеводитель по Ленинграду сообщит обстоятельства жизни лавры в новых условиях: «При лавре помещались семинария и Духовная академия, в здании которой сейчас разместился Институт народов Севера. Кроме того, в лавре теперь находятся народный суд, Трест общественного питания и районная педагогическая станция (в б. митрополичьих покоях)…»
Кстати говоря, епископ Сергий переживет все эти печальные для церкви события и станет в 1943 году первым после долгого перерыва патриархом Русской православной церкви.
Флейты-пикколо в печальных шествиях
О торжественных шествиях в Александро-Невскую лавру мы уже знаем. Но прославленный монастырь с первых своих лет стал не менее знаменитым некрополем, а потому путь по Старо-Невскому в лавру проделывали и многочисленные «печальные шествия» – погребальные процессии, провожавшие в последний путь горожан.
Всего на кладбищах лавры было погребено около 12 тысяч человек. Людей низкого звания здесь хоронили редко.
В лавре находили последний приют архиереи и монахи, родовитые дворяне и деятели искусства, министры и купцы…
Знакомый уже нам шведский ученый Карл Рейнгольд Берк педантично, но от того не менее красочно увековечил в своих записках одну из траурных процессий. Весной 1736 года хоронили влиятельного царедворца генерал-прокурора графа Павла Ивановича Ягужинского. Берк пишет (да простит нам читатель обширнейшую цитату):
«Процессия из С.-Петербурга к Невскому монастырю была следующей.
1) Рота конной гвардии. Литавры и трубы звучали приглушенно, и офицеры держали шпаги под мышкой.
2) Ингерманландский и Невский пехотные полки с опущенными знаменами и оружием. Ехавшие верхами майоры имели, как и все прочие офицеры, на шпагах флер и – прошу заметить – держали их за острые концы. Музыка играла похоронные псалмы.
3) Три конных фурьера.
4) Два музыканта с приглушенно звучавшими литаврами и двенадцать с трубами, все пешие.
5) Два фенрика, несшие живописное изображение герба Ягужинских с флером и кисеей, которые фестонами свисали вокруг.
6) Лейтенант, несший красное военное знамя.
7) Шталмейстер, за которым вели лошадей – двух убранных радостью и пять – скорбью.
8) Три маршалка, возглавлявших русское и немецкое купеческое сословие. Маршалки и все, отправлявшие при обряде какую-либо должность (даже лакеи), имели длинные трости, а с шляп свисал флер.
9) Два маршалка с восьмым классом русского дворянства. Этот класс состоял из младших офицеров и чиновников коллегий. Ни они, ни шедшее впереди купеческое сословие не имели длинных тростей, но все остальные в процессии, о чем см. ниже, под № 26 и 27.
10) Два майора в должности маршалков.
И) Рыцарь радости, весь с головы до пят в посеребренных доспехах и с обнаженной шпагой в руке. На его шлеме, а также на голове и ляжках лошади были красные султаны.
12) Фенрик с белым знаменем, на котором был вензель графа.
13) Разубранная лошадь радости.
14) Рыцарь скорби, весь в зачерненных доспехах, он шел со шпагой, направленной острием к ногам.
15) Фенрик с черным знаменем.
16) Лошадь скорби, покрытая черным. Все лошади скорби в процессии имели герб и вензель Р. J., нарисованный на листе, который был укреплен сбоку на попоне.
17) 30 церковных певчих. Они и все духовные лица держали в руках восковые свечи, которые, правда, не горели, так как было ветрено.
18) Два полковника, которые были маршалками.
19) Русское духовенство: архиереи, архимандриты и протопопы; все в наилучших одеяниях, часть из них – с кадилами в руках.
20) Три маршалка, из которых один был бригадир, а двое – полковники.
21) Два бригадира, два полковника и два майора, несшие на бархатных подушках рыцарские знаки, а именно: 1) шлем; 2) перчатки; 3) шпоры. Все это серебряное или посеребренное; 4) лента и звезда ордена Св. Александра Невского; 5) Большая цепь и звезда ордена Св. Андрея; 6) начальственный жезл из позолоченного серебра.
22) Три бригадира-маршалка.
23) Четырнадцать кадетов, они волокли покрытые флером партазаны.
