Разведённый эксперт по семейным отношениям. Роман не без юмора

© Владимир Шевелев, 2025

ISBN 978-5-0056-5246-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I

Второй шанс, новая жизнь.

Обычно в провинции это означает переезд в Москву или Питер. На худой конец – в Ростов или Казань, если вы скромный житель Поволжья. Я же осмеливался просить у судьбы второй шанс, направляясь в беднейший город-миллионник. Надеялся стать птицей феникс там, откуда многие предпочли уехать за длинным рублём, а те, кто посмелее – за длинным долларом. Ну и что? Ведь нельзя повстречать золотую рыбку, плывя по течению. Да и мухи постоянно ошибаются.

Волгоград. Сухой и жаркий воздух, слепящее солнце и раскалённый асфальт. Перебежки от сплита до сплита в поисках прохладной минералки. Красный загар к концу мая.

Ещё в поезде я позвонил Сашке, но он, естественно, не ответил. Так меня встречал друг детства и потенциальный благодетель. Сашка даже бровью не поведёт, пока кто-то не обозначит свою потребность в разговоре многочисленными звонками. Он никогда не берёт трубку с первого раза с тех самых времён, когда по всей Саратовской губернии за ним гонялись коллекторы, вдохновлённые исторической памятью об эпохе утюгов.

Нельзя было вступать в новую жизнь неприлично обросшим, поэтому с вокзала я отправился в дорогую и, похоже, модную парикмахерскую, куда записался накануне по интернету. Третья строка в поисковике. Приглянулось нейтральное описание, без тревожных отсылок к «особой мужской атмосфере». Говоря по-простому, мастера – женщины. Признаюсь, я старомоден. Раз уж мою голову неизбежно будут крутить в разные стороны, то пусть вторжение в личное пространство осуществят женские руки.

Миновав несколько кварталов неспешным шагом, я наткнулся на неожиданное препятствие. На моём пути выросла бабуля в застиранном платье, до боли напоминавшем халат. В руках – бесформенная сумка, на лице – растерянность.

– Молодой человек, – начала она почему-то с лести, – а где сберкасса?

Захотелось ответить: «В прошлом, женщина!» – но я смалодушничал:

– Извините, я не местный.

Бабуля от удивления открыла рот и замерла. Пауза в событиях затягивалась. Я не смог найти ни одной реплики, приличествующей моменту, и поспешил откланяться. Когда-нибудь, лет через сорок, новое поколение бабуль будет приставать к прохожим, прося поставить им лайк или показать дорогу к ближайшему тату-салону. Прохожим будет неловко за свою молодость и чужую старость.

Проходя мимо банка, я вгляделся в своё отражение. Отёкший и небритый, но не настолько, чтобы вызывать живой интерес у постовых. Конечно, на моём лице не было столько радости, как у девушки с плаката напротив, которая по скидке сдала анализы, но в целом выглядел я неплохо.

Восприятие собственного возраста давно приобрело волнообразный характер: я периодически считал себя то очень старым, то очень молодым. Бывшая жена, когда уже стала Светой, часто упрекала меня, что я старик в душе. Не удивляйтесь, хронологически у моей бывшей жены было несколько имён: Светик, Света и уже перед самым разводом – Светка. Чехарда со сменой имён уместилась в восемь лет совместного быта.

Я перешёл дорогу на красный сигнал светофора, не обращая внимания на истошные крики из фольксвагена. Немного помедлил перед входом в парикмахерскую, расположившуюся на первом этаже отреставрированной сталинки. Огромные ножницы на фасаде внушали трепет.

В дверях наткнулся на блондинку с пурпурной прядью на голове. Девушка окинула меня требовательным взглядом, видимо ожидая реакции на её колористические эксперименты с волосами.

– Пойдёт, – сказал я вслух и обмер.

Надо бы следить за языком в новом городе. Этот навык способствует сохранению целостности лица.

Когда я вошёл, в мою сторону повернулось несколько девичьих головок. Движение было столь синхронным, что вспомнились документальные фильмы о сурикатах. Плотоядные лица на ресепшене заискрились улыбками.

– Здравствуйте! Вы к кому?

– Здрасте… Я записывался к Марии. Через сайт.

