Прыжок в прошлое

Глава первая

Все началось с того, чем обычно заканчиваются сказки – со свадьбы. Неземной ангел, девушка моей мечты стала моей женой. Я любил ее дни и ночи, душил в объятиях, не мог обнаружить малейшего, самого незначительного изъяна и был счастлив. Меня не смущало ни то, что Лада, так предпочитала именовать себя моя любимая, начинала внезапно дуться, как только возникала любая бытовая проблема: будь то выход в магазин или в прачечную, ни зависимость ее настроения от стоимости очередного подарка. Она стремилась жить на острие чувств и не обременять себя прозой жизни.

Мне было приятно ее баловать, вкусно кормить, водить по дорогим ресторанам, интересным компаниям, задаривать тряпками и украшениями.

Закончилось это тем, чем и должно было кончиться – финансовыми затруднениями и разочарованием во мне драгоценной супруги и ее замечательной мамочки.

Отношение ко мне начало быстро меняться. Теперь со мной разговаривали, как с придурком, не понимающим элементарных вещей. Уже одно мое присутствие раздражало. Дальше больше: жена перестала воспринимать меня как мужчину, теща как личность. Мне пришлось выслушать много нелестного о своих мужских качествах.

– Милейший, – обращалась ко мне теща, как барыня к лакею, – когда уважающий себя мужчина женится, он должен в первую очередь думать, как обеспечить жене достойное существование.

Она была в принципе права, вопрос был в другом, что следовало понимать под «достойным существованием». В этом наши представления расходились радикально.

– Вы прекрасно знаете, из какой Ладочка семьи, – продолжала в той же тональности замечательная женщина и мать. – У нас в доме не принято считать гроши!

– Уи, товарищ Валентина Ивановна, – оставалось мне отвечать на условном французском языке. – Не всем же быть такими великими людьми, как ваш Автоном Автандилыч!

– Прошу не фиглярничать и не коверкать имя моего мужа! Вы не стоите его мизинца. Антон Аркадьевич был настоящим аристократом и выдающимся государственным деятелем!

Надо сказать, что теща и ее покойный супруг были не феодальной, а советской аристократией. Ладочкин папа состоял каким-то сотым подползающим при Леониде Ильиче Брежневе.

Поэтому любимое чадо родители назвали в честь великого человека Леонидой и почитали себя национальной элитой. То, что величие было в прошлом, теща не могла признать и всех новых хозяев жизни считала выскочками и плебеями. Вдвойне плебеем казался ей зять, не желающий достойно служить ее богорожденному ребенку.

Никакие мои объяснения по поводу отсутствия денег на неразумные траты дамами не принимались. Мама с дочерью снисходительно усмехались, многозначительно переглядывались, а потом с жалостью следили за неуклюжими попытками нищего скопидома оправдать свою несостоятельность.

В конце концов, мои финансы не выдержали двойной нагрузки, пропели все известные романсы и заглохли без аккомпанемента.

Без денег проблема решилась сама собой. Лада-Леонида бросила нищего мужа и вернулась под ласковый материнский кров.

Угорев от семейных радостей, я пытался пресечь попытки тещи вынудить меня отдать Ладочке свою квартиру в компенсацию за понесенный ею моральный ущерб, и даже запил.

Родственники жены пообещали устроить мне веселую жизнь с крупными неприятностями, и я остался один на один при своей разбитой любви и денежных проблемах.

Думаю, здесь не стоит говорить о переживаниях связанных с разводом и уязвленным самолюбием. Это не женский роман и вообще не та тема, которую мне хотелось бы обсуждать.

Преодолевать тоску мне успешно помогали работа и любезные сердцу друзья. Они таскали меня по вечеринкам и для утешения знакомили с некрасивыми девицами. Никакой логики я в этом не видел. Возможно, мне, таким образом, мстили за женитьбу на красавице, даже глупой и стервозной.

Повышенный интерес к собственной персоне довольно быстро надоел. Я начал активно сопротивляться, и меня оставили в покое, предоставив погибать от тоски и одиночества.

Однако я выжил.

В охотку, потосковав, бросил пить и купил абонемент на теннисный корт. Позже рассчитался с кредиторами и перестал страдать от неразделенной любви. Если быть предельно откровенным, мне в это время больше докучала стоявшая в Москве жара, чем разбитое сердце.