24) Катафалк, влекомый шестью лошадьми скорби, гроб на нем был под черным бархатным покрывалом с большим белым атласным крестом, а в углу – герб и вензель. Мне сказали, что покойный был облачен в роскошнейшее парадное одеяние, а если бы он при своей кончине имел полк, то его бы облачили в мундир. Над гробом был черный полог, украшенный серебряным галуном и вышитым графским гербом. Полковники, майоры, генерал-адъютанты и капитаны шли рядом, держась за шнуры. По обе стороны, насколько протянулись катафалк и кадеты, шли слуги с белыми восковыми факелами, на которых были сплетены маленькие гербы и вензеля.
25) Четырнадцать кадетов, как и предыдущие [под № 23].
26) Генерал-майор в качестве маршалка с двумя адъютантами. Этот маршалок вел генерал-лейтенанта де Геннина – единственного присутствующего родственника покойного. Адъютанты, и эти, и ехавшие верхами, имели через плечо перевязи из флера и кисеи.
27) Два бригадира в качестве маршалков. За ними следовали дворяне от первого до пятого класса, то есть высшие военные и гражданские чины. Среди них два иностранных министра, так как остальные хоть и были приглашены, но пришли лишь в дом усопшего.
28) Два маршалка с шестым и седьмым классами, состоявшими из важных чиновников коллегий.
29) Конный фурьер.
30) Запряженные шестеркой лошадей два траурных экипажа, в них и находились две дочери покойного, совершенно закутанные в черное. У каждой в качестве спутницы было по даме.
31) Шествие замыкала рота конной гвардии».
Еще раз автор просит извинения за столь долгую цитату, но уж больно она красочна, да и говорит сама за себя! Шведский ученый даже не пытался скрыть изумление перед роскошью похорон. В родной стране ему, должно быть, видеть такое не приходилось.
Случались, впрочем, и еще более эффектные погребальные процессии! Например, весьма экзотические похороны молдавского князя Георгия Гики, прошедшие весной 1785 года:
«Впереди шествия ехали трубачи, затем шло до сотни факельщиков, за ними несли богатый порожний гроб, за последним шли слуги, держа в руках серебряные большие блюда с разварным сарачинским пшеном и изюмом, на другом блюде лежали сушеные плоды, а на третьем большой позолоченный каравай; затем следовали в богатых молдавских костюмах бояре с длинными золочеными свенами в руках, после них шло с пением духовенство… Затем уже несли тело умершего князя, сидящее в собольей шубе и шапке на креслах, обитых золотою парчою. Тело было отпето сперва на паперти, потом внесено в церковь, и там снята с него шуба, одет саван, и затем умерший был положен в гроб».
А через одиннадцать с лишним лет Старо-Невский видел процессию не менее удивительную. Дело было после восшествия на престол императора Павла I, который решил отдать почести своему убиенному отцу. Гроб с телом Петра III был извлечен из склепа в Александро-Невской лавре, потом останки переложили в новый, богато обитый гроб. 25 ноября 1796 года торжественная процессия доставила по Старо-Невскому в лавру специально изготовленную императорскую корону, которую Павел I возложил на гроб отца. А 2 декабря состоялось шествие еще более впечатляющее: печальная процессия доставила гроб из лавры в Зимний дворец. Кажется, впервые траурное шествие шло по Старо-Невскому в обратную сторону – от лавры.
Этот день запомнился всем горожанам. Полки выстроились от лавры до Зимнего дворца. Как писал Николай Греч, «гвардия стояла по обеим сторонам Невского проспекта. Между великанами гренадерами, в изящных светло-зеленых мундирах с великолепными касками, теснились переведенные в гвардию мелкие гатчинские солдаты в смешном наряде пруссаков Семилетней войны». В тот день был достаточно сильный мороз. Императорскую корону Павел назначил нести графу Алексею Орлову, одному из убийц Петра III. Уверяют, что перед началом процессии граф рыдал в темном углу церкви, не в силах прийти в себя.
Медленное шествие прошло по плану. Потом из Зимнего дворца останки Петра III вместе с останками Екатерины II были перенесены в Петропавловский собор, где их окончательно предали земле.