Ко мне подбежала тощая девушка-администратор и предложила на выбор чай или кофе. Я отказался, слегка смущённый её близостью и громадной разницей в росте. Она заискивающе смотрела на меня откуда-то снизу, почти уткнувшись носом в пупок. Я инстинктивно втянул живот, что для человека моего возраста уже, пожалуй, несолидно. У нас мужики старше тридцати пяти живот не скрывают, а наоборот, горделиво выпячивают, как наглядное свидетельство съеденного и выпитого. Так как все на самом деле верят только лишь в удовольствия и ради них живут, то пивной живот – это достижение. Я, мол, времени даром не терял – едал-с, пивал-с.

Вторая девушка попросила меня подождать на диванчике. Я повиновался, зачарованный видом её нарисованных бровей – две тонкие перевёрнутые галочки на скуластом лице. Человеку, хоть раз видевшему портрет Брежнева, трудно привыкнуть к бровям без волос.

– Может быть, вам всё-таки сделать чай или кофе? – опять спросила тощая.

– Нет, мне бы постричься.

Девушка заметно помрачнела.

Странным образом моё присутствие на узком диванчике беспокоило обитательниц ресепшена. Стоило мне бросить взгляд на наручные часы или уткнуться в смартфон, как мне вновь предлагали чай или кофе. Отказываться было уже неудобно, но и пить совершенно не хотелось. Лицо тощей девицы выражало отчаяние.

Спустя минут десять ко мне всё-таки подошла та самая Мария. На лице – медицинская маска. «Или умудрилась заболеть в такую жару, или не хочет, чтобы я её запомнил», – подумал я.

Пока Мария ловко орудовала ножницами, то и дело подстригая воздух, я поглядывал на её рваные джинсы. Такой фасон я видел впервые. По сути, это можно было бы назвать одной сплошной дырой, если бы не вкрапления синей материи. Образ бунтарки опасно приблизился к образу бомжихи.

В соседнем кресле какой-то парень громогласно делился со всем залом перипетиями отношений со своей девушкой. Та накануне, в пылу ссоры, выбросила с балкона все его рубашки, а он в ответ запустил в неё куском пиццы. Впрочем, это не помешало им потом отправиться в гости к общим друзьям, среди которых был бодибилдер, который съедает по двадцать яиц в день.

Парня стригла смуглая девчонка с пирсингом в носу. Она, посмеиваясь, поддакивала ему и задавала уточняющие вопросы. Ободрённый вниманием, юноша принялся рассказывать, как ему удаляли нерв в зубе. Медсестра забыла поставить слюноотсос, и он залил кровью и слюной любимую футболку, привезённую прошлым летом из Турции.

Казалось, что все присутствующие знакомы друг с другом долгие годы, а я, обращаясь к Марии на вы, выступал в роли антикварной мебели. Чтобы отвлечься от назойливой болтовни, я попытался сосредоточиться на рваных джинсах, но ничего не получилось.

Когда неугомонного паренька всё-таки закончили стричь, я вздохнул с облегчением. Однако уходить он не торопился. С него сдёрнули чёрную накидку и вручили чашку кофе.

– Меня Стёпа зовут, – сказал он смуглянке.

– А я Ника, – улыбнулась она.

Модную стрижку я оплачивал в окружении трёх девушек с ресепшена. На выходе меня окликнули:

– Может, всё-таки будете кофе или чай?

Предложили в седьмой раз. Элитная парикмахерская!

До встречи с Сашкой оставалось пару часов. Медленно прогуливаясь, я вглядывался в лица прохожих. Прежде всего меня волновало то, как на меня смотрят женщины. На лицах тридцатилетних я замечал интерес, а вот студентки меня поголовно игнорировали. Всё как в родном городе. То есть дело было всё-таки не в саратовских студентках.

Фирменным блюдом в ярко-зелёном киоске оказался фалафель в лаваше. Бородач с татуированной шеей просунул мне в окошко тёплый свёрток. Восточное блюдо, ирландский флаг на стене киоска и бодрые звуки волынки из динамиков – странное сочетание. Но, несмотря на стилистическую мешанину, фалафель был очень вкусным. Вот они, радости глобализма в Поволжье.

Ко мне подошла женщина в летах с внешностью председателя колхоза из советских чёрно-белых фильмов. Одним словом, благонадёжная. Она держала за руку нарядную девочку, лет шести, с белоснежными бантами на голове. Смущённо улыбаясь, женщина попросила у меня тридцать рублей на проезд. Она пояснила, что потеряла кошелёк и теперь ей с внучкой не на что вернуться домой на окраину города, в Красноармейский район. Пока я доставал из кармана мятую сторублёвую купюру, женщина причитала о том, как ей неудобно просить постороннего о помощи. И как хорошо, что мир не без добрых людей. Потом она желала мне крепкого здоровья и долгих лет жизни.

