Обручён, но не сломлен

ОБРУЧЁН, НО НЕ СЛОМЛЕН

В общем, рассказываю, дело было так.

Было лето, были каникулы. Солнце греет, тополя пушат. Беззаботность. Я сижу в ресторане, жду любимую. Спросите, чего ещё желать? Да и то так: нечего. Появляется она, моя королева цветов. У неё тоже бигмак, тоже кола. Обнимы, поцелуи, тепло долгожданной встречи. Сразу с порога объявляет:

–Поехали на море?

Сперва спешу обрадоваться. Вспомнились пляжи, шлёпанцы, песок. На лице глупая улыбка. Но тут же объявляется червь сомнений. Обидно. Тунис, Египет, Турция: я в любом случае не при наличности. Выручает любимая:

–Не бойся, поездку оплатят мои мама с папой. Горящий тур, едем послезавтра. Здоровский сюрприз?

А что, расклад и правда недурной. Я без работы, денег не достать, а тут две недели под пальмами. Я радуюсь. И всё же немного неловко. Наверное, наклевывается взрослость, самостоятельность. Стыдит за иждивенчество.

Я еду домой, кидаю в сумку вещи. Мама осторожно спрашивает:

–Сына, что-то случилось?

–Не, ма, всё отлично. Еду с Элькой на море.

–Это и правда отлично. Да вот только откуда ты возьмёшь деньги?

–Всё оплачивают Элькины родители. Здорово, правда?

–Это, конечно, прекрасно, но я позвоню Элиной маме.

–Ма, брось. Я не думаю, что им внапряг. Элька сказала.

Мама мрачнеет. Наша собачка Чапа суетливо носится между нашими ногами. Пытается вникнуть в драматизм диалога. Отец кричит что-то из кухни. До меня доносится что-то вроде «нахлебник». Я спешу обидеться. Папа выходит из кухни, складывая газету.

–Ладно. Никакой ты не нахлебник. Ты альфонс, – дружно смеёмся. Чапа заливается радостным лаем.

Мама достаёт из бельевого ящика конвертик. Конвертик приятно шуршит валютой. У меня блестят глаза, раскатываются губы. Мама вынимает из конверта триста долларов и говорит, тряся ими перед моим носом:

–Вот тебе НЗ. Сам понимаешь, это не на развлечения, это на всякий случай. Понял? – я протягиваю руку.

–Понял? – повторяет мама.

–Да, понял-понял, – купюры падают в мою ладошку. Ладошка захлопывается.

Дальше всё как по маслу. Через день – такси в аэропорт. Небо, самолёт, девушка. Всё бы ничего, да только никаких романтических отношений: за нами сидят её родители.

Мама ещё более или менее. К тому же, похоже, мне симпатизирует. Зовёт меня Антошкой. Никак не запомнит, что по паспорту я Анатолий. Это всё батя. Вечно мне: Анатолий, Анатолий, вот мама её и запомнила: Антошка. С батей дела вообще обстоят сложнее. Батя серьёзный. К тому же верзила, на две головы выше меня. Лысый, зато улыбчивый. Хотя от этого даже страшнее.

Долетели, кинули вещи в номера, и сразу же купаться. Элькин батя оказывается культуристом. Я смотрю на свои тощие ноги. Мне становится себя жалко. Эля окатывает меня водой, я неловко взвизгиваю:

–Ой! – потом перехожу на более уверенный бас и уже этим басом, так деловито, –ОЙ!

И мы все дружно плещемся в море.

Так проходят день за днём. Тают за горизонтом. С утра пляж, море, бассейн. Потом обеды, полдники, солнце закатывается. Если успеть записаться – попадаем в рыбный или итальянский ресторан. Трясём резиновыми браслетиками – пропуск в мир бесплатной еды, говорим «олынклюзив» и идём есть. Потом факультативно. Если родителей размаривает раньше нас, то мы попадаем на танцы. Там на танцах парочка пинаколад, мои пальцы шуршат по Элькину платью, мы хихикаем и бежим в номера. Тут уточнение: по правде говоря, от половой жизни я ожидал большего. Когда мы заселялись, Элькин батя взял соседние номера. Хитрая сволочь. Приходится работать аккуратно и быстро. Постоянно говорим друг другу: «Тсссс».

Все медленно краснеют от солнца. Батя отчего-то мрачнеет. Я и сам начинаю беспокоиться. Родители нигде не отстают, мешают уединиться. Спорить не вежливо. Кто платит, тот и танцует. А всё-таки хочется психануть и переехать в другой номер.

Как-то раз мы с Элькой пошли за ластами и пропали на пятнадцать минут. Акт любви был прерван мерным стуком в дверь:

–Ребятки?

И вот очередной ужин. Родители всецело в белом. У меня белоснежные носки. Стараюсь не отставать. Батя выводит меня покурить, суёт мне сигарету. Я сперва отказываюсь, но потом понимаю, что курить придётся. Мы курим. Он угрюмо смотрит на бассейн. Танцуют блики.

–Ты когда собираешься? – спрашивает Батя.

–Что собираюсь?

–Предложение Элеоноре делать.

–Да я как-то… Рано, думал.

–Сколько вместе?

–Ну, год.

–Ну, год. Мы с её мамой через месяц поженились. И до сих пор счастливы вместе, – её мама приветливо машет нам ладонью. Я отвечаю.

–Да я как-то…

–Короче давай так. Либо делаешь предложение, либо оставляешь её. Хватит девке голову морочить.