Мама с дочкой настолько опротивели своими глупыми претензиям, что сами окончательно залили и без того потухающий «костер любви».

Тем более что Ладочка вспоминала обо мне, как я небезосновательно предполагал, только в антрактах праздника жизни, что бывало довольно редко.

Зато ее мамочка звонила регулярно, каждый раз с каким-нибудь идиотским требованием.

Я ее вежливо выслушивал, но самым циничным образом отказывался отдать Ладочке свою машину, или купить новую шубу. Теща возмущалась, бросала трубку, но на следующий день возникала с новым предложением.

Такая содержательная жизнь порядком надоела, и я ждал случая окончательно избавиться от подобных пост-супружеских радостей.

Случай представился усилиями школьного друга Гриши Покровского, милейшего парня, и большого разгильдяя.

Ему втемяшилось в голову, что я нахожусь в отчаянном положении и меня нужно спасать. Ни вполне благополучный вид, ни округлившаяся физиономия не могли разубедить этого глубокого психолога. Он начал ходить ко мне в гости как на службу и, для ободрения, нести всякую оптимистическую ахинею.

Я стойко сносил его дружеское участие, хотя оно начало переходить все разумные пределы. Мои попытки доказать Грише, что я не нахожусь на грани самоубийства им игнорировались, а вынужденная горячность только подтверждала уверенность в отчаянности положения.

Как позже выяснилось, он не только морочил мне голову доморощенным психоанализом, но и целеустремленно искал «выход из тупика».

И нашел.

Однажды в первых числах июня Гриша заявился ко мне в гости со своей подругой Леной. Был он взволнован, напорист и убедителен.

– Нет, ты послушай, – захлебываясь от возбуждения, кричал Покровский, – это твой долг русского интеллигента! В стране под угрозой национальная культура, лучшие сыны Отечества…

В конце концов, с трудом удалось понять чего, собственно, хотят от меня Гриша и Отечество. Оказалось, что какие-то энтузиасты, большие знатоки древнерусского искусства, вознамерились организовать экспедицию в российскую глубинку, исследовать и восстанавливать памятники старины. Группа должна была отправиться на двух машинах.

Начальным пунктом была выбрана ферма Гришиного приятеля, жителя заповедных, исторических мест. Под руководством этого интеллигентного крестьянина энтузиасты собирались исследовать заброшенные деревни, и возрождать, как говорят на востоке, всякий «культур-мультур». Мое участие как владельца вездехода «Нива» и «русского интеллигента» было обязательно.

Пресекая робкие попытки вклиниться в свой речевой поток, Гриша подробнейшим образом описал благородные задачи нового движения и охарактеризовал всех участников похода.

Каждый из них получил самую лестную аттестацию. Получалось, что в экспедиции будет участвовать лучшие представители российской исторической науки, гении архитектуры и выдающиеся реставраторы.

По персоналиям это оказались две супружеские пары историков, сам Гриша с присутствующей здесь же волоокой подругой Леной и ее приятельница, мировое светило и «классная телка», ну и я со своей «Нивой».

Несмотря на поздний вечер в городе было удушающе жарко.

В открытые окна сочился асфальтно-бензиновый чад. Даже тянущаяся, переохлажденная водка из морозилки не освежала. Гриша, на время отвлекшись от возрождения отечества, приспособился под столом гладить голые Ленины коленки.

В довершении прозвенел долгожданный телефонный звонок.

Звонила, как и ожидалось, Ладочкина мама, Валентина Ивановна. Разговор получился пространный. Экс-теща вновь воссоздала картину моей духовной низости, после чего вышла с предложением купить им с доченькой тур на иноземное море, дабы я мог хоть частично искупить свою вину. Я пообещал обдумать это предложение после возвращения из долгосрочной и опасной экспедиции, после чего грубо, по-хамски прервал разговор.

Короче говоря, даже не восторженный Григорий, а стечение мелких обстоятельств толкнуло меня на участие в неожиданной авантюре.

– Ладно, – в конце концов согласился я, – когда вы собираетесь ехать?