У меня замечательная память на лица. Два года назад, когда я последний раз был в Волгограде, эта же парочка обратилась ко мне с аналогичной просьбой. Правда, тогда они остановили меня на набережной. За это время девочка заметно подросла, а женщина раздобрела. Либо за пару лет они так и не собрали нужную сумму на билет на маршрутку, либо бизнес был столь доходным, что возвращаться в Красноармейский район не имело смысла.

В парке возле футбольного стадиона я уселся на скамейку. Мимо ковыляли старики, тяжко охая не то от жары, не то от усталости. Доносились обрывки разговоров об артрите и повышении пенсии. Сонные мамаши, разомлевшие на южном солнце, безучастно катили коляски со своими отпрысками в неведомое будущее. Царивший вокруг покой иногда нарушали студенты, с визгом реагируя на игру гормонов.

Удивительное дело: почти все прохожие мне кого-нибудь напоминали. Вот прошла юная Леночка, староста моей группы в университете; вот, нервно озираясь, прошагал алкоголик дядя Коля со второго этажа родительской хрущёвки. Людей много, а типажей и жестов – мало. Тем не менее всякий верует в собственную уникальность. Остроносая, умеренно прыщавая студентка наверняка считает себя неповторимой. Но она даже не догадывается, что её косая ухмылка кем только не использовалась в общежитии Саратовского госуниверситета почти двадцать лет назад. Никакой действительно новой гримасы человек породить уже не в состоянии. У всех есть только неисключительная лицензия на использование чужих ужимок.

В полдень стало нестерпимо душно. Кроссовки прилипли к асфальту, и запахло жжёной резиной. От жары не спасала даже тень от покосившегося тополя. Опасаясь растаять целиком, я направился в близлежащий торговый центр в поисках прохлады.

За столиком на территории фуд-корта сидела парочка. Они держались за руки и с нежностью (кстати, довольно противной) смотрели друг на друга. Вскоре к ним присоединилась женщина в бирюзовом платье. Она достала из сумки ноутбук и поставила его на стол. Похоже, что невеста с женихом обсуждали с тамадой грядущую свадьбу.

Женщина, развернув экран ноутбука к влюблённым, показывала им какие-то фотографии и что-то объясняла. Будущий муж энергично кивал головой в такт её словам, а вот невеста оказалась не столь сговорчивой. Она презрительно сморщила крупный, мясистый нос, и всем, даже мне, стало ясно, что ни на какие уступки она не пойдёт. Возможно, что не только в тот момент, но и вообще. На лице будущей хранительницы очага отразилась вселенская скорбь. Похоже, цвет воздушных шариков или ассортимент лёгких закусок не соответствовал её мечтам о «самом главном дне», которые она лелеяла с детства. Будущий муж, разумеется, вообще никогда не думал о дне бракосочетания и с удовольствием перестал бы это делать в любой момент.

И вот такую бессмысленную суету мы называем подготовкой к свадьбе. Вместо того, чтобы неделями размышлять о том, под какую музыку состоится их первый танец, влюблённым следовало бы задуматься о танце последнем и составить брачный договор. Но такие хлопоты традиционно осуждаются. Зато у нас любят говорить банальности с глубокомысленным видом. И повторяют их, словно мантры, до тех пор, пока смысл сказанного окончательно не сотрётся. На семейных торжествах родня часто внушала мне социально приемлемую мысль:

– Какая, Виталик, у тебя семья хорошая! Сынок богатырь, жена красавица. Обеспечивает надёжный тыл.

– Только я ни с кем не воюю. Я пацифист.

II

Сашка арендовал офис в бизнес-центре рядом с площадью Чекистов. Громадная «стекляшка», как он уверял, считалась престижным местом в городе, поэтому высокая стоимость аренды его не смущала. «Это разумная инвестиция, – говорил он многозначительно, – понты в России всегда окупаются». Годы ведения разнообразных тренингов не могли не сказаться на Сашке, поэтому иногда он сбивался на менторский тон в разговоре со мной. Однако я не обижался. Возвыситься надо мной он не мог: я видел, как он ел козюльки в первый день в школе. Видел, как он убегал, словно заяц, от гопников с Североморской улицы. А уж сколько раз я держал его за плечи, когда он, в стельку пьяный, шумно блевал – и не вспомнить. Да и как вообще мог задираться человек, умудрившийся смыть в унитаз обручальное кольцо в первую брачную ночь?

