Посвящается Нине Митрофановне, нашей мамочке, бабушке, прабабушке.
Огромная благодарность родителям, Николаю Ивановичу и Нине Митрофановне, а также моим сёстрам, Жене, Тане и Оле – прочитав эти страницы, вы поймёте, что в их написании они сыграли первостепенную роль.
Введение
Это история о любви, жертвенности, страхе и надежде, которая действительно может помочь людям, столкнувшимся с подобной ситуацией.
Это история о той Любви, которая сильнее смерти. О четырех дочерях и их матери, чей инсульт стал не концом, а началом нового пути, который длится уже 11лет. Пути, где боль превращалась в силу, отчаяние – в молитву, а немощное тело стало алтарем милосердия.
Нина Митрофановна – жизнерадостная, солнечная душа, посвятившая себя детям, – однажды рухнула у тумбочки с таблетками. Реанимация. Кома. Прогноз вероятности выжить 5%. Но её дочери, Евгения, Татьяна, Ия и Ольга, совершили невозможное – вернули маму из небытия не просто пациенткой, а хранительницей семейного очага. Через ИВЛ, пролежни и памперсы, реабилитацию, годы массажей и ночных судорог, они пронесли её на руках – в прямом и духовном смысле.
Эта книга – не о болезни. Она о том, как болезнь одного близкого человека может стать уроками стойкости и терпения для всей семьи. О том, как Любовь человеческой души светит даже в беспомощном теле. О том, почему «навсегда» – не приговор, а обещание:
«Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся…» (1 Кор. 13:8).
Скафандр без подогрева с барометром внутри. Сейчас
Что это? Такой знакомый запах. Его легко узнать. Это запах маминых пирогов с яблоками и вареньем. Сначала просто запах пирогов, а затем тепло – тёплый волнующий запах, как южный ветер, обволакивает моё лицо, шею, руки, а потом и ступни ног, согревая их и возвращая в детство…
Так хорошо быть маленькой девочкой! Ничего не страшно, или почти ничего, всё время хочется куда-то бежать, всё время бежать. На улицу, в школу, на рыбалку. Хочется болтать без умолку, петь и танцевать. Лазать по деревьям и прыгать, играя в «вышибалы». Хочется громко от души смеяться и влюбляться по-честному всем сердцем. И рядом самый главный человек – папа. Можно прибежать из школы, сесть на крылечко, построенного нами дома и ждать, когда он вернётся из леса, красивый, хоть и заросший весь бородой, в форме защитного цвета, как у военных, и в своей светлой кепке. Услышать звук его мотоцикла и бежать, бежать к нему навстречу, помогать открывать ворота, а после броситься ему на шею и вдыхать аромат его лесной жизни… И никогда не взрослеть. Навсегда запомнить этот его запах, ведь папа скоро опять уедет, нужно будет провожать его и при этом не плакать. А как только его мотоцикл скроется за поворотом, тут же бежать к любимой мамочке и рыдать во весь голос у неё на плече. Сразу же становится так легко! Как здорово быть маленькой!
Таня осторожно зашла в комнату. Я спала, обняв подушку, которую давным-давно мама сделала из гусиного пуха.
– Ия! Сестрёнка, просыпайся! – тихо позвала она, садясь рядом на край кровати. – Ты просила разбудить пораньше.
Я потянулась, вдыхая знакомый аромат.
– Тань, доброе утро… Это что, пироги? – я приоткрыла глаза, и увидела улыбающуюся сестрёнку. – Пахнет точно, как мамины с яблоками…
Таня кивнула. Тут же поправила одеяло у мамы напротив и вновь присела рядом.
– Да, уже поставила в духовку. Вспомнила, как мамочка раньше пекла нам такие же из сухофруктов.
Я вытащила руку из-под одеяла и провела ею по лицу, протёрла глаза тыльной стороной ладони, будто стирая остатки сна.