Окрыленный моим косвенным согласием Гриша развил бурную деятельность. Он тут же наметил сроки похода, составил список необходимых в дорогу вещей, начал обзванивать участников и договариваться, кто и что берет с собой в дорогу.

Я не вмешивался, предпочитая кокетничать с его разомлевшей, симпатичной спутницей. Из опыта студенческих походов я вынес железное правило: ни на кого не надеяться и брать с собой все, что может пригодиться в пути.

Почему-то на одного обязательного человека всегда приходится пара разгильдяев. Потом, на первом же привале, выясняется, что у всех в рюкзаках лежит по пачке соли, и никто не вспомнил о сахаре.

Начались неспешные сборы. Гриша, крепко взяв быка за рога, два вечера подряд висел на телефоне и слету решал все тактические вопросы.

Упиваясь своей энергией, он отдавал приказы о спальных мешках, палатках, котелках, чайниках и прочем туристическом вздоре.

Я, хорошо зная его безалаберность, в споры не вмешивался и к разговорам не прислушивался. Когда же был назначен день старта, в сборы пришлось включиться и мне.

Сроки были, как говорится, сжатые, так что время до отъезда заполнялось до отказа.

Я спешно свернул все свои дела, приобрел необходимые припасы и ко дню отъезда был полностью готов к автономному плаванью.

Телефонные переговоры с будущими сотоварищами позволили составить мнение о них как о людях довольно разных, не только по складу мышления, но и по культурному уровню.

Объединял нас, по-моему, только непрофессионализм.

Однако последующие обстоятельства сделали мои умозаключения неактуальными. В предшествующий отъезду вечер выяснилось, что трое из восьми путешественников ехать не могут.

Заболела Гришина подруга, что выбило из наших рядов инициатора экспедиции и ее приятельницу. Готовыми к отъезду оказались только две высококультурные супружеские пары и я, одинокий владелец транспортного средства.

Самым разумным было бы перенести отъезд или, того лучше, совсем его отменить. Однако оставшиеся участники так огорчились отсрочкой и так уговаривали не менять планы, что я не смог отказаться.

Единственное, чему мне удалось противостоять, это вздорному предложению, чтобы вся компания перед походом ночевала у меня.

Был выбран альтернативный вариант: решили, что я буду подбирать участников по пути следования в оговоренных местах, в условленное время.

Во время переговоров выяснилось, что одну из пар придется собирать по фрагментам в разных точках Москвы, что навело на мысль, что эта пара, скорее всего, не совсем супружеская.

Глава вторая

Короткая летняя ночь лишь отчасти смягчила духоту. Утро выдалось солнечное и жаркое. Я загрузил машину провиантом и выехал из дома с приличным peзервом времени. Первую «парную» супружескую чету предстояло подобрать на проспекте Мира. На нужном перекрестке я был минут за двадцать до оговоренного времени. «Пары» на месте не оказалось. Прошло около получаса. Я терпеливо ждал. Через пятнадцать минут начал злиться. Спустя двадцать пять, решил, что с меня хватит, и запустил двигатель. Но тут «сладкая парочка», наконец, замаячила в конце улицы.

Эта «часть экспедиции» состояла из маленькой вертлявой бабенки с миловидным, сильно накрашенным личиком, и лысоватого, полного мужчины, типичного мелкого служащего. Признаки интеллекта на их лицах в глаза не бросались. Извиниться за опоздание они посчитали несущественной мелочью.

Пока муж запихивал вещи в багажник, жена, носящая западное имя Марта, продемонстрировала кто у них в семье главный. Она села рядом со мной, а тучного мужа Володю отослала на заднее сидение. Я посоветовал им поменяться местами, чтобы на заднем сидении было не очень тесно. Однако Марта, ослепительно улыбнувшись, сообщила, что ее сзади укачивает и ей комфортее сидеть впереди.

Остальные участники ожидали почти в точно оговоренных местах. «Почти», потому что Ириша, наша вторая дама, перепутала выходы метро, и сомнительный муж Миша полчаса ее разыскивал под ехидные комментарии Марты.

Наконец все собрались, разместили вещи и втиснулись в салон малолитражки. Я тронулся с места, и наша экспедиция началась. Со встречами и сборами мы упустили раннее, свободное от пробок время и теперь еле ползли по забитой транспортом автостраде. Жара усиливалась. Я, не очень скрывая раздражение, всовывался в каждую образующуюся дырку в потоке машин, а спутники мне сопереживали и, как водится, ругали наглых московских водителей.