Мы договаривались встретиться в два часа, но я пришёл пораньше. Смазливая девушка (на бейджике – «Юлия, офис-менеджер») сообщила, что Александр Вадимович ведёт занятие. Для столь шикарной внешности на ней была слишком целомудренная юбка, и я подумал, что Сашка теряет хватку.

Войдя в просторный конференц-зал, я тихо сел на крайнее место в последнем ряду. Сашка заметил меня и расплылся в улыбке. Прочие присутствующие не были настроены так же благодушно. Лысый толстяк, похожий на пончик, с которого ветры времени сдули сахарную пудру, даже не поленился привстать со своего места. И всё это ради того, чтобы метнуть в меня сердитый взгляд.

Сашка, в чёрном костюме и столь же беспросветно чёрной водолазке, вальяжно расхаживал по сцене. Будто пресыщенный актёр, уставший от всеобщего поклонения, говорил он неохотно, с явной ленцой. Сашка снисходил с вершин мудрости до простаков, рассказывая что-то про технологии продаж, работу с клиентом и переговоры. Возле проектора стоял квадратный столик, на котором высилась башня из книг, вышедших из-под его пера.

– И мы опять приходим к тому, что успех – это технология. Это такая же технология, какую мы используем в личной жизни, спорте или работе. С той лишь разницей, что обёртка у неё другая, а суть та же. Понимаете, да? Чтобы быть успешным, нужно применять технологию, чтобы бизнес приносил прибыль – тоже требуется технология. Если клиент покупает товар, приносит вам деньги, значит, технология применяется правильно, но это только первый шаг. Формирование лояльности клиента – это тоже технология, как и степень удовлетворённости клиента…

Я не заметил ни одной мысли в его словах, но сидевшая ниже девушка ухитрялась конспектировать Сашкину речь, выделяя жёлтым маркером особенно ценные пассажи.

– Лидер тот, кто в совершенстве владеет технологией. Притом совершенно неважно, знает ли он о том, что применяет технологию. Незнание не освобождает от успеха. Понимаете, да? Технология лидерства, технология продаж, технология процветания и успеха. Улавливаете, да?..

Я решительно ничего не улавливал, но все вокруг, как по команде, закивали. Видимо, мой радиоприёмник был настроен на другую волну. Убаюканный словом «технология», произнесённым за несколько минут под сотню раз, я перестал следить за его словами и погрузился в воспоминания.

Почти тридцать лет назад Сашка, тогда ещё патлатый румяный школьник, тоже стоял на сцене. В доме культуры имени Гагарина нас торжественно принимали в пионеры. Церемонию приурочили к очередному 7 ноября. Мне повязали обычный красный галстук, а вот Сашке родители потратились на атласный, и в нём он походил на холёного кота. Мы торопливо, запинаясь и краснея, произнесли клятву перед лицом товарищей. Потом играла бравурная музыка, и все нас поздравляли. Заканчивался 1990 год.

Экзистенциальный переход из октябрят в пионеры прошёл для меня практически бесследно. Пионерами мы числились несколько месяцев, так и не успев понять, к чему мы были всегда готовы и, главное, зачем. Ленинский уголок в школе за одну ночь утратил все изображения Ленина. Следующим утром завуч Ольга Николаевна, проходя по коридору, стыдливо прятала глаза.

В доме культуры имени Гагарина вскоре открылась секция каратэ, куда я сразу же записался. Чёрный пояс с лёгкостью потеснил в мечтах красный галстук. Однако постигал древнее боевое искусство я всего две недели. До первого удара под дых, нанесённого омерзительным парнем, каждое слово которого сопровождалось брызгами слюны. К боли я оказался не готов, и желание подражать Ван Дамму приобрело сугубо теоретический характер.

Закат советской империи и последовавшая за ним смена строя никак не сказались на нашей с Сашкой дружбе. Турецкие свитеры сменили форменную школьную одежду, у гимна потерялись слова, а мы по-прежнему сидели за одной партой и подшучивали над одноклассниками и всем этим абсурдным миром.