–Да я это…, – я смотрю на него через дистанцию роста в две головы и мне хочется взять его за грудки и сказать: «Батя! Можно я буду называть вас Батей, раз уж такие дела? Так вот, Батя, давайте посмотрим в глаза горькой правде. Да ведь я же тот самый зять, с которого неча взять. Ведь я же студент, я бездельник. А искать работу я пока даже не собираюсь. Я слишком юн, мне всего восемнадцать. На кой я вам сдался?», но я говорю ему:

–Хорошо.

–Короче так. Обстановку романтическую я устроил? Устроил. Ещё неделю здесь. Время пошло, – Батя давит окурок сандалией и возвращается за стол. Я смотрю на окурок. У нас в этот момент так много общего.

Родительский заговор раскрыт. Я решаюсь напиться. Я так просто не дамся.

На утро решимости приходит конец. Оказывается, что Батя отправил девочек на шоппинг, а сам сговорился с местным ювелиром. Я достаю конвертик. От маминых трёх сотен до печального дня дожила одна. И десятка. И какая-то мелочь. Я сую всё под ремень и отправляюсь на встречу с ювелиром. Он приезжает за мной на мотоцикле. Я сажусь, обнимаю его. Мы мчим на скорости шестьдесят км/ч, навстречу несутся маршрутки, пальмы, мотоциклы. Мне страшно. То ли от ветра, то ли от радости, по моим щекам бегут слёзы досады. Я ещё совсем молод.

В золотой лавке ждут ещё два турка. Один в фиолетовой рубашке и белых брюках, чёрные волосы зализаны назад. Он сидит за столом и пьёт чай, перед ним второй стаканчик чая. К стаканчику подсаживается «мой» водитель. За прилавком стоит Саша. Хотя потом он оказывается Саидом. У него полный рот белых зубов, у него испанская бородка и серая рубашка с чёрными брюками. Волосы зализаны назад. Судя по всему, он тут главный. Мне в голову приходит мысль, что глаз у него намётан. Он знает, зачем я приехал, и сразу выдвигает из витрины ящик с большой подушкой, усеянной кольцами. Я наклоняюсь.

–Голд? – спрашиваю я с видом знатока.

–Голд, – отвечает знаток.

–Даймонд? – указываю я на понравившееся кольцо.

–Даймонд, – Саид выковыривает кольцо из подушки.

–Хау мач? – я смотрю на бриллиантовые переливы.

–Ту хандрэд, – Саид показывает число на калькуляторе.

–Ай хэв онли уан хандрэд.

–О, итс фани прайс.

Я не вижу ничего смешного. Не мигая, смотрю ему в глаза, достаю сотню, разглаживаю её на витрине, рядом высыпаю турецкую мелочь. Она сыпется на прилавок как плевки Мидаса. Турок смотрит на портреты Ататюрка и куда-то теряет улыбку.

С кресел поднимаются его коллеги. Сразу начинает казаться, что сейчас я лишусь самого необходимого. Хочется лишь попросить их не делать со мной ничего противоестественного. Водитель и турок в фиолетовом спрашивают у ювелира что-то на турецком. Тот отвечает. Они начинают ссориться. Я пытаюсь, понять, кто на чьей стороне.

В драке я, конечно, не мастер, но я знаю, что меня хватит на один хороший удар.

Постепенно мне вспоминаются наши школьные спектакли. Я понимаю, что такой же разыгрывается и передо мной. Ювелир уходит в раздражении, водитель бежит за ним. Фиолетовый наклоняется ко мне и говорит.

–Уан хандрэд из бэд прайс. Ту хандрэд из гуд прайс. Уан хандрэд фифти. Ок?

–Я бы рад, но у меня только сто пять, – решаю хоть чуть-чуть поторговаться.

–Ок.

Мы бьём по рукам, мне выдают бархатную коробочку. Господи. Сто баксов. Для кольца мало, для НЗ много. Меня поражает абсурдность происходящего. Я сгребаю со стола мелочь, иду искать водителя. Водителя нигде нет. Мы с кольцом бредём домой. Я изнываю от жары. Рассуждаю о бренности.

В отеле всё готово к празднику. Элька нарядная, в новом платье, моя королева. Батя улыбается. Мама суетится.

За ужином Батя произносит речь, мы идём к бассейну, я встаю на одно колено и в свете сияющего голубым бассейна я прошу Эльку выйти за меня. И она соглашается. Батя улыбается. Мама рыдает.

Потом мы с Батей долго пьём коньяк и курим кальян у бассейна, девочки фоткаются с кольцом. Мыльница чуть не падает в воду, когда мама решает заснять кольцо на фоне воды. Когда же в воду чуть не уронили кольцо, я, кажется, начал седеть и лысеть одновременно.

Мы летим домой уже как одна семья. Едем ко мне, знакомимся с моими родителями. Они смотрят на меня, мысленно рвут на себе волосы. В глазах читается что-то вроде: «Вы кого нам привезли? Уезжал нормальный парень, вернулся женатик.». Отец безутешен. Но пытается держаться. Дождался совершеннолетия сына и отпустил на волю в пампасах. Теперь ни дачи, ни рыбалки, ни долгих разговоров под пиво. Печально завыла Чапа.

Мы с папой курим на балконе. Я говорю ему:

–Ладно, па. Что-нибудь придумаем.

–Шутишь? Это всё.

–Понимаю, что раньше надо было думать, но нет. Обручён, но не сломлен. – Я вынимаю из кармана листок, разглаживаю и показываю папе. –Я тут набросал кое-что, пока летели обратно.

Папа берёт листок и вслух читает:

«Операция «СБЕЖАВШИЙ ЖЕНИХ».

В оформлении обложки использована иллюстрация автора – «Обручён, но не сломлен», А.В. Шевченко, 2019 г.