Однако общий разговор не задавался. Троица, томящаяся в тесноте на заднем сиденье, окончательно сомлела, одна Марта была полна энергии и болтала всякий вздор.

Я не очень вслушивался в ее речи, тем более что она все время перескакивала с одной темы на другую. Но, даже слушая вполуха, в конце концов, уяснил, что мы все сошлись в одной точке пространства совершенно напрасно.

Оказалось, что планы экспедиции участникам представляются туманно, и даже инициатор похода Гриша Покровский толком никому не известен.

Из Мартиной болтовни вытекало, что все присутствующие ехали за кого-то другого, кроме, разумеется, меня, попавшегося на Гришкину удочку. Мне осталось горестно вздохнуть и не отвлекаться от дороги. Требовать объяснений и сатисфакции у Покровского совершенно зряшное дело. Я представил, как по возвращении призову его к ответу, а он, глядя на меня невинными сливовыми глазами, будет беспардонно врать, что предпринял всю эту аферу исключительно для моего увеселения. Все это меня, в конце концов, рассмешило, и я начал расспрашивать спутников, как они влипли в нашу темную историю.

Оказалось, что единственный, кто был немного в курсе дела, – так это лысоватый Володя. На вечеринке, по случаю чьего-то дня рождения, по пьяному делу возник разговор о тяжелой судьбе нашей многострадальной родины. Кроме извечных экономических и политических вопросов была затронута не менее животрепещущая тема деградации национальной культуры. Русская культура – любимый конек великого патриота, этнического еврея Гриши Покровского. От всяких церквей, икон, лампад и прочей средневековой атрибутики он впадает в неприличную экзальтацию, особенно если находится под хорошим градусом.

Гриша разразился пламенной речью и завел ею подвыпивших гостей. После очередного тоста был сформирован «оперативный штаб» спасителей исторического наследия, создана инициативная группа, разработана стратегия и тактика возрождения Великой Руси. Самое забавное, что тогда же был назван и лидер народного движения Алексей Крылов, крупнейший специалист по древнерусскому зодчеству, культуре и этнографии, ваш покорный слуга. Под напором Гришиного красноречия начали рушиться все преграды и препоны, вставали из руин церкви и монастыри, отыскивались старинные библиотеки, создавались международные туристические центры и прочая васюковщина.

Утром следующего дня страсти остыли, пламенных патриотов начали волновать другие проблемы.

Всех, кроме Гриши.

Он проявил свойственное ему упорство, допек ренегатов-соратников и организовал-таки экспедицию, состоящую из одних дублеров. Забавно, но пьяный Гришкин треп, да еще в чужой передаче, произвел на моих спутников сильное впечатление.

Их немного смущала собственная некомпетентность в свете моей предположительной учености, и они наперебой принялись делиться своими скромными историческими и архитектурными познаниями, почерпнутыми, по-моему, в последний перед отъездом день из каких-то предисловий и энциклопедических словарей. Уж на что я темный человек в этих областях культуры, и то диву давался такой вопиющей безграмотности. Кажется, только одно понятие «крестово-купольная церковь» было правильно понято членами экспедиции. Все остальное было обычным детским лепетом.

Особенно усердствовали в стремлении показать свою «образованность» Марта с мужем Володей. Марта была типичной самовлюбленной, амбициозной дурой, а Володя принадлежал к категории престарелых студентов-романтиков: любителей песен у костра, гипотез про НЛО и снежного человека. Вторая пара держалась скромнее и, кажется, больше интересовалась друг другом, чем русским деревянным зодчеством. Между тем, мы наконец выбрались из Москвы на российские просторы и покатили с ветерком, остужаясь скоростью. Воздух гудел в окнах и шаловливо задирал подол Мартиного платья. Через час мы уже покинули границу Московской области, а к полудню добрались и до «ближней глубинки».