Лекция завершилась, и зал опустел. Сашка взял верхнюю книгу из нераспроданной кипы и подошел к мне.

– Не желаешь прикупить? – улыбнулся он.

– Нет. Ты же знаешь мой принцип. Я читаю только такие книги, где есть хотя бы две мысли.

– Целых две, конечно, обещать не могу. Но зато цена сегодня шоколадная. По скидке – всего лишь тысяча рублей.

– Сколько? – присвистнул я, испытывая пролетарское негодование.

Название шедевра не предполагало даже намёка на иронию – «Путь лидера. Секреты богатства и процветания». На обложке красовался Сашка в сером костюме-тройке. Он хищно улыбался, сверля взглядом потенциального читателя. Пальцы рук у него были сложены диковинным образом, в форме ромба.

– А это зачем? – спросил я.

– Так нужно, – понизив голос, ответил Сашка.

Я не сразу заметил, что автором указан некий Александр Брасс.

– Брасс? – удивился я. – Это что еще такое? Ты что, пловцом заделался?

– А ты думал, что я учу делать деньги без псевдонима? Со своей настоящей фамилией?

Настоящая фамилия Сашки – Долгов.

– Ты вслушайся, как солидно звучит, – продолжал Сашка. – Брасс… Какие ассоциации вызывает? Брасс – это деньги, уверенность, стиль. Чувствуешь? Так зовут хозяина жизни. Он всё держит под контролем, и все блага мира сами падают ему под ноги.

– А у меня другие ассоциации: хлорка, брызги и вода в ушах.

– Это потому что ты дурак, Виталя, – усмехнулся Сашка. – Похоже на имя богача Красса. Античную историю учил? А ещё это «медь» по-английски.

– Медь, конечно, меняет дело, – сказал я.

– А как бы ты хотел? Ты только представь себе афишу – «Как жить без долгов вас научит А. Долгов».

– Ну, взял бы фамилию матери.

– Трошечкин? – взвизгнул Сашка. – Шутить изволите? С такой фамилией хорошо собирать пожертвования на корм для котят. Дайте трохи на еду для крохи. Ты, кстати, занимаешься благотворительностью?

– Временами.

– Почему же не постоянно?

– Не такой уж я и грешник.

В зал вошла помощница Юля и попросила Сашку подойти к телефону. Банковский менеджер на проводе. Когда Сашка скрылся за дверью, помощница любезно предложила мне кофе. Из её рук я бы взял даже чашку с рыбьим жиром, настолько Юля была хороша.

Пока мой друг отсутствовал, я от нечего делать листал его книжку о пути лидера.

– Извини, Виталь – сказал он, вернувшись. – Банк уточнял назначение платежа.

– Ерунда, – проговорил я, не отрываясь от книжки. – Любопытно, очень любопытно. Вот как вам это удаётся?

– Что именно?

– Я недавно в книжный заходил. Помнишь, тот, что через дорогу от Облсуда? Так вот, мне бросилось в глаза, что классика издаётся на хреновой бумаге. Обложки мягкие, шрифт мелкий. На грани убогости! А вот у таких продавцов воздуха, как ты, обложки яркие, книги увесистые. Бумага – просто высший класс! Твоя книжка продается в два-три раза дороже, чем романы Толстого и Достоевского. И при всём при этом – ведь покупают твои книги!

– Ещё как покупают, – согласился Сашка.

– Причём ценность содержания… сам понимаешь. Но подаётся так, будто перед читателем философский трактат Платона… Так вот, я обратил внимание на одну книгу. Знаешь, набор клише о менеджменте. Мало того, что шрифт гигантский, буквы как на крыше Главпочтамта, так еще и между каждым высказыванием по пять красных строк. Представляешь? На огромной странице даже слов мало, а уж мыслей вообще почти нет.

– В прошлом году у меня вышла книга афоризмов. Не видел? Так я вообще хотел, чтобы на каждой странице было по одному афоризму. Два-три предложения, не более. Издатель отговорил. Халтура, мол. Читатель почувствует себя обманутым.

– Жалеешь, что дал себя переубедить?

– Немного, – ответил Сашка. – Понимаешь, классика будет продаваться, даже если её напечатать на туалетной бумаге. А нам приходится имитировать ценность высокой ценой, качественной бумагой и крупным шрифтом. Иначе – никак. К тому же с чего ты решил, что человек, покупающий мою книгу, действительно собирается её читать?