– Знаешь, только что снилось… Будто я снова маленькая. Бегаю по двору на нашей улице Заречной, в Казахстане, играю там с подружками, как папа на мотоцикле приезжает, а потом я его провожаю и реву, а мамочка меня успокаивает…
Таня улыбнулась, глядя в окно, где первые лучи солнца уже пробивались сквозь верхушки деревьев.
– А я вчера достала родительский старый фотоальбом с черно-белыми снимками. Пока листала, на глаза попалась фотография, где мы стоим все на фоне горы Золотухи. Мама в том крепдешиновом платье в полосочку, которое сама сшила, держит на руках нашу маленькую Олю… Она там такая красивая!
Тишину комнаты нарушил шелест противопролежневого матраса. Обе сестры повернулись к соседней кровати и посмотрели на маму – она спала.
– Слышишь, как он шумит, – почему-то прошептала я. – Прямо как море…
Таня встала и подошла к маминой тумбочке с лекарствами.
– Столько лет! Представляешь? Больше десяти… как у неё это случилось…– сказала она, глядя на спящее лицо матери.
– Ты знаешь, тут прочитала на днях… – я села на кровать, свесив ноги вниз, – …в России по статистике каждый год случается полмиллиона инсультов. Выходит, каждую минуту кто-то сталкивается с этим… Четвёртая часть из них не выживает сразу… Треть из оставшихся могут восстановиться… Треть умирают в ближайшие месяцы или 2-3 года… А треть – как наша мама…
Таня взяла мамину руку.
– Нам повезло, что наша мамочка среди них.
– Повезло? Посмотри на неё. Тело как скафандр без подогрева – движения скованы и мёрзнет постоянно. Да ещё, как природный барометр, реагирует на все изменения погоды. От этого каждый раз давление скачет и начинаются головные боли.
– Наша мама – боец! – Таня откинула тёплое шерстяное одеяло с маминых ног, потрогала ступни, поправила грелку. – Тёплые.
– Да, тем не менее наша мамочка живая! – воскликнула я, глядя на мамины розовеющие щёчки. – В ней всё ещё есть жизнь! Ты видела, как она вчера пыталась подпевать, когда я песню про ромашки включила? Уже не разберёшь слова, но всё же она пела…
Таня улыбнулась. Глаза её заблестели.
– А помнишь, как Женя говорила, что после инсульта душа человека обнажается. Кто-то злится и звереет, кто-то капризничать начинает и памперсы рвёт… А наша – поёт.
– Наша мама осталась доброй, – с уверенностью сказала я. – Даже сейчас, когда ей так тяжело.
Обе замолчали, слушая ровное дыхание матери. Вдруг раздалось громкое «ку-ка-ре-ку».
– Ох, эти петухи! – засмеялась Таня, подойдя к окну. – Каждое утро будто на шоу «Голос».
Я тоже встала, подошла к окну и приоткрыла штору.
– Знаешь, а ведь правда – будто возвращаешься в детство, когда приезжаешь сюда. Те же запахи, как в родительском доме, те же звуки… Только каждый раз мамочка разная.
– И она теперь не будит нас пирогами, – тихо сказала Таня, поправляя маме подушку.
– Теперь наш черёд будить её, – я развернулась и подошла к сестре. – Давай сегодня сделаем всё как раньше! И пироги, и песни…
– Давай! – согласилась сестрёнка, поглаживая мамину руку. – Она ведь всё чувствует.
– Точно, – сказала я, положив руки Тане на плечи. – Даже если не может сказать…
Она осторожно провела пальцем по маминой ладони.
– Ты как думаешь, что у нашей Нины Митрофановны в голове? – спросила сестра. – Она понимает, что с ней?
– Думаю, она давно всё поняла и приняла. У неё в голове живёт надежда. Надежда на нашу любовь и поддержку. Именно она даёт ей силы жить дальше. И любовь к нам конечно же.
– Мы её не подведём, – твёрдо сказала Таня. – Хоть всю жизнь будем эти грелки менять.
Я улыбнулась.