Чем дальше от столицы, тем беднее делались селения. До приятеля-фермера было еще далеко, и мы решили перекусить в каком-нибудь живописном месте. Вскоре Марта усмотрела в стороне от дороги водоем. Я съехал на разбитую грунтовую дорогу и подкатил к симпатичному озерцу, окруженному зарослями ивняка. В том месте, где дорога приближалась к нему, было что-то вроде пляжа с почерневшими от времени мостками и немятой травой. Судя по всему, отдыхающие здесь бывали редко – местность была не замусорена.

Наши дамы сноровисто развернул бивак: расстелили пледы, выгрузили из машины провиант. Володя и Миша начали собирать хворост для костра. Марта лениво слонялась по берегу, моча босые ноги в воде. Задымил костер.

– Хочу купаться, – неожиданно заявила, молчаливая Ириша.

– Может быть, сначала поедим? – откликнулся Володя, грустно глядя на разложенные припасы.

Тут же вмешалась Марта, в зародыше подавляя инициативу мужа:

– Успеешь еще нажраться! – И добавила совсем другим тоном, романтично-мечтательным: – Так хочется слиться с природой! Вы как хотите, а я буду купаться голой!

Ириша повела шеей, вопросительно глянула на своего Мишу и, по-моему, неожиданно для себя самой сказала:

– Мы тоже будем голыми. Мы с Мишей нудисты!

Миша замотал головой, собираясь возразить, но, встретив взгляд подруги, промолчал.

Они разделись и полезли в воду. Я был без контроля современных женщин и потому остался в плавках. Чтобы не смущать одеждой голых дам, с разбега прыгнул в воду и, продержавшись под водой, пока хватило воздуха, поплыл на середину озера. С берега слышались крики и женский смех. Нарочито громко визжала Марта. Вода была необычно теплой для наших широт, и я с удовольствием плескался в гордом одиночестве.

Когда вернулся и вылез на берег, компания готовилась к обеду. Дамы, демонстрируя свою продвинутость, одеваться не стали, смущая спутников наготой. Были они вполне ничего, каждая в своем роде.

Марта, как нимфетка-переросток, поджарая, с маленькой грудью и мускулистыми ногами; Ира, напротив, с небольшим избытком веса, гладкая, с тяжелыми формами.

Однако по сравнению с моей бывшей женой они выглядели довольно бледно. Ладе не нужно было раздеваться, чтобы привлечь к себе внимание. Дамы, между тем, сервировали стол, не забывая демонстрировать свои прелести. Мужчины, явно не привыкшие к таким пассажам, хмуро поглядывали на своих спутниц, не зная, как вести себя в такой ситуации.

Чтобы не злить мужей, я старался не смотреть на женские прелести, а разглядывал наш скромный стол, состоящий, как водится, из вареной курицы, крутых яиц, огурцов, растаявшего масла и хлеба. Пришлось лезть в свои припасы и добавить для ассортимента ветчину, копченую колбасу и приличный сыр. Пока я ходил к машине за едой, на свет божий появились две бутылки дешевой водки. На мой взгляд, пить было и жарко, и рано, о чем я и намекнул спутникам. Похоже, меня не поняли.

– Ты, Лех, не обижайся, – примирительно сказал Миша, – мы твою дозу оставим, вечером выжрешь.

Я скептически пожал плечами.

– Ой, Леш, Леш, ты, правда, чего?! Мужики пока не выпьют, есть не могут, – поддержала Мишу Марта.

Я не стал спорить и опять пожал плечами. Мы, конечно, живем в простоте и демократии, но с кем стоит, а с кем не стоит пить, имеем право выбирать сами. Мне все это начинало не нравиться.

Я достаточно пообтерся в жизни, чтобы знать, чем кончаются подобные «стандартные ситуации», да и заискивать перед всякой алкашней не имел ни малейшего желания.

Выкушав по стакану теплой водки, компания принялась яростно закусывать. Я вяло жевал бутерброд, не участвуя в общем веселье. Наконец на меня обратили внимание.

– Что-то наш Лешенька грустит, да на нас с Иркой косится, – закричала с визгливым смехом Марта. – Посмотри, какая я хорошенькая!

Она неожиданно сделала кувырок назад. Все дружно рассмеялись. Между тем, Миша опять наполнил стаканы.

– Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать, – произнес он старозаветную шутку.

Компанейский студент Володя потянулся чокаться с Иришей. Девушка, нарочито качнув тяжелыми грудями, потянулась к нему навстречу.