Сашка повёл меня на экскурсию по своим арендованным угодьям, показывая, как тут всё у него устроено. Недолгая прогулка по однотипным комнатам закончилась в его кабинете. Сашка включил сплит-систему и уселся в кожаное кресло с гигантской спинкой. Он казался хоббитом, случайно занявшим место исполина.

– Чувствуешь себя Гулливером в таком кресле?

– Не важно, как я себя чувствую. Важно, как меня воспринимают, – сказал Сашка и достал из ящика стола несколько ярких папок.

Стены кабинета выглядели как китель северокорейского генерала. Вместо нескончаемых орденов – шеренги сертификатов в рамках. А вот на рабочем столе было вызывающе пусто, если не считать ноутбука, покрытого слоем пыли.

– Я вижу, ты ничего не хранишь в чулане. Даже повесил на стену сертификат оператора ЭВМ.

– Не только, – засмеялся Сашка. – Ещё и грамоту за примерное поведение в начальной школе.

– Ты её что, украл? Откуда у тебя такая грамота?

Я не решался задать прямой вопрос о том, что за таинственную работу он был готов мне предложить. Дело было не в смущении. Просто сыпать остротами мне всегда нравилось больше, чем разговаривать на серьёзные темы. Словосочетание «серьёзный разговор» никогда не предвещает ничего приятного, а я категорически не приемлю сознательного мазохизма. Нет такой темы, которую нельзя обсудить, не опускаясь до унылого выражения лица. И небеса не рухнут от улыбки.

– Необжитый какой-то у тебя кабинет, – сказал я. – Видно, что с документами ты работать не любишь.

– Ты же знаешь, Виталь, я не только с документами, я вообще работать не люблю.

К чести Сашки надо отметить, что человек он был идейный. С детства не хотел работать и своего добился. Бизнес-тренинги, выездные семинары, лайф-коучинг и онлайн-консультации. В общем, всё что угодно, но только не восьмичасовой труд с перерывом на обед. Тем не менее путь Сашки был тернист. Когда он окончил саратовский педуниверситет по специальности «учитель истории», то испытал огромное облегчение. Жизнь безработного пришлась Сашке по душе, но ровно до тех пор, пока родители не стали на него давить – мать деликатно намекала о необходимости устроиться на работу, отец в открытую угрожал, что не будет его содержать до старости. Чтобы Сашка быстрее проникся идеалами трудолюбия, родители совсем перестали давать ему деньги. Он храбро сопротивлялся обстоятельствам, но через пару месяцев кризис выпускника, немилосердно спровоцированный родителями, накрыл его с головой. Сашка начал думать о будущем, что было, в сущности, неприятно.

О работе по специальности не было и речи – даже голод не смог бы заставить его вернуться в школу. Когда Сашка учился в шестом классе, возникла проблема, из-за которой он редко появлялся на уроках. Стоило ему перешагнуть порог учебного заведения, как тело его опоясывала зудящая сыпь, которую врачи обозначили каким-то мудрёным латинским словом. Сашка впоследствии назвал эту болезнь «аллергией на школу», убеждая родителей в том, что она может вновь проявиться, если он пойдёт работать учителем. Поверил даже его строгий отец, отставной полковник с горячей точкой за плечами. «Психосоматическое заболевание – ничего не поделаешь», – разводил руками бывший вояка. Но денег по-прежнему не давал.

В итоге Сашка всё-таки устроился на работу. Репортёром в местную газетёнку. Вдохновлённый американскими сериалами, он надеялся вести богемный образ жизни, фланируя с «пати на пати». Есть канапе и бутерброды с красной икрой, запивая кулинарные изыски халявным шампанским. Оказалось, правда, что модные вечеринки в Саратове проводились не столь часто, но это было ещё полбеды. Никто на них Сашку не звал и, судя по всему, даже не собирался. Светская жизнь повернулась к нему широкой спиной охранника ночного клуба. Сашке приходилось освещать сельские праздники и писать очерки о борьбе за урожай. Он интервьюировал комбайнёров, удивительным образом повторявших ровно то, что он у них спрашивал. Зарплата была мизерная, почти незримая. Вдобавок выяснилось, что на удостоверение репортёра девчонки не клевали. В общем, не работа, а сплошные минусы. Вскоре он вышел из редакции с лёгким сердцем и трудовой книжкой в руках.