– Главное, что её душа, она всё ещё с нами, всё такая же тёплая. Как тогда в детстве, помнишь? Когда она нас своими песнями будила по утрам…
– Как забыть… – Таня закрыла глаза. – Спасибо тебе, мамочка! Спасибо за то, что остаёшься такой же светлой, даже теперь. Господи, спасибо тебе за все благодеяния!
За окном опять заорал петух, продолжая утреннюю песню. Солнечный луч упал на мамино лицо, и сестры почувствовали – этот день будет особенным. Таким же тёплым, как аромат детства, запечённый в маминых яблочных пирогах.
Сёстры ДО
Мамины руки. Таня
Дом Нины Митрофановны всегда был полон гостей. Даже, когда казалось, что мест уже нет, она находила возможность приютить ещё одного вдруг прибывшего родственника или друга.
– Мама, ну куда ты их всех разместишь? – смеялась Татьяна, наблюдая, как мать застилает очередное постельное бельё в зале на брошенный прямо на пол матрас.
– Как-нибудь уляжемся! – глаза мамочки блестели любовью, а руки уже месили на столе воздушное тесто для будущих пирогов. – Всем места хватит. И голодными никто не останется.
Так было пока её муж, Николай Иванович, был здоров. В доме всегда царили смех и радость, была теплая уютная атмосфера с воскресными пирогами, шумными семейными разговорами за вечерним чаем и песнями по праздникам. А их любовь, передавалась от сердца к сердцу детям, всем четырём дочерям, она и сейчас там.
Но однажды в их жизни всё изменилось. Николай заболел. Нина Митрофановна приняла решение о том, что лучше объединить свои силы с семьёй средней дочери Татьяны. Их дом был недалеко. С тех пор они стали жить под одной крышей и вместе проходить через все испытания. При этом мама всегда оставалась доброй и отзывчивой, готовой прийти на помощь, а её улыбка всегда излучала тепло и заботу.
– Не переживай так, мам, – Таня погладила её по спине, увидев, как та тихонечко плачет на кухне, начищая картошку на ужин.
– Он же всегда был таким сильным, – голос мамочки дрожал. – Как же так?
Нина Митрофановна очень переживала за мужа и ухаживала за ним до последнего дня, пока Господь не забрал его к себе. Кормила с ложки, когда он уже не мог сам кушать. Мыла его в бане. Кутала в одеяло, если было холодно. Читала ему вслух.
А когда он ушёл из жизни, то её здоровье стало резко ухудшаться, хорошо, что ноги ещё держали. Казалось, вместе с Николаем исчезла и часть её души. Но Нина не сломалась.
– Я ещё поборюсь, – говорила она.
Тремор правой руки усиливался с каждым месяцем. Нарушилась координация. И порой дочери приходилось поддерживать её в простых движениях. Иногда Таня даже помогала застёгивать мамочке блузку, поддерживала чашку, чтобы та не опрокинула горячий чай на себя.
– Спасибо, доченька, – Нина Митрофановна улыбалась, и в этой улыбке была вся её прежняя сила и любовь.
Татьяна уходила на работу в детский сад, где она работала поваром, а мама оставалась с её детьми.
– Бабушка, а суп остыл! – кричала ей с кухни внучка.
– Сейчас подогрею! – и Татьяна знала, что мамочка, справившись с дрожью в руках, аккуратно поставит кастрюльку на плиту.
Возвращаясь домой с работы, дочь всегда заставала маму у порога:
– Ну как ты тут, мам, устала?
– Так я же тут не одна, вон у меня здесь какие помощники, – Нина Митрофановна обнимала Таню, и та чувствовала, как бьётся мамино сердце – огромное, способное вместить всю их большую семью, как вместе с тремором трепещет её душа, оставаясь такой же, что когда-то собирала за общим столом много людей.
Часто, вспоминая ту маму, Татьяна видела её руки:
– те, что месили тесто для семейных пирогов,
– те, что гладили по голове её детей,
– те, что дрожали, но всё равно несли чашку чая со словами: «Пей, дочка, поди устала там на работе тяжести таскать».
Такими они и остались в памяти Тани – тёплыми, живыми, дающими. Даже, когда уже почти не слушались.