– Может, хватит пить? – поинтересовался я. – Нам еще черт знает куда ехать.

– Пьют лошади, люди выпивают, – нравоучительно пояснил Миша.

– Ты глаза-то на нее не лупи, – вдруг закричала на мужа опьяневшая Марта, – как шлюху увидит, так из штанов готов выпрыгнуть.

– Это кто здесь шлюха? – обиделась Ириша. – Ты, что ли?

– Ой, не могу, – кричала Марта, лежа на спине и болтая в воздухе ногами, – какие все мужики козлы!

Я взял с собой бутерброд, бутылку воды, одеяло и оставил компанию. Бросить их сразу и уехать у меня не хватило совести. Отойдя достаточно далеко, чтобы не слышать пьяных голосов, расстелил одеяло и прилег отдохнуть.

… Разбудил меня муравей, ползший по лицу. Был уже четвертый час пополудни. Поев, я полез в воду. Она была теплая как парное молоко. С середины озерца был виден наш бивак и две загорающие фигуры. Кто это, было не разглядеть.

Когда я вернулся на стоянку, там уже собралась вся компания. Состояние эйфории после первого радостного опьянения у спутников прошло, и весело никому не было, включая игривую Марту. Дамы были одеты. Судя по напряженным лицам и отдельным репликам, здесь кипели нешуточные страсти и складывались непростые отношения.

Меня попытались призвать в арбитры и рассказать обо всех событиях, которые я пропустил. Судя по настрою, между мужчинами назревала драка, и только мой приход ее отсрочил.

Расклад был такой: Володя кипел злобой и сверлил ненавидящим взглядом Мишу; Ира с распухшей щекой терла кулаками заплаканные глаза; Марта демонстрировала независимость и шипела на мужа; Миша, чтобы «разрядить обстановку», выбрал меня объектом презрения и нагло, с вызовом, ухмылялся. Представить произошедшие события было несложно. Пока Володя и Ира мирно беседовали на биваке, их неверные супруги уединились в кустах, где и были застуканы ревнивым Володей. Произошел двойной семейный скандал, в результате которого пострадала невинная Ириша, получив от своего названного мужа по физиономии.

Все участники пикника были пьяны и недовольны друг другом. Я оказался в ненужном месте, в ненужное время. Компании требовался козел отпущения.

– А где наш Алешенька скрывался? Я не ревную, но предупреждаю! – пропела Марта с кокетством порочной, но неотразимой женщины. – Поди, трахался с какой-нибудь русалкой!

Однако ее шутливого тона никто не поддержал.

– Слышь, ты, как там тебя… Леха, – нарочито небрежно обратился ко мне Миша, – смотайся в город за водкой!

– Ой, правда, – загорелась Марта, – поедем за водкой, а они пусть здесь подождут…

– Ребята, а не пора ли вам домой? – спокойным голосом, поинтересовался я. – Могу довезти до станции.

– Это как довезти, – сначала не понял, а потом взбеленился Миша. – Да я тебя, козлина позорная, счас…

Я мирный человек и очень не люблю насилие, но эти «любители старины» меня достали. Миша, получив в челюсть, рухнул как подкошенный, и еще не достигнув земли, схлопотал добавку ногой.

– Кто-нибудь еще хочет? – вежливо поинтересовался я, начиная не на шутку заводиться.

Ира заревела в голос и бросилась к поверженному супругу или кем он там ей доводится. Вторая «интеллигентная» пара удивленно смотрела на меня, вероятно не понимая, отчего это я так разозлился.

– Уезжаю через десять минут. Если не соберетесь – брошу здесь, – сказал я ледяным тоном, прихватил одеяло и пошел к машине.

Кажется, меня так до конца и не поняли. За те полчаса по дороге на станцию, что мы еще были вместе, только одна Марта пыталась заговорить со мной. Правда, и она выбрала более безопасное заднее сидение, а рядом со мной посадила Володю. Миша, осознавая, что за «козла» надо было ответить, тихо сидел за спиной. И только на станции, сгружая вещи, слегка виноватым тоном спросил, почему я не отвожу их в Москву.

– Да пусть он катится со своей машиной! – завизжала Марта. – Кому он нужен…..