А в XIX столетии одной из самых заметных стала процессия, провожавшая в последний путь Федора Михайловича Достоевского. Хоронили в лавре и Петра Ильича Чайковского – тоже при стечении десятков тысяч человек, – да и многих выдающихся деятелей русской истории и культуры. Не случайно одно из кладбищ лавры называется ныне Некрополем мастеров искусств.
А некоторые траурные шествия, вошедшие в историю, но не упомянутые в этой главе, мы еще вспомним…
Исторические лица
Пора нам войти в Александро-Невскую лавру: без прогулки по ее некрополям в этой книге не обойтись.
Сегодня в лавре шесть некрополей и усыпальниц, хотя когда-то мест последнего упокоения здесь насчитывалось больше. В лавре действовали полтора десятка храмов, и часть из них использовалась как усыпальницы. Некоторые из храмов до наших дней не сохранились, а какие-то дожили в искалеченном виде – как знаменитая Свято-Духовская церковь, где был погребен генерал-губернатор Северной столицы Михаил Андреевич Милорадович и где отпевали Федора Михайловича Достоевского…
Ну а мы начнем с благополучно существующей и сегодня Лазаревской усыпальницы. Этот храм давно стал усыпальницей, и за всю его историю здесь было похоронено около пятидесяти петербуржцев. В их числе и знаменитая Прасковья Ковалева-Жемчугова, крепостная актриса, ставшая женой графа Николая Петровича Шереметева.
Сохранилось описание ее погребального шествия, пышность которого вряд ли уступала похоронам Ягужинского. За воротами Фонтанного дома Шереметевых приготовлена была «печальная колесница с балдахином», на нее поставили гроб, покрыв его золотым глазетовым покровом. И началось шествие, которое открывали «офицер полицейский верхом и два полицейские офицера пешие». За ними следовали певчие, «двенадцать священников по два в ряд», митрополичий хор и духовные лица с образами, два архиепископа и сам митрополит. Потом ехала траурная колесница, запряженная шестеркой лошадей, а по обеим ее сторонам «шли в черных епанчах, распущенных шляпах с флером 24 человека с зажженными факелами по 12 на стороне…» Неудивительно, что публики на Невском было «многолюднейшее стечение», и полиция принимала все меры, чтобы избежать давки.
В Троицком соборе лавры гроб был установлен на катафалк. А на следующий день после отпевания состоялось погребение в Лазаревской церкви…
Среди похороненных в Лазаревской усыпальнице – и адмирал Александр Семенович Шишков, знаменитый современник Пушкина и его оппонент на литературном поприще. В частности, Шишков много боролся за чистоту русского языка и считал необходимым исключить из него иностранные заимствованния. Вместо слова «аудитория», например, он предлагал говорить «слушалище», вместо «оратор» – «краснослов», вместо «биллиард» – «шарокат», вместо «калоши» – «мокроступы». Адмирал нещадно критиковал писателей, которые «безобразят язык свой введением в него иностранных слов, таковых, например, как моральный, эстетический, сцена, гармония, акция, энтузиазм, катастрофа».
А. С. Шишков
Правда, и у самого Шишкова случались оплошности на этой почве. Современник записал забавный диалог между адмиралом и его коллегой по Российской академии, в которой Александр Семенович числился президентом. Говорили о чистоте языка, и собеседник Шишкова заметил:
– Вы же и сами изволили ввести иноземное слово в Устав Академии!
– Какое?
– Президент.
Шишков помолчал и сказал:
– Так пиши, брат, в скобках «председатель» после слова «президент».
…Похороны Шишкова в лавре собрали много народу. Друг Пушкина Петр Вяземский писал тогда в своей записной книжке:
«Отпевали Шишкова в Невском. Народа и сановников было довольно… Шишков был и не умный человек, и не автор с дарованием, но человек с постоянною волею, с мыслию… герой двух слогов – старого и нового, кричал, писал всегда об одном, словом, имел личность свою и потому создал себе место в литературном и даже государственном нашем мире. А у нас люди эти редки, и потому Шишков у нас все-таки историческое лицо».
Исторических лиц похоронено в Лазаревской усыпальнице немало. Как правило, это члены титулованных семейств – Виельгорские, Дашковы, Строгановы, Шереметевы… В их числе и фельдмаршал Борис Шереметев, и министр юстиции Дмитрий Дашков (еще один друг Пушкина), да и